Душа на осколки

Глава 25

— Ринар, — не в силах понять, что происходит вокруг, Альма цеплялась за единственного человека, который оставался для нее неоспоримой истинной при любых обстоятельствах.

— Аргамон, спрячь ее, — Ринар вновь оглянулся на управляющего.

— Не могу, теперь не могу. В этом наказание. Не могу вмешаться. И уйти тоже. Только смотреть.

— На что?! — лорд перешел на крик.

— На то, как все в очередной раз рушится, — прикрыв глаза, Аргамон выдохнул.

— Девочка моя, зачем ты приехала? — Альма не поняла, каким образом оказалась усажена на софу, и почему Ринар опустился к ее ногам, теперь заглядывая в глаза. Не поняла, что говорил Аргамон. Не поняла, почему к поместью движутся огни.

— Мне снился сон, Ринар. Мне снилось, что ты горишь. Это было так реально, я не могла… Просто не могла остаться там.

Ринар застонал, опуская голову на ее колени. Сейчас он должен был сделать так много. Вывести людей, выйти к мятежникам, собрать жалкие остатки стражи. Делать нужно было так много, а думать он мог только о том, как бы защитить ее.

— Я не горю, — он вновь вскинул голову, встречаясь уверенным взглядом с зелеными глазами, полными растерянности. — Видишь? Со мной все хорошо. Понимаешь, Душа?

Она кивнула.

— Но тебе нужно уехать. Срочно. Где ты оставила лошадь?

— Не знаю. Я… Я спешила в дом, оставила ее у входа, я не привязывала…

— Дьявол, — резко выпрямившись, Ринар вновь подошел к окну. Они не успеют к конюшням. И времени, чтоб заниматься поисками животины уже нет. Значит нужно придумывать другие варианты.

Он подошел к девушке, поцеловал в лоб, пытаясь вселить в нее хоть каплю уверенности, оторвался, заглядывая в глаза.

— Я должен выйти к мятежникам. Понимаешь? Должен. А ты останешься здесь. Здесь, с Аргамоном, — он махнул куда-то за спину, в сторону кресла, в котором по-прежнему сидел усач.

— Мятежниками? — Альма бросила взгляд через плечо мужчины, а потом схватила его руки своими. Кажется, поняла. — Нет. Нет, Ринар!

— Они ничего не сделают. Клянусь, Душа. Ничего не случится. Просто будь здесь. Не иди за мной, прошу.

— Нет, Ринар! — когда он попытался отстраниться, Альма не дала, впившись в широкий ладони ногтями. Наверное, до крови, но какое это сейчас имеет значение?

Даже когда она неслась в ночь, сон не казался ей настолько реальным.

— Все хорошо, девочка моя, — Ринар не пытался освободиться, вновь опустился на корточки, заглядывая в перепуганные глаза. — Ты помнишь, что я обещал, гелии? Я клялся, что вернусь к тебе через неделю. Через неделю — это завтра. Я ведь не могу не сдержать обещания, правда? Ты только подожди меня, и я вернусь. Я ведь клялся. Тебе клялся, а значит, не могу не сдержать слово.

По щеке девушки покатилась слеза. Она понимала, что не удержит. Понимала, но не могла отпустить. Просто не могла.

Пальцы разжались, а на его ладонях действительно остались следы ногтей.

— Я люблю тебя, Душа, — Ринар лишь на секунду склонился к девичьим губам, а потом быстрым шагом направился к двери.

Хлопок, и в комнате повисла тишина. Альма не могла понять, что творится вокруг, а Аргамон… Ему казалось, он никогда не сможет смириться с тем, что сейчас в очередной раз переживал. Понятия не имел, за что так жестоко с ними, а еще не понимал, чем заслужил сам ту участь, на которую его подписали.

— Гелин, зачем? — вопрос прозвучал отчаянно.

Ринар мчал вниз по лестнице, впервые в жизни не зная, что делать. Впервые в жизни разрываясь между долгом и собственными желаниями, впервые в жизни готов был плюнуть на все, ради спасения одного единственного существа, ставшего смыслом жизни.

— Ринар, — Наэлла поймала его за руку, заставляя остановиться. Не сделай она этого, мужчина даже не заметил бы, что кто-то идет навстречу. Серые глаза смотрели растерянно. — Там во дворе… Там люди…

— Я знаю, Най. — Ринар высвободил руку. — Иди в свою комнату, пожалуйста. Оставайся там.

— Они подожгут дом, у них факела.

— Иди в комнату, я все улажу, — не желая тратить время попусту, Ринар развернулся, продолжая свой путь.

Прежде чем выйти к мятежникам, ему нужно было поручить стражникам позаботиться о людях в особняке в случае чего… А еще молиться богу, чтоб «в случае чего» не настало.

Наэлла проводила мужа долгим взглядом.

Ей стоило бояться. Стоило паниковать, метаться по дому, не в силах сделать ничего, но на душе почему-то было очень спокойно.

Наверное, потому что смерти она давно не боялась, а что еще могут сделать ей эти люди? Забрать его? Он давно уже не принадлежит ей. Убить? Она когда-то уже умирала. Это не так уж и страшно. Долго мучить? Она десять лет живет в муках. Нет, ей было не страшно.

Исполняя указания Ринара, Наэлла подхватила пышные юбки, направляясь вверх по лестнице. Она собиралась действительно закрыться в своей комнате и ждать. Чего — вопрос второстепенный. Только у двери в кабинет мужа остановилась, заслышав там странный шум. Диалог. Аргамона и кого-то еще.

Най никогда не отличалась повышенным любопытством. В этой своей новой жизни не отличалась. А теперь почему-то решилась опуститься до подслушивания. Приложила ухо к двери, закрыла глаза.

— О чем вы говорили, Аргамон? Что происходит?

— Происходит то, что должно происходить.

Наэлла дернула ручку и только потом осознала, что вламывается в святая святых мужа без спросу. Ей никогда не были здесь рады без предварительного приглашения. Просто голос показался отдаленно знакомым. Первый голос, который она услышала, проснувшись, звучал именно так.

Последние несколько минут Альма тщетно пыталась растормошить Аргамона. Пыталась добиться от него более внятных объяснений, указаний к действиям, хоть чего-то. Девушка просто не могла сидеть сиднем, зная, что сейчас где-то там Ринару угрожает опасность.

— О чем вы говорили, Аргамон? Что происходит? — Альма встряхнула усача за плечи, но и это не заставило его смотреть менее отстраненно, на нее, а не сквозь.

— Происходит то, что должно происходить.

Альма не сразу поняла, что дверь в кабинет вновь открыта. Она продолжала тормошить наставника, пытаясь привлечь внимание к себе.

— О господи, — мужчина возвел глаза к небу, обращаясь уже явно не к Альме. — Иногда вы жестоки до абсурда.

Смысл сказанного не смог дойти до разума Альмы. Зато пришло осознание, что они больше не вдвоем в комнате — спину девушки сверлил задумчивый взгляд.

— Аргамон, оставите нас наедине, пожалуйста?

Альма знала, кого увидит, стоит развернуться. И ей очень не хотелось это делать. И чтоб Аргамон уходил не хотелось. А еще не хотелось наблюдать за тем, как огни приближаются к дому. Хотелось смотреть только на Ринара. На Ринара рядом с собой. Живого, здорового, счастливого. А его здесь не было.

— У меня нет выбора, — поднявшись с кресла, мужчина поплелся к двери. На этот раз наказание за непослушание было исключительно жестоким. Он не мог уйти. Должен был оставаться и смотреть или исполнять указания. Смотреть, но не влиять. Ему не дадут отвернуться. Не дадут забыться. Он будет смотреть. Опять смотреть на то, как все летит в тартар. Максимум — та передышка, данная сейчас Наэллой. Хотя бы этот разговор он может пропустить. Хотя бы его.

За мужчиной закрылась дверь, а Альма еще долго стояла спиной к вошедшей, почему-то не решаясь повернуться. Ей было непросто жить рядом с Синегаром, но ему она отдала осколок души осознанно и заставила себя поверить, что не жалеет об этом ни капли. А с Наэллой все иначе. Все намного сложней.

— Вы так спокойны, Альма, будто под стенами не толпятся люди с пылающими факелами, — голос вопрошающей звучал убийственно ровно. Сама Альма так не смогла бы.

Бросив еще один взгляд за окно, девушка поняла, что огни действительно приближаются. Стало откровенно страшно. Не за себя — за него.

— Мы должны что-то сделать, — развернувшись, Альма направилась к двери. Пожалуй, самонадеянно было ждать, что ей так просто дадут выйти. Не дали. Перед носом Альмы захлопнулась дверь, щелкнул замок.

— Например, поговорить, — зеленые глаза наконец встретились со взглядом серых. Невероятно спокойным, отрешенным, пробирающим до дрожи.

Мягко улыбнувшись, Наэлла, а Альма не сомневалась, кто перед ней — запомнила увиденное всего несколько раз лицо на всю жизнь, направилась к софе. Села, закинула ногу на ногу, расправила юбки, а потом указала на опустевшее кресло, приглашая и Альму присесть.

В подобном фарсе участвовать Альма не собиралась. Дернула несколько раз ручку, но та не поддалась.

— Вы не выйдете, пока мы не поговорим, Альма. Поверьте, с моими чарами человечка не справится. А вы ведь простая человечка… — Альму окинули таким презрительным взглядом, что впору лезть в петлю. Вряд ли так положено обращаться к человеку, спасшему тебе жизнь.

— Вы в своем уме?

— Ум у меня свой. Душа ваша, а ум свой… Присядьте, леди Тамерли. Нам давно пора было поговорить.

Еще три попытки открыть дверь оказались тщетными. Как бы Альме ни хотелось закричать в голос, что женщина, с которой она оказалась в комнате — сумасшедшая, девушка понимала, что этим ни себе, ни Ринару не поможет. Ей нужно выйти. Чтобы выйти — придется поговорить.

Сжав кулаки, девушка направилась к креслу, опустилась в него, встречая прямой взгляд… соперницы.

— Рада приветствовать вас в моем доме, леди Альма, — все так же убийственно учтивая Наэлла чуть склонила голову, будто действительно была рада. Будто гул приближающихся голосов не заставлял ее сердце замирать, будто дыхание не спирало из-за страха и волнения. — Мы всегда рады гостям. Пусть и незваным. Какими судьбами вас занесло сюда?

— Думаете, сейчас лучшее время, чтоб обсуждать это? — нервы сдали. Сейчас Альма не в силах была держать лицо и играть в показушное спокойствие. Сердце рвалось от тревоги. Это наверняка читалось и на лице. Так какой смысл скрывать?

— Лучшее время нам вряд ли представится, а поговорить очень хочется.

— О чем? — на улице крикнули, от этого звука Альма непроизвольно вздрогнула, Наэлла же осталась безучастной.

— Например, о том, как обычная человечка смогла приворожить лорда. Моего лорда.

— Он не ваш, — Альме не нравилось подобное причисление Ринара к «своему». Знала, что лучше помалкивать, но не смогла.

— А чей же? Твой? — черноволосая женщина вскинула бровь.

— Что вы хотите услышать? — очередной вскрик на улице заставил Альму вздрогнуть, а потом встать с кресла, смотря на собеседницу прямо, без страха, стеснения, не чувствую себя ни разлучницей, ни просто… человечкой, как ее уже не единожды назвали. — К дому идет разъяренная толпа. Ринар сейчас где-то там, пытается усмирить ее. Он в опасности. Дом в опасности, все находящиеся здесь люди тоже. К чему ваши игры?

Наверное, эта тирада должна была как-то повлиять, вразумить, но эффект оказался нулевым. Наэлла не сдвинулась с места, даже бровью не повела, только улыбнулась уголками губ.

— Я пытаюсь понять, что есть такого в тебе, что он забыл об ожидании длинной в несколько десятилетий. Всего-то, Альма.

— Во мне нет ничего. Абсолютно ничего. Теперь вы можете открыть дверь?

— Нет, — Альма вновь попыталась сделать шаг в сторону выхода, но путь ей преградило скользнувшее навстречу кресло. Равнодушие Наэллы было напускным.

— В тебе должно быть что-то. Хоть что-то, чтоб мне стало понятно — стоит сделать так, и он снова будет мой.

— Выв своем уме?

Ее вопросы собеседница явно намеренно игнорировала.

— Знаешь, я ведь чувствую тебя иногда. Еле уловимо, отголосками где-то далеко-далеко. Я даже раньше думала, что это мне поможет. Он разлюбил меня, грезил только тобой. Но ведь во мне есть частичка тебя! Во мне есть то, что он по-прежнему любит! И даже в глазах моих он иногда видел тебя. Спросишь, откуда знаю? В его взгляде проскакивало удивление, потом нежность и боль. Вот когда это происходит, значит, он уловил во мне тебя. Но это не помогло. Ничего не помогло. У нас ведь с ним уговор. Я попросила десять лет для себя, в надежде, что их хватит, чтоб забыть какую-то… человечку. Надеялась, что однажды ночью он придет ко мне, что хоть на минуту забудет о тебе. Знаешь, как больно проснуться через полвека и понять, что никогда не увидишь ребенка, которого так ждала? А еще знаешь, как больно проснуться и понять, что мужчина, которого ты любишь больше жизни, тебя больше не любит?

Альме нечего было ответить. Конечно, она не знала. Постороннему человеку не понять горя ближнего. Не бывает одинаковых трагедий, а собственная почему-то всегда кажется куда более страшной, чем чужие.

— Скажи мне, зачем он это сделал? — на дне серых глаз зажглась боль. — Зачем разбудил, если больше не любит? Зачем не дал умереть? Зачем не похоронил тогда… с сыном? Это ведь жестоко, Альма. Жестоко выдернуть тебя из вечного сна в мир, в котором нет больше близких, а потом дать команду: «живи»! Только живи уже без моей любви. И без собственного ребенка. И с осознанием, насколько все вокруг чужое.

— Он пытался так искупить свою вину…

— Ему не удалось, Альма. Лучше б не будил, — впервые глаза отвела Наэлла. Бросив взгляд в окно, Альма увидела свет факелов слишком близко. Катастрофически близко. — Я попросила для себя десять лет. Надеялась, что смогу снова привязать. Не получилось. Время на исходе. У него есть ты. А у меня?

— У тебя есть жизнь.

— К черту жизнь! — женщина сорвалась на крик. — Неужели ты не понимаешь? Я не хочу так жить! Либо с ним, либо никак.

— Что ты…

— Он должен достаться одной. Иначе мы не сможем. Ни ты, ни я. Ведь правда? — отвечать Альма не стала. Правда. Она не могла делить Ринара с другой. Эта мысль не переставая ныла червоточинкой на задворках сознания. — Есть верный способ решить этот вопрос. Я к нему готова, а ты?

— Сейчас не лучшее время решать, мятежники могут поджечь дом, и мы…

— На то и расчет, Альма. Именно на это.

Взмах женской руки, и так же стремительно, как щелкнул замок, на окнах захлопнулись ставни. Света сразу стало в разы меньше, по спине Альмы прошел холодок.

— Давай проверим, кого он ринется спасать первой? Кого успеет спасти.

— Нет, — Альма мотнула головой, направляясь к двери. Теперь ей стало откровенно жутко. Не за себя. За то, что сумасшедшая создает ловушку для Ринара. Он ведь ринется. Обязательно ринется. Девушка знала, что дергать ручку бессмысленно, но все равно раз за разом рвала, надеясь на чудо.

— Почему? Боишься, что выбор будет сделан не в твою пользу? Зря. Сейчас-то шансов у тебя больше. Сейчас он искренне считает, что любит именно тебя.

Не слишком внимательно слушая, о чем говорит собеседница, Альма помчала уже к окнам. Попыталась разбить стекло, но предметы от него отскакивали, даже не долетая, приблизительно так, как от созданного Ринаром щита.

— Лучше присядь, успокойся, подумай о хорошем. Если они подожгут дом, сюда огонь дойдет не сразу. А будешь там метаться, скоро станет мало воздуха. Мне-то все равно, а вот тебе неприятно.

— Сумасшедшая! — очередная полетевшая в стекло ваза отскочила, упала на пол, разлетелась на кусочки.

— Я бы сказала — отчаявшаяся. Мне правда уже нечего терять. Зачем жить, если его выбор падет на тебя? А так, возможно, он поймет, что ошибся.

Метнувшись к двери, Альма с силой садануло по ней кулаком.

— Аргамон!!! — отчаянный крик не принес желаемого результата — с той стороны не откликнулись. — Аргамон!!!

— Он слышит.

Спокойствие сидящей на софе женщины убивало. Она следила взглядом за тем, как Альма мечется по комнате, хватает сподручные предметы, бросает их в окна, пытается взломать дверь каминной кочергой.

— Слышит, но сделать ничего не сможет. Откроет только Ринар, если захочет. И вынесет одну. Будь уверена, отсюда выйдет одна. Во второй раз я запечатаю дверь так, что открыть не сможет уже никто.

— Аргамон!!!

— Перестань кричать, девочка.

— Это игры со смертью! — воздуха уже не хватало. Альме казалось, что жар факелов действительно начинает завладевать зданием.

— Нам ведь не впервые играть со смертью, Альма. На что ставишь? — Наэлла откинулась на спинку софы, блаженно прикрывая глаза.

Аргамон слышал ее крик. Стоял у лестницы, смотрел вниз, а слышал только ее крик. Она звала на помощь. Звала его. А он не мог пошевелиться. Не мог снять руки с перил, не мог сделать навстречу ни шага.

— Вы никогда еще не были так жестоки…

— Ты никогда еще так не нарушал.

— Но ведь это не спасло…

— Не спасло.

— Мы знаем, что в вашем доме кальми, — держа один из сотни факелов в руках, к порогу особняка подошел предводитель стихийного мятежа. Ринар узнал его — кузнец, который всегда с удовольствием исполнял заказы лорда, а потом искренне радовался щедрой благодарности за быструю работу.

Часто, друзья могут стать врагами в один момент, что уж говорить о лордах и благодарных им горожанах?

— Чушь, — Ринар обвел взглядом толпу, прикидывая количество мятежников и их потенциальную опасность. Около трех сотен. У него же в распоряжении двадцать гвардейцев. Среди пришедших с факелами — часть городской стражи, другая же, судя по всему, решила на происходящее закрыть глаза.

Первое, что сделал Ринар, выскочив из кабинета, распорядился будить слуг. Он искренне надеялся, что все обойдется, но всегда лучше перестраховаться.

По толпе пронесся недовольный гул.

— Мы хоть и не лорды, но за дураков нас не считайте. Все знаем.

— Неужели я вышел бы к вам, считай вас дураками? Какой смысл в разговоре с дураком? А я готов говорить.

Ответили Ринару не сразу. По толпе вновь пронесся гул, теперь уже с толикой сомненья.

— Разговоры нам не нужны, — к сожалению, на предводителя ответ произвел не тот эффект, что на засомневавшуюся толпу. Он ощетинился. — Отдайте кальми. И мы уйдем.

— Вы пришли за этим?

Конюх обернулся, будто сам толком не знал, зачем пришли, а потом, увидев в толпе несколько кивков, вновь придал голосу и взгляду уверенности.

— Да.

— Тогда расходитесь, добрые люди. Здесь кальми нет.

— Кто ж тебе поверит?! — из толпы послышался хриплый женский голос. Кому он принадлежал, увидеть было невозможно. Но вопрос поддержало дружное улюлюканье. — Когда это лорды нам правду говорили? Только и можете, что налоги драть, жить припеваючи, да продлевать себе удовольствие, на нашем горбу заработанное!

Загудев, толпа сделала шаг к крыльцу. Ринар почувствовал жар факелов куда более отчетливо, а еще услышал, как зазвенели доспехи отступивших стражников. Их правда мало. Намного меньше, чем нужно, чтоб усмирить разъяренных мятежников.

— Отойди, — это понимал Ринар и, к сожалению, понимали остальные. Расхрабрившийся кузнец поднялся на первую ступеньку крыльца, выражая серьезность намерений. — Если правду говоришь, мы проверим. Не найдем кальми — уйдем, еще и извинимся. Найдем — пеняй на себя.

— Я не приглашал.

И если раньше Ринар еще надеялся, что удастся разойтись с миром, теперь понимал — нет. Сегодня — нет.

— А нам приглашения не нужны. Это наша земля. Куда хотим, туда идем. А стражи твои — вон, вроде не глупые, поняли уже, что с нами тягаться не стоит.

— Со мной тоже… Не стоит, — сдерживать злость стало сложно.

— Отойди…

Два тяжелых мужских взгляда скрестились. Ринар готов был стоять насмерть. Если понадобится — сам. Это наверняка читалось в его глазах. И он сильно сомневался, что предводитель мятежников готов на то же.

Будь они один на один, вопрос решился бы быстро, а так… Толпа имеет чудодейственное свойство. Она придает силы, уверенности в себе и осознания себя частичкой целого. Огромного, единого, непобедимого целого.

Вновь гул голосов и вся толпа, придавая уверенности вожаку, несется к крыльцу.

Действовать нужно было быстро. Ринар сделал шаг назад, взмах рукой, шепот, и вокруг дома замерцал щит. К сожалению, далеко не такой, как у того поместья, в котором содержалась Альма. На тот он потратил неделю времени и тонну энергии. Теперь же костерил себя последними словами за то, что не подумал обезопасить и это поместье.

А не подумал по одной простой причине: раньше Альма была там. Самое дорогое его сокровище было в безопасности, а остальное уже не интересовало. Мятежа он не боялся ровно до того момента, пока он не мог коснуться его Души.

— Попробуете подойти — умрете.

И это тоже было ложью. Этот щит не должен был пропустить ничего живого. Но его максимум в том, что смельчака могло бы отбросить на несколько метров. Отбросить первого, второго, третьего, а четвертого уже не сдержало бы. Вот только смельчаков не нашлось. Все застыли в нерешительности.

— Не угрожай нам, лорд, — кузнец тоже отступил, с опаской разглядывая сияющее марево, разделяющее теперь дом и окрестности.

— Я не угрожаю. Защищаю свое. Вы собираетесь ворваться в мой дом. По всем законам имею право защищаться.

— Отдай кальми и мы уйдем.

— В доме нет кальми.

— Врешь! — из толпы практически вылетела женщина. Хромая, она подлетела к щиту, оскалилась, заглядывая в лицо Ринара. — Все врешь, милорд. Я сама видела, как она неслась к тебе. Видела, как мчала по городу. Видела нашу маленькую леди. Видела нашу милую Альму. Она там! — Свира ткнула в сторону дома, брызжа от возмущения слюной. — Там! Жгите! — а потом выхватила факел у первого попавшегося парня, бросая в щит.

Факел отскочил. Отскочил, покатившись по земле. Вот только нервы у оставшихся за щитом стражников оказались не железными. В кричащую женщину полетела стрела. Выстрел был метким — болт вошел прямехонько между ребер.

— Нет! — изменить ее траекторию Ринар не успел. Понял, что произошло непоправимое только тогда, когда по-прежнему смотрящая на него женщина закашляла кровью.

Отступила, прижимая руки к груди, еще и еще, а потом упала на землю. Упала и больше не пошевелилась.

Толпа могла бы испугаться возможности применения против нее силы. Толпа могла бы согласиться на компромисс. Ее можно заболтать, переубедить, обмануть. Но толпа не прощает жертв в своих рядах. Она бесенеет.

В дом полетели факелы. Щит выдержал всего пять из них, а потом окна начали трещать от града камней и горящих орудий. Только подходить люди не решались — умирать все так же не хотелось никому, умирать не хотелось больше, чем отомстить за падшую в неравной схватке.

Понимая, что больше сделать не сможет ничего, Ринар развернулся, направляясь в горящий уже дом.

— Ты же сумасшедшая! — дом пылал. Теперь Альма в этом уже не сомневалась. Слышала, как о закрытые ставнями окна то и дело бьются камни, а еще чувствовала жар и духоту. Она не могла просто сидеть и ждать. Металась от двери к стене и обратно, то и дело предпринимая попытки вразумить Наэллу.

— Не мельтеши, — а та лишь отмахивалась, кривясь и продолжая восседать на софе. Не выдержав, Альма схватила со стола графин, набрала полный рот воды, а потом брызнула в сторону сумасшедшей. Ей хотелось хоть как-то вывести ту из этого спокойного состояния. Хотелось выйти, найти Ринара и убедить, что с ним все хорошо.

Отреагировать привычной отрешенностью на этот выпад Наэлла не смогла. Распахнула глаза, вскочила.

— Дура! Куда ты рвешься? Тебе ведь сказали сидеть здесь. Все равно сидела бы.

— Черта с два!

— Тем более дура!

Зло зыркнув, Наэлла направилась к окну. Между досками ставней оставались щели, в которые можно было заглянуть, что она и сделала.

Внизу творилось что-то странное и даже немного… забавное. Наэлла с любопытством наблюдала за тем, как люди носятся вокруг дома, боясь подойти, но в то же время не гнушаясь забрасывать его камнями, подожженными деревяшками и прочим хламом.

Она смотрела до тех пор, пока дым не попал в горло, провоцируя приступ кашля. Схватившись за спинку кресла, девушка согнулась, пытаясь отдышаться. Находиться в жаре и угаре ей тоже было непросто, но сейчас это не имело значения. Ей казалось, что ее план гениален. Осталось только дождаться. Дождаться, пока Ринар придет, увидит их и поймет, что не переживет еще одного ожидания длинною в пятьдесят лет, поймет, что не просто так ждал ее раньше.

— Аргамон!!! — Альма же продолжала колотить в дверь, крича уже охрипшим голосом.

Кричала, чувствуя, как легкие наполняет запах дыма, а потом закрыла рот рукой, сдерживая приступ тошноты и судорожного кашля. Ее мутило, голова шла кругом, только привалившись лбом к двери, Альма смогла устоять.

— Хотя бы окно открой, мы же задохнемся… — попросила она уже сиплым шепотом.

— Не задохнемся, он скоро придет…

— В подвал, живо! — Ринар сам пронесся по дому, сгоняя перепуганных обитателей на второй этаж. Выход в когда-то святая святых, а теперь единственный безопасный закуток, находился там.

Он успел послать весточку своим сотникам, только толку сейчас с этого мало — они будут рядом с домом к утру, а до того времени особняк выгорит дотла.

Выпускать же людей сейчас — значит обречь на смерть. Толпе уже неважно, кто к ним выйдет — такие же люди или лорд, они порвут любого «с той стороны». Он не смог бы уберечь весь дом, а вот ту комнатушку сможет. И вход забаррикадировать в нее сможет. Лишь бы слушались.

С потолка начали падать балки. Дом горел, словно спичечный коробок. То и дело трещали стекла, в людей периодически попадали камни, оставляя на лицах и конечностях болезненные раны.

— Где Альма? — Аргамон же стоял на лестнице, смотря в никуда. Чтобы привлечь к себе внимание, Ринару пришлось несколько раз встряхнуть усача. — Черт тебя дери, Аргамон! Где Альма?!

Управляющий проморгался, фокусируя взгляд на Ринаре, ответил не сразу.

— Там, где вы ее оставили.

— Веди людей! — пропустив вперед всех обитателей дома, лорд Тамерли подтолкнул Аргамона к коридору. — Открой подвал, запусти всех туда. Понял?

Усач кивнул.

— Быстрей! — на крик же не среагировал никак. Смотря перед собой остекленевшими глазами, поплелся в нужную сторону, по ходу плетя какое-то заклинание.

Тут же забыв о людях, Аргамоне, обо всем на свете, Ринар направился в сторону кабинета.

— Аргамон, — кричать Альма уже не могла. Шептать тоже. Только шевелить губами. Она давно сползла по двери, теперь даже не стучась в нее, а скребясь, как кошка.

Ей было глубоко наплевать, что происходит с Найллой, она привыкла к дыму в легких, теперь уже даже не кашляя, только дыша тяжело, была уверена — стоит открыться двери, выпорхнет наружу птицей. Неважно, что сил нет. Они появятся. Чтобы найти Ринара у нее возьмутся силы из ниоткуда.

Когда дверь просто-напросто вынесло, чудом не задев ее, Альма подумала, что ей мерещится. Мерещится, что он приседает рядом, что водит руками по лицу, убирая волосы, что подхватывает на руки, шепчет:

— Гелин, ты только потерпи, слышишь?

Она слышала, хотела кивнуть, но не могла. Подняв Альму на руки, Ринар окинул взглядом комнату.

— Дьявол, — Наэлла лежала без сознания. Прямо там, у окна. Бледная, но живая. — Можешь стоять? — мужчина заглянул в лицо любимой, читая ответ в затуманенных глазах. Нет. Не может. Сама не дойдет, а двоих он вынести не сумеет.

И в этот момент Ринар не делал выбор. План Наэллы не сработал. Развернувшись, лорд направился прочь из комнаты. Направился прочь, чтоб вернуться потом за Най. Он не выбирал, кого любит больше. Он не выбирал, кого спасать. Он должен был спасти обеих. Спасти — да, а вот любить… Для себя он давно сделал выбор. Точнее выбора у него не было. У него была его Душа и весь остальной мир. Весь мир, который явно проигрывал.

— Дышишь? — Альма прижалась к нему всем телом, продолжая тяжело дышать.

Все, что смогла — кивнуть.

— Ты жив… — и шепнуть. Одними губами, но он-то точно услышал.

Ее несли по коридору, потом вниз по лестнице. Туда, где воздух казался намного чище, а температура ниже. Дышать стало легче, думать легче, даже говорить…

— Только не уходи, — с каждой секундой, когда они спускались все ниже, Альма понимала, почему он так спешит. Спешит, чтоб потом вернуться. Возможно, вернуться еще не раз.

— Тихо, все хорошо.

— Я не пущу, — подтверждая слова действиями, Альма вжалась щекой в его щеку, шепча прямо на ухо.

— Конечно, не пустишь, душа моя, куда я от тебя денусь? — а он отвечал не задумываясь. Просто потому, что она хотела слышать эти ответы.

Дверь в подвал Ринар открыл ногой. В глаза ударил слишком яркий белый цвет, Альма сощурилась, спиваясь ногтями в ткань мужской рубахи.

— Следи за ней, Аргамон. Только попробуй ее выпустить, я найду тебя везде. И в аду тоже. Понял? — Ринар попытался отцепить от себя девушку.

— Нет! — слова доходили до сознания Альмы смутно. Она поняла одно — он хотел оставить ее здесь, а сам вернуться. — Нет, Ринар! Нет! — вцепилась в рубаху еще сильней, под пальцами затрещала ткань.

— Тихо: — он даже попытался улыбнуться. Поцеловал в нос, нежно перехватил руки, освобождаясь из хвата.

— Нет! — в очередной раз попытавшись вцепиться в него, Альма ухватила лишь воздух. Ее передали на руки другому. Но этот другой удержать не смог.

В ней вдруг откуда-то нашлись силы. Нашлись на то, чтоб соскочить на землю, прижаться к такому спокойному Ринару, заглянуть в лицо, светясь мольбой.

— Пожалуйста, не иди!

— Аргамон, — Ринар рыкнул кому-то за ее спиной, а потом снова посмотрел на жену так ласково, как умел только он. Провел покрытой копотью рукой по непослушным волосам, коснулся носом шелковой щеки, втягивая испорченный гарью любимый аромат ее кожи. — Девочка моя, она ведь умрет. Понимаешь? Никто не спасет. Я не могу не пойти.

— Нет, — очередной протест получился слишком неуверенным. Она не сомневалась, просто с каждой секундой все ясней понимала бессмысленность попыток остановить его. Он все равно пойдет.

— Ну чего ты боишься, Душа? — а ее все продолжали гладить по волосам, нежно касаться губами щеки. — Ты ведь сама видела, что все будет хорошо. Помнишь?

Альма еле заметно кивнула.

— Ну вот, умница. Я же обещал завтра к тебе вернуться. Правда?

Еще один кивок.

— Думаешь, смогу не сдержать обещание? Я скоро вернусь, Душа. Письма в гарнизоны отправлены, мятежники не зайдут в дом. А я скоро вернусь. Считай удары сердца, гелии. Ровно сто ударов — и я снова буду рядом. Веришь?

— Ринар, — она так хотела верить. До одури, до исступления, до слез и боли в сжатых кулаках. А сердце предательски ныло. Ныло, будто крича, что отпускать его нельзя. И нить натянулась. Он так близко, а нить натянута.

— Веришь? Просто скажи, что веришь, гелин. Пока веришь, я всегда вернусь.

— Я люблю тебя! — Альма прижалась к губам любимого, чувствуя, как по щекам бегут слезы. Бегут по ее щекам, а следы остаются уже на его. — Верю! Только вернись ко мне!

А потом он резко отстранился, быстрым шагом направляясь прочь. За ним закрылась дверь, девичье сердце упало в пятки.

Опустившись на пол, Альма закрыла лицо руками, пытаясь выровнять дыхание. Пытаясь не думать о той боли в груди, которая распространялась по всему телу, пытаясь заглушить вой отчаянья в голове. Раз. Два. Три. Он сказал считать удары сердца. Четыре. Пять. Шесть. Сказал, что вернется через сто. Семь. Восемь. Девять. Только спасет ту сумасшедшую. Потому, что не может иначе. Десять. Одиннадцать. Двенадцать. Спасет ту, а потом вернется к ней. Уже навсегда. Навсегда-навсегда. Только к ней. Тринадцать. Четырнадцать. Пятнадцать. И у них все будет именно так, как показал Аргамон. Шестнадцать. Дети. Семнадцать. Счастье. Восемнадцать. Одна жизнь на двоих. Девятнадцать. Одна любовь на двоих. Двадцать. Вечный закат или рассвет. Вечная встреча ее света и его тьмы. Тридцать. Сорок. Пятьдесят. Она давно уже не молилась. Зато теперь вспомнила все заученные на зубок обращения к Всевышнему. Вспомнила, а просить могла лишь об одном — чтоб вернулся. Шестьдесят. Семьдесят. Восемьдесят. Чтоб вернулся через двадцать счетов. Живой, здоровый, в копоти, но пахнущий хвоей. С серыми безразличными глазами, в которых для нее всегда горит огонь. Девяносто. Чтоб улыбнулся, пожурил за слезы, стер их. Вот сейчас. Должен вернуться сейчас. Девяносто девять. Самое время, Ринар. Самое время. Девяносто девять. Ринар… Чертовы девяносто девять.

Аргамон пытался ее удержать. Пытался, но ему не удалось. Его преграды она сметала словно домики из спичек. Смела бы все на своем пути. Смела, потому что уже сто. Уже сто, а Ринар не вернулся.

— Альма! — девушка ринулась вверх по лестнице. Вновь туда, где пылал пожар. Где опасно, где душит дым и пышет жаром. Туда, где он.

— Ринар! — она пробиралась через поваленные тлеющие балки, не замечая, как от жара плавится подошва сапог.

Кричала не своим голосом, позабыв, что он охрип. С ненавистью смахивала с глаз слезы, которые мешали смотреть по сторонам.

— Гелин, стой! — на увязавшегося следом Аргамона даже не оглядывалась. Сейчас он для нее не существовал. Не существовало ничего. Только ее хриплые крики и тишина в ответ.

— Ринар!!!

Где-то сбоку упала очередная балка, чиркнув по руке. Рубаха оплавилась, на коже осталась кровавая царапина, Альма же от нее лишь отмахнулась, продолжая двигаться вперед.

Она заглядывала в каждый закуток. Переворачивала мебель, ища глазами одного единственного человека, пыталась прислушиваться, но из-за треска горящего дерева услышать что-то было слишком сложно.

— Ринар!!!

— Он не слышит, девочка!

— Уйдите! — когда Аргамон попытался схватить ее за руку, зло увернулась, продолжая свою дорогу в сторону кабинета. Того злосчастного кабинета.

— Он не услышит, девочка! Не услышит!

Старый идиот. Только старый идиот может говорить такое. Он все слышит. Обязательно услышит, найдется, вернется. Обещал ведь!

— Ринар… — Альма увидела его, лежавшего под завалами. Даже не увидела — почувствовала. Нить дернула в ту сторону. В сторону досок, грудой лежащих на теле.

Упав на колени, Альма со злостью начала их разгребать. Тяжеленные балки разлетались в стороны, будто пушинки. Одна, вторая, третья, их был почти десяток.

— Нет, — он лежал под обрушившимся потолком, даже не шевелясь. Нитка натянулась до предела. — Нет, пожалуйста, нет, — расправившись с завалами, Альма подползла к мужчине, перевернула его, заглядывая в лицо. — Ринар, — склонилась ниже, пытаясь услышать дыхание, и не смогла. — Ринар! — крикнула. Потом еще раз, и еще. — Ринар, нет! — и опять слезы по щекам. — Любимый, нет, — и как сто счетов тому, в подвале, она снова оставляет влажные следы на его щеках, выцеловывая каждую черточку. — Открой глаза, пожалуйста, открой, — шепчет в полуоткрытые губы, раскачивается, создавая видимость того, что он тоже движется.

— Ты же обещал! — гладит по волосам. И ждет, ждет, когда откроет. — Обещал…

— Альма… — он уже не двигался. Только пошевелил губами, произнося самое важное в мире слово. Единственное ценное слово для него.

Она так просила. Так просила, чтоб он открыл глаза, что он не смог бы уйти, не исполнив ее просьбу на прощанье.

Серые глаза встретились с зелеными. Ниточка порвалась.