Дю Геклен

Приложения

Карл, сын короля Франции, герцог Нормандии и дофин Вьеннуа, всех, кто читает это письмо, приветствует. Нам известно, что, учитывая верность и доблесть нашего дорогого и уважаемого монсеньора Бертрана дю Герклена рыцаря, сеньора Бруна, и добрые и ценные услуги, оказанные им нашему монсеньору [королю], особенно [в] войне и обороне города Ренн, в чем он долгое время был успешен, благодаря великому постоянству, и верности, благодаря которым упомянутый город был спасен и защищен от врагов нашего монсеньора короля и страны, а также из внимание к добрым и хорошим услугам, которые, как мы надеемся, он окажет нашему монсеньору королю в грядущем, мы, с особой милостью и определенным знанием, даровали и подарили упомянутому монсеньору Бертрану двести турских ливров ренты […] до тех пор, пока он жив, из доходов и сборов с города Беврон; а в случае, если он не сможет получать их там по причине последующего назначения или по другим причинам, указанные двести турских ливров ренты […], из обычных или чрезвычайных сборов с виконтства Авранш […] Дано в […] в шестой день декабря в тысяча триста пятьдесят седьмом году.

Опубликовано в Bibliothèque de l'École des chartes, год 1891, том LII, стр. 617–618.

Месье Уильяму де Фельтону

Я прочел несколько писем, которые вы мне написали, и в которых было следующее:

"Монсеньор Бертран Дю Геклен, я слышал от Жана ле Биго, вашего оруженосца, что вы сказали, что если кто-нибудь скажет, что вы хорошо и верно не выполнили свои обязательства быть заложником по договору об установлении мира в Бретани так, как вы обещали, в тот день, когда месье де Монфор, герцог Бретонский, и месье Карл де Блуа решили вместе примириться и прекратить ссору из-за в Бретани, и что вы не обязаны быть заложником дольше одного месяца, то вы хотели бы защищаться от этих обвинений перед вашими судьями. Поэтому я ставлю вас в известность, что вы обещали своей честью в указанный день оставаться заложником, не уезжать, до тех пор, пока город Нант не будет возвращен месье де Монфору, герцогу Бретани, или пока вы не будете освобождены моим господином. Это обещание вы не только не сдержали, но и лживо не выполнили, и по этой причине я готов, с Божьей помощью, доказать это обвинение против вас, как это должен делать рыцарь перед монсеньором королем Франции. Скрепляя печатью, я приложил ее к этому письму 23-го дня ноября тысяча триста шестьдесят третьего года.

"Уильям Феллетон".

Знайте, что с Божьей помощью я буду перед королем Франции, нашим сеньором, во вторник перед следующим днем мая, если он будет в королевстве Франции в своей власти, а если его там не будет, то я буду с Божьей помощью перед герцогом Нормандии в этот же день. И когда речь идет о том, что вы сказали, что я должен быть заложником, пока город Нант не будет возвращен графу Монфору, и что я нарушил свое обещание быть заложником, в случае, если эти обвинения принадлежат вам и если вы хотите сохранить их против меня, тогда я скажу и подтвержу перед одним из них в свою законную защиту, что вы солгали, и я буду там, чтобы охранять и защищать свою честь и положение против вас, если вы будете так настроены, и по той причине, что я не желаю долго находиться в этом споре с вами, я делаю это известным вам раз и навсегда, этим письмом, скрепленным моей печатью, в девятый день декабря, в тысяча триста шестьдесят третьем году.

Бертран дю Герклен.

Опубликовано в L.-H. de Bérard, Bertrand Du Guesclin en Bretagne, Tours, s. d., pp. 380–381.

Карл милостью Божьей король Франции, всех тех, кто прочтет эти письма, приветствует. Наш самый дорогой и справедливый коннетабль Бертран Дю Геклен, граф Лонгвиль, попросил, чтобы мы передали ему его письма, в которых он признается, что брал у нас в долг и задолжал нам несколько денежных сумм. Речь идет о тридцати тысячах франков золотом, которые мы одолжили ему и обязали вернуть тремя платежами, чтобы помочь ему привести в Гранаду людей из компаний, находившихся в нашем королевстве, которые были выведены туда надолго из нашего королевства, и сорок тысяч франков золотом, которые мы заплатили за него и по его просьбе покойному Джону Чандосу, у которого он находился в то время в плену после битве при Оре в Бретани, и тридцать тысяч кастильских дублонов, которые мы заплатили за него и по его просьбе принцу Уэльскому, у которого он находился в плену после битвы при Нахере в Кастилии. И получив от нас несколько наших писем и посланий нашему упомянутому коннетаблю, находившемуся в то время в Кастилии на службе у нашего дражайшего и любимейшего кузена короля Кастилии, чтобы он, при прочих равных условиях, прибыл к нам на службу с наибольшим числом вооруженных людей, какое только сможет собрать, против нашего противника короля Англии, который сам и его подданные спровоцировали нас на войну, он пришел и привел к нам на службу вооруженных людей из герцогства Бретань и других, которые были на службе у нашего упомянутого кузена, которые служили нам верно и честно с тех пор, как он вступил в нашу упомянутую войну, и с тех пор, как он прибыл к нам, и мы сделали его нашим коннетаблем, он получил для себя и для ратников своей роты, а также и для других за участие в нашей упомянутой войне, из рук наших военных казначеев или одного из них, или нескольких наших сборщиков налогов, несколько денежных сумм, о чем он дал свои расписки. В благодарность за добрую и верную службу, которую наш упомянутый коннетабль оказал нам, когда он вывел из нашего королевства упомянутых людей из компаний и других, и после его возвращения в наше упомянутое королевство и продолжает оказывать нам услуги и по сей день, мы оказали ему особую милость и даровали по условиям этих писем ту из упомянутых сумм франков и дублонов золотом, которую он нам должен, как было сказано, и всего того, что он получил из рук наших упомянутых военных казначеев и сборщиков налогов, как было сказано, и всего прочего, за что он нам задолжал до сегодняшнего дня, должно быть сделано возмещением того, что он может или мог бы попросить у нас, как за его упомянутое пребывание в Кастилии и его упомянутых людей, которых он привел в то время на нашу службу, так и за то, что он или его упомянутые люди сделали нам в наших войнах за все прошедшее время до сегодняшнего дня. По этой причине мы даем указания нашим друзьям и братьям, нашим счетоводам в Париже, чтобы нашему упомянутому коннетаблю были выплачены его упомянутые обязательные суммы франков и дублонов золотом, как было сказано, и чтобы ему было выплачено нами за это, а также за все остальное, упомянутое выше, таким образом, чтобы он и его наследники и преемники были свободными от долга, чтобы в будущем они не подвергались преследованиям и посягательствам, ибо так мы желаем, и что в этих письмах не выражены никакие приказы или запреты на противоположное. В подтверждение этого мы приложили к настоящему письму нашу печать. Дано в Париже в девятнадцатый день января в год тысяча триста семьдесят первый и восьмой нашего царствования.

Подписано королем.

Опубликовано L.-H. de Bérard, op. cit, p. 420.

Моему самому дорогому и могущественному повелителю герцогу Анжуйскому и Туреньскому.

Мой самый грозный и могущественный повелитель, знайте, что в этот вторник на вечерне я получил ваше весьма милостивое и любезное письмо, которое смог прочитать мне мой герольд, упомянув о вашем посещении короля и о докладе, который вы сделали ему отдельно по положению дел в Бретани, а затем докладе сделанном вашим канцлером в большом совете, и что все было сказано в похвалу и честь мне, и настолько, что король был очень доволен этим, и что в настоящее время он очень мудр и будет еще более мудр, за что, мой самый дорогой и могущественный господин, я благодарю вас и признателен вам так смиренно и искренне, как я могу и буду делать и делать хорошо. А теперь мой самый грозный и могущественный повелитель, расскажу о новостях, поскольку я назначен королем и вами ответственным за эти места. Все английские корабли все еще стоят в Киндаллоте на якоре, куда они и прибыли поначалу, и никого из вооруженных людей с упомянутых кораблей не сходил на берег, кроме герцога и некоторых людей из его свиты, которые прибыли в Динан, и где в этот вторник состоялся большой совет, на котором присутствовала большая часть баронов и других дворян Бретани, и в этот день виконт Роган тоже был там, ибо он написал сам об этом всем другим баронам страны, как мне сказали, кроме моего брата де Клиссона, что герцог скоро натравит англичан и упомянутых баронов и других на нашего короля, но я не могу этому верить, пока я этого не увижу. Однако они не начали никакой войны и не причинили никакого ущерба стране со времени своего прибытия, и у них также нет лошадей, и они сомневаются, покидать ли свой корабли, пока наши галеры всегда там, чтобы поджечь их, и я также нахожусь в этом городе, чтобы поддержать наши галеры и снабдить их оружием, артиллерией и порохом, в которых они нуждаются, а также чтобы противостоять англичанам всей моей силой, если они предпримут что-либо. Мой самый грозный и могущественный повелитель, обо всем, что я знаю и буду знать здесь и из других мест, что будет выгодно и приятно королю и тебе, я сделаю все возможное, чтобы стало известно вам, в конце концов моя верность станет известна с помощью Бога и тебя, ибо таково мое желание, мой самый грозный и могущественный повелитель. Одна из величайших радостей и желаний, которые я имею сегодня, это ваше письмо, и возможность узнать добрые вести о короле, о вас, и по этой причине я смиренно прошу вас дать мне знать и всегда повелевать и отдавать мне приказы, которые я буду исполнять до самой смерти, мой самый грозный и самый могущественный повелитель. Я смиренно отдаю себя вам как ваш слуга и прошу вас сохранить для меня доброе расположение короля, и я отдаю себя в его руки, и я молю Святого Духа даровать вам добрую жизнь и долголетие. Написано в Сен-Мало в десятый день августа. — Мой самый грозный и могущественный господин, говорят, что подсчитали только людей герцога, сэра де Калуэлея, сэра Чарльза де Перси и сэра Уильяма де Фронтейна, и я не могу знать, сколько людей прибыло к нам вообще и сколько еще прибудет.

Ваш верный слуга Бертран Дю Геклен.

Опубликовано L.-H. de Bérard, op. cit, p. 488.

Во имя Господа нашего Иисуса Христа, аминь. В год от Рождества Христова 1380, в девятый день июля, во второй индикт понтификата святейшего отца во Христе и владыки Климента VII. Пусть все знают, что светлейший и могущественный сеньор Бертран Дю Гесклен, граф Лонгвиль, коннетабль Франции, продиктовал свое последнее завещание, распорядившись своим имуществом так, как написано ниже:

Во имя Пресвятой Троицы, Отца, Сына и Святого Духа, мы, Бертран Дю Геклен, граф Лонгвиль, находясь в здравом уме, хотя по воле Божьей мы немощны телом, зная, что нет ничего более неизбежного, чем смерть, и ничего более неизбежного, чем ее исход, не желая умирать без завещания, составляем и оформляем нашу волю и последнее завещание в следующей форме и порядке. Прежде всего, мы отдаем свою душу Богу, его славной матери и всему небесному воинству. Мы избираем местом погребения нашего тела в церкви якобинцев в Динане, в часовне наших предшественников, и завещаем провести заупокойную службу по нам, так как она должна быть совершена, как наши душеприказчики сочтут нужным, и этим монахам мы даем и оставляем сумму, в пятьдесят ливров ренты, для поминания и спасения душ нас и наших предшественников. Мы хотим и приказываем, чтобы наши долги были уплачены должным образом, тем, кому мы должным образом обязаны. Мы приказываем послать за нас паломника к погребениям святого Карла и святого Иво в Бретани и к каждому из них завещаем по пятьсот фунтов воска. Мы отдаем и оставляем на ремонт церкви в Чисеке сто франков. Мы даем и оставляем всем приходам, где мы имеем какое-либо наследство, каждому по хорошему и достаточному облачению святой церкви, чтобы мы и наши предшественники были упомянуты в молитвах упомянутых церквей. Мы повелеваем и приказываем доходы часовни, которую мы ранее приказали сделать в Сен-Север-де-Динане, были доведены до тридцати и пяти ливров, если это еще не так, для поминания и спасения души нашей. Мы отдаем Бертрану Дю Геклену, сыну нашего кузена сэра Оливье Дю Геклена, двести ливров ренты, которые будут выплачиваться с нашего наследства в Бретани. Нашим слугам за добрые услуги, которые они нам оказали, и ради спасения нашей души, мы передаем и оставляем, указанные ниже суммы. Томасу Гильото сто ливров, Ракуале сто ливров, Жану Дюфресне сто франков, Густу де Порте сто франков, Эрве Хэю сто франков, Бретону де Ностр виночерпию пятьдесят ливров, Бодигану пятьдесят франков, месье Андре Тебо сто франков, Эннекену пятьдесят франков, Феррандилю пятьдесят ливров, Жоакиму де Соммьеру пятьдесят ливров, Гийому де Макзон сто франков, Жану дю Фурне сто франков, Перро дю Фурне — сто франков, мэтру Жану ле Ге — сто франков, мэтру Тома Медеону — сто франков, Хвосто — сто франков, Ценсиле — сто франков, Робинэ де ла Куш — пятьдесят ливров. Мы хотим и приказываем, чтобы все, кто управлял или получил что-либо из нашего имущества или из наших вещей от нас, дали отчет об этом нашим душеприказчикам, и если они должны, то пусть заплатят, а если должны им, то пусть заплатят им. Нам известно, что мы должны мессиру Эрве де Мёни тысячу франков золотом наличным, которую мы приказали выплатить казначею, которую мы приказываем выплатить душеприказчикам. Нам известно, что мы ранее дали сэру Алену де Бурлеону сто франков ренты на его жизнь, которые мы хотим и приказываем выплатить нашим наследникам и душеприказчикам за добрые услуги, которые он нам оказал. Мы хотим и приказываем, чтобы Жоффруа де Кведильяк был вознагражден из наших земель, если случится, что он потеряет свое за то, что перешел к нам на службу, столько, сколько потеряет. Мы хотим и приказываем, чтобы завещание нашего покойного товарища, за которое мы отвечаем, было исполнено нашими душеприказчиками. Мы приказываем, нашим душеприказчикам и чтобы Жану ле Бутейльеру было выплачено то, что ему причитается. Мы хотим и приказываем, чтобы сир Ален де Бурлеон был освобожден от всех обязательств, которые он нес перед нами. Мы отдаем и оставляем нашей супруге-спутнице за добрые и приятные услуги, которые она нам оказала, все остатки нашего движимого имущества, котором владеем, с желанием и приказом, чтобы она пользовалась им, только в течение своей жизни. И для исполнения настоящего мы приказываем передать все наше движимое имущество, которым мы владеем в ведение наших душеприказчиков, и в случае, если они не смогут обеспечить это, мы хотим и приказываем продать наше наследство, руками наших душеприказчиков, как они посчитают более выгодным. И мы избираем наших душеприказчиков для исполнения нашей последней воли, чтобы сделать и совершить все это. Это наша упомянутая супруга, сир Оливье де Манни, сир Эрве де Мёни и Жан ле Бутейльер, которых мы просим, чтобы они взяли на себя ответственность за это и верно исполнили то, что было сказано выше; и мы хотим, чтобы если все они вместе не смогут или не захотят исполнить это, то трое или двое из них могли бы завершить и исполнить это, несмотря на отсутствие остальных, которым мы даем власть исправлять, увеличивать или уменьшать то, что они видят нужным сделать; и мы желаем и приказываем, чтобы это была наша последняя воля и завещание, и чтобы, если оно не может быть выполнено в полном объеме, оно было действительным в той части, которая должна и может быть более действительной, как по закону, так и по обычаю, без того, чтобы одна из сторон была обманута или опорочена другой; и мы отказываемся и отзываем все другие завещания, если таковые были сделаны ранее. И чтобы это было прочно и стабильно в грядущем, мы просим Жака Шезаля, клерка, нотариуса и апостольского табеллиона, чтобы в подтверждение этого он составил документ и поставил свою подпись на настоящем завещании, и просим тех, кто присутствует, чтобы в грядущем, если потребуется, они были свидетелями этого. То есть Гуэль Ролан, Жан де Першон, Робер де Шампанье, Гийом Юсон, Жан де Листре, Жан дю Кудрей, Гийом дю Кудрей, Оливье Лонсель, Пьер Маинги и некоторые другие. Это было написано в доме нашего проживания, на месте перед Шастоном де Рендан, в сенешальсте Босер, в вышеупомянутый год и день.

Все распоряжения и все детали, указанные выше, продиктованные тем же завещателем, были мной, указанным нотариусом, в присутствии указанных свидетелей, записаны и оглашены по воле и просьбе указанного завещателя, при котором Я был нотариусом, и по его требованию, вышеупомянутый публичный документ был изготовлен. В подтверждение вышеизложенного и для большей достоверности вышеизложенного я, упомянутый нотариус, подтверждаю все вышеизложенное своей подписью и печатью.