Последний день перед отъездом они должны были провести вместе. Так же, как каждый час, минуту и секунду предыдущих.
— Эта должна быть неплоха, — Ринар выбрал очередную конфету, поднес к губам Альмы. Они сидели в библиотеке, на достаточно узком диване, вряд ли рассчитанном на двоих. Аргументирую тем, что так будет удобней, мужчина подтянул девушку к себе, положил ее ноги, окутанные множеством юбок, на колени, а ей, чтоб сидеть действительно было удобно, пришлось обнять его за шею.
Альма благодарно коснулась подношения в виде конфеты губами, вдумчиво куснула, прожевала.
— Да, эта неплоха.
— Отлично, — надкушенная сладость тут же была отправлена в рот, вот только не к Альме.
— Вы мошенник, мой лорд, — девушка же проводила ее грустным взглядом, а потом сама потянулась к вазе с конфетами, чтобы там найти такую же. Дотянуться ей было не суждено. Чем сильней она наклонялась, тем дальше оказывалась ваза. А Ринар самодовольно улыбался, наслаждаясь тем, как девушке приходится все плотней прижиматься к нему. Улыбался до тех пор, пока Альма не раскусила хитрость. — Чистой воды мошенник…
Попыталась обидеться на его действия, снять ноги, встать…
— Прости, вот, — он же, не желая этого, решил задобрить очередной выскочившей в его руки конфетой.
Она простила. Сказала, что простила только ради конфеты, которой не желала бы судьбы, быть съеденной мошенником, а на самом деле потому, что он завтра уезжает, и на ссоры просто уже нет времени. Лучше мириться. Бесконечно мириться.
Еще немного, и их действительно заняло бы очередное примирение на не слишком удобной кушетке, со вкусом шоколада на губах, но их прервал осторожный стук в дверь.
Альма попыталась соскользнуть с софы, принять более достойное положение, Ринар же отреагировал явным отказом от этой затеи — придержал, а потом скомандовал: «войдите».
— Милорд, — дворецкий учтиво поклонился, не выражая ни грамма удивления, — миледи, — еще один поклон.
— Все готово? — Альма перевела взгляд со служащего на мужа. Сердце ухнуло в пятки. Нет Еще рано. Он уезжает завтра, скорей всего с самого утра, но завтра. Не сегодня.
— Да, ваша светлость, экипаж подан.
— Спасибо.
Так же тихо, как вошел, управляющий покинул комнату, за его спиной щелкнул замок.
— Уже? — позабыв обо всем: конфетах, обидах, примирениях, Альма бросила на мужа отчаянный взгляд. Ей казалось, что она никогда не научится принимать его отъезды достойно. Всегда будет вот так цепляться за ткань рубашки, а в мыслях прокручивать мольбу о том, чтоб ей показалось.
— Нет, — сердце всего на секунду замедлило бег от облегчения, а потом снова унеслось в галоп. — Нам сегодня нужно сделать еще одну вещь, ангел мой.
— Нам?
— Нам, — Ринар уверенно кивнул, снимая руки жены с шеи. Он перевернул правую руку ладонью кверху, а потом погладил пальцем с каждым днем становящийся все более насыщенным узор. — Скажи, Душа, ты чувствуешь ее? Чувствуешь связь?
В данный момент Альма чувствовала, как кожу на безымянном пальце щекочут его прикосновения и ответные импульсы, посылаемые рисунком.
— Да. Раньше не чувствовала. Когда сопротивлялась, видимо, блокировала, а теперь да.
— В чем это выражается?
— Знаю, когда тебе плохо, а еще знаю… — она запнулась, — когда хорошо.
Ей самой хорошо было только тогда, когда он рядом. А ему везло чаще. Бывало, она начинала чувствовать, как в груди разливается тепло. Без причины, повода, в момент, когда с ней-то ничего особенного не происходит. Сначала Альма никак не могла понять, в чем дело, а потом вспомнила о связи. Хорошо было ему, а ей доставались отголоски. И каждый раз, когда это тепло разливалось, а его не было рядом, становилось горько. Почему-то в голове возникала лишь одна мысль о том, с кем еще Ринару может быть настолько хорошо.
— Глупая, — мужчина прижался губами к девичьему лбу, — мне хорошо, когда я думаю о тебе.
И вот опять в груди тепло, ему хорошо, с ней.
— Ты ведь знаешь, что существует три уровня, на которых связывают людей… и не людей тоже?
— Да, — продолжая чувствовать тепло губ на лбу, Альма закрыла глаза, практически незаметно кивнула.
— Во время ритуала я связал нас на физическом и магическом уровне. Остался еще один…
— Ринар… — Альма отстранилась, широко распахивая глаза. Он уже говорил о храме. Говорил, что когда сможет доверять, они обвенчаются, но девушка почему-то думала, что муж давно об этом забыл.
— Этот уровень самый важный, Альма. Магию и физику признают не все, а вот связь душ…
— Ты уже связан, — Альма отвернулась, предпочитая смотреть сейчас не на него. — А у меня… У меня давно нет души в полном смысле этого слова. Осколок.
— Я связан, но… После возвращения Най мы не повторяли клятвы. На то были причины и у нее — она долго не хотела признавать, что действительно прощалась с жизнью, и у меня — ты. Окружающим сказали, что венчались, а сами так и не решились. А теперь скажи мне, моя милая кальми, можно ли считать, что прошлый мой брачный союз был расторгнут со смертью или я все еще связан?
— Не знаю, — Альма смотрела на мужа во все глаза. Вопрос поставил ее в тупик. «Пока смерть не разлучит нас»… Ведь именно так звучат слова, которые должны быть произнесены у алтаря. Однажды смерть уже разлучила их.
— Вот и я не знаю, — Ринар же даже улыбнулся, вглядываясь в растерянное лицо жены. Он часто думал об этом раньше. Часто благодарил провидение за то, что уберегло от опрометчивого поступка, ведь сразу после воскрешения жены, он готов был бежать в храм в тот же день. А теперь не мог нарадоваться тому, что Наэлла воспротивилась. Хотя вряд ли она сама была теперь рада этому настолько же сильно.
Пожалуй, у них первых на протяжении столетий возник подобный вопрос. И что самое смешное — ответа они не получат ни от кого просто потому, что никто и никогда не должен узнать, что в их союз вмешивалась смерть.
Чувствовал ли сам Ринар себя связанным? Да. Вот только не узами брака — клятвой и своими обязательствами перед Наэллой. А брак… Он давно исчерпал себя. Случилось так, что их действительно разлучила смерть.
— Так нужно, Душа, поверь, — Ринар вновь повернул голову девушки к себе, привычно уже снял морок, проходясь взглядом по лицу, дольше всего задерживаясь на глазах. — Если кто-то когда-то попытается тебе навредить, я должен быть уверен, что это не удастся. Кроме того… — мужчина склонился к ее уху, переходя на шепот. — Хочу тебя всю.
От его слов по линии позвоночника прошла волна тепла. Опустив отяжелевшую голову на плечо мужа, Альма затихла. Сейчас она может выбирать? Может отказаться? Если скажет, что не хочет, он не станет настаивать? Или все уже давно решено?
— Венчаться нужно с закатом, чтоб и твой свет и моя тьма были приглашены…
— Меня может не принять храм, я читала… — после осознания себя кальми, Альма потратила много сил, энергии, времени на то, чтоб изучить свою природу. В дворцовой библиотеке оказалось достаточно много трудов, из которых можно было почерпнуть информацию. Альма осознавала, что большая часть этой информации — вымыслы, но где заканчиваются они, а начинается реальность, угадать было сложно. В одной из книг говорили, что после того, как кальми оживит, она теряет право общаться с богом. Пробовать удачу девушка не рискнула, просто взяла на заметку, что храмы лучше обходить стороной. Это удавалось делать достаточно долго и довольно успешно.
— Мы поедем в тот, который примет тебя. И вообще это глупости. Твой бог сам дал тебе способности, думаешь, стал бы закрывать к себе дорогу за это?
— А платье…
— Мы будем в мантиях.
— Я не готова…
— Ты более чем готова.
Нет, определенно вопрос уже решен.
— А если я скажу, что не хочу? — спросила Альма очень тихо, отчасти надеясь, что он просто не услышит.
— Я скажу, что дети должны рождаться в признанном обществом браке. Моих детей рожать ты будешь именно так.
Это была высшая степень шантажа. Но против этого аргумента почему-то Альма не нашлась, что возразить.
Она вспомнила тех малышей, показанных Аргамоном, вспомнила его слова.
— Хорошо.
В экипаже они молчали. Альма нервничала, а Ринар, кажется, думал о чем-то своем. Своем и не очень приятном. Вновь за окнами проносились одинаковые пейзажи лугов, скоро сменившиеся лесами, хвойными лесами.
В какой-то момент Альма поняла, что начинает узнавать местность, сердце ускорило бег.
— Мы едем в сторону обители?
— Мы едем в обитель, Душа.
— Ринар… — девушка распахнула глаза, не в состоянии справиться с нахлынувшим вдруг страхом.
Она уехала оттуда когда-то искренне думая, что не вернется уже никогда, никогда не увидит те места, людей, смирилась с этим и запечатала воспоминания об обители глубоко внутри.
Иногда скучала, ведь с этим местом было связано детство. Пусть не самое радужное, не слишком избалованное улыбками и счастливыми моментами, но единственное и неповторимое. Теперь же, по прошествии больше чем десяти лет, возвращаться было страшно. Куда страшней, если не примет родная обитель, чем любой другой храм.
— Хочу увидеть, где ты выросла.
Что ответить, Альма не знала. Все равно разворачивать карету уже поздно, отговаривать его — тоже, просто теперь поездка стала еще большим испытанием для ее и без того натянутых до предела нервов.
Девушку разрывали на части сомненья. Она очень хотела быть с ним всегда, на всех уровнях, во все времена. Хотела прожить долго и счастливо вместе. Так долго, сколько позволит ее собственная жизнь, а потом еще чуть-чуть, благодаря дарованным уже им и их совместными детьми годам. Хотела услышать клятву от него в храме, но как же страшно было возвращаться в место, в котором все началось, будто отматывать время вспять.
Экипаж остановился на слишком хорошо знакомой опушке, у каменной арки ворот обители. Первым вышел Ринар, а Альма еще долго сидела в карете, не решаясь даже взглянуть на место, когда-то названое ее домом.
— Альма, солнце садится, нужно поторопиться.
Кивнув, девушка собрала силы в кулак, заставила себя выйти экипажа, вскинуть голову, с горечью осознать, что в ее мире за эти годы изменилось все, а здесь не изменился ни один камушек, только могил во внутреннем дворе наверное стало больше… Больше всего Альма боялась узнать, что наставниц уже нет.
Ринар держал ее за руку, когда они вошли во двор обители, когда обогнули центральное здание, служившее домом для наставниц и послушниц, направились прямо к небольшой часовне.
Не строились отдельных храмы для лордов и людей, никто не ставил под сомненье существование рая и ада, бога и дьявола. Просто правили они в разное время. Днем — время людей и их покровителя, ночью — лордов, а полукровки справляли обряды в зависимости оттого, кем ощущали себя больше.
Альма помнила: как в этой часовне несколько раз действительно венчались, благословляли рожденных детей, но больше отпевали усопших.
На входе их встретил единственный местных мужчина — ключник и пономарь. Он поклонился лорду, протягивая мантии. Альма его узнала, очень хорошо узнала, сердце тут же забилось быстрее, а он ее нет, даже взгляд не поднял, протягивая черное одеяние.
— Умница, — видимо, чувствуя, что она сейчас не в состоянии справиться даже с такой элементарной вещью, как облачиться в мантию, Ринар сам накинул ее на плечи Альме, покрыл голову капюшоном.
Потом так же за руку подвел к готовому уже к церемонии алтарю, набросил мантию уже на свои плечи.
Вести церемонию должна была одна из наставниц. Ее Альма помнила, Грэта. Вот только на этом заканчивались все воспоминания.
Сама церемония прошла для Альмы как в тумане. Горели свечи, пахло странно, лишь в середине молитвы она вспомнила, как боялась, что храм ее не впустит. Он впустил. Молния не ударила в крышу, высшие силы не закрыли дверь перед ее носом, даже подол платья не загорелся от свечи.
Женщина с книгой в руках читала молитву, Ринар держал Альму за руку, вглядываясь в лицо, она сама… не знала, что испытывает.
— По доброй воле совершается сей союз?
— Да.
— Да.
— По любви он свершается?
— Да.
— Да.
Косые лучи заходящего солнца затопили храм. Такое впечатление, что к ним в гости действительно пожаловал покровитель людей.
Альма чувствовала себя странно. У нее то и дело возникало впечатление, что это уже когда-то происходило. Она уже стояла в храме, держа за руки Ринара, смотря в его серые для кого-то безразличные, а для нее горящие теплом глаза. Что им уже читали древние молитвы, уже задавали эти вопросы, последние лучи солнца скользили по полу, постепенно освобождая место ночной тьме, тоже наведавшейся погостить на их церемонии.
Наставница, исполняющая роль жрицы, отложила книгу, беря в руки посудину. В ней — обычные кольца-ободки. Такие, как носят люди, полукровки, лорды. Все, вступившие в брак. Несмотря на то, что Ринар был женат, на его пальце кольца Альма не видела никогда. Ни раньше, в юности, ни позже, когда он вернулся в ее жизнь. Так и теперь по его безымянному пальцу только плелся узор.
— Обменяйтесь, — жрица терпеливо ждала, пока Альма сумеет взять золотой ободок дрожащими пальцами, кивнула, позволяя поднять его, когда кольцо все же упало, даже ободрительно улыбнулась, мол, ничего страшного… А у Альмы руки задрожали еще сильней. Это ведь плохой знак — когда кольцо падает.
Ринар с задачей справился быстрей, его руки не дрожали, ладоши не были мокрыми, и ноги вряд ли подкашивались. Он просто снова сделал то, что хотел — хотел ее всю, теперь она точно его. Вся. По всем законам, обычаям, правилам. И вопреки всем законам, обычаям и правилам она тоже его.
— Закрепите союз, — жрица отступила, склонив голову, последние лучи заходящего за деревья солнца поглотила тьма, а Ринар притянул Альму к себе, накрывая дрожащие губы своими. В храме, пожалуй, целовать принято не так, но их никто не останавливал. Наставница терпеливо ждала, пока жених оторвется от невесты, и лишь потом так же церемониально объявила их мужем и женой, во второй раз.
— Я бы хотела…
— Что, душа моя? — Ринар прижимал ее к своему боку, все так же чувствуя, как тонкое тело подрагивает.
Она сбросила с головы капюшон, теперь оглядываясь по сторонам. За спиной — часовня, перед глазами — обитель, в окнах столовой горит свет, а еще он горит в нескольких комнатах: в одной из спален послушниц, нескольких наставниц, в кухне…
— Позволь мне зайти? — если бы не он, не его сумасшедшая идея с венчанием в этой часовне, она никогда бы уже не вернулась сюда. Никогда бы не увидела родные места, не почувствовала родной запах хвои и горечи, не увидела бы людей, когда-то бывших родными.
— Конечно, — Ринар кивнул, задумчиво изучая профиль жены. Он-то сделал это сознательно. Специально привез ее сюда. Сам очень хотел узнать, как она жила до встречи с ним. Что ее окружало, чем она занималась, почему в первые дни в его доме была так молчалива, закрыта, отчужденна, серьезна. Почему далеко не сразу смогла стать просто беззаботной маленькой леди. Какие радости и горести она пережила тут.
Первые шаги в сторону входа дались нелегко, первые шаги по коридору, по лестнице, к комнате наставницы Витты были очень сложными. Постучать в ее покои было безумно непросто. А вдруг там уже не она? Вдруг свет горит для другого человека?
— Кто там? — когда Альма все же осмелилась, из-за двери послышался дребезжащий старческий голос.
— Наставница Витта? — и голос девушки тоже дрожал, почти так же как руки, только ощущение близости Ринара, то, как он сжимал пальцы, как придерживал за талию, будто делясь уверенностью, заставило не передумать, не отступить, не убежать прежде, чем откроют.
Шаркающие шаги, которые были слышны до этого, вдруг стихли, а потом зашуршали еще громче, щелкнул замок.
— Альма… — это была она. Витта сильно постарела и осунулась. Теперь казалась уже лишь тенью той несгибаемой женщины, которая когда-то вселяла в Альму страх, благоговение и неимоверное уважение. Теперь она клонилась к земле, смотря на ученицу снизу вверх, а за ручку держалась не потому, что хотела в любой момент иметь возможность хлопнуть дверью перед носом незваных гостей, а чтоб не пошатнуться на слабых уже ногах. — Девочка, моя… — прозрачные старческие глаза бегали по лицу девушки, выражая одновременно неверие и радость. — Это правда ты? Альма, это ты?
— Я, — в горле стал ком. Когда-то давным-давно, уезжая из обители, Альма не проронила ни слезинки. Некогда было плакать, да и тогда казалось — не за чем, и только теперь она поняла, насколько скучала. По этим холодным стенам тоже можно скучать. И по холодным лицам в этих холодных стенах. И по горячим сердцам, скрытым под всей этой холодностью.
Никогда наставница ее не обнимала. За все детство Альма не получила ни капли той нежности, в которой нуждается ребенок. Наверное, именно потому со временем так привязалась к Ринару. Он тоже не проявлял особой нежности, но по сравнению с местными обитателями, даже его отчужденность казалась проявлением заботы.
Когда Витта стиснула ученицу в объятьях, Альма очень ясно ощутила, насколько это ново и неправильно, насколько нереально.
— А это?.. — кажется, мужчину за девичьей спиной наставница заметила далеко не сразу.
— Мой муж, — выпустив из объятий старушку, Альма вновь отступила, шаря по воздуху за спиной, в поисках его руки. Благо, он переплел их пальцы тут же, снова делясь своей уверенностью.
— Муж? — Витта сощурилась, окидывая мужчину внимательным взглядом. — Лорд… — покачала головой, грустно усмехаясь. — Это ведь для тебя ее тогда забрали?
— Для меня.
— И обещали, что с ней ничего не случится.
— Обещали.
— Соврали, — Витта вновь посмотрела на Альму, теперь с жалостью. — У нее раньше глаза были другие, благодетель. Чистые, светлые, добрые. Не поверишь, даже в этой глуши, в окружении старух и смерти, она оставалась такой. А теперь глаза уже не те. Он много боли причинил? — Альма сжала дрогнувшую руку мужа сильней.
— Он не причинил.
— И врать не научилась, девочка моя. — Нет, Альме только показалось, что от прежней наставницы осталась тень. Теперь-то она видела, что пусть спина давно согнута, стержень в ней все так же прям, его не сломает ни время, ни место. — Пойдем, — сделав несколько шаркающих шагов, Витта отступила, явно приглашая в комнату. Альма поняла, что приглашение относится только к ней, а потому засомневалась. — Пойдем-пойдем, никуда твой… муж не денется. Он пока прогуляется по обители, посмотрит, как ты жила, пока он тебя не осчастливил. Правда, милорд? Вам ведь будет приятно увидеть, из какой дыры вы вытащили свою кальми?
Ринар разжал пальцы, отпуская Альму. Когда девушка обернулась, губами шепнул «иди» и отступил.
Не обижался на ту агрессию, с которой говорила и смотрела старая наставница, понимал, что она наверняка читает его лучше, чем любой дворцовый шпион. А еще понимал, что ей есть за что бросать такие взгляды. Аргамон ведь им тогда действительно обещал, что не даст их девочку в обиду, а как иначе назвать все то, что ей пришлось пережить из-за него?
И пусть они сами облегченно вздохнули, когда из обители забрали кальми, это ведь не делает его вину меньшей.
Когда за ее спиной закрылась дверь, Альма вновь окинула взглядом покои. По коже пробежал забытый уже морозец — тут всегда было холодно и влажно. Зимой, летом, днем, ночью. Иногда еще душно.
— Сядь, дитя, — наставница кивнула на табурет, сама же медленно опустилась на кровать, снова сощурилась, пытаясь разглядеть лицо девушки, — это ведь морок? Да?
— Да, — теперь-то Альма понимала, что когда-то наставница ее спасла. Будь обитатели более внимательны и разговорчивы, знай они чуть больше о том, что значили изменения в ее глазах, до своих лет девушка не дожила бы.
— А под ним?..
Не считая нужным что-то скрывать от нее, Альма провела ладонью перед лицом, снимая морок.
Какое-то время Витта молчала, просто смотря на девушку, а потом по морщинистой щеке покатилась слеза.
Скоро они плакали вместе. Альма делилась всем — своими горестями, радостями, болью и счастьем, рассказывала не таясь о том, что происходило с ней, принимала как данность нежность, которую впервые ощущала на себе в этих стенах, чувствовала себя ребенком, которого мама гладит по голове, укачивает, убаюкивает, все понимает и принимает, одобряет, отпускает, хвалит, гордится.
— Ты любишь его? — за временем они не следили, не знали, сколько пар ног прошло мимо покоев, да и знать не хотели. Альме впервые было так легко и так по-хорошему пусто, а Витта впервые дышала свободно, зная, что не послала тогда девочку на смерть.
— Очень.
— А он тебя?
— Тоже.
— А жена?
— Мне плевать, — Альма смахнула последнюю слезу, выровнялась, смотря прямо в глаза наставнице. — Можете думать, что во мне нет гордости, что это неправильно и так нельзя, но мне плевать. Я пыталась бороться с собой и сопротивляться. Не вышло. А потом поняла, что глупо бороться с тем, о чем неистово молилась.
— Я не о том, девочка моя, — Витта погладила девушку по голове, вспоминая, что ее волосы с самого детства были такими — непослушными, вьющимися, озорными и непокорными, как их хозяйка. — Она так просто не отпустит твоего лорда. Будет бороться. Но не с собой, как делала ты, а с тобой. Ты должна быть к этому готова.
Не найдясь, что ответить, Альма кивнула. Для нее Наэлла всегда была чем-то далеким и гипотетическим. Полумифическим созданием, которое часто не давало спать ночами, изнывая от ревности. Никогда Альма не представляла, как они встретятся. Только в самые отчаянные минуты мечтала о том, что проснется, а соперницы нет. Это был сон, Ринар просто с ней, и между ними нет никого.
— Скажи мне, каково это… — из раздумий Альму выдернул очередной вопрос наставницы. — Каково жить, зная, что часть твоей души живет в других?
Альма закрыла глаза, прислушиваясь к себе. Она редко позволяла себе заниматься подобным. Предпочитала просто забывать о том, что лишилась уже двух осколков, и забывать чаще всего получалось.
— Не знаю. Наверное, так даже лучше… Если я люблю его так всего лишь одним осколком, то будь у меня душа целиком, давно бы разорвалась.
— Ты не жалеешь?
— Нет. Какой смысл жалеть? Все случилось так, как должно было случиться. Кальми ведь могли когда-то выбирать, кого спасать. Я сделала свой выбор. И жалеть не буду.
— И о нем не пожалеешь? — женщины услышали стук в дверь. Кажется, терпению Ринара тоже бывает предел.
— Никогда.
— Тогда иди, девочка моя. И никогда не жалей. Ни о чем.
Ринар стоял на пороге, когда Альма открыла дверь, обняла.
— Попытка еще раз обидеть ее дорого вам обойдется, милорд, — вряд ли угроза старухи имела для Ринара настоящий вес, но он кивнул, принимая ее.
— Пошли, я покажу тебе, как жила, — а потом, не оборачиваясь, Альма потянула мужа по длинным коридорам обители, служившей когда-то домом.
Отказать лорду в осмотре монастыря не посмели. Особенно после того, как он слишком уж щедро отблагодарил монахинь за проведенную церемонию.
От провожатых Ринар благородно отказался, сославшись на то, что не хочет вмешиваться в привычный распорядок местных обитателей. Ни одна из встретившихся на их пути наставниц не признала Альму. Часть девушек, с которыми они когда-то делили стол и спальню, теперь ходила по коридорам в одеждах монахинь, Альма узнавала каждую, а вот они — нет. Или просто делали вид…
Когда Альма уехала, время здесь не остановилось, и наставница Витта — лишь первый тому пример. Ее ровесницы выглядели куда старше, когда-то достаточно молодые учительницы ступали подчас неуверенно и не так быстро, как бывало раньше, классы, в которых они когда-то занимались, стали еще более темными, столы ветхими.
— Ты здесь жила? — когда они открыли дверь в комнату, служившую раньше одной из спален послушниц, а теперь пустующую, Ринар прижал Альму к себе, явственно представляя, как бродящий здесь ветер когда-то не давал ей спать ночами.
— Да, с младенчества, — а вот Альма улыбнулась, ощущая странную ностальгию. — Вот здесь стояла моя кровать, — девушка указала в ближний к двери угол, — вот там — шкаф, дальше — кровати других послушниц. Нас тут было пять.
— Надеюсь, на те деньги, что я выделил, они хотя бы залатают окна…
Альма усмехнулась, разворачиваясь в кольце рук любимого. Он так серьезно обводил взглядом комнату, свел брови на переносице, явно злился. Неизвестно за что и на кого.
— На те деньги, Ринар, они купят приличной еды, чтоб хотя бы неделю кормиться мясом. Для того, чтоб здесь не гуляли сквозняки, нужны годы и огромные средства. Вот только королевству не до того.
Девушка пожала плечами, проводя по щеке насупленного мужа.
— Ты просила у Синегара заняться обителью?
— Просила, — под ее пальцами заходили желваки. — Король сказал, что если начнет заниматься каждым монастырем, в казне не останется денег на содержание армии. Но хотя бы часть своего заработка пыталась передавать сюда. Анонимно. Надеюсь, деньги доходили.
— Я сам займусь этим, — блеснув глазами, Ринар накрыл ее губы своими. Целовал сначала как-то зло. Как всегда, когда тема касалась короля — до сих пор ревновал, как бы Альма ни убеждала, что это бессмысленно, все равно ревновал. А потом стал понемногу успокаиваться, оторвался от зацелованных губ, но из объятий не выпустил. — В конце концов, я же лорд Приграничных земель, кому как не мне отстраивать местные обители? Тем более те, которые могут стать отличным оборонным пунктом…
— Из вас вышел бы замечательный король, мой лорд, — Альма обвила шею мужчины руками, даря еще один поцелуй.
Вышел бы, а может даже когда-то выйдет, если Аргамон тогда действительно показал будущее.
Они побывали в классах, в которых Альма училась, в столовой, в которой завтракала, обедала и ужинала, в саду, теперь таком запущенном, а раньше буйствующим всеми цветами радуги, на старом кладбище, которое действительно разрослось за последнее время. Потом Ринар на какое-то время отправился к главной наставнице, а Альма прошлась по опушке леса, чей запах не смогла забыть даже через добрый десяток лет.
Уезжала она, чувствуя небывалую легкость и правильность всего происходящего.
Теперь ее уже не грызли сомнения и страхи. И церемония тоже обрела новый смысл — тогда, под воздействием зелья, она ведь действительно не так ясно, как ей хотелось бы, понимала, что происходит. А теперь в здравом уме, трезвой памяти и по доброй воле снова связала себя с ним.
Возможно, она даже когда-то еще вернется в это место. Если Ринар согласится его обустроить, она с удовольствием возьмет все хлопоты на себя. Отблагодарит холодные стены и холодных людей за то, что теперь она может спокойно уезжать от этого холода, чувствуя теплые и родные объятья того, о ком так долго и безнадежно мечтала.