Дю Геклен

Договор в Бретиньи должен был принести мир. Но этому не суждено было случиться. Формально два королевства примирились, и действительно, в течение нескольких лет не было никаких официальных передвижений армии. Но этот мир был ложным, и борьба продолжилась в другой форме. Во-первых, с обеих сторон определенная двуличность затянула обмен обещанными отречениями на неопределенное время. Во-вторых, вопрос о короле Наварры никак не был решен, и Карл Злой продолжал сеять смуту, особенно в Нормандии. Вопрос о престолонаследии в Бретани также не был решен, и пожар войны вскоре разгорелся вновь. Наконец, существовала проблема наемных войск, разбросанных повсюду. Эти группы наемников, которые четверть века жили за счет прибыли от войны, не были готовы переходить к мирной жизни. Дю Геклен, представитель королевской администрации на Западе, не собирался бездействовать. За три года он умножил количество стычек и осад, совершил поездку в Англию, требовал от властей оплаты своих войск, попал в плен, был заложником и даже нашел время, чтобы жениться в промежутке между двумя сражениями.

Как и следовало ожидать, выполнение обещаний, данных при заключении мира в Бретиньи, заняло больше времени, чем предполагалось. Передача сеньорий Юго-Запада английскому королю была делом затруднительным, и есть серьезное подозрение, что французские власти преднамеренно затягивали этот процесс. Историки уже давно приписывают проволочки, из-за которых невозможно было уложиться в срок до 30 ноября 1361 года, мастерским действиям дофина и поставившими под сомнение весь договор. Но, возможно, и сам Эдуард III не был недоволен этой задержкой: пока король Франции не отказался от суверенитета над Аквитанией, он сам не отказывался от французской короны.

Однако король Иоанн, вернувшись во Францию, уже думал о других экспедициях. Заключение мира с Эдуардом позволило организовать крестовый поход, столь желанный для Папы. Не потратив времени на умиротворение королевства, Иоанн Добрый в сентябре 1362 года отправился по долине Роны в Авиньон. Зиму он провел в Вильнев-ле-Авиньоне, ведя переговоры с Папой Урбаном V, где к нему присоединился король Кипра Пьер де Лузиньян, с которым они вместе вернулись в Париж после Пасхи 1363 года. Но у Иоанна Доброго было мало времени для крестовых походов. Его сын, герцог Анжуйский, который был одним из заложников, обязавшихся выполнять договор в Бретиньи и своим нахождением в Англии обеспечить выплату выкупа за короля, бежал осенью 1363 года, и рыцарственный король Иоанн вернулся в плен в январе 1364 года, а 8 апреля умер в Лондоне.

Компании наемников

Двадцать пять лет войны привлекли во Францию множество авантюристов всех мастей. Сыновья и бастарды из благородных семей, крестьяне, ремесленники или даже бывшие священники формировали эти группы или компании, которые мы уже описывали. Их интернациональный характер с годами только расширялся. Помимо многочисленных англичан и валлийцев, здесь были испанцы, такие как Хуан Мартинес, д'Агреда, Родиго, гасконцы, беарнцы, голландцы, такие как де Херк и Крокарт, валлоны, такие как Эсташ д'Обершикур, немцы, такие как Франк Хеннекен, и бретонцы, настолько многочисленные, что к концу века "бретонец" стало синонимом слова "наемник". Среди них был Жоффруа Tete-noir (Черная голова), которого Фруассар описывает так:

Другие бретонские командиры и их отряды отличились на службе у короля Майорки или герцога Анжуйского в Лангедоке. Среди них был Оливье Дю Геклен, а также Жан де Малеструа, Сильвестр Буде, Жан де Сен-Поль, Колин дю Брей, Керуар, Лохрис, Кальварик и Тремагон. Многие из них оказались в Италии, где Папа Римский использовал их против Флорентийской лиги.

Все эти прекрасные люди жили только за счет войны. Договор в Бретиньи положил конец этой жизни. Можно ли представить, что эти маргиналы, эти вояки, переквалифицируются в людей гражданских профессий, пойдут работать на земле или в мастерские? Фруассар очень хорошо описал их реакцию на возвращение мира:

Став разбойниками, эти неоплачиваемые наемники совершали самые ужасные преступления, грабили церкви, захватывали священнослужителей ради выкупа и насиловали женщин.

Список пыток и жестокого обращения всех видов, которым они подвергали население, бесконечен: выбитые зубы, разбитые носы, отрезанные уши, раздробленные конечности и так далее. Главари банд очень хорошо умели взламывать замки, но они были не очень щепетильны в выборе средств.

Эти хорошо организованные банды жили в своих логовах, где они образовали почти самодостаточные сообщества, со своими врачами, портнихами и прачками, кожевниками, кузнецами, шорниками, поварами и даже капелланами, которых принуждали к служению: в Труасси, деревне в Шампани, они заставляли приходского священника Комблизи служить мессу. Они также заставляли священнослужителей выступать в качестве своих секретарей для составления требований о выкупе и пропусков на проезд, которые они продавали населению. Священники, которые часто являлись единственными, кто умел писать в сельской местности, были их бухгалтерами. Многие главари банд имели склонность к ношению пышных одежд и к окружению себя княжескими почестями. Это могло доходить до экстравагантности: шляпы со страусиными перьями, ювелирные украшения, огромные кольца, ожерелья, плащи из дорогих тканей. Некоторые из них даже получили помпезный титул от сильных мира сего. Так, в 1359 году Лион дю Валь, разбойник худшего сорта, виновный в многочисленных преступлениях в регионе Даммартен, потребовал от регента, передать ему замки Жуйи и Оиссери, прощения за все проступки своей банды, сохранения доходов от их грабежей, а для себя — должности бальи.

Королевская власть не могла ничего противопоставить этим компаниям, так как регулярные войска королевства были слишком малочисленны. В большинстве случаев они только усугубляли положение местного населения, удерживая его в качестве заложников в наказание за передачу своих доходов бандам наемников. Немногие регионы избежали этого бедствия, но некоторые пострадали особенно сильно: Шампань, Бургундия, Форез, Веле, Жеводан, Обрак, Канталь, где замок Аллюз был известным убежищем бандитов, Овернь и вся западная окраина Центрального массива.

В Парижском регионе англо-наваррские банды контролировали более шестидесяти крепостей. Для их сдерживания регент нанял итальянских наемников: Николя Дориа и Бальдуччи Верчелли, которым город Париж, в начале 1360 года, задолжал тридцать тысяч флоринов, и которые компенсировали свои убытки за счет грабежа страны, пока бывшие наемники нападали на тех немногих купцов, которые все еще посещали ярмарки в Шампани. Регенту с большим трудом удалось отвоевать некоторые места и разрушить захваченные бандами замки, но в середине 1360 года такие важные замки, как Буасси-ле-Сек, Шеврёз, Ла-Ферте-сю-Жуарр, Пон-Сент-Максан, Иттевиль и Фаршевиль, все еще не подчинялись ему. 13 мая дофин пообещал выплатить двенадцать тысяч золотых флоринов Томасу Бошампу, графу Уорвику, если ему удастся заставить всех бандитов уйти, и такую же сумму Жану де Грайи, капталю де Бюшу, если он заставит уйти своих наваррских наемников.

В Нормандии, Анжу, Мэне и Бретани компании наемников были столь же многочисленны. Эдуард III после заключения договора в Бретиньи обязался эвакуировать гарнизоны, находившиеся под его командованием, и 28 октября 1360 года поручил эту задачу Томасу Холланду. Операция была полностью провалена; не покорившись, английские капитаны насмехались над представителем короля. Лидеры наемных банд всех национальностей, проживающие на Западе Франции, не были готовы так просто покинуть страну под предлогом подписания мира.

Выкуп и вознаграждение (конец 1360–1361 ГГ.)

Королю и дофину только и оставалось, что привлечь к действиям по освобождению от банд своего представителя в этой области, Дю Геклена. Симон Люс насчитал более сотни замков в руках бандитов-рутьеров только в Нормандии. Захват укрытий разбойников одного за другим с помощью скудных сил, имевшихся в распоряжении Бертрана, был сизифовым трудом, особенно когда банды, вытесненные из одного места, перемещались в другое. Дю Геклен занимался борьбой с бандами со всей своей энергией. Нападения, уловки, засады, ловушки, стычки, давали столько возможностей для ратных подвигов, подробности которых остаются неизвестными.

В последние месяцы 1360 года на границах Мэна и Анжу шли бои. Дю Геклен захватил Сабле и Сен-Брис, а затем назначил в захваченные крепости капитанов, верных делу короля Франции: в Ла-Мотт-де-Бре это был Жан Доренж, который получил юрисдикцию над кастеляниями Эврон, Монсо и Месле. Во время этих операций Бертран руководил более чем тысячей человек.

В анонимной хронике XIV века Бертран показан во главе 1400 бойцов, возвращающихся после захвата Ла-Флеш. Он уже собирался пересечь реку Сарту по мосту у Жуинье, недалеко от Сабле, когда из леса показались несколько сотен англичан во главе со старым знакомым, Хьюго Калвли. Шестью годами ранее Калвли был захвачен Дю Гекленом при Монмуране. С тех пор он не переставал терроризировать регион, накапливая добычу. Для Хьюго Бертран Дю Геклен был представителем закона, упрямым и неподкупным, тогда как он вполне мог бы стать, как и многие другие бретонцы, командиром компании. Калвли, который несколько раз переходил с одной стороны на другую, не понимал Дю Геклена. Поскольку бретонцы упорно хранили верность королю Иоанну, он решил покончить с этой помехой для грабежа. Не для того, чтобы убить Дю Геклена, конечно, потому что выкупная стоимость Бертрана значительно возросла с тех пор, как он стал лейтенантом трех принцев и короля. Бертран стал бы прекрасным призом, за него можно было бы получить хороший выкуп.

Поэтому Калвли направил своих людей в атаку на отряд Дю Геклена. Хьюго Калвли, как и Бастард де Марей, был силачом от природы, рыжеволосым гигантом с выступающими скулами и красным лицом, восседающим на огромном коне. Он ел за четырех, а пил за десятерых. Этот живописный персонаж привлек внимание всех хронистов. Мало уважая кодекс рыцарской чести, он, тем не менее, был набожен, правда формально, очень щепетилен, и очень любит святую воду.

Калвли попытался окружить Дю Геклена, чьи люди были застигнуты нападением врасплох. Гийом де Краон, сопровождавший Бертрана, бежал. Люди Калвли одолевали. Бретонец, окруженный, бился как безумный, однако враги окружили его со всех сторон. Калвли крикнул ему, чтобы он сдавался. Делать было нечего, Бертран протянул ему свой меч. Это событие, как обычно, не датировано в хронике, но, как показал Симон Люс, оно, вероятно, произошло в конце 1360 года.

Во второй раз Дю Геклен был взят в плен. Кювелье снова ничего не говорит об этом. Калвли назначил высокую цену в качестве выкупа: 30.000 экю, или 106 килограммов золота, что составляет одну сотую часть выкупа, уплаченного Иоанном Добрым. Это была лестная для Бертрана сумма, очевидный признак его продвижения по социальной лестнице, но в тоже время, сумма, которую было очень трудно собрать. Но Дю Геклен знал, что его покровители заплатят за него. Об этом свидетельствуют его действия: оставив своего брата Гийома, который впервые появляется в документах и который, вероятно, сражался под его началом, в качестве заложника, он отправился на встречу с королем в Париж. Иоанн Добрый обещал дать ему 6.000 экю, взятых из доходов земель Мон-Сен-Мишель, кастелянства Сен-Жак-де-Беврон и владений герцога Орлеанского в регионе Котантен. Для этого ему нужно было согласие герцога, который находился в плену в Лондоне. Дю Геклен сам отправился на его поиски, о чем свидетельствует пропуск, выданный английскими властями 8 февраля "Бертрамусу дю Глеркену" и разрешающий ему посетить герцога Орлеанского, вероятно, в феврале или марте 1361 года, следовательно, до встречи с королем, поскольку дарственная на 6.000 экю подписана 14 июня 1361 года.

Вероятно, именно с целью способствовать выплате выкупа другой покровитель Дю Геклена, Карл, граф Алансонский, предоставил бретонцу в полное владение сеньорию Сенс. Эта земля была подарена Иоландой де Дрё Фульку, отцу Жанны Малеман, матери Дю Геклена. Когда Фульк умер, Жанна, наследница, еще не была замужем и не могла выполнять обычные феодальные обязанности вассала. Поэтому сеньор Фужера, от которого зависела сеньория Сенс, в качестве компенсации изъял у нее определенные доходы и права. А Дю Геклен, в свою очередь, унаследовал эту сеньорию с ограниченными правами. 21 июля 1361 года граф Алансонский, "учитывая добро, доблесть и отвагу нашего возлюбленного монсеньера Бертрана", вернул ему все права и доходы от сеньории Сенс, за что Дю Геклен принес графу оммаж.

Выкуп, вероятно, был выплачен в конце лета, потому что 18 октября 1361 года Бертран возобновил службу в Нормандии, где его целью по-прежнему было выбивание английских и наваррских гарнизонов из захваченных ими замков. Он возглавлял отряд из четырехсот латников и лучников, на жалование которых 24 декабря в Париже Бертран получил восемь тысяч ливров от советника короля Николя Одде. Вероятно, именно во время этого пребывания в столице дофин, как герцог Нормандии, подарил Дю Геклену замок и сеньорию Ла-Рош-Тессон[22]. Это приобретение было очень важным, помимо дохода от сеньории, замок был стратегически удачно расположен, он контролировал дорогу из Авранша в Сен-Ло. Ла-Рош-Тессон находился недалеко от Гаврэ, который удерживали наваррцы, и поэтому за ним из Тессона было удобно наблюдать. Кроме того, владелец этой земли имел наследственный титул советника короля и рыцаря-баннерета, что позволяло ему иметь свое знамя и возглавлять отряд вассалов под своим командованием. Дофин дополнил подарок назначением Бертрана комендантом замка Ториньи, расположенного к югу от Сен-Ло, и удерживаемого бретонским гарнизоном. Этот замок давала Дю Геклену контроль над дорогой из Понторсона в Кан через Нижнюю Нормандию. Как владелец сеньорий Ла Мотт-Брун, Сенс, Ла Рош-Дерьен и Ла Рош-Тессон и обладатель ежегодной ренты в двести ливров, он стал весьма обеспеченным человеком с точки зрения доходов.

Эти награды, возможно, свидетельствуют о благодарности дофина как герцога Нормандского за результаты осенней кампании. В сотрудничестве с коннетаблем Робертом де Фиенном была проведена довольно масштабная операция, в которой приняли участие граф Алансонский, Бодуэн де Ланс, сеньор д'Аннекен, магистр арбалетчиков, Карл д'Артуа, граф д'Э, и даже два епископа — для ведения переговоров — Филипп Алансонский, архиепископ Руана, брат графа Алансонского, и Жан Роже, епископ Мо.

Коннетабль Роберт или Моро де Фиенн был опытным воином, он был капитаном Сен-Омера и сражался с наемниками-рутьерами в Лангедоке, откуда он только что вернулся. Поэтому он был знаком с этим типом противника, а также с англичанами, поскольку воспитывался при дворе Эдуарда III и унаследовал поместье в Сомерсете. Роберт де Фиенн является еще одной иллюстрацией "вассального интернационала", если так можно выразиться, и отсутствия патриотических чувств в XIV веке. Поэтому коннетаблю было поручено координировать кампанию, которая проходила в Верхнем Мэне и в пределах Босе, куда отступили отряды англо-гасконцев, ранее занимавшие позиции между Парижем, Луарой и Ле-Маном[23]. Джон Чандос, сменивший Томаса Холланда на посту наместника Эдуарда III, не спешил уводить английских наемников, объясняя это задержками в передаче суверенитета над юго-западными землями королю Англии администрацией Иоанна Доброго.

Целью осенней кампании было захватить замок Брезоль, расположенный в Перше, к западу от Дрё, который являлся англо-гасконским убежищем. В то время как Роберт де Фиенн убыл на восток, Дю Геклен форсированным маршем отправился в Понторсон на запад. По дороге он узнал, что несколько английских банд находятся в Бриузе, в двадцати километрах к востоку от Флерса. Он напал на них неожиданно и захватил в плен сотню человек, включая главаря, Хопкина Дьера. Этот успех был обусловлен быстротой передвижения Дю Геклена, которая была такова, что некоторые из его собственных войск не смогли поспеть за ним и прибыли на место уже после битвы.

Затем Дю Геклен присоединился к коннетаблю в Тиллере, в восьми километрах к северу от Брезоля. Осада этого замка началась в ноябре. Осажденные, у которых не было средств для длительного сопротивления, быстро сдавались при условии, что им позволят уйти, сохранив жизнь. Кампания завершилась взятием Пирмила и Френе-ле-Самсона. Проведя несколько дней в Париже в конце декабря, Дю Геклен вернулся в Понторсон, где находился 21 января 1362 года.

Зачистка Нормандии (1362)

План новой кампании был составлен совместно с коннетаблем. Место встречи было назначено в долине реки Орн, в районе Путанжа. По пути туда со своими четырьмя сотнями человек Дю Геклен повторил свой ноябрьский подвиг; он разбил англо-гасконцев у Сен-Гийом-де-Мортен; сотня из них была убита и столько же взято в плен. Затем он присоединился к Роберту де Фиенну. На этот раз задача заключалась в отвоевании ряда нормандских аббатств, в которых засели банды рутьеров, нашедшие там комфортные убежища и превратившие их в крепости.

Таким образом, остатки трех банд обосновались в приорстве Сен-Мартен-де-Се. Одни прибыли из Сен-Васта, другие — из форта Граффара, расположенного недалеко от Картере, а третьи — из Барфлера. Еще четыреста человек, вышедших из аббатства Силли-ан-Гуферн, другого их убежища, сумели проникнуть в Сен-Мартен, когда осада едва началась. Осажденные, получив подкрепление, предприняли внезапную вылазку, которая была решительно отбита Дю Гекленом и некоторыми пикардийскими и нормандскими сеньорами. Рутьеры не были людьми, практикующими беспричинный героизм. Как только они поняли, что их положение становится безнадежным, они в середине марта сдали приорство в обмен на свою жизнь и свободу.

Примерно в то же время Хопкин Дьер, один из самых опасных командиров банды, базировавшейся в аббатстве Силли-ан-Гуферн, был убит в стычке, а другая банда разграбила аббатство Сент-Эвруль. Эдуард III просил Джона Чандоса заставить их сдаться. Таким образом, Дю Геклен и представитель короля Англии в этот период вели одну и ту же борьбу: борьбу против наемников, ставших разбойниками. С 1360 года Чандос также был крупным нормандским лордом: Эдуард III передал ему земли виконта Сен-Севера в регионе Котантен, и он был лично заинтересован в установлении порядка. Прежде чем снова стать врагом Дю Геклена в этой странной войне с ее многочисленными поворотами, он объективно был его союзником. Чандос охотился за наемниками, многие из которых были его соотечественниками, в то время как Бертран иногда встречал на своем пути бретонских наемников, которых он разгонял тем же способом. Так получилось в Сен-Реми, небольшом замке недалеко от Фалеза, где рыцарь Бриент де Ланнион, занимал деревню со своим отрядом бретонцев, не признавая короля, как и многие другие. Под угрозой уничтожения, он согласился поступить на службу к Дю Геклену и получил помилование за свои прошлые преступления.

В апреле Дю Геклен и коннетабль осадили замок Ла-Винье в области Ториньи, где засели капитан Вуллестон и его банда. Первая атака на замок была отбита. К концу месяца от осады пришлось отказаться ради более важного дела. Один из лейтенантов короля Наварры Карла Злого, Джеймс де Пип, "смелый но возмутительный рыцарь", согласно хронике, только что захватил аббатство Кормейль, расположенное в двадцати километрах к северу от Лизье. Он был опасным человеком, с которым Дю Геклен уже сталкивался в Мёлане. С тех пор он прочесывал Нормандию, особенно район Эврё, центр владений Карла Злого. Он также захватил замки Рупьер, к востоку от Кана, и Ле Хомме, недалеко от Сен-Ло, которые он продал за 15.000 экю. В Кормейле он укрепился и начал грабить окрестности.

Дофин Карл как герцог Нормандии, придававший большое значение захвату аббатства, созвал на 9 июня провинциальные штаты, попросив их проголосовать за налог для покрытия расходов на осаду. В конце июня, после нескольких недель безуспешных атак, король отозвал своего коннетабля, чтобы отправить его в Бургундию, где положение становилось угрожающим. Дю Геклен оставался единственным руководителем операций против Кормейля. Ситуация была не очень хорошей. Англо-гасконцы только что взяли замок Ливаро, к югу от Лизье, и бретонцы не смогли вытеснить их оттуда. Потеряв терпение, Бертран начал злиться — частая реакция, когда препятствие оказывается сложнее, чем ожидалось — и послал Джеймсу де Пипу очень грозный ультиматум, обещавший настоящую резню, если аббатство не сдастся. Видимо угроза подействовала. В любом случае, Джеймс де Пип пошел на заключении сделки, он согласился оставить аббатство в обмен на, вероятно, большую сумму денег, так как Филипп Наваррский, брат Карла Злого, согласился выплатить часть этой суммы. Наваррцы также согласились выдать заложников, таких как капитан Соваж де Поммеруль, которого Дю Геклен отвез в Понторсон.

Осада была снята в августе, после переговоров между Джеймсом де Пипом и маршалом Нормандии Клоденом де Харенвилье. Перед возвращением в Понторсон Дю Геклен добился последнего успеха, победив Джона Джуэля, одного из капитанов Ливаро, при Па-дю-Брёй, в долине Тук, к северу от Лизье.

Несмотря на эту победу, результаты кампании 1362 года в Нормандии были скудными. В то время как на захват одной жалкого замка или укрепленного аббатства могли уйти недели, более сотни других оставались в руках бандитов; когда один из них уходил в обмен на деньги, на его место приходил другой, и зачистку приходилось выполнять снова и снова. Эта задача была тем более неблагодарной, что Дю Геклену пришлось постоянно выпрашивать оплату своим войскам у королевской администрации. Бертран всегда был очень требовательным в этом вопросе, о чем свидетельствует приказ, направленный казначеям в 1362 году:

Эта настойчивость Бертрана преследовала двойную цель: сохранить верность своих войск, обеспечив им регулярное жалованье, и не дать им возможности кормиться счет местных жителей. Такое отношение настолько отличалось от практики того времени, что Дю Геклен заработал себе прочную репутацию честного и строгого человека. В Нормандии он до сих пор пользуется большим уважением, в чем ему часто отказывают в его родной провинции. Бертран знал об этой популярности, которую он поддерживал и которая оправдывала его уверенность в выплате за него выкупов.

Пока Дю Геклен увяз в стычках в Нижней Нормандии, на Юго-Востоке происходили гораздо более серьезные события. После Бретиньи там собрались тысячи наемников, которых возглавляли англичане Джон Хоквуд и Джон Кресви, а также французы Сеген де Бадефоль и Роберт Брике. Один только Сеген де Бадефоль из Перигора возглавлял две тысячи человек, с которыми он прочесал область Бриуд. Отряд направился в Авиньон, где присутствие папского двора Иннокентия VI предполагало значительную прибыль. К концу 1360 года "Великая компания", как ее называли, захватила Пон-Сен-Эспри и напрямую угрожала Комта-Венесену. Как стая саранчи, она оставляла за собой пустыню. В 1361 году Папа Римский тщетно пытался начать против нее крестовый поход. В начале 1362 года, когда Джон Чандос завладел многочисленными опорными пунктами на юго-западе, переданными королю Англии во исполнение договора в Бретиньи к компании присоединились сотни других наемников.

В конце марта 1362 года Иоанн Добрый поручил своему лейтенанту в Бургундском герцогстве Жану де Мелену, графу Танкарвилю, разогнать и уничтожить это интернациональное сборище разбойников. Французская армия, возглавляемая знатными баронами и добрыми рыцарями, встретила полчища Хоквуда и Бадефоля недалеко от Лиона, в Бринье, 6 апреля 1362 года, где была разгромлена опытными наемниками. Сражение при Бринье стало символом смены эпохи: рыцарство и его кодекс чести были побеждены профессиональными солдатами без веры, закона и короля. Графы Танкарвиль, Форез, ла Марш, Жуаньи, Пьер де Бурбон и многие другие были убиты на месте или умерли от ран.

Чтобы справиться с этой ситуацией, Иоанн Добрый 14 июля отправил своего коннетабля Роберта де Фиенна в Бургундию. Кроме того, король Франции и Папа Римский скрепили свое сотрудничество странной сделкой: Иннокентий VI одолжил Иоанну Доброму сто тысяч флоринов из церковного налога, взимаемого с английского духовенства, с согласия Эдуарда III, для оплаты части выкупа французского короля. Таким образом, сумма перешла непосредственно из казны английского духовенства в казну короля Англии, при условии признания долга короля Франции перед Папой. В результате, как мы уже видели, Иоанн Добрый в конце 1362 года отправился в Авиньон, чтобы согласовать с Папой проект возможного крестового похода. А компании рутьеров продолжали бесчинствовать.

Между Бретанью и Нормандией (1363)

В 1363 году деятельность Дю Геклена переместилась в Бретань, где только что возобновилась война за бретонское наследство. Ситуация в герцогстве действительно претерпела значительные изменения в 1362 году, когда Жан де Монфор достиг совершеннолетия. Молодой человек, родившийся, вероятно, в 1340 году, большую часть своей жизни провел при дворе Эдуарда III. Он был всем обязан королю Англии, без которого герцогство без труда перешло бы к Карлу де Блуа. С самого раннего детства он владел только английским языком. В возрасте пятнадцати лет он даже женился на дочери Эдуарда III, принцессе Маргарите, которая умерла через несколько месяцев. Затем герцог Ланкастерский взял его с собой в кампанию 1356–1357 годов в Нормандии и Бретани. Для Жана де Монфора герцогство было неразрывно связано с Плантагенетами, которые обеспечивали его защиту и охрану.

После мира в Бретиньи и провала переговоров с Карлом де Блуа король Англии смирился с тем, что уступил Бретань своему протеже, который был уже достаточно взрослым, чтобы править лично. Однако он хотел сохранить свои средства воздействия и контроль над этой стратегически важной провинцией. Передача власти произошла летом 1362 года. Актом от 22 июня Эдуард III отказался от герцогства:

Несмотря на это заявление, Эдуард III оставил своему протеже лишь относительную свободу, что было оговорено в серии союзных договоров, подписанных летом 1362 года. 7 июля в Вестминстере между королем и герцогом был подписан договор, устанавливающий вечный мир между их государствами, с обещанием не помогать врагам друг друга и исправлять любые нарушения, которые могут быть совершены с обеих сторон. В тот же день Жан де Монфорт подписал обещание не жениться без одобрения короля Англии, подтвержденное клятвой на Евангелии, данной перед свидетелями. 10 июля Жан признал, что задолжал королю 64.000 золотых ноблей, или 128.000 экю, и оставил ему в залог город Бешерель и замок Трогоф. Наконец, 1 октября Жан простил все злоупотребления, совершенные в Бретани англичанами во время его несовершеннолетия. Во всех этих актах он описывал короля Англии как "превосходного государя, нашего самого почитаемого повелителя и отца". Убедившись таким образом в лояльности Жана де Монфора, Эдуард III позволил последнему вступить во владение своим герцогством в середине августа 1362 года.

Но его соперник Карл де Блуа отказался от всех компромиссов, предложенных Монфором. Поэтому война возобновилась в начале 1363 года. Карл де Блуа заручился услугами Дю Геклена, все еще находившегося в Понторсоне, и присвоил ему титул "лейтенанта Бретани". Возможно, именно по его просьбе Бертран возглавил наступление на западе, чтобы освободить Генгам от угрозы, исходящей от гарнизонов Пестивьена и Трогофа.

Его действия в первой половине года очень трудно установить, так как хроники противоречат друг другу. Только по нескольким официальным актам можно наметить определенные ориентиры. Больше всего смущает тот факт, что Дю Геклен действовал и в Бретани, и в Нормандии, служа одновременно двум сюзеренам — Карлу де Блуа и дофину герцогу Нормандскому. Он представляется незаменимым человеком для наведения порядка в обеих провинциях. В Генгаме жители устроили ему праздник и попросили его пойти и взять Пестивьен, откуда капитан Роже Давид совершал набеги и грабежи прямо под стенами любимого города Карла де Блуа. Дю Геклен ответил, что он торопится, что ему нужно ехать в Париж и Нормандию для борьбы с наваррцами. Жителям Генгама пришлось закрыть ворота и пообещать ему деньги, чтобы он решился напасть на Пестивьен. Вероятно, в то время с ним было очень мало людей, так как он попросил горожан снарядиться и следовать за ним. Пестивьен был взят за два дня; Трогоф даже не сопротивлялся, его капитан истолковал прибытие Дю Геклена как исполнение пророчества Мерлина об орле Бретани, если верить хронике.

Этот эпизод с Генгамом, Пестивьеном и Трогофом, несмотря на усилия Симона Люса, остается малоизвестным. Кювелье помещает его на год позже, что также неправдоподобно. Что делал Дю Геклен в Генгаме, если он не собирался атаковать Пестивьен? И если он действительно намеревался захватить его, почему с ним было так мало людей? Март 1363 года остается единственной "дырой", в которую можно вместить этот подвиг. После этого Дю Геклен должен был продвинуться к Карэ, штурм которого не удался, и, возможно, поджимаемый временем, он дошел бы до Сен-Поль-де-Леона, где его присутствие наиболее определенно засвидетельствовано при разделе добычи, взятой с корабля, принадлежавшего сторонникам Монфора. Следует ли предположить, как это иногда делается, что затем он присутствовал при паломничестве Карла де Блуа в Трегье? Ничто, не подтверждает эту гипотезу. Симон Люс, обычно столь проницательный, допускает одну из своих редких ошибок: он представляет Дю Геклена как участника знаменитой процессии Карла де Блуа в марте 1363 года, прошедшего босым, из Ла Рош-Дерьена в Трегье, тогда как на самом деле она состоялась в марте 1364 года!

По мнению Ла Бордери, вторжение Дю Геклена так далеко на запад, должно быть, было частью заранее продуманной стратегии, чтобы оттянуть основную часть сил Жана де Монфора к Леону, в то время как основное наступление, возглавляемое Карлом де Блуа, должно было произойти на востоке, против Бешереля. И здесь предположение опять-таки беспричинно. Конечно, пока Дю Геклен находился в окрестностях Сен-Поль-де-Леона, Робин де Вокулер, один из лейтенантов Блуа, занял Ла-Рош-о-Ан, на берегу Ранса. Но чем занимался в это время сам Карл де Блуа? Дю Геклен вернулся в Понторсон в конце апреля, и его присутствие там засвидетельствовано 1 мая. Однако осада Бешереля в это время еще не началась и поход на запад вряд ли мог быть отвлекающей операцией.

Поспешное возвращение Дю Геклена в Понторсон могло быть вызвано только приказом дофина. Ситуация в Нормандии не улучшилась. В районе Сен-Ло, Вира и Кана англо-наваррцы представляли большую угрозу, чем когда-либо. Наваррский дворянин, бастард де Люз, обосновался в замке Ольнэ, расположенном между Сен-Ло и Каном. Оттуда он угрожал гарнизону Ториньи, который Дю Геклену поручили охранять. Далее на юг Жан Горри занял форт Водри на окраине Вире, принадлежавший капеллану дофина, Сильвестру де Ла Сервелю. Два других форта, Котиньи и Кулонс, также перешли к англо-наваррцам в 1362 году.

Дю Геклен прибыл в начале мая из Понторсона. Он носил титул "суверенного капитана бальяжей Кан и Котантен герцога Нормандии и лейтенанта герцога Орлеанского между Сеной и Бретанью". Поэтому дофин предоставил ему все полномочия в Нижней Нормандии. Сначала он отправился в Гаврей, недалеко от Ла-Рош-Тессон, где встретил Филиппа Наваррского, которого его брат Карл Злой сделал своим лейтенантом в нормандских землях. Филипп был графом де Лонгвиль и верным человеком, которого Иоанн Добрый выбрал для руководства крестовым походом, который он планировал. Он согласился сотрудничать с Бертраном, чтобы разогнать банды мятежников.

Затем Дю Геклен послал своего брата Гийома призвать бастарда де Люза уйти из Ольнэ. Понимая, что сопротивление бесполезно, наемник, согласно обычаю, согласился на денежную компенсацию; она должна была быть выплачена за счет контрибуции, взимаемой с жителей региона, с земель герцога Нормандии, а также с земель короля Наварры. Чтобы облегчить отъезд бастарда, Дю Геклен внес часть суммы, взяв 4.500 ливров из своих личных средств. Это первый раз, когда мы видим, как он вкладывает свои деньги находясь на королевской службе. Что является показателем значительного личного обогащения, но также и определенной отстраненности от финансовых вопросов. Бертран никогда не скупился, он не считал ни свои, ни чужие деньги, особенно когда речь шла о выплате выкупов, зато он был требователен когда речь заходила о выплате жалованья своим солдатам, потому что от этого зависела дисциплина.

Дю Геклен немедленно отправил рыцаря Анри де Тиевиля завладеть замком Ольнэ и организовать его разрушение. Затем, в компании Филиппа де Лонгвиля, он отправился захватывать замки, угрожавшие Вире. Замок Водри оказал сопротивление при штурме, а затем, как обычно, капитулировал. Тогда жители Вире пообещали своему спасителю тысячу экю. Деньги текли и утекали из казны Бертрана, и никто никогда не знал его истинного финансового положения. Знал ли он это сам?

В начале июля 1363 года Дю Геклен находился в Руане, где 10 числа дал расписку о получении денег для своих войск. Вероятно, именно там пять или шесть дней спустя к нему прибыл гонец и сообщил, что он должен отправиться в Бретань в качестве заложника, чтобы гарантировать соблюдение договора, подписанного 12 июля на Эвранских болотах между Карлом де Блуа и Жаном де Монфором. После этого произошел один из самых экстравагантных эпизодов в жизни Дю Геклена.

Дело Уильяма Фельтона (лето 1363 года)

Давайте попробуем восстановить факты, не скрывая трудностей. В конце мая 1363 года Карл де Блуа прибыл с армией к городу Бешерель, чтобы отбить его у англичан. Этот небольшой хорошо укрепленный городок холме, был одной из двух крепостей, которые Эдуард III оставил за собой в Бретани, чтобы гарантировать возврат денег, которые ему задолжал Жан де Монфор. Гарнизон города возглавлял Уильям Латимер, дворянин около тридцати пяти лет, сражавшийся при Креси, ставший рыцарем Подвязки в 1362 году а затем лейтенантом Дувра и хранителем Пяти портов. Его репутация нечестного человека привела к тому, что в 1376 году он был обвинен перед парламентом. Но Латимер был человеком изворотливым и легко отделался. В любом случае, он был полон решимости удержать Бешерель, который до сих пор противостоял всем атакам партии де Блуа. То, что этот крошечный городок, расположенный в двадцати километрах к югу от Динана, стал объектом стольких бесполезных атак лучших военачальников того времени, сегодня вызывает удивление.

Карл де Блуа осадил Бешерель действуя совместно с лейтенантом короля в Анжу, Мэне и Турени, Амори де Краоном. Жан де Монфор узнал об этом находясь в Ванне. Он собрал войска и после тщетной попытки напасть на Нант отправился на помощь Бешерелю. Вместе с ним были знаменитые люди того времени: Джон Чандос, только что назначенный коннетаблем Гиеньи, которого Черный Принц направил поддержать Монфора, Роберт Ноллис, Уолтер Хьюэт, Джон Харпеден, Оливье де Клиссон, воспитанный в Англии и мстящий за смерть отца борьбой против Блуа, Оливье Кадудаль, Таннеги дю Шатель, Оливье де Трезигиди.

Жан де Монфор прибыл к Бешерелю в конце июня. Не имея возможности напрямую противостоять армии Карла де Блуа, прочно укрепившейся вокруг города, он предпринял осаду осаждающих. Таким образом, получилось, что Гийом Латимер в Бешереле был осажден Карлом де Блуа который сам был осажден Жаном де Монфором. Казалась ситуация зашла в тупик, выйти из которого можно было только устроив сражение. Но холмистая местность пересекаемая узкими впадинами была не очень благоприятной для развертывания войск. В таком месте "невозможно устроить сражение", — отмечает Кювелье. Стороны провели переговоры, чтобы договориться о выборе более подходящего места для сражения, и поскольку оказалось, что в десяти километрах к северу, недалеко от Эврана, есть прекрасные более или менее ровные луга, идеально подходящие для сражения, они договорились встретиться там утром 12 июля.

Все потирали руки и уже думали о хороших выкупах, которые ожидали победителей. Все было готово: две армии стояли лицом к лицу, ожидая сигнала от герольдов, чтобы броситься друг на друга. Но они слишком рано радовались. Предчувствуя неизбежность кровавого сражения, на место прибыли епископы и в последний момент им удалось убедить предводителей пойти на переговоры.

Довольно быстро было достигнуто соглашение на основе плана по разделу Бретани. Карлу де Блуа достался север, с Ренном и епископствами Ренн, Доль, Сен-Мало, Сен-Брие, Трегье и Леон; Жану де Монфору — юг, с Нантом и епископствами Нант, Ванн и Кемпер. Каждый из них должен был носить титул герцога. Этот Эвранский договор на самом деле был лишь основой для окончательного и торжественного договора, который должен был быть заключен позже, причем каждый из герцогов должен был включить в него своих союзников. На данный момент с обеих было обещано, что в течение двух недель или месяца к дубу в Ми-Вуа, между Плоэрмелем и Жосселином, будут направлены представители для утверждения окончательного текста договора и принятия решения о методах его исполнения. Карл и Жан трижды поклялись соблюдать это соглашение и сделать все возможное для его успешного выполнения. В качестве гарантии своей доброй воли они обменялись заложниками, которых они должны были содержать до окончательного заключения мира. Жан де Монфор дал восемь заложников, а Карл де Блуа — двенадцать, все из них были важными людьми, присутствовавшими при этом. Но Карл де Блуа добавил еще и имя Бертрана Дю Геклена, который в то время находился в Нормандии, сражаясь против компаний рутьеров.

Зачем было выбирать Дю Геклена в качестве заложника, если он находится на службе у короля и дофина? Правда, он был вассалом Карла де Блуа за Ла Рош-Дерьен и Ла Мотт-Брун, и его известность сделала его важной фигурой, давая дополнительную гарантию добросовестности Карла. Но разве в Эвранской земле не было достаточно высокопоставленных дворян? Разве не Жан де Монфор и его английские советники потребовали, чтобы Бертран стал заложником? Джон Чандос присутствовал при заключении договора и обмене заложниками, он хорошо знал бретонца как очень опасного человека и как владелец земель Сен-Север-ле-Виконт в регионе Котантен, в его интересах было бы держать его подальше от этого района.

Тем не менее, в середине июля Дю Геклену сообщили, что он должен сдаться Роберту Ноллису в качестве заложника, в соответствии с Эвранским договором. Он, конечно, не был рад этой новости. Тем не менее, он подчинился, но не собирался оставаться в заложниках на долго. Вот почему он дал клятву перед двумя сотнями рыцарей и оруженосцев, что останется заложником только на один месяц. Но где и перед кем он дал эту клятву? Была ли партия Монфора проинформирована об этом? Собрание из двухсот рыцарей — это нечто значительное, но мы не знаем имени ни одного из этих свидетелей, а сам Бертран также не назвал ни одного. Это первая загадка.

С этого момента вопросы только множатся. Где его держали в заложниках? В Шато де Ла Гравель, недалеко от Лаваля, как некоторые предполагают? Именно эту версию выдвинул Дом Франсуа Плейн, биограф Карла де Блуа, уточнив, что Дю Геклен находился под опекой Роберта Ноллиса. Другие считают, что в Ниоре, т. е. в английской Аквитании, и тоже под опекой Роберта Ноллиса. Так утверждает Мишлин Дюпюи в своей биографии коннетабля. Эта версия более правдоподобна, поскольку Джон Чандос был коннетаблем Гиени, а англичане были официальными союзниками Жана де Монфора и кажется вполне нормальным, что заложники были доставлены на английскую территорию, а не оставлены на французской кишевшей бандами рутьеров. Более того, последующее вмешательство в это дело сенешаля Пуату Уильяма Фельтона может быть объяснено только в том случае, если Дю Геклен в тот момент находился на подконтрольной ему территории.

Как Дю Геклен закончил свое пребывание в качестве заложника? Новая загадка. Несомненно, что в этот период он пользовался полусвободой, свободно передвигаясь по Ниору. По словам Кювелье, он сбежал через месяц под предлогом прогулки с сыном Гийома Фельтона. По другой версии — это версия Симона Люса — он взял официальный отпуск у Роберта Ноллиса, поблагодарив его за гостеприимство, что подразумевает, что его опекун знал об клятве Бертрана ограничиться пребыванием в заложниках одним месяцем, и что делает необъяснимым последующие шаги английской администрации.

Отъезд или бегство Дю Геклена должны были состояться в конце августа. Куда же он направился? Еще одна загадка. Большинство его биографов, вслед за Симоном Люсом, изображают его скачущим галопом в сторону Динана, чтобы жениться на Тифен Ранкель. Такая внезапная срочность со стороны сорокатрехлетнего мужчины по отношению к сорокалетней женщине, которую он знал с детства и на которой он мог бы жениться как минимум двадцать лет назад, по меньшей мере, подозрительна. Мы еще вернемся к этому вопросу.

Первым пунктом назначения Дю Геклена в конце августа 1363 года, по-видимому, был Генгам, где находился Карл де Блуа. Несомненно, Бертран прибыл к Карлу, чтобы объяснить свое бегство. На этот раз неопровержимые документы, составленные в парижской Счетной палате и опубликованные Домом Морисом, доказывают это со всей определенностью, ведь через несколько дней, в начале сентября, два посланника Черного принца, который тогда управлял Аквитанией и был главным сторонником Жана де Монфора, прибыли по очереди в Генгам с официальными жалобами. Это были Гишар д'Англе, дворянин из Пуату, и Ричард Тутшэм, сенешаль Сентонжа. Они прибыли, чтобы протестовать против бегства Дю Геклена, который, по их мнению, должен был оставаться заложником до тех пор, пока город Нант не будет передан Жану де Монфору. Затем Бертран в присутствии двух посланников обратился к Карлу де Блуа и заявил о своей доброй воле в выражениях, которые были переданы Ричардом Тутшемом:

После этого посланники Черного принца вернулись в Аквитанию, а Дю Геклен отправился обратно в Нормандию, куда его определили актом от 16 сентября. Дело возобновилось в ноябре, когда Уильям Фельтон, сенешаль Пуату, который участвовал в заключении договора о Ланд д'Эвран и был более или менее ответственен за охрану заложника, направил Дю Геклену вызов на судебный поединок, чтобы доказать измену и ложь Бертрана. Письмо, датированное 24 ноября, гласило следующее:

Дю Геклен немедленно ответил, назначив встречу со своим противником в Париже на середину Великого поста 1364 года:

Оливье де Манни, двоюродный брат дю Геклена, который также был одним из его самых верных сторонников, также направил вызов Уильяму Фельтону, чтобы защитить честь дю Геклена. Он добавляет:

15 февраля двоюродный брат Уильяма Фельтона, Томас Фельтон, принял вызов. Этот Томас был вторым сыном сэра Джона Фельтона, губернатора города Алника. Он участвовал в сражениях при Креси и Пуатье и в осаде Кале и был одним из подписавших договор в Бретиньи, и с тех пор находился в Гиени вместе с Черным принцем. Таким образом, намечался двойной судебный поединок. Но этого не произошло. На самом деле, дофин, который снова стал регентом после отъезда Иоанна Доброго в Англию, разрешил этот спор на торжественном заседании парижского парламента 29 февраля 1364 года. В течение трех дней представители двух сторон излагали факты и вели споры в присутствии дофина и короля Кипра. В последний день февраля пэры королевства и великие бароны, заседавшие в парламенте, вынесли свой вердикт: причины для судебного поединка нет, поскольку доказательства в пользу Дю Геклена не опровержимы. Поэтому вызов Уильяма Фельтона был необоснованным. С другой стороны, Фельтон был освобожден от уплаты компенсации за нанесенный ущерб чести Дю Геклена. Это было довольно странное решение, которое не доказывало, что кто-то был не прав. Несомненно, это соответствовало желанию дофина разрешить ситуацию и не рисковать Дю Гекленом при поединке. Что касается сути вопроса, заключающейся в том, должен ли был бретонец оставаться заложником более месяца, то она так и осталась довольно туманной.

С другой стороны, несомненно, что договор в Ланд д'Эвран ни к чему не привел из-за Жанны де Пентьевр, супруги Карла де Блуа, которая категорически отвергла любую идею о разделе герцогства. Оказавшись в тупике, Черный принц сумел только заставить Карла де Блуа и Жана де Монфора подписать перемирие 26 ноября 1363 года в Пуатье. Перемирие должно был продлиться до Пасхи, 24 марта 1364 года. Но ни у кого не было сомнений, что война возобновится. Действительно, 24 февраля Черный принц вновь вызвал двух претендентов в Пуатье. Там Монфор повторил, что готов принять раздел герцогства, в то время как Карл заставил своего представителя, епископа Сен-Брие, сказать, что он приехал только из вежливости к принцу Уэльскому, но что он отказывается, что-либо обсуждать с Монфором. Chronique de Saint-Brieuc (Хроника Сен-Брие), написанная современником этих событий, возлагает всю ответственность за эту неуступчивость на Жанну де Пентьевр. Бретонский хронист Пьер Ле Бо подтверждает это: "Ходили слухи, что именно по наущению графини Пентьевр мой господин Карл отказался от упомянутого соглашения, ибо хоть он и был добрым, истинным и верным принцем, но подчинился своей супруге и продолжил отстаивать ее права на герцогство". Поэтому 1364 год ознаменовался возобновлением войны за бретонское наследство.

Тифен, Дю Геклен и астрология

Остается упомянуть о загадочной проблеме женитьбы Дю Геклена, которую мы относим к последним месяцам 1363 года. По этой теме остается очень много вопросов! Романтическая историография, которой отмечены биографии Дю Геклена до сегодняшнего дня, сочетается с краткостью самых старых и надежных источников. Документы представляют Тифен не красивой (их молчание на эту тему показательно), не молодой, увлеченной астрологией, к которой Дю Геклен относится с полнейшим презрением, и не имеющей ничего более насущного, чем подтолкнуть мужа к возвращению на войну. В течение десяти лет они почти не виделись кроме нескольких месяцев. Прежде всего, почему Дю Геклен так долго ждал, чтобы жениться на даме, которую он знал с детства? В то время, когда брак среди знати, по сути, был призван продлить род, почему он женился на женщине почти сорока лет? Его собственный возраст был менее важен: многие рыцари женились поздно, но тогда они женились на очень молодых девушках, и он сам женился повторно в 1374 году на девушке на тридцать лет моложе себя.

Мы уже представляли Тифен Ранкель. По словам Кювелье, она и Дю Геклен знали друг друга, по крайней мере, со времен осады Динана. Но, на самом деле конечно, гораздо дольше. Фамильный замок ее отца Робина Ранкеля, виконта Ла Беллиера, находился в Пледиене, менее чем в сорока километрах от Ла Мотт-Брун, и Дю Геклен часто посещал этот регион. По словам Кювелье, Тифен отклонила несколько предложений о браке от местных рыцарей, что подразумевает удивительную независимость для того времени. Если только ее родители к этому времени уже не умерли. Возможно, Тифен решила не выходить замуж, чтобы свободно предаваться своему увлечению — астрологии.

Возможно, ее научил этому Ив Дериан, который практиковал в Динане, прежде чем стать секретарем Карла V. Мода на астрологию достигла своего пика в XIV веке, с благословения церкви. Астрологи процветали при папском дворе и в свите королей. Хотя Иоанн XXII осудил практику алхимии в 1317 году, он, тем не менее, продолжал обращаться к гороскопам. При его понтификате Иоанн Саксонский смог написать в 1327 году в своем труде Canones super tabulas Alphonsiis, что астрология является величайшей из всех наук, поскольку она охватывает все науки, позволяет предвидеть будущее и обогащать себя, составляя гороскопы: "Астролог, это ученый или астроном, обладающий знаниями о звездах и их движении и составляющий предсказания многократно признанные верными и доказавшими свою правдивость".

Несколько лет спустя, в 1345 году, один уважаемый теолог из Сорбонны, автор прекрасных математических и астрономических работ, а также замечательного Lettre sur la réformation du calendrier antique (Сочинения о реформировании древнего календаря), предсказал крах ислама в 1365 году по астрологическим данным. Он предупредил об этом Папу Римского, выступив за большой христианский поход в том же году. Но 1365 году ничего важного не произошло, но другое предсказание, содержащееся в том же письме, сбылось с точностью до нескольких месяцев: учитывая положение Юпитера, который управляет судьбами Англии, и Сатурна, от которого зависит судьба Франции, Жан де Мурис предсказал военную катастрофу для Капетингов в 1357 году, с последующим воцарением в королевстве иностранца: "Эта связь между планетами, кроме того, сама по себе плоха и даже очень плоха; она предвещает очень жестокие войны, очень большое кровопролитие, смерть королей, разрушение королевств или передачу этих королевств иностранцам [...]. Я верю и предполагаю, что королевству Франция грозит разорение, потрясение и вечный позор". В 1356 году произошла катастрофа при Пуатье; Иоанн Добрый попал в плен; в 1357 году Этьен Марсель и Карл Злой вызвали серьезные волнения, и в королевстве наступила полная анархия. Такое совпадение могло только укрепить уверенность в правдивости гороскопов.

Дофин разделял с мудрецами своего времени величайшее доверие к астрологии. Став королем Карлом V, он "любил эту науку как избранную и необычную", говорит Кристина Пизанская, чей отец сам был астрологом, и, как говорят, он даже предоставил Бертрану специалиста по гороскопам, когда того назначили коннетаблем. Отношение Дю Геклена к астрологии не совсем ясно. Согласно некоторым очень серьезным авторам, таким как Кервин де Леттенхове, который редактировал работы Фруассара в прошлом веке, у него был личный астролог Ив де Сен-Бранден. Другой астролог, каноник из Турне Жак де Сент-Андре, как говорят, предсказал ему победу при Кошереле. На самом деле, трудно понять, как Бертран мог избежать этих ученых-астрологов, которые имели большое влияние на его окружение. Все великие личности того времени имели своего астролога, и Кювелье рассказывает нам о еврее Давиде, который предсказал королю Кастилии Педро Жестокому поражение и плен Дю Геклена. Однако дважды Бертран называет предсказания Тифен шарлатанством: один раз во время поединка в Динане, а второй раз — сразу после женитьбы. Говорят, что его жена составила календарь хороших и плохих дней в соответствии с его гороскопом, рекомендуя ему избегать сражений в определенные дни. Считается, что Бертран назвал это обманом и изменил свое мнение только после катастрофы при Оре:

Таким образом, Кювелье предполагает, что Дю Геклен в конце концов склонился к астрологии, постепенно убеждаясь в ее верности. Это вполне понятная психологическая эволюция. До этого момента он был уверен в себе, полагался только на свое оружие и презирал эти суеверия. Очень приземленный, мало интересующийся сверхъестественными и интеллектуальными изысками, в силу своего происхождения и воспитания, Дю Геклен все чаще и чаще встречался с элитой своего времени и таким образом стал подпадать под влияние моды. Несмотря на нападки некоторых ученых, таких как Николя Орем, астрология была частью жизни великих людей того времени.

Странный брак

Тем не менее, когда он женился, он по-прежнему считал астрологию обманом. И вот он женился на женщине, которая жила только астрологией, проводя время за консультациями со звездами и гримуарами. Странный выбор для этого неграмотного забияки. Но действительно ли это был выбор с его стороны? Давайте перечитаем лаконичный отрывок Кювелье об этом браке. Он рассказывает, что Бертран приехал к Карлу де Блуа.

Давайте пропустим выражение "красивой дамой", которое, очевидно, вставлено только для рифмы. Это очень краткий рассказ о женитьбе героя. Очевидно, что это событие не играло большой роли в его жизни. Имя дамы, о которой идет речь, даже не упоминается; более того, добавляет Кювелье, Бертран не долго оставался со своей женой: "И не был в ее обществе восемь дней". Он редко виделся с ней, однако он не был равнодушен к женщинам, о чем свидетельствуют несколько отрывков, в которых он сожалеет о своем уродстве. Говорили, что у него было несколько бастардов в Понторсоне. Согласно Бертрану д'Аржантре у Бертрана была дочь, вышедшая замуж в Монтобане. Согласно документам, на которые ссылается Мишлен Дюпюи, у Бертрана был сын, Мишель, известный как le Bastard Du Guesclin, и у него были другие бастарды в Испании.

Термины, используемые Кювелье, похоже, указывают на то, что этот брак был тайно организован Карлом де Блуа. Именно он "знакомит" Бертрана с дамой. Эта забота очень необычна, ведь Бертрану и Тифен не требовалось разрешение герцога на брак. Был ли это брак по расчету, призванный вознаградить Дю Геклена богатой наследницей, которая к тому же была дамой, известной своей ученостью? Это возможно. В любом случае, Бертран не проявил никакого энтузиазма, а даму, похоже, больше привлекали блестящие карьерные перспективы ее мужа, чем он сам. История, рассказанная Полем дю Шатле в XVII веке, происхождение которой неизвестно, гласит, что вскоре после свадьбы Дю Геклен выразил намерение отказаться от войны и вести комфортную жизнь дома. Тогда Тифен возмутилась, прочитал ему проповедь о значении долга и преданности родине и отправила его на службу к дофину, дав ему в утешение свой календарь неблагоприятных дней, который тот не принял во внимание. Возможно, это всего лишь легенда, которая все еще циркулировала в 1666 году, но она иллюстрирует тот факт, что месье и мадам Дю Геклен почти не жили вместе.

О судьбе Тифен после ее замужества можно только догадываться, исходя из того, что мы знаем о положении управителей сеньорий ― шателленов ― в XIV веке. Ведь в хрониках она упоминается мельком. Однажды Дю Геклен вызвал ее в Кан, чтобы попросить продать свою посуду, потому что ему были нужны деньги, и на этом все. О ее смерти даже не упоминается. Она жила в Понторсоне и часто в Мон-Сен-Мишель, где до сих пор можно увидеть ее дом.

Несколько лет спустя в своей работе Trésor de la cité des dames (Книга о Граде женском) Кристина Пизанская нарисовала идеальную картину шателлена и перечислила его обязанности. Муж-рыцарь, писала она, обычно отсутствует, на войне или при дворе, и именно дама должна была заботиться о поместьях. Женам рыцарей "подобает быть мудрыми и рассудительными в управлении владениями и ясно видеть последствия своих поступков, они большую часть времени должны оставаться в своих домах без своих мужей, которые находятся при дворе или в других странах". Случай Тифен, конечно, не уникален. Но давайте не будем представлять себе этих дам влюбленными, месяцами ожидающими у окна возвращения своего возлюбленного сира. Они были очень заняты управлением земельными владениями и надзором за сельскохозяйственными работами. "Пусть она знает, как пахать, в какое время и в какой сезон следует обрабатывать землю", — пишет Кристина Пизанская, которая также хотела, чтобы хозяйка сеньории управляла работами по дому, пряла и ткала, а также следила за тем, чтобы в поместье были простыни, одеяла и гобелены. Она должна была содержать в порядке домашний персонал и следить за бюджетом сеньора, по возможности избегая дефицита. Из ее личного бюджета должны были оплачиваться милостыня, зарплата слуг, расходы на содержание дома, подарки, покупка украшений, одежды и возможно, выкуп за мужа.

Дама должна была быть знатоком феодального и сеньориального права и разбираться в сложных правах и обязанностях фьефов, зависимых земель и цензов, особенно в случае осложнений с соседями. Муж должен был быть уверен, что после возвращения с военной службы в его владениях все будет в порядке. У женщины-шателена было очень мало материальной и финансовой независимости. В целом, ее приданое, состоящее из движимого имущества и денег, добавлялось к имуществу мужа, поскольку "муж, по общему праву, является господином своего имущества и имущества своей жены", как гласила пословица. К сожалению, у нас нет сведений о приданом Тифен, которое, предположительно, должно было быть весьма значительным.

Обычно женщина-шателен находилась в полной зависимости от своего мужа. Редкие примеры женщин, которые были хозяевами своей судьбы в это время и которые используются для идеализации Средневековья, являются лишь исключениями. Как напоминал своим дочерям Жоффруа де Ла Тур: "господин по праву должен иметь верховную власть над своей женой, для ее же пользы". Женщина должна вежливо терпеть гнев своего господина. Смирение должно исходить прежде всего от нее самой. "Женщина должна страдать и терпеть, прежде чем она избавит себя от общества своего мужа", — говорит Бомануар. Женоненавистническая литература того времени не скупится на недостатки и слабости женщин. Фундаментальный французский текст доктрины публичного права Le Songe du Verger заключает: "Я не говорю, что нет хороших женщин, но их мало".

Таково было мнение Дю Геклена, который через неделю после свадьбы, вероятно, в Динане, оставил свою "добрую жену", которая больше интересовалась астрологией, чем домашним хозяйством, чтобы отправиться в Нормандию и окрестности Парижа и предаться единственной настоящей страсти своей жизни — войне.