Дю Геклен

В то время как Дю Геклен, условно-освобожденный, был обречен на бездействие до тех пор, пока его огромный выкуп не будет выплачен Джону Чандосу, его судьба решалась без него, в течение зимы и весны 1365 года, в четырех столицах: Авиньоне, Барселоне, Париже и Бордо.

Авиньонские Папы

В течение шестидесяти лет Авиньон был столицей христианского мира. В 1305 году Папы фактически покинули Рим, где их безопасности угрожали распри между партиями и крупными аристократическими семьями, которые боролись за власть и должности в курии. Именно архиепископ Бордо Бертран де Го, ставший Папой Климентом V, впервые поселился в Комта-Венессен, папском владении с 1274 года, когда оно было уступлено Папам французским королем Филиппом III. Сам город Авиньон был куплен в 1348 году Климентом VI. Расположение было благоприятным: регион был спокойным, климат мягче, чем в Риме, а расположение — более более удобным для сообщения со всей Европой. Через долину Роны было легко связаться с северными христианскими странами. В политическом плане безопасность казалась обеспеченной: на другом берегу Роны, в Вильнев-ле-Авиньоне, начиналась территория королевства Франция, попасть на которую можно было по мосту Сен-Бенезе. В конце моста Филипп IV Красивый в период с 1293 по 1307 год построил прочную квадратную башню для охраны въезда, а на соседнем холме Иоанн II Добрый построил замок — Форт Сен-Жан. Поскольку все авиньонские Папы были французами, для них было очень полезно иметь такой мост, чтобы в случае необходимости укрыться у своего покровителя короля. В 1352 году Иннокентий VI даже приказал построить в Вильнев-ле-Авиньоне картезианский монастырь, который стал иметь значительное влияние. Но на тот случай, если вдруг надзор короля Франции окажется слишком тяжелым, границы Священной Римской империи также находились совсем рядом.

Там, в тени Мон-Ванту, рядом с плодородными равнинами Карпантрас и Кавайон, обосновалось папство. Сначала временно, в резиденции епископа Авиньона, затем постоянно и комфортно, построив огромный дворец-крепость. К Старому дворцу Бенедикта XII (1334–1342) Климент VI (1342–1352) пристроил великолепный Новый дворец. Этот замок площадью пятнадцать тысяч квадратных метров, украшенный лучшими художниками и роскошно обставленный, быстро стал обстановкой, достойной великолепия апостольского собора. Тысячи священнослужителей всех рангов посещали его каждый год, приходя сюда, чтобы заверить акты своих церквей, получить грамоты на получение того или иного бенефиция и решить бесчисленные проблемы мирского и духовного управления. Сотни священников, епископов и кардиналов всех национальностей были постоянно заняты здесь; здесь скопились архивы, касающиеся всего христианства. Авиньонские Папы решительно усилили централизацию церковного управления, напрямую вмешиваясь в назначение епископов, доводя все церковные процессы до апелляции к Папе и резко увеличивая фискальное давление на все духовенство. В Авиньоне была создана гипертрофированная администрация, в которой работало от трех до четырех тысяч человек. Город Пап стал настоящей европейской столицей, центром всех переговоров, политических и религиозных интриг, который посещали короли, императоры, принцы и все великие люди мира того времени.

Если сейчас историки несколько реабилитируют авиньонских Пап, большинство из которых искренне пытались реформировать самые вопиющие злоупотребления церкви, то следует признать, что в XIV веке этот эпизод, который некоторые называют "вавилонским пленением", серьезно подорвал престиж папства. Самые известные голоса того времени, как святых, так и литераторов, были едины в осуждении авиньонского папства и требовании возвращения понтифика в Рим. Святая Бригида (1303–1373) и святая Екатерина Сиенская (1347–1380) призывали Папу вернуться в Италию. "Не противься больше воле Божьей, ибо овцы ждут, голодая, твоего возвращения в резиденцию святого Петра", — писала Екатерина Сиенская Григорию XI. Боккаччо присоединился к их призыву, Данте поместил Иоанна XXII в свой "Ад", а Петрарка, который сам жил в Комта-Венесен, нарисовал отталкивающую картину папского города:

Роскошь руководителей Церкви, растущая непопулярность папских налогов, часть которых шла на финансирование строительства дворца и оплату плеторической и тиранической бюрократии, — все это породило яростное оспаривание папской монархии, что отразилось в росте еретических течений даже среди богословов: Джон Уиклиф (1324–1384) был предвестником протестантизма; Уильям Оккам (1290–1350), оставаясь ортодоксом, высоко ценил роль мирян в Церкви; Марсилий Падуанский (1275–1342), который был ректором Парижского университета, в конфликте с Иоанном XXII противопоставил власть вселенской Церкви власти самодержавного Папы.

Авиньонское папство, обвиненное в том, что оно покинуло Вечный город, служило интересам французского короля, чрезмерно усилило централизацию Церкви, жило в роскоши благодаря несправедливым налогам на церковников, практиковало непотизм в интересах родственников и друзей, было не очень популярно. В Италии небольшие экзальтированные группы, фратичелли, даже утверждали, что авиньонские Папы не были легитимными. Этот контекст может помочь объяснить несколько бесцеремонное отношение Дю Геклена к папству в 1364 году. Но здесь снова трудно провести различие между реальными чувствами бретонца и чувствами Кювелье, который писал об этом несколько лет спустя, в то время, когда престиж Папы еще больше упал: с 1378 по 1417 год, происходил "Великий раскол", во время которого христианство было расколото надвое, следуя за двумя враждебными друг другу Папами, Римским и Авиньонским.

С 1305 года все Папы были французами, и почти все они были с юга королевства. После Бертрана де Го, Климента V (1305–1314), мы видим Жака д'Юэза из Каора, который стал Иоанном XXII (1316–1334), затем Жака Фурнье из Лангедока, который носил тиару под именем Бенедикта XII (1334–1342), за которым последовал Пьер Роже де Бофор-Тюренн, родившийся близ Лиможа, Папа римский под именем Климента VI (1342–1352), которого сменил коррезен Этьен Обер, Иннокентий VI (1352–1362). В 1365 году понтификом стал другой житель Лангедока, бенедиктинец Гийом де Гримоар, избранный 28 сентября 1362 года и принявший имя Урбан V. Историки сходятся во мнении, что он был одним из лучших авиньонских Пап. Благочестивый, культурный и честный, он прилагал реальные усилия для реформирования Церкви и всерьез подумывал о возвращении в Рим. Он боролся против накопления льгот и просил епископов-нерезидентов вернуться в свои епархии.

Как и его предшественники, Урбан V столкнулся с угрозой от "Великих компаний" наемников-рутьеров, что сделало пребывание в Авиньоне менее приятным, чем можно было предположить. В 1357 году Иннокентию VI уже пришлось с почестями принимать знаменитого Архипресвитера (Арно де Серволя), а его людей удалось удалить из города только с помощью подарка в 40.000 экю. Именно тогда начались работы по восстановлению старых стен Авиньона, которые датировались XII и XIII веками и находились в очень плачевном состоянии. Взимая налог с жителей города, Папа добился реконструкции стен. В 1357 году были вырыты рвы; с 1359 года уже говорится о "новых стенах". Но работы, выполненные в спешке, не отличались высоким качеством: большинство из девяноста башен были открыты со стороны города, а большая часть стен не имела машикулей. Главной защитой оставался сам дворец, некоторые башни которого были высотой более пятидесяти метров, что не помешало вложить 112.000 флоринов в строительство ограды… и вернуть компании в 1361 году.

Неудержимо влекомые богатствами папского города, компании рутьеров вновь спустились в долину Роны, захватили Пон-Сен-Эспри и опасно приблизились к Авиньону. Иннокентий VI пригрозил десяти тысячам разбойников отлучением от церкви, но они почти не дрогнули. Он послал призывы о помощи герцогу Бургундскому, королю Франции, герцогу Нормандскому, графу Савойскому, королю Арагонскому и императору; все они, занятые своими собственными проблемами, остались глухи, что многое говорит о снижении уважения к папству среди христианских государей позднего Средневековья. Понтифик был не более чем пешкой на шахматной доске, полезной для духовного прикрытия очень мирских интересов. С тех пор, как Гийом де Ногаре в 1303 году организовал нападение на Бонифация VIII, мы знаем, чего ожидать от европейских дворов.

Крестоносный идеал

Деньги теперь были лучшим оружием Папы, и именно они могли избавить его от компаний рутьеров: получив 100.000 золотых флоринов и отпущение грехов в качестве бонуса, они согласились уйти. Некоторые из них последовали за маркизом Монферратским, который увел их в Ломбардию для борьбы со своим братом. Вот где крылось решение: найти занятие для этих авантюрных орд, как можно дальше, войну с обещанием хорошей добычи, с полной свободой резать, насиловать и грабить. Что может быть лучше для этого, чем крестовый поход? Мусульмане — процветающие и неверные: убив их, человек получал и богатство, и вечное спасение. Разве не было гарантии от самого великого Св. Бернарда Клервосского, который обосновал это в Louange de la milice nouvelle (Похвале новому рыцарству):

И крестоносцы были не прочь это сделать. Знаменитая Histoire anonyme de la première croisade (Анонимная история Первого крестового похода) оставила яркий рассказ о взятии Иерусалима в 1099 году:

Хотя крестовый поход мог быть привлекательным для простого солдата, он не слишком вдохновлял государей и феодалов. Стоимость снаряжения была значительной, и, прежде всего, долгое отсутствие угрожало интересам сеньора в его собственном домене, несмотря на канонические решения, которые теоретически защищали собственность крестоносцев. Что касается государей, то они не могли позволить себе отказаться от династических или территориальных распрей ради гипотетических духовных ценностей.

Кроме того, после провала последней великой экспедиции Людовика Святого в Тунис в 1270 году, идея крестового похода была более жива среди теоретиков, чем среди рыцарей. Конечно, проекты создавались, но лишь немногие из них были реализованы. Филипп де Мезьер в своих трудах прославлял почти сакраментальную ценность крестового похода, но власть имущие остались глухи. Однако турки продолжали наступать: в 1354 году они взяли Галлиполи, в 1359 году заняли Фракию. Речь шла уже не о взятии крестоносцами Иерусалима, а о защите христианства от натиска османов. Отчаянные призывы Пьера де Лузиньяна, короля Кипра, не нашли отклика. В 1363 году он набрал несколько компаний наемников, но его экспедиция показала, насколько угасло великое крестоносное движение XII века: не успел он захватить Александрию в 1365 году, как его соратники, после тщательного разграбления города, покинули его, чтобы отправиться с добычей в Европу. Сам Пьер де Лузиньян был убит, но не мусульманами, а своими братьями, которые разделили наследство. В XIV веке для подавляющего большинства западных воинов крестовый поход был грязным делом, организованным грабежом богатств мусульманского мира. Даже среди христиан стали раздаваться голоса против этой практики, например англичане Уильям Лэнгленд и Джон Гауэра. Тот факт, что крестовый поход задумывался как средство избавления Европы от отбросов в лице полуразбойников-наемников, показывает, насколько далеко упал идеал священной войны.

Но миф сохранялся. По крайней мере, он оправдывал время от времени взимание папского налога, теоретически предназначенного для финансирования гипотетической следующей крестоносной экспедиции. И многие рыцари все еще верили в восточную мечту. Кювелье представляет Дю Геклена как большого поклонника Пьера де Лузиньяна, желающего поехать и сражаться за него на Кипре:

То, что авторитет Пьера де Лузиньяна подействовал на Дю Геклена, является вполне правдоподобным. Маршал Одрегем и многие другие рыцари, с которыми он встречался, разделяли это восхищение. О подвигах Ричарда Львиное Сердце мечтали почти так же часто, как о подвигах Ланселота. Добавим, что на Дю Геклена мог подействовать семейный миф об Аквине, который мог бы быть основателем его отчества и смутно поддерживать идею о родовом королевстве, которое должно быть восстановлено где-то на Востоке или в Северной Африке. Сомнительно, что Дю Геклен имел точные географические представления о мусульманском мире. Кипр и Гранада кажутся ему примерно одним и тем же: далеким регионом на юге, населенным неверными, которых нужно уничтожить. В любом случае, если речь шла о том, чтобы возглавить крестовый поход, он априори был "за".

Папа всерьез задумался об этом, как о самом верном способе избавиться от компаний рутьеров. Участие в крестовом походе против этих бандитов, которые были хуже язычников, можно рассматривать как благочестивый поступок. Но в этом случае крестоносцев предстояло еще найти. В апреле 1365 года Папа направил письмо всем епископам Франции, в котором перечислил все насилия, в которых были виновны рутьеры, сравнив их с дикими зверями, и наложил на них анафему и отлучение. Результат оказался не более успешным, чем в предыдущие попытки. Однако Папа был настолько изворотливым, что предусмотрел, что разбойники станут крестоносцами и будут убивать язычников! Звери, которые накануне были преданы анафеме, по инициативе самого Папы превратились в солдат Христа. Хотя идея была не совсем новой но она все же получила одобрение государей. Король Венгрии даже предложил оплатить расходы на проход через его территорию, а затем перевезти их морем на Восток, где он будет использовать их против турок, которые были у ворот его королевства.

По словам Фруассара проект не удался из-за нежелания командиров компаний. Путешествие показалось им слишком долгим, слишком рискованным и слишком сомнительным. Некоторые из них знали Венгрию и с опаской относились к горным проходам Балкан и Карпат. Пусть Папа и короли найдут для них менее далеких неверных. К счастью, на юге Испании, в королевстве Гранада, все еще оставалось некоторое количество мусульман. На протяжении веков Пиренейский полуостров был страной крестовых походов. Постепенно небольшие христианские королевства севера — Леон, Кастилия, Наварра, Арагон — оттеснили мусульман на юг в ходе долгой эпопеи Реконкисты. В 1365 году мусульмане уже не контролировали ничего, кроме довольно узкой полоски земли к югу от горного хребта Бетик. Гранадское королевство, находившееся в руках слабой династии Насридов, больше не представляло опасности, и с середины XIII века борьба с неверными была не более чем пограничной партизанской войной, со своей долей индивидуальных подвигов, воспетых в романах. Иногда Насридов поддерживали Мариниды из Марокко, и дело принимало более серьезный оборот, но в 1340 году Альфонсо XI Кастильский одержал победу при Саладо и положил конец сарацинской угрозе. Если в 1365 году и существовала мусульманская опасность и необходимость в оборонительном крестовом походе, то это было в Греции, а не в Испании. Но Греция была слишком далеко, поэтому "крестоносцы" отправились в Испанию. Главное было в том, чтобы они ушли.

Осталось найти лидера для этого особенного крестового похода. Вопрос о том, чтобы поставить во главе такой экспедиции государя или принца, не рассматривался в принципе. Нужен был человек, приемлемый для компаний и мало заботящийся о нравственности своих солдат. Лидер компании, который был бы немного более респектабельным, чем остальные, мог бы вполне подойти. Со знаменитым Сегином де Бадефолем, договориться, похоже, не удалось. Он только что разорил Форез, получил откуп от аббатства Савиньи, взял Брюде, получил большую компенсацию от Оверни и обосновался в городе Анси в провинции Лионне. Но примерно в это же время он попытался обмануть Карла Злого, пообещав ему город Анси и одновременно предав его жителей, и был и отравлен королем Наварры. Тогда почему бы не поставить во главе крестового похода Арно де Серволя? Архипресвитер во главе крестового похода — это было бы более уместно. Но Арно, который несколькими годами ранее уже удерживал Папу в качестве заложника, был очень вероломен, и ему справедливо не доверяли. Он хотел только заработать себе денег, играя за все стороны одновременно, поэтому он служит всем, предавал всех и собирал деньги со всех сторон. Немного позже, в 1366 году, на него было совершено покушение.

Папе нужен был хороший военачальник, с достаточным престижем, чтобы навязать себя компаниям, но без личных амбиций. Преданный человек, послушный инструмент, тот, кто не был в состоянии предъявлять требования. Карл V, которому Папа сообщил о своих планах, имел в запасе такую редкую птицу.

Положение а Кастилии: Педро Жестокий

Весной 1365 года, когда Урбан V пытался спланировать свой крестовый поход, король Франции вел переговоры об амбициозной испанской экспедиции с королем Арагона, Педро IV Церемонным, и эти два проекта вполне могли дополнить друг друга. Ситуация на Пиренейском полуострове открывала интересные перспективы. Помимо небольшого мусульманского королевства Гранада на крайнем юге, она была разделена между четырьмя христианскими королевствами со сложными взаимоотношениями.

На западе Педро I правил Португалией с 1357 года и проявлял пристальный интерес к делам Кастилии. Его отец Альфонсо VI Храбрый часто вел войны против своего зятя Альфонсо XI, короля Кастилии, а Педро I сам был тестем Педро I Жестокого, который правил Кастилией с 1350 года.

Королевство Кастилия, слившееся с Леоном, было самым большим на полуострове. Она больше всех выиграло от отвоевания территорий у мусульман. Во время долгого правления Альфонсо XI (1311–1350) был достигнут большой прогресс в административной унификации, но личная жизнь этого правителя стала причиной династических осложнений следующего правления. Альфонсо женился на Марии Португальской, от которой у него родился сын Педро. Но этот нелюбимый законный наследник был удален от двора вместе со своей матерью, в то время как король открыто жил со своей любовницей доньей Леонорой де Гусман, которая подарила ему десять детей, одаренных почестями и богатством. Среди них был Энрике, получивший от отца графство Трастамара.

В 1350 году Альфонсо XI умер во время эпидемии чумы. Настало время законного наследника и его матери, которые до этого времени были заточены на юге, в Толедо. Педро, который стал королем Кастилии Педро I, позже прозванным Педро Жестоким, было шестнадцать лет. С помощью знатного барона Альбукерке он устранил Леонору де Гусман и ее партию и начал свое бурное правление. Сначала он примирился со своим единокровным братом Энрике Трастамарским, но затем столкнулся с восстанием дворянства, которое он безжалостно разгромил. Затем Энрике бежал, чтобы вести жизнь изгнанника, иногда на службе короля Арагона, чаще во Франции, где он несколько лет находился в Лангедоке в качестве командира отряда на службе герцога Анжуйского, лейтенанта короля в этой провинции.

В 1362 году Энрике уже пытался использовать компании рутьеров, чтобы вернуться в Кастилию и изгнать Педро Жестокого. Эта экспедиция была как бы генеральной репетицией той, что будет в 1365 году. Деньги на предприятие должен был предоставить король Арагона, а партнерами стали совет короля Франции, который поддержал это дело, маршал Арнуль д'Одрегем, который должен был возглавить армию, граф Трастамарского, который определил цели, и многие капитаны "Великих компаний". Договор, подписанный между этими сторонами 23 июля 1362 года, показывает, что главной целью операции было избавить королевство Франция от компаний наемников, которые стали бесполезными после окончания войны между королями Франции и Англии. Но было предусмотрено, что если эта война возобновится, компании смогут вернуться и выбрать свою сторону. Для блага королевства, говорится в тексте, "вышеупомянутые капитаны и воины и их роты и каждый из них уйдут из королевства Франции, никогда не возвращаясь в него для ведения войны, за исключением случая, если захотят участвовать в открытой войну между королем Франции и королем Англии; в этом случае они могут вернуться и служить кому угодно". Чем раньше они покинут Францию, тем лучше: отъезд должен был состояться не позже чем через десять недель, и они не могли нигде задерживаться более чем на шесть дней. На самом деле, экспедиция продвинулась не очень далеко. Король Арагона не смог выделить деньги, поэтому экспедиция остановилась в Памье, где многие солдаты нашли работу в частной войне между Гастоном Фебом графом Фуа и Жаном д'Арманьяком.

Однако идея похода для свержения Педро Жестокого витала в воздухе. Это стало ясно в последующие годы по мере роста непопулярности короля Кастилии. В 1353 году он женился на французской принцессе Бланке де Бурбон, свояченице будущего короля Карла V, и сразу же бросил ее ради своей любовницы Марии де Падилья, с которой у него было пятеро детей. Но у Педро было много и других любовниц (четыре упомянуты в его завещании). В течение восьми лет Бланка де Бурбон вела жалкую жизнь, переезжая из замка в замок, прежде чем была убита в возрасте двадцати пяти лет в замке Медина Сидония. Обстоятельства преступления настолько туманны, что некоторые испанские историки даже оспаривают его реальность. Уже Мериме, опираясь на Istoire (Историю) Маттео Виллани, предположил, что Бланка умерла от болезни; Санс-и-Руис де ла Пенья считал, что она стала жертвой "Черной смерти". На самом деле, свидетельство хронистов трудно оспорить ― это действительно было преступление, только способ его совершения вызывает споры: яд или череп, проломленный одним из приспешников Педро.

В дополнение к длинному списку проступков короля Кастилии, это событие давало достаточные основания для вмешательства короля Франции. Это также давало дополнительный повод для морального и религиозного осуждения, чтобы навлечь на себя гнев Церкви. Кастильская экспедиция состоялась в то время, когда королевство переживало сложную социально-религиозную ситуацию. Три этноконфессиональные группы населения проживали вместе в этом королевстве. Победившие христиане опирались на церковную иерархию с множеством влиятельных епископов, аббатов и многочисленным духовенством; и крупное дворянство, обладавшее огромными владениями и значительной военной силой. Эти дворяне, поддерживаемые строго ортодоксальными епископами, стремились поставить под свой контроль королевскую власть. Педро Жестокий вел с ними войну, а Энрике Трастамарский позиционировал себя как защитник аристократии, которая была поругана тираническими методами правления короля.

Мусульмане также проживали в королевстве и назывались мудехарами, термином, пришедшим из арабского языка и означающим "тот, кто получил разрешение оставаться там, где он находится". Теоретически они пользовались веротерпимостью и гражданским равенством с христианами, но их положение было нестабильно. К ним относились с недоверием, особенно духовенство и дворянство, поскольку считали их постоянной угрозой: в случае войны с королевством Гранада не возникнет ли у них соблазна сотрудничать со своими братьями-мусульманами? Для воинов Северной Европы, где царило религиозное единодушие и где менталитет формировался под влиянием крестоносного духа, само присутствие этих неверных в христианской стране было аномалией. Педро Жестокий был в хороших отношениях с этими мусульманами, которых он защищал. У него даже были хорошие отношения с правителями Гранады: разве не он помог Мухаммеду вернуть власть от узурпатора Абу Саида? Поэтому пропаганда Энрике Трастамарского и дворянства могла представить Педро Жестокого как друга неверных. Не составляло труда установить связь между крестовым походом и борьбой против короля Кастилии.

Еврейский вопрос

Наконец, существовал еврейский вопрос, который сыграл ключевую роль в испанской экспедиции. Евреи были многочисленны на полуострове. Со времен господства мусульман, которые к ним хорошо относились, они сохранили важную экономическую роль и после завоевания христианами, в качестве купцов, банкиров и сборщиков налогов, непопулярных, но прибыльных профессий: в Арагоне они обеспечивали 22 % налоговых поступлений. Образованные, они также выдвинули из своей среды много талантливых людей: переводчиков и послов в отношениях между мусульманскими и христианскими государями. Евреи составляли существенную часть кастильской городской буржуазии.

Педро Жестокий был большим другом евреев, которых было много в его окружении, настолько, что его враги распространили слух, что он сам был евреем: его мать, королева Мария Португальская, по слухам, родила девочку, которую подменила мальчиком, сыном еврея по имени Перс Гил, или Зил. Вот почему, согласно Chronique des quatre premiers Valois (Хронике первых четы Валуа), враги Педро I называли его Педрозилем. Эта легенда иллюстрирует неоспоримый факт — защиту, которую Педро Жестокий оказывал евреям. Некоторые из них были очень благодарны ему, например, Раби дон Сантос, который написал стихи в его честь. Кювелье изображает евреев в качестве советников короля, что опять же соответствует действительности: столкнувшись с непокорным дворянством, поддерживаемым католической церковью, которая стремилась контролировать монархию, и интригами Энрике Трастамарского, Педро Жестокий опирался на городской мир, буржуазию, юристов университета, евреев, которые были очень полезны в финансовом отношении, не пренебрегая мусульманами-мудехарами.

При взгляде извне, из Франции и Англии в частности, эта ситуация способствовала тому, что Педро Жестокий стал еще более одиозной фигурой. С начала великого кризиса XIV века антиеврейские настроения стремительно развивались. Ранее терпимые в своей экономической роли в качестве менял и кредиторов, что позволяло христианам сохранять свои руки чистыми, перекладывая на евреев кредитные операции, они остались заклейменными печатью позора как представители народа-предателя Христа. В обычное время они могли заниматься своими делами, но во время кризиса они становились идеальными козлами отпущения. Филипп Август уже подумывал изгнать их из королевства, а добрый король Людовик Святой пообещал, что если они будут плохо отзываться о христианской религии, он вонзит меч в их животы до самой рукояти. Но первые конкретные меры были предприняты только в конце XIII века: 18 июля 1290 года все евреи в Английском королевстве были арестованы, а затем изгнаны из страны. Во Франции Филипп IV Красивый 21 июня 1306 года и конфисковал все их имущество. Их обвиняли в прозелитизме, удержании христиан в кабале за счет долгов, а также в ритуальных убийствах. Эта мера затронула около ста тысяч человек, особенно в Шампани, Париже, долине Луары и на юге Франции.

В 1311 году был подписан указ об изгнании, но неудобства, связанные с их отъездом, были таковы, что в 1315 году им разрешили вернуться на двенадцать лет. В акте объяснялось, что их будут терпеть, чтобы они служили живыми свидетелями Страстей Христовых и обращались в христианскую веру. Но они должны были носить отличительный знак на своем одеянии: круг размером с крупную серебряную монету, другого цвета, чем одеяние, чтобы быть более заметными. Им разрешалось заниматься ремеслами и торговать, но запрещалось давать взаймы деньги под проценты; они не могли мыться в реках и фонтанах, используемых христианами, не могли входить в христианские дома, церкви и на кладбища; они не могли нанимать слуг-христиан.

В 1320 году, с началом великих бедствий, начались погромы. Резню евреев спровоцировало движение "пастушков", затем в 1321 году, она продолжилась во время охоты на прокаженных, обвиненных в отравлении источников воды. Черная смерть 1348–1349 годов так же стала сигналом к масштабным убийствам, о чем рассказывается в Vrayes Chroniques (Правдивых хроника) каноника Жана Лебеля:

Вновь изгнанные из Франции, затем из Англии в 1358 году, евреи были возвращены во Францию в 1359–1361 годах на двадцать лет в обмен на уплату огромных налогов. В этих обстоятельствах понятно, что хорошее отношение Педро Жестокого к евреям, послужило дополнительным мотивом для нападок на него, даже если в папском государстве к евреям относились лучше, чем во Франции и Англии. Бертран д'Аржантре подытожил непопулярность короля Педро: "Он утверждал, что является христианином, но был хуже марана, заключая все свои союзы с евреями, маранами, морами и сарацинами".

Испанская экспедиция имела зловещий антиеврейский подтекст. Она сопровождалось дикими расправами, которые Кювелье описывает с глубоким удовлетворением и полным одобрением. В то время, когда он писал свою хронику, в последние годы XIV века, ненависть к евреям еще более усилилась. В Испании в 1391 году было уничтожено более пятидесяти тысяч евреев. В Англии новое изгнание произошло в 1376 году. Во Франции убийства евреев произошли в 1382 году. В 1389 году Филипп де Мезьер советовал Карлу VI не пускать евреев в города и замки, но он не рекомендовал изгонять их по четырем причинам:

Несмотря на это, евреи были окончательно изгнаны из Франции в 1394 году. Именно во время этих событий Кювелье и написал свою поэму. В какой степени Дю Геклен разделял эти антиеврейские настроения? Кювелье никогда ничего не приписывал ему по этому вопросу. Правда, Бертран сжег двести евреев во время штурма замка Бривьеска, но для него они были такими же врагами, как и все остальные. Он убивал их, потому что они находились на службе у Педро Жестокого, а не потому, что они были евреями. Разница между его отношением к евреям и отношением к ним Энрике Трастамарского предельно ясна. Последний являлся антисемитом, о чем убедительно свидетельствуют его действия и выступления. Кювелье изображает его в драматической сцене со своим единокровным братом Педро, которого Энрике упрекает за то, что тот советуется с евреями и на его глазах убивает одного из королевских советников, еврея Иакова:

Тогда Педро, обезумев от ярости, хотел наброситься на своего единокровного брата, который благоразумно сбежал, а бароны попытались успокоить короля:

Что касается королевы, то она называет еврея, пришедшего поприветствовать ее, "вонючей, гнилой собакой мерзкого происхождения". Тон задан, и Кювелье одобряет эти излишества. Если бы он мог приписать подобные высказывания своему герою, то, несомненно, сделал бы это, как дополнительную заслугу. Но Дю Геклен явно не был ни антисемитом, ни даже антиевреем. В речах, которые он произносил перед солдатами компаний, врагом всегда был мусульманин, неверный. Он собирался сражаться с сарацинами и Педро Жестоким; и если на их стороне будут евреи, то тем хуже для них, но он не будет убивать их с большим удовольствием, чем христиан.

Интриги Педро Церемонного

На северо-востоке Испании другой правитель был готов воспользоваться трудностями Педро Жестокого: король Арагона, Педро IV, известный как Церемонный за свою неумеренную любовь к архивам и церемониальному придворному протоколу. Арагон был растущей средиземноморской державой, которая имела права на Корсику и Сардинию со времен правления Хайме I (1291–1327). В 1326 году каталонские наемники захватили Афинское герцогство в Греции, которое перешло под власть Барселоны. В 1344 году Педро IV захватил Балеарские острова и королевство Майорка, установив свой контроль над западным Средиземноморьем. Барселона была одним из крупных торговых центров Европы, распространяя свое влияние повсюду через своих фактории возглавлявшиеся консулами.

В политическом плане король Арагона, после того как ему бросили вызов крупные дворяне, сумел навязать им свою власть. В конце XIII века Альфонсо III, в результате конфликта с союзом крупных дворян и городов, был вынужден признать право знати на восстание, если их привилегии не соблюдались. Но в 1348 году Педро Церемонный, после победы над дворянами при Эпиле, разорвал это соглашение. Этот энергичный правитель, холодный расчетливый человек без угрызений совести, был готов на все, чтобы удовлетворить свои амбиции во время долгого правления, длившегося более полувека (1335–1387), которое он начал с того, что короновал себя, чтобы показать, что корона досталась ему только от Бога. Способный на самые ужасные жестокости, например, заставлять мятежников пить расплавленный металл из колокола, который звонил на их собраниях, он жаждал получить территории своего кастильского соседа, Педро Жестокого, и для этого он уже пытался в 1362 году заручиться помощью Энрике Трастамарского и компаний рутьеров. Но, желая играть по-умному, он всегда довольствовался тем, что обещал деньги своим союзникам, имея твердое намерение никогда не платить.

Именно этого он надеялся добиться в 1365 году, когда начал переговоры с Карлом V и Урбаном V. С французской стороны контакты осуществлялись с конца 1364 года. Для Карла V союз с Педро IV против Педро Жестокого давал несколько возможностей: во-первых избавиться от компаний рутьеров, во-вторых приобрести ценные союзы на юге Аквитании, чтобы создать противовес английскому присутствию в регионе. План состоял в том, чтобы заменить Педро Жестокого на Энрике Трастамарского, который из благодарности предоставил бы кастильский флот на службу своему французскому благодетелю. Политика испанских союзов, подтвержденных браками, являлась старой традицией французской монархии, о которой напоминала память о Бланке Кастильской. Брат Карла V, герцог Анжуйский, даже хотел, чтобы Педро Церемонный взял на себя обязательства по борьбе с Черным принцем, но хитрый арагонец настоял на сохранении нейтралитета в этой области.

Все, в чем он был кровно заинтересован, так это в том чтобы вернуть крепости и территории, которые у него отнял Педро Жестокий, и для этого самым эффективным способом, вероятно, была бы замена Педро на Энрике, который уже пообещал ему провинцию Мурсия на юге. Оставалось решить финансовую проблему. Педро IV знал, что компании наемников и их лидеры начинали действовать только при виде золотых монет. Как можно было найти необходимые суммы в стране, которая сильно обеднела в результате непрерывных войн с Кастилией? В течение 1364 года Педро IV ободрал свое королевство до костей, он ввел: военные налоги на все еврейские и сарацинские общины, конфискации имущества в деревнях, сопротивлявшихся уплате налогов, изъятие пятой части прибыли, полученной во время поездок на вражескую территорию, принудительные займы с купеческих компаний Барселоны, всевозможные поборы, в том числе и с церковного имущества, что поставило его в щекотливые отношения с епископами и Папой.

Несмотря на это фискальное давление и эти поборы, Арагон был не в состоянии удовлетворить огромные потребности большой военной экспедиции. Но Педро IV был готов на все, чтобы отомстить Педро Жестокому, и если у него не было свободных денег, он готов был заплатить обещаниями. В январе 1365 года он отправил адмирала Франсиско де Перильоса в Авиньон, чтобы заручиться поддержкой Папы. Адмирал был хорошим переговорщиком: требования Педро IV были удовлетворены, а Урбан V проявил благосклонность к Арагону.

Так, мало-помалу, сплеталась сеть союзов и проектов, которые привели к испанской экспедиции. Детали этих приготовлений, которые охватывали зиму 1364–65 годов и весну 1365 года, остаются неясными. Ясно лишь то, что у каждого из партнеров по предприятию была своя цель, которую они надеялись достичь с помощью общего средства, называемого крестовым походом: Урбан V хотел избавиться от компаний рутьеров, направив их против сарацин в Гранаде; Карл V хотел сделать французского союзника, Энрике Трастамарского, королем Кастилии, чтобы использовать кастильский флот, и одновременно очистить королевство от присутствия компаний рутьеров; Педро IV хотел вернуть территории, отобранные Кастилией, и думал, что добьется этого, помогая Энрике Трастамарскому свергнуть Педро Жестокого. Маскируя все эти политические расчеты, крестовый поход был лишь предлогом, благочестивой ширмой для общественного мнения и морального духа войск: даже будучи наемником, человек сражается с большим рвением, когда защищает истинную веру против неверных.

Крестовый поход должен был свергнуть законного короля, Педро Жестокого, и заменить его бастардом, Энрике Трастамарским. Для уважаемых спонсоров экспедиции, Папы Римского и двух законных королей, было важно морально оправдать это действие. Педро Жестокий был другом евреев и мусульман, и только это "преступление" оправдывало церковные санкции. Более того, он убил свою жену, французскую принцессу; и что еще серьезнее, он не уважал неприкосновенность церковного имущества и церковных привилегий, что позволило отлучить его от церкви, объявить недостойным царствовать и поручить Энрике Трастамарскому привести приговор в исполнение и занять его место. В довершении всего, говорили, что брак Альфонсо XI с Марией Португальской был недействительным, поскольку в то время государь уже был женат на Леоноре де Гусман; поэтому Педро был бастардом, а Энрике — законным сыном и наследником, которого нужно было поставить на его место.

И здесь от нас опять-таки ускользает точный порядок этих процедур. Фруассар собрал все воедино в логическом, если не хронологическом, порядке:

Что касается событий в Испании, то сведения Фруассара и Кювелье, которые в целом достаточно хорошо информированы, но допускают ошибки в деталях, к счастью, дополняются испанскими хронистами, часто свидетелями произошедших событий, в частности Педро Лопесом де Айяла, дворянином, который долгое время находился в свите Педро Жестокого, прежде чем перейти на службу к Энрике Трастамарскому. Поэт и хронист, великий канцлер Кастилии, Айяла знал Дю Геклена во время последующих событий, и его Chronique des rois de Castille (Хроника королей Кастилии) является незаменимым источником. Добавим сюда Chronique catalane (Каталонскую хронику) Педро IV и Anales de la coruna de Aragon (Анналы короны Арагона) Херонимо Сурита-и-Кастро.

Наварра и Аквитания

Двумя другими действующими лицами принимавшими непосредственное участие в испанских делах, были Карл Злой и Эдуард Черный Принц. Карл Злой, будучи королем Наварры, очевидно, в первую очередь был озабочен тем, что могло произойти с его соседом в Кастилии. Карл Злой не испытывал симпатии к своему коллеге Жестокому и, как и все остальные в этом деле, был заинтересован лишь в том, чтобы извлечь максимум выгоды из предстоящих событий. Географическое положение Наварры было важным активом, который Карл постарался монетизировать по наиболее высокой ставке, не связывая себя ни с одной из сторон. Его королевство было не очень большим, около двенадцати тысяч квадратных километров, но оно простиралось вдоль Пиренеев, и контролировало важный проход, через Сен-Жан-Пье-де-Порт и перевалы Ронсево, Испегуй и Велате, ведущий к столице, Памплоне. Если бы англичане из Аквитании хотели бы вмешаться в испанские дела, они должны были пройти через него, но им пришлось бы заплатить определенную цену.

Карл Злой также нуждался в восстановлении своей казны, истощенной расходами на войну в Нормандии. Наварра 1365 года была обескровлена чумой, голодом и налогами, как показано в недавно вышедшей книге Мориса Берте Famines et épidémies dans les campagnes navarises à la fin du Moyen Age (Голод и эпидемии в сельской местности Наварры в позднем Средневековье). Голод 1347 года оставил многие дома заброшенными; чума 1348–1349 годов убила половину населения; в 1355 году Карл Злой ввел налог в 30.000 ливров для финансирования своей нормандской экспедиции; в 1356-59 годах он поднял налоги для содержания гарнизонов в Нормандии; неурожаи поразили страну в 1360-61 годах; снова чума и голод в 1362–64 годах, усугубленные войной с Арагоном, из-за которой часть земли не обрабатывалась. Карл Злой уже не мог позволить себе проводить амбициозную политику. В марте 1365 года он подписал договор с Карлом V, который позволил ему сохранить большую часть его нормандских владений и получить сеньорию Монпелье. Но по мнению Карла Злого, это была лишь передышка; король Франции оставался его ненавистным врагом, и если война готова была переместится к границам его владений, он хотел извлечь из этого максимальную выгоду.

Тем временем в Бордо обосновался старший сын короля Англии, Эдуард, принц Уэльский, прозванный Черным принцем из-за цвета доспехов которые он предпочитал носить и масти лошади на которой он предпочитал ездить. Романтическая аура окружала этого героя, контрастируя с атмосферой коварства, в которой купались все эти Злые, Жестокие и прочие Церемонные. Но в этом человеке не было ничего ангельского. Воспитанный на историях о рыцарях Круглого стола, он являлся образцом доблестного рыцаря, блестящего и щедрого на турнирах и в сражениях: герольд Чандос, автор Vie du Prince Noir (Жизни Черного принца), способствовал распространению этого идеализированного представления о принце Уэльском в XIV веке. Принц Эдуард был грозным воином, чья репутация основывалась на подвигах при Креси, где ему было всего шестнадцать лет, и Пуатье. Он победил Иоанна II Доброго, а также стал предводителем грабительского рейда 1355 года по Гаскони и Лангедоку, в которой он проявил свои таланты стратега и тактика. В 1365 году, в возрасте тридцати пяти лет, он стал наследником английского престола. Его отец Эдуард III, который полностью ему доверял, 19 июля 1362 года, назначил Эдуарда герцогом Аквитании. Принц держал свой двор в Бордо, где, как пишет Чандос, "обитали благородство, радость, доброта, щедрость, дружелюбие и честь, и все его подданные и люди любили его всем сердцем".

Более точно то, что они боялись его, ведь Эдуард не был мягким и добросердечным принцем. Жесткий, безжалостный, даже свирепый на войне, Черный принц отличался от большинства современных ему правителей только одним качеством — верностью. Это качество могло привести его к политическим злоключениям с беспринципными партнерами, которые толкали его на необдуманные авантюры, взывая к его чувству рыцарской чести. Если его удавалось убедить, что на карту поставлена честь, ничто не могло его остановить, даже самые элементарные соображения благоразумия. Перед лицом таких хитрых соратников, как Педро Жестокий и Карл Злой, эта архаичная привязанность к рыцарской чести граничила с политической посредственностью. Но коннетабль Джон Чандос находился всегда рядом с принцем, чтобы давать тому благоразумные советы, и можно задаться вопросом, в какой степени заслуги, приписываемые Черному принцу, должны скорее принадлежать Чандосу, даже в чисто военной области, ведь победа при Пуатье принадлежала больше Чандосу, чем Эдуарду. Однако принц не всегда слушал своего верного друга.

В Бордо положение принца Уэльского было более шатким, чем казалось на первый взгляд. За пышностью герцогского двора скрывалось множество трудностей. Если роскошь торжеств, на которых принцесса Уэльская привносила блеск своей красоты, соблазнял некоторых гасконцев, то остальные буйные сеньоры Юго-Запада не привыкли находиться под опекой сюзерена, который часто бывает в Париже или в Лондоне. Более того, большинство прибыльных должностей было доверено личным друзьям принца; возросшее фискальное давление, вызванное взиманием трех налогов-фуажей подряд, и новая эффективность административной системы довершили непопулярность герцога Аквитанского.

Эдуард также был заинтересован в уходе "Великих компаний", которые не знали границ, и некоторые из которых все еще оставались на границах Керси, Руерга и Перигора. В 1365 году у него не было причин противиться крестовому походу в Испанию, даже если в нем примут участие английские наемники. Он был в мире с королем Франции и не намеревался его нарушать.

Дю Геклен, инструмент великих замыслов

Таким образом, был открыт путь для реализации плана Карла V, Урбана V и Педро IV Церемонного. Оставалось только найти человека, способного руководить предстоящей операцией. На самом деле, еще до того, как планы были полностью разработаны, Карл V обратился к Дю Геклену. Этот выбор в основном был обусловлен личностью бретонца, который всегда воспринимался прежде всего как капитан компании, подобно Архипресвитеру. Его военная репутация, созданная при Кошереле, почти не пострадала от поражения при Оре, где он не был командиром. Принятый командирами компании как один из своих, он также обладал ценными качествами в глазах короля: верностью и отсутствием личных амбиций. Он не был равнодушен к жажде добычи, но у него не было политических притязаний, и его нельзя было заподозрить в двойной игре.

Единственная сложность заключалась в том, что он является условно-досрочно освобожденным пленником Джона Чандоса, и пока он не заплатил выкуп, он не мог сражаться. Это препятствие могло быть устранено спонсорами задуманной экспедиции. Нам не известен ход переговоров: вероятно, Карл V, со свойственной ему скупостью, сначала стремился к полюбовному соглашению. По словам Фруассара, Джону Чандосу предложили возглавить экспедицию вместе с его пленником, но он отказался. Вместо этого он, как говорят, посоветовал Черному принцу разрешить участвовать английским компаниям в походе в Испанию.

Поэтому в конце апреля 1365 года Дю Геклен был отправлен в Авиньон, чтобы окончательно согласовать детали экспедиции, а также, как уверяет Бертран д'Аржантре, попросить Папу принять участие в выплате за него выкупа, который король Франции не хотел платить в одиночку. Бертран, более непринужденно чувствовавший себя на поле боя, чем в зале папской аудиенции, конечно, находился в компании одного или двух французских дипломатов, но, по крайней мере, Урбан V мог увидеть, какому человеку будет доверен крестовый поход, и он, похоже, остался доволен осмотром. Тем не менее, по словам Бертрана д'Аржантре, Дю Геклен был очень польщен тем, что его выбрали король и понтифик. Такая перспектива могла только радовать его: за него заплатят выкуп, и он будет командовать большой армией для борьбы с неверными. В Авиньоне он также встретил послов Энрике Трастамарского, которые объяснили ему другую сторону крестового похода.

По словам хронистов, возглавляемых Кювелье, Дю Геклен прекрасно понимал сочетание двух целей экспедиции: священной войны против неверных в королевстве Гранада и борьбы против тирана Педро Кастильского, которого должен был сменить его брат Энрике. Во всех своих действиях и речах он, кажется, был убежден, что ведет крестовый поход. Документ от 2 января 1366 года показывает, что он заранее получал королевство Гранада в случае завоевания, оставляя прибрежные крепости Хьюго Калвли. Когда он обращался к компаниям рутьеров, он называл сарацин врагами, которых нужно победить, подражая королю Кипра. Есть что-то трогательное в этих заявлениях борца за веру, даже если к ним примешиваются обещания грабежа и наказания Педро Жестокого. Должны ли мы сделать вывод, что Дю Геклен был одурачен своими покровителями, целью которых были не мавры Гранады, а Кастилия? Это возможно, и именно поэтому Бертран являлся идеальным инструментом: он был одним из редких лидеров конца XIV века, которому все еще был доступен рыцарский идеал крестового похода. Для этого не нужно было быть очень набожным, достаточно было иметь простую веру. Не из этого ли материала были сделаны все бойцы в священных войнах, те, кого посылали убивать неверных во имя Бога?

Для Дю Геклена наказание Педро Жестокого было частью цели крестового похода, поскольку он был другом сарацин и врагом Церкви. Его король и Папа сказали ему об этом: разве этого недостаточно? Давайте проясним: Дю Геклен не является невинным бескорыстным и чистым инструментом в руках макиавеллиевских организаторов псевдо-крестового похода с политическими целями. Он также отправлялся в Испанию, чтобы обогатиться, сражаться и покрыть себя славой. Но он является исполнителем работы, которая выходила далеко за пределы его понимания, и из которой он выйдет обнищавшим, обманутым и заключенным. Испанские соколы ощиплют бретонского орла.

Но на данный момент в Авиньоне речь шла о том, чтобы заручиться поддержкой английских компаний. 3 мая Папа вручил Дю Геклену рекомендательное письмо для принца Уэльского с просьбой дать разрешение на отправку английских наемников в крестовый поход. Затем Бертран отправился в Бордо, где и заручился согласием Черного принца.

Летом Карл V, наконец, решил выделить деньги для выплаты выкупа. Это был не подарок, а аванс, причем на жестких условиях. 20 августа в Ла Рош-Тессон Дю Геклен подписал со своим братом Оливье документ, в котором признавал, что получил "определенную сумму денег, которую упомянутый король, мой суверенный повелитель, дал нам авансом, чтобы мы вывели из его королевства компании, которые находились в Бретани, Нормандии, Шартрэне, и других местах, а также помочь нам выплатить часть нашего выкупа дворянину сэру Джону Чандосу, виконту Сен-Севера и коннетаблю Аквитании, у которого мы находимся в плену". В обмен он обязался "вывести из его королевства указанные компании, находящихся в нашей власти, так быстро, как мы сможем, без мошенничества или злоупотреблений, а также не удерживая их и не допуская, чтобы они оставались или были задержаны в какой-либо части указанного королевства, кроме как в пути, и без того, что мы и указанные компании, просили или могли просить у указанного короля, моего суверенного сюзерена, или его представителей или добрые города о финансах или любой другой помощи".

Как видно, король был заинтересован в быстрой и недорогой эвакуации. Неделю спустя, все еще находясь в Ла Рош-Тессон, Дю Геклен подписал второй, гораздо более подробный документ со своим братом Оливье, касающийся условий финансового соглашения между Карлом V, Джоном Чандосом и им самим. Он предусматривал, что король предоставит Чандосу 40.000 золотых флоринов в монетах короля Иоанна или эквивалентное количество золота, которое должно быть выплачено в Пуатье до Пасхи 1366 года. Если бы Дю Геклен не вернул эту сумму королю до указанной даты, государь забрал бы у него графство Лонгвиль, которое он все еще мог вернуть, если бы заплатил королю до Пасхи 1367 года. Бертран недолго наслаждался своим нормандским графством! Что касается Джона Чандоса, то он будет еще долго ждать своих денег. Он был главной жертвой этой сделки: лучше быть кредитором простого рыцаря, чем короля, особенно когда последний — Карл V. Несмотря на обещания, последний ждал до 1 июля 1366 года, чтобы выплатить половину суммы долга, т. е. 20.000 флоринов. 16 декабря он произвел второй платеж в размере 12.500 флоринов. 8 января 1367 года Джон Чандос в письме напомнил ему, что он все еще должен ему 7.500 флоринов, и предложил сделку: поскольку его друг Майкл Дэгуорт задолжал 1000 флоринов Жану Оберу, буржуа из Парижа, король должен выплатить эту сумму указанному буржуа, а от выплаты остального выкупа он будет освобожден. И Карл V без колебаний согласился: 23 февраля он приказал выплатить Жану Оберу 1000 флоринов. Репутация Карла V как скупого и подлого человека была, конечно, небезосновательной. В результате сделки он сэкономил 6.500 флоринов и получил графство Лонгвиль, в то время как Чандос потерял деньги, а Дю Геклен — графство.

Освобожденный благодаря королевской "щедрости", бретонец прибыл в Париж в конце сентября 1365 года. У него состоялась последняя встреча с королем, во время которой были еще раз уточнены цели экспедиции. В начале октября Дю Геклен отправился в Шалон, где он должен был встретиться с основными командирами компаний. При нем уже было несколько сотен, возможно, несколько тысяч бретонских, нормандских, фламандских, английских и других наемников, которые покинули запад королевства и район Шартра, чтобы последовать за ним. Его также сопровождали знаменитые военачальники: Жан де Бурбон, граф Ла Марш, кузен Бланки де Бурбон, несчастной жены Педро Жестокого, маршал Арнуль д'Одрегем, Антуан де Божо, который прибыл с тремя рыцарями, тридцатью двумя оруженосцами и девятнадцатью конными лучниками, его брат Оливье Дю Геклен, его три кузена де Буде, Сильвестр, Жоффруа и Бертран, и два знаменитых воина, Пьер де Вильен и Адам де Вилье. Однако Дю Геклен является бесспорным лидером экспедиции, которая официально являлась крестовым походом. У всех участников на одежде был нашит белый крест, отсюда и название Compagnie blanche (Белая компания), данное этой разношерстной команде, если только это не было связано со сверкающими на солнце пластинами доспехов, как считают некоторые хронисты.

10 октября они прибыли в Осер и подготовились к встрече с основной частью армии, собранной у Шалона и состоящей из компаний из центральной, восточной и юго-восточной Франции. Большинство из этих капитанов никогда не видели Дю Геклена и знали его только по репутации; они ожидали, что он объяснит им цель экспедиции, маршрут и перспективы добычи. Они прекрасно знали, что им придется сражаться против короля Кастилии, но они хотели больше подробностей и оставались подозрительными. Бертрану нужно было убедить эту толпу рутьеров в том, что предприятие того стоит. Именно здесь, недалеко от Шалона, в середине октября 1365 года начинается эпопея Compagnie blanche.