Дю Геклен

Только освободившись, Дю Геклен отправился в Лангедок, чтобы встретиться с Людовиком Анжуйским, братом короля и одним из его самых горячих поклонников. Этот принц, которого Кристина Пизанская описывает как "сведущего во всем, что полагается высокому принцу, очень мудрого человека, умело говорящего красивые речи", был также очень честолюбив. Будучи герцогом Анжуйским с 1360 года, он всегда проявлял дух независимости, будь то в выборе супруги или в отказе оставаться заложником в Англии вместо своего отца короля Иоанна.

Интерлюдия в Провансе

В начале 1368 года Людовик Анжуйский был занят личным и семейным делом — завоеванием Прованса. Это графство уже более века было желанным для Капетингов, и особенно для герцогов Анжуйских. История восходит к Людовику Святому, один из братьев которого, Карл Анжуйский, женился на наследнице Прованса Беатрисе. Став, не без труда, королем Неаполя и Сицилии, Карл сосредоточил свои амбиции на Средиземноморье. Его праправнучка, Иоанна I, стала королевой Неаполя в 1343 году. Беспорядки в ее королевстве оставили Прованс без защиты, что вызвало желание Капетингов присоединить его к Франции. Это графство, располагавшееся между Дофине и Лангедоком и граничащее с Италией, где находился хороший порт Марсель, могло бы завершить продвижение Капетингов к Средиземному морю, где искусственные сооружения порта Эг-Морт уже находились под угрозой заиливания.

Дурная репутация Иоанны послужила хорошим предлогом, она подозревалась в организации убийства своего первого мужа, Андрея, брата короля Венгрии. Более того, ее второй муж, Людовик Таранский, вступил в сговор с эмиссарами Эдуарда III. Уже в 1357 году король Франции подталкивал Арно де Серволя (Архипресвитера) к захвату Прованса. В 1360 году графство было еще больше взбаламучено авантюрой сиенца Джаннино Гуччио, который выдавал себя за короля Франции Иоанна I, избежавшего смерти в младенчестве. Этот самозванец, поддерживаемый английскими деньгами, нашел способ установить контроль над частью Прованса, прежде чем был заключен в тюрьму в Неаполе.

Королева Иоанна каким-то образом все же восстановила власть над Провансом, но эти события пробудили амбиции Капетингов. А теперь королева вышла замуж за бывшего короля Майорки, Хайме III, союзника англичан и одного из ключевых игроков в битве при Нахере. На этот раз чаша терпения была переполнена, и Людовик Анжуйский, назначенный своим братом Карлом V лейтенантом в Лангедоке, мог свободно переправиться на левый берег Роны, чтобы захватить Прованс, если это ему удастся. Как герцог Анжуйский, основатель второй династии этого имени, он претендовал на владение этим графством.

Но завоевание Прованса было непростой задачей, особенно когда приходилось следить за непостоянным королем Арагона, Педро Церемонным, на юге, и грозным герцогом Аквитании, Эдуардом, на западе, а также принимать во внимание Папу из Авиньона. Последний, Урбан V, окончательно вернулся в Рим в 1367 году, но он наблюдал за Комта Венесеном и поддерживал Иоанну. Поэтому ситуация была очень деликатной. Чего меньше всего не хватало, так это войск: в эти годы Лангедок был неисчерпаемым центром для найма солдат, где можно было найти компании, ищущие работу. Педро IV, Энрике Трастамарский, Черный принц, Людовик Анжуйский и Дю Геклен регулярно находили наемников для своих испанских или провансальских авантюр. Это было благословенное время для руьеров-бандитов, которые вернулись в регион после Нахеры, к большому несчастью населения.

Для нападения на Прованс Людовику Анжуйскому не хватало военачальника более высокого ранга, чем эти капитаны. Освобождение Дю Геклена было для герцога просто находкой, и он был напрямую причастен к этому: финансовая организация выплаты выкупа была во многом его заслугой, и не случайно именно лангедокцы заплатили 30.000 дублонов. Людовик, который уже видел бретонца за работой, уважал и восхищался им. Личные воинские качества Людовика были весьма посредственными, и он испытывал к Бертрану такое же влечение, как и Энрике Трастамарский. Уверенность в себе и спокойная сила Дю Геклена внушали ему уважение.

Со своей стороны, Дю Геклен после девятимесячного перерыва жаждал вернуться в бой: сорок лет он не прекращал наносить и получать удары, и он все еще был полон сил. После сражений с бретонцами, англичанами, нормандцами, гасконцами, испанцами настала очередь провансальцев. Но он не забывал, что, будучи освобожденным условно-досрочно, он не мог сражаться до тех пор, пока за него не заплатят полный выкуп. Так, говорит Кювелье, в течение нескольких месяцев его видели только с палкой в руке, он руководил военными действиями, сам в них не участвуя.

Освобожденный 17 января в Бордо, Бертран прибыл в Монпелье 7 февраля в сопровождении Арнуля д'Одрегема. Герцог Анжуйский встретил его с распростертыми объятиями и объяснил ему ситуацию. Чтобы завоевать Прованс, сначала нужно было взять Тараскон, который защищал переправу на берегу Роны. Город был замечательно укреплен, а замок впечатлял. Поэтому была собрана небольшая армия, в которую вошли несколько постоянных соратников Дю Геклена: Оливье, брат Бертрана, Оливье и Ален де Манни, Ален и Тристан де Ла Уссэ. К ним примкнули некоторые из самых отъявленных негодяев, которые рыскали по Лангедоку, привлеченные репутацией Бертрана как хорошего плательщика: Перрен де Савойя, Ноли Папелон, ле Пти Мешин, Аманье д'Ортиг, Босоне де По. Кроме того, Дю Геклен имел при себе оставшихся в живых участников битвы при Нахере, которых как говорит Кювелье, выкупил из плена частью денег, предназначавшихся ему самому, что весьма вероятно.

Осада Тараскона началась 4 марта. Но вскоре выяснилось, что это дело сложнее, чем ожидалось. Восемнадцать камнеметных машин били по стенам, а неудачные штурмы множились. На реке Рона была установлена заградительная сеть из лодок, чтобы блокировать поставки продовольствия. Армия спасения, состоящая из марсельцев под командованием Ренье Гримальди из Ниццы, попыталась спасти город, но была оттеснен в Альпы Оливье де Манни. Не дожидаясь результатов осады Тараскона, герцог, утвердившись в Бокере, одновременно начал осаду Арля. Дю Геклен стал проявлять нетерпение. Как и в Нормандии, он прибег к запугиванию горожан: придя на переговоры к подножию стены с капитаном Тараскона, он пригрозил истребить население, если оно не сдастся в течение двух дней. После напряженных дебатов, не надеясь на помощь буржуа решили капитулировать. 22 мая четверо из них отнесли ключи от города герцогу Анжуйскому, который согласился помиловать их после заступничества Дю Геклена.

Последствия захвата Тараскона неясны. Дю Геклен, судя по всему, на некоторое время обосновался в этом городе, но он также совершал вылазки в Прованс, в сторону Экса. 30 июня его видели в Ла-Мотте, в нескольких километрах к северо-востоку от Тараскона; 5 июля он был в Майане, в семи километрах к северу от Сен-Реми-де-Прованс. Оттуда он отправил письмо Луи д'Андузе, сиру де Ла Вульта, которого Людовик Анжуйский поставил во главе Тараскона. Это сохранившееся письмо показывает неразбериху и недоверие, вызванные присутствием в регионе компаний наемников. Группа его людей подошла к воротам Тараскона, и гарнизон, несомненно обеспокоенный присутствием этой группы солдат, отнесся к ним как к врагам, запретив им доступ в город и даже открыв по ним огонь, в результате чего один человек погиб, один был ранен и один взят в плен. Дю Геклен в отместку напал на сеньора Ла Вульта. Несмотря на связь с королями и принцами, Бертран не изменился с юности: он утверждал, что принадлежит к братству рутьеров, "gens de compagnies", незнатного происхождения; не стыдился своего происхождения и своего прошлого, он с гордостью заявлял о своей солидарности с наемниками, этими главарями банд, этими полубандитами, чьи преступления он не оспаривал, заявляя, что готов их исправить, а не наказывать. Он принадлежал к этой среде и гордится этим. В этом документе почти проявляется классовое сознание.

В это же время проявилась еще одна сторона его личности — непоколебимая преданность: "монсеньор Анжуйский" был его сюзереном, и Бертран заботится о его интересах превыше всего. Это единственная причина, по которой он сразу же не уничтожил сеньора Ла Вульта, которого он презирал, ведь не имея возможности сражаться с врагами герцога, он напал на людей Бертрана.

И наконец, можно отметить вспыльчивость, жестокость и грубость Дю Геклена: "Я нанесу ущерб какой только смогу вам, и всем вашим землям и владениям". Не стоило навлекать на себя гнев пса Броселианда. Таков был, в сущности, его характер: верный грубиян, сделанный из того же материала, что и Калвли, Ноллис и Арно де Серволь, его собратья по профессии. Он обладал упрямой, непоколебимой преданностью, физически и инстинктивно одарен природой для ведения войны; ни в чем не сомневающийся и ничему не удивляющийся, всегда спокойный, как среди соратников, так и при дворе принцев, с которыми он вел дела без всяких комплексов. Это человек, которого не следовало расстраивать, если он не являлся его начальником, потому что он уважал иерархию, которая являлась частью порядка вещей, но он никого не боялся среди простых смертных. Получив его письмо, сеньор Ла Вульт вынужден был покориться:

В начале июля Дю Геклен был тем более взбешен, что пятью днями ранее он получил известие от Педро IV, короля Арагона, с угрозой отозвать все свои подарки и обещания в связи с иском от Хьюго Калвли, который король использовал в своих интересах. В марте 1368 года поверенный Калвли представил каталонскому королевскому двору пакет документов, в которых Дю Геклен во время испанской экспедиции заложил все свое имущество для погашения долгов перед английским рыцарем: 63.108 золотых ливра для оплаты английских компаний и 26.257 флоринов для оплаты остатков четвертого квартала кампании. Педро IV сразу же увидел, какую прибыль он может извлечь из этого дела, чтобы избавиться от собственных долгов перед Дю Гекленом. 24 марта он направил Дю Геклену повестку с требованием явиться в суд в течение двадцати дней. Не получив ответа, 3 июня он отправил вторую: если бретонец не явится лично или не отправит своего представителя в течение 26 дней с момента получения повестки, судебное разбирательство будет проведено без него. Бертран получил этот документ 30 июня, но не отреагировал на него как и на первый.

28 июля суд приступил к обсуждению дела. Оказалось, что Дю Геклен заложил все свое имущество, движимое и недвижимое, в Испании, чтобы расплатиться с Калвли, но остался должен последнему 55.000 флоринов. Поскольку Педро IV задолжал Дю Геклену 28.000 флоринов, два корабля и вооруженную галеру, поверенный Калвли Марк Фустер потребовал, чтобы деньги были выплачены его хозяину, чтобы три корабля были переданы ему в залог, а замки и земли Борха, Магаллон и долины Эльда и Новельда перешли к нему. Приговор, вынесенный 4 августа, удовлетворил все эти просьбы. Педро IV был освобожден от всех своих долгов перед Дю Гекленом и приобрел симпатии близкого друга Черного принца. В его политике лавирования между Валуа и Плантагенетами это был продуманный ход. Дю Геклен был жестоко лишен своих владений в Арагоне. Его соратник Калвли оказался намного хитрее.

Однако к середине августа Педро IV узнал, что Бертран с небольшой армией находится у его границ. Бретонец был явно взбешен конфискацией своей собственности, но его наезд на самом деле был согласованной попыткой герцога Анжуйского и Карла V запугать арагонского короля. Карл V направил двух своих представителей, Франсуа де Перильоса и Жана де Райе, в Барселону, чтобы отговорить короля Арагона от союза с Черным принцем и пропустить помощь, которую Энрике Трастамарский требовал для продолжения борьбы с Педро Жестоким. Педро IV все же удалось выкрутиться; Перильос и Райе продолжили свой путь в поисках Энрике, а Дю Геклен вернулся в Лангедок. Но на этот раз недовольным остался Папа Римский.

Несомненно, Папа имел для этого все основания. Командиры отрядов Бертрана, Босоне де По, Перрен де Савуа, ле Пти Мешин, прошли через Комта Венесен и рыскали по Авиньону и Карпантрасу, совершая обычные опустошения. Из Рима 1 сентября Урбан V объявил отлучение от церкви "всех людей компании, которые осмелились напасть на Прованс без законной причины и без объявления войны". Дю Геклен, как верховный командир этих компаний, был также отлучен от церкви. Папа Римский поддержал права королевы Иоанны и написал Карлу V письмо с просьбой остановить предприятие герцога Анжуйского. Неизвестно, как отреагировал Дю Геклен на эту новость, но вполне вероятно, что он остался верен герцогу Анжуйскому и королю. Его враждебность к жадному до богатства высшему духовенству, заметная в нескольких эпизодах его карьеры, несомненно, усилилась, тем более что Папа все еще не выплатил деньги, обещанные за его крестовый поход в Испанию: 37.000 флоринов все еще не были выплачены, и эта сумма, очевидно, включала в себя папский вклад в освобождение Бертрана.

Однако вскоре после этого с двумя папскими представителями, Филиппом де Кабассолем и Жаком Альбе, был достигнут компромисс: деньги, причитающиеся Дю Геклену, будут выплачены при условии, что его отряды покинут Комта Венесен и перестанут досаждать провансальцам.

Возобновление кастильской войны

Тем временем Энрике Трастамарский продолжал завоевание Кастилии. После Бургоса перед ним открыли свои ворота Дуэннас, Леон, Мадрид, Отердехурнос, Медина-де-Риосеко и Буитраго. Осенью 1368 года он был хозяином всего севера страны, за исключением Галисии, части Астурии и некоторых изолированных крепостей. Кордова также приняла его сторону. Но Педро Жестокий был далек от окончательного поражения, под его контролем находились запад и юг страны: Эстремадура, Галисия, Мурсия и Андалусия. Привязанность к законному королю, а также страх перед репрессиями удерживали население в повиновении. В свою очередь, грозный государь безжалостно расправился со всеми, кто предал его в предыдущем году в пользу своего единокровного брата-бастарда. Более того, евреи и мудехары знали, что с ними произойдет, если Энрике вернет себе власть. Наконец, силы Педро возросли после заключения соглашение с мусульманами Гранады и Марокко, которые прислали ему несколько тысяч бойцов. Король Гранады, Мухаммед V, был другом Жестокого. В 1366 году его королевству угрожал "крестовый поход" Дю Геклена и Энрике, и бретонец даже примеривал на себя королевский титул. В конце 1368 года вновь возникла та же опасность. Мухаммед был заинтересован в том, чтобы поддержать Педро.

Союз между мавром и кастильцем вызвал негодование добродетельных христиан Севера и возродил дух крестового похода. Быстро распространился слух, что Педро, чтобы получить помощь Мухаммеда, перешел в ислам. Кювелье подхватил эту басню, а Айяла с большей правдоподобностью рассказывает, что Жестокий посоветовался с мусульманскими астрологами, которые предсказали, что он будет осажден в крепости, что должно было заставить короля накапливать припасы и боеприпасы в Кармоне, в двадцати пяти километрах от Севильи, где он построил дополнительные оборонительные сооружения и разместил свою семью. Фруассар, со своей стороны, приводит баснословные цифры о количестве сарацинских всадников, которых, как говорят, послал ему Мухаммед ― более сорока тысяч! Слухи и пропаганда были широко распространены, маскируя личную борьбу двух единокровных братьев за идеологическим и религиозным фасадом. Нет ничего лучше темы священной войны, чтобы придать бойцам рвения.

Осенью 1368 года Педро и Энрике, каждый в отдельности, оказываются обездвиженными в результате бесплодных осад. Педро тщетно осаждал Кордову со значительными силами и помощью Мухаммеда; он отомстил, разрушив и разграбив Хаен, Убеду, Марчену и Ультреру. Энрике застопорился с начала года перед Толедо, не добившись никакого прогресса. Город был неприступен для штурма, и гарнизон многократно отправлял призывы о помощи к Педро. Если бы он подошел, Энрике оказался бы в очень сложном положении. Ему не хватало Дю Гюклена, чтобы выйти из этой ситуации.

В конце октября два посланника Карла V, Франсуа де Перильос и Жан де Райе, прибыли в лагерь Энрике Трастамарского с проектом союза, подготовленным королем Франции. Последний, всерьез подумывавший о возобновлении войны против Эдуарда III, тщательно плел нити, призванные связать Черного принца. В июне он дал тайные обещания графу Арманьяку, сиру Альбре, графам Перигора и Комменжа, которые становились все более недовольными налогообложением установленным бордоским двором. Прежде чем денонсировать договор в Бретиньи, он искал союза с Кастилией и ее флотом, а для этого необходимо было устранить Педро Жестокого. Отсюда и сделка, которую он предложил Энрике: Дю Геклен придет ему на помощь с шестью сотнями копий, то есть примерно двумя тысячами бойцов, с полной свободой действий; в обмен Энрике за свой счет снарядит кастильский флот, чтобы предоставить его в распоряжение короля Франции на все время конфликта с англичанами. Для Энрике, конечно, это соглашение было обременительным, но у него не было выбора: Толедо сопротивлялся, Педро оставался опасным; в этих условиях Дю Геклен был незаменим. 20 ноября он подписал договор.

Для Бертрана испанские приключения начались заново. В середине декабря пришел приказ короля: собрать войска и соединиться с Энрике перед Толедо. Снова открылась перспектива завоевания Гранады. Нахера стала лишь плохим воспоминанием. Теперь он мог свободно сражаться. Выплата выкупа была произведена вовремя, о чем свидетельствуют квитанции об оплате: 25 апреля в Бордо коннетабль и капитан замка получили 15.000 дублонов от Жана Пердигье, генерального сборщика налогов в регионах Тулузы, Каркассона и Босера, что подтверждает, что деньги действительно были собраны в Лангедоке. Через три месяца пришла остальная сумма.

Набрать шестьсот копий было несложно. Лангедок был неисчерпаемым источником наемников. Бертран собрал свою обычную команду бретонцев, более или менее двоюродных братьев: Оливье, Ален и Энрике де Манни, Оливье Дю Геклен, Ален и Жан де Бомон, Ален де Ла Уссэ, Ивон де Ланнуа. К ним примкнули капитаны иностранных компаний, такие как Тибо де Павиа и Петит Мешин.

И все эти прекрасные люди снова пересекли Пиренеи в конце декабря, на этот раз через долину Аран, чтобы избежать Арагона, который все еще не определился со стороной которую будет поддерживать. Переход через перевалы в это время года был опасным занятием. Но у Дю Геклена и Оливье де Муни была веская причина идти через Наварру. Карл Злой до сих пор не заплатил выкуп, причитавшийся за его псевдоплен в начале 1367 года, когда он искал для себя безопасности во время Нахерской кампании. Сделка была заключена с Манни, который должен был поделиться выручкой со своим кузеном. На этот раз два бретонца прибыли в полном составе, чтобы получить деньги. В отсутствие Карла, который в это время находился во Франции, королева Жанна Наваррская обещала, что ее муж рассчитается с долгами, но наемники ждали его возвращения, и 4 февраля в Борхе Карлу все же пришлось заплатить 26.000 тысяч флоринов и отдать по нормандскому замку каждому из двух бретонцев.

Дю Геклен, тактик короля Энрике

Затем Дю Геклен направился прямо к Толедо, где его с нетерпением ждали. Воссоединение с Энрике дало повод для выражения радости. Бретонец был немедленно поставлен во главе операций, так как его единодушно поддержал весь лагерь Энрике. Трастамарский нашел своего спасителя, "мессира Бертрана Дю Геклена, по совету которого все должно было быть сделано", — писал Фруассар.

Но нужно было срочно принимать решение: приближался Педро Жестокий. В конце концов он решил прийти на помощь Толедо и покинул Севилью во главе примерно 5.000 человек, включая пятнадцать сотен мавританских всадников. В начале марта он находился в Калатраве, в ста двадцати километрах к югу от Толедо, где к нему присоединились другие войска. Великий магистр ордена Калатравы дон Диего Гарсия де Падилья перешел на сторону Энрике, как и великий магистр ордена Сантьяго Гарсия Альварес. В этот смутный период положение испанских орденов монахов-воинов было очень запутанным. Как правило, они были разделены между двумя лагерями, и великие магистры переходили от одного к другому в зависимости от обстоятельств, или были смещаемы и заменяемы двумя претендентами. Таким образом, Энрике заменил Гарсию Альвареса на Гонсало Мехиа в качестве главы ордена Сантьяго, в то время как великий магистр ордена Алькантара остался верен Педро.

Узнав о скором прибытии врага, Энрике созвал совет, на котором, как сообщает Фруассар, предложение Дю Геклена было поддержано:

Дю Геклену редко выпадала возможность быть главнокомандующим в военной кампании. Во Франции его почти всегда сопровождал принц, который давал общие указания — в 1367 году это был Энрике, — и это обычно заканчивалось катастрофой как при Оре или Нахере. Некоторые историки несправедливо отказывают Дю Геклену в тактической компетентности, хотя он был одарен инстинктом и острым глазом, достойными лучших генералов в истории. Когда ему представилась возможность самому повести армию против врага, он продемонстрировал четыре важнейших качества: быстроту принятия решения, адаптацию к характеру местности, скорость исполнения и внезапность. И это приводило к успеху: Кошерель, Монтьель, Понваллен. И здесь скорость и внезапность дали ему решающее преимущество над противником.

Оставив шестьсот латников, пехотинцев и лучников для поддержания осады Толедо, Дю Геклен и Энрике направились на юг, навстречу Педро, который, ничего не подозревая, продвигался на восток от Калатравы. Это было странно для человека, который должен идти на спасение Толедо. Что он собирается делать в этих засушливых и зловещих землях Ла-Манчи, у подножия Сьерра-Морены? Его цель неясна настолько, что последние гипотезы, основанные на омонимах географических названий, предполагают, что на самом деле его армия направлялась именно в Эстремадуру, на запад. Вблизи Алькосера есть место, которое называется Аталайя-де-Монтьель; и именно там, а не в Монтьеле в Ла-Манчи, должен был остановиться Жестокий. Но, кроме того, что это не приближает нас к Толедо, в Монтьеле в Ла-Манчи есть замок, расположенный на мысе и принадлежащий ордену Сантьяго, которым владели сторонники Педро. Фруассар говорит о замке; возможно, король приезжал туда, чтобы восстановить силы.

Однако шпионы Дю Геклена следили за ним, чтобы сообщить о его передвижениях. Педро, находившийся далеко от Толедо, не подозревал о движении армии Энрике и распределил свои войска по соседним деревням в ночь с 13 на 14 марта. Сам он спал в замке. Около полуночи Дю Геклен и Энрике при свете факелов начали свой марш к Монтьеле. Гарнизон замка, увидевший огни на горизонте, предупредил короля, который не обратил на это внимания. Только на рассвете следующего дня он понял ситуацию, но было слишком поздно. Битва при Монтьеле началась еще до того, как войска Педро Жестокого осознали это. Они не успели еще построится, как враги набросились на них с криками "Notre Dame, Guesclin" и "Кастилия — королю Энрике", и были рассеяны. Этот способ действий, полностью противоречащий обычаям рыцарской войны, носит личный отпечаток Дю Геклена. Полный эффект неожиданности; никаких речей перед началом атаки, как отмечает Фруассар, который также уточняет, что Бертран по согласованию с Энрике решил не брать пленных. Победа должна быть полной и окончательной: один убивает другого, тем более легко, что противники в основном евреи и мусульмане:

Резня при Монтьеле (14 марта 1369 года)

По словам Кювелье, число участников сражения неизвестно, хотя он считает что со стороны Педро их было гораздо больше. Мусульманские всадники хорошо сражались, были очень подвижны, использовали луки и копья. Но, слишком разбросанные в начале битвы, они были разбиты; Педро сражался как лев, с топором в руках, без особой надежды на победу. По словам Фруассара, битва была "великой и ужасной". Об этом же сообщает и Кювелье, чей рассказ в остальном не очень достоверен: после того как он помещает Толедо на берег моря он говорит о 50.000 человек на стороне Педро Жестокого и передает бесконечные разговоры до и во время битвы, где мы видим Энрике в разгар сражения, упрекающего брата за рождение от еврейки и обращение в ислам. Кювелье стремится превратить это противостояние в эпическую борьбу между христианами и мусульманами.

Кювелье постоянно возвращается к теме "этих преступных евреев, которые ничего не стоят", этих последователей "гнилого Мохаммеда". Он воспроизводит перед Дю Гекленом речь благочестивого капеллана:

Дю Геклен, "добрый христианин", отлученный от церкви шестью месяцами ранее за разграбление папских владений, никогда не забывал о материальной выгоде. Но Кювелье настаивает на его религиозном рвении: он объявляет о своем намерении уничтожить всех неверных, кроме тех, кто в бою вежливо выразит согласие принять крещение.

Эта тема принудительного обращения в христианство является частью традиций шансон де жест, которым здесь следует Кювелье. Но при той скорости, с которой Бертран орудовал топором, язычники вряд ли успели бы обратиться к нему с просьбой. Наконец, Кювелье представляет любопытную сцену: перед битвой солдаты, стоя на коленях, исповедуют друг другу свои грехи и причащаются, поедая траву:

Взаимная исповедь является общей темой в шансон де жест, начиная с Chanson de Roland (Песни о Роланде), но причащение травой может быть только символическим обрядом, допускаемым Церковью в случаях крайней необходимости, как показал Жан-Клод Фокон. В любом случае, маловероятно, что это имело место, поскольку нападение произошло внезапно, на рассвете, сразу после марша, не говоря уже о том, что трава в этом регионе — редкость.

Рассказ Айялы гораздо более трезв и близок к истине. Похоже, что Дю Геклен, которому принадлежит вся заслуга в победе благодаря принятым им мерам, не смог принять участие в начале сражения, так как неожиданно обнаружил на своем пути овраг, который ему пришлось обходить. Когда он наконец прибыл, армия Педро была уже в беспорядке, и битва превратилась в кровавую бойню. Дю Геклен и его люди убивали бегущих сарацин на каждом шагу и остановились только тогда, когда выбились из сил. Преследование растянулось на десять километров. Битва при Монтьеле была настоящей бойней; Дю Геклен, кажется, никогда не убивал столько людей за один день. Фруассар показывает его вместе с Энрике:

Разница в потерях была еще большей, чем при Нахере, и Дю Геклен несет основную часть ответственности за это: его приказ не брать пленных был слишком хорошо соблюден. Армии Энрике, по словам Айялы, потеряла одного сеньора. Тактика Бертрана была безжалостной, но эффективной! Что касается Педро Жестокого, то ему едва удается укрыться в замке Монтьель с горсткой рыцарей. Но он оказался в ловушке. Энрике и Дю Геклен твердо решили не дать ему сбежать. Вечером в день битвы, 14 марта, замок был окружен. Победители разбили рядом с ним лагерь и поспешно построили каменную стену, чтобы предотвратить побег. "Их так крепко сторожили, что и птица не могла ускользнуть бы из замка без того, чтобы ее не заметили", — писал Фруассар. Поскольку вместе Педро были лишь несколько сторонников, а запасов продовольствия осталось меньше, чем на неделю, так как сидение в осаде не планировалась, не было сомнений, что король Кастилии будет захвачен.

Гораздо менее ясны были намерения Энрике и Дю Геклена. По словам Кювелье, они несколько дней обсуждали судьбу Педро, рассматривая несколько решений: держать его в тюрьме; выделить ему герцогство и заточить в "золотой клетке"; отправить в ссылку. К этому моменту ненависть и страсти достигли такого уровня, что весьма сомнительно, что рассматривалось решение о помиловании. Отпустить Жестокого означало подвергнуть себя риску нового английского вторжения; кроме того, похоже, что Дю Геклен перед началом кампании получил инструкции от короля Франции, который решительно настаивал на союзе с кастильским королем, так что Педро не должен был сбежать ни при каких обстоятельствах. Необходимо было покончить с этим одиозным персонажем, другом евреев и сарацин — это касалось общественного мнения — и, прежде всего, другом англичан, что гораздо больше волновало Карла V. Без сомнения, никаких точных инструкций Дю Геклену дано не было, но есть вещи, которые не имеет смысла уточнять. Педро Жестокий должен перестать быть угрозой; Бертран знал это, и это также было в его личных интересах, если он хотел пользоваться дарами Энрике. Идеальным вариантом было бы убить его во время битвы: убийство воина — это почетный поступок, и никому бы не пришло в голову упрекать победителя. Но поскольку это было уже невозможно, оставалось найти приемлемое для не слишком требовательных нравов того времени, средство избавиться от одиозного персонажа, который, в конце концов, был законным коронованным королем. Идея убийства, конечно, не впечатлила Дю Геклена, при условии, что Энрике сам отдал приказ или проявил инициативу. Бертран был готов на все из преданности. Но ни при каких обстоятельствах он не стал бы самостоятельно принимать решение в таком важном деле.

Что касается Энрике, то его ненависть к единокровному брату и евреям, очевидно, заставила его предпочесть убийство. Но он также взвешивает риски: уважение народа к законному королю рискует осложнить задачу получения покорности Кастилии, если он окажется виновным в хладнокровном убийстве прежнего государя. Короче говоря, оба жаждали смерти Педро, но не знали, как ее добиться.

Ожидание у подножия замка Монтьель длилось девять дней. Предпринимались безуспешные попытки штурма, попытки переговоров также провалились, настолько была сильна ненависть с обеих сторон. В отношении итогов осады существуют две версии, между которыми трудно сделать выбор: одна, принятая испанскими и английскими историками, отводит Дю Геклену довольно неблаговидную роль; другая, выдвинутая французскими историками, полностью оправдывает его. Конечный же результат, что является главным в этой истории, одинаков.

Дю Геклен и убийство Педро Жестокого

Начнем с французской версии, которая возникла благодаря Кювелье, Фруассару и Chronique anonyme de sire Bertrand Du Guesclin (Анонимной хронике сира Бертрана Дю Геклена). В ночь на 23 марта, когда припасы в замке Монтьель были исчерпаны, Педро решил попытать свой последний шанс. Около полуночи, воспользовавшись темнотой, он с пятью сторонниками ускользнул из крепости, надеясь пересечь осадный лагерь врага, ведя своих лошадей за уздечки. Но охрана вокруг крепости была очень плотная, ее держали, по словам Фруассара, триста дозорных. В ту ночь командующим был Бег де Виллен, который на протяжении всей кампании отличался своей храбростью. Предупрежденный одним из своих людей о подозрительном топоте конских копыт, он отправился проверить, что там такое, и задержал шестерых мужчин. Педро попытался подкупить де Виллена:

Фруассар добавляет, что, "как меня с тех пор уверили и сообщили", де Виллен заверил Педро, что поможет ему спастись. Он отвел его в палатку Ивона де Лаконне а сам пошел, чтобы предупредить Энрике и Дю Геклена. Менее чем через час прибыл Трастамарский, в полном снаряжении, с несколькими людьми:

Двое из людей Педро, англичанин Рауль Хелин, известный как Зеленый оруженосец, и Жак Роллан, выхватили оружие, чтобы помочь своему хозяину но были убиты на месте. Остальные трое сдались, и люди Энрике набросились на тело Педро, которое было пронзено десятками ударов.

Это относительно правдивая версия Фруассара. Дю Геклен не играет в этом деле никакой роли. Сюжет рассказа Кювелье более или менее тот же, за исключением нескольких деталей, но эпизод гораздо более развит, приукрашен, как всегда, длинными речами и дополнительными подробностями, а Дю Геклен появляется в финальной фазе. Предательство де Виллена по отношению к Пьеру смягчается тем, что он просит Энрике оставить его в живых а сцена происходит в палатке Алена де Ла Уссая. Дю Геклен врывается, когда два сводных брата уже ссорятся. Его сопровождают обычные спутники: брат Оливье, кузены де Манни, Гийом Буатель и сир де Керанлуэ. И именно Бертран проявляет инициативу, чтобы помочь Энрике:

Некоторые биографы Дю Геклена называют это вмешательство в ссору между двумя братьями, своеобразным способом арбитража. На самом деле бретонец протягивает руку помощи Энрике, превращая поединок в убийство. Но мог ли он позволить, чтобы на его глазах убили его господина? Существуют и другие вариации на тему ноги и человека, который ее тянет: нога Пьера или нога Энрике? Сделали это Рокаберти, Аньерс, Эрнан Перес де Андрада или сам Дю Геклен? Хронисты сходятся лишь в одном: ногу тянули, и это позволило Энрике победить. Кювелье, который очень хорошо знал местность, добавляет, что как только ему стало легче, Трастамарский крикнул своим людям: "Разделайте мертвого предателя", то есть "отрежте ему голову". Приказ был немедленно выполнен, голову отправили в Севилью для устрашения защитников, а тело повесили на башне в замке Монтьель.

Версия Айялы увеличивает ответственность Дю Геклена. Однако в отношении этих испанских эпизодов его хроника гораздо более достоверна, чем хроники Фруассара или Кювелье, которые, пользуясь слухами, иногда допускали вопиющие ошибки. Айяла присутствовал при осаде Толедо, если не при битве при Монтьеле. Более того, он был на стороне Энрике и не был заинтересован в том, чтобы очернить кого-либо на этой стороне. По его словам, через несколько дней после начала осады Монтьеля Педро Жестокий, не питая иллюзий относительно отношения к нему Энрике, попытался склонить Дю Геклена на свою сторону заманчивыми обещаниями земель, городов и денег. Зная менталитет капитанов компаний, единственной целью которых являлась личная выгода, он считал, что бретонец не является исключением. Поэтому он послал к нему человека из своей свиты, Родригеса де Сенамбрия, которого Бертран хорошо знал: вассал графства Трастамара, он теоретически был одним из его вассалов, который также попал в плен в Бривиеске в 1366 году, и чей выкуп он заплатил. Сенамбрия прибыл в качестве парламентера со следующим посланием:

Ответ Дю Геклена соответствует тому, что мы знаем о его психологии:

Тем не менее, он обещает подумать о предложении Педро. Даже если вы Дю Геклен, о 200.000 дублонов заставляли задуматься: это вдвое больше выкупа, выплаченного Черному принцу, не считая городов и земель, которые к ним добавлялись. Бертран находился в раздумьях. Хотя маловероятно, что он действительно думал о предательстве Энрике, что также означало бы предательство Карла V, но не исключено, что он думал о монетизации своей верности. В любом случае, он спросил мнение своего брата Оливье и кузенов Манни: они колебались. Семейный клан решил все же предупредить Энрике, и тот, будучи благодарным, предложил Бертрану отдать ему то, что обещал Педро. Бретонец вроде бы выиграл куш, но он знал, чего стоили обещания испанца.

В обмен Энрике якобы попросил Дю Геклена сообщить Сенамбрии, что Педро может тайно прийти в его палатку и когда он туда придет, бретонец должен сообщить Энрике. Это попахивает предательством. От Бертрана требуют не больше и не меньше, как нарушить свое слово, дать ложную клятву: гарантировать безопасность Педро, предупредив Энрике. Жестокий должен быть любым способом выведен из своего убежища. Добродетельные биографы Дю Геклена с ужасом отвергают возможность такого двуличия со стороны героя; если он и согласился, то только потому, что добросовестно верил, что Энрике простит своего брата, писал падре дю Коэтлоске. Но Бертран не был Карлом де Блуа; он знал, что от Педро нужно избавиться; он знал, что готовится, одобрял это, и, в любом случае, Энрике был главным. Эти двое были сообщниками в этом деле.

Поэтому в ночь на 23 марта Педро в сопровождении Сенамбрии, дона Фернандо де Кастро, Диего Гонсалеса де Овьедо и еще двух человек прибыл в палатку Дю Геклена. Торопясь уехать, король отдал приказ садиться на коней, но один из людей Бертрана положил руку ему на плечо и сказал: "Подождите, монсеньор". Затем прибыл Энрике, который даже не узнал своего брата, которого он давно не видел. Ему указывают на короля, и следует смертельная схватка, которую мы описали выше. Хроника Педро Арагонского подтверждает слова Айялы.

Время вознаграждений

Темное и грязное дело в Монтьеле прояснило ситуацию в Кастилии: теперь можно было говорить о короле Энрике II Кастильском без оговорок. Сопротивление сторонников Педро было подавлено через короткое время. Через несколько дней после убийства король и Дю Геклен въехали в андалузскую столицу, которая без сопротивления открыла перед ними свои ворота. Бретонец хорошо знал Севилью, проведя там много времени тремя годами ранее. Он снова был у ворот королевства Гранада, но крестовый поход больше не стоял на повестке дня. Сначала нужно было завершить подчинение Кастилии. Более того, Мухаммед V быстро пошел на мирные уговоры.

Пришло время вознаграждения. Энрике II, который всем был обязан Бертрану, подтвердил его титул коннетабля Кастилии, сообщает Фруассар:

Таким образом, бретонец утвердился на посту главы кастильской армии. 4 мая Энрике, выполняя обещания, данные при Монтьеле, добавил значительный подарок, запись о котором сохранилась:

Став герцогом Молина и графом Сории, Дю Геклен также получил деньги: 60.000 дублонов наличными и обещание еще 60.000 из выкупа за короля Майорки, который был взят в плен. Оливье де Манни получил сеньорию Агреда в Старой Кастилии, а другие бретонцы так же получили значительные награды. Получит ли Бертран, наконец, выгоду от своих испанских походов? Нет ничего менее определенного. Молина и Сория, а также все города, подаренные Энрике, были присвоены Педро Церемонным. Сеньоры этих территорий, расположенных на границах Кастилии и Арагона, отказались подчиниться своему новому иностранному господину. И снова, следуя обычаю испанских королей, Бертрану заплатили тем что фактически не принадлежало Кастилии: эти территории еще предстояло завоевать. Бертран послал одного из своих лейтенантов, Жана де Бомона, взять Сорию, но безуспешно. Округ управлялся дюжиной семей, одними из самых влиятельных в регионе, и приносил, по словам Фруассара, более 20.000 золотых ливров в год. Большинство жителей были на стороне Педро Жестокого и теперь предпочитали опеку Арагона. Хорошо укрепленный город Сория не собирался подчиняться бретонцу.

Дарение этого графства Дю Геклену могло иметь и другой мотив: согласно Айяле, постоянной любовницей Бертрана в Кастилии была "дама из Сории", имя которой нам неизвестно, но которая, очевидно, принадлежала к могущественной семье Лос Торрес, одному из правящих кланов Сории. Эта дама была одной из придворных королевы Хуаны Мануэлы де Вильена, супруги Энрике, которая, по словам Кювелье, пользовалась большим влиянием на своего мужа. Вполне возможно, что Сория была отдана Дю Геклену, чтобы свести двух влюбленных вместе. У Бертрана было два сына от "дамы из Сории". Старший из них, Бельтран де Торрес, считается предком нынешних маркизов Фуэнтес, единственных известных потомков Дю Геклена. Младший из бастардов Бертрана неизвестен, но он мог быть предком архиепископа Бургоса, Гарсии де Торреса. Плодя внебрачных детей, Бертран полностью соответствовал дворянским нравам того времени, и мы не знаем всего потомства, которое могло быть у него от связей с представителями низших классов. Хронисты не останавливались на такого рода деталях: Кювелье ни разу не упоминает о "даме из Сории". Он предпочитал, чтобы мы считали, что все мысли Дю Геклена были заняты его Тифен, которая продолжала наблюдать за звездами вблизи Понторсона. Помнил ли Бертран о ее существовании? По крайней мере, можно сказать, что он не спешил вернуться к ней. Доверенный человек короля, которого боялись, которым восхищались, которому льстили, находился далеко, далеко от бретонской мороси и той рутинной работы, которую он выполнял во Франции. Здесь он был важным человеком, и, несомненно, у него не было желания снова пересекать Пиренеи.

Притяжение Испании

Кроме того, он все еще был нужен Энрике. Покорение Кастилии еще не было завершено. В мае Бертран вместе с Энрике вернулся к осаде Толедо. Голодающий город немедленно сдался, и Энрике II поселился в нем. В начале июня прибыла французская делегация, посланная Карлом V. Последний, только что официально возобновивший войну против англичан, желал подтвердить союзный договор с Энрике II, который обещал направить свои корабли против флота Черного принца и Эдуарда III. 8 июня был подписан Толедский договор предусматривающий помощь которую должен был оказать кастильский флот флоту французского короля.

Карлу V также понадобился меч Дю Геклена, чтобы вернуть занятые англичанами территории. Одного из эмиссаров, Жана де Берге, попросили сообщить об этом Бертрану. Ответ последнего был уклончивым. Прямо сейчас он не собирался возвращаться во Францию: ему нужно было укрепить трон Энрике II, отвоевать собственные земли и насладиться своим положением. По словам Кювелье, он отправил к королю гонца со следующим поручением:

Бюро де Ла Ривьер действительно был главным советником Карла V. Содержание письма неизвестно, но, вероятно, в качестве основного предлога в нем используется тот факт, что король Португалии Фердинанд I вступил в войну с Энрике II. Будучи племянником Педро Жестокого, которого он всегда поддерживал, Фердинанд, или Ферранте, претендовал на Кастилию. "Поэтому мое место, у короля Энрике, — писал Дю Геклен, — ведь если он потеряет Кастилию, вся Испания будет на стороне Черного принца". Это был сильный аргумент, который произвел впечатление на Карла V. Но знал ли тот, что в это же время король Арагона предлагал Бертрану командование экспедицией, которую он планировал для повторного завоевания Сардинии, только что отколовшейся от него? Услуги бретонца определенно оспаривались: три короля претендовали на него. Он был лучшим воином на рынке наемников на данный момент. Выбор между Карлом, Энрике и Педро был за ним. Предложение Педро ему не понравилось, ведь у Бертрана было слишком много претензий к Церемонному, чтобы еще раз поддаваться на его обещания, тем более что король удерживал часть его земель. Виконт Рокаберти, посланный Педро к Дю Геклену, ушел с пустыми руками.

На данный момент интересы Дю Геклена совпадали с интересами Энрике, и именно с ним он направился 15 июня в Галисию, которая всегда была настроена против Трастамарского и хотела перейти на сторону Фердинанда I. По дороге компаньоны захватили город Замора, который благоразумно капитулировал. Затем Дю Геклен прибыл в Сантьяго-де-Компостела. Неизвестно, совершал ли он там поклонение святыням, но можно предположить, что он отправился посмотреть на знаменитые реликвии. Паломничество в Сантьяго было очень популярно в Бретани в то время, и Дю Геклен много раз слышал о нем.

Фердинанд находился неподалеку, в Ла-Корунье. Энрике и Дю Геклен решили перенести войну в Португалию, куда они вторглись в конце июля, переправившись через Минью севернее города Туй. В середине августа они осадили Брагу. Затем была предпринята попытка переговоров через бретонца, живущего в Португалии. Отношения между северо-западом Пиренейского полуострова и Бретанью в то время были тесными. Многие испанцы жили в бретонских портах, а бретонцы в Испании. Дю Геклен не был разочарован тем, что нашел там своих соотечественников, и они были рады оказать услугу прославленному воину. Однако переговоры сорвались, и испано-бретонцы продвинулись до Гимараэша, после чего в сентябре экспедиция была прекращена. Энрике не мог позволить себе углубляться в Португалию, пока контроль над Кастилией был еще очень хрупким. Поднявшись вверх по долине реки Дуеро, он поселился в Торо, где в ноябре созвал представителей королевства — кортесы.

В течение зимы 1369–1370 годов и весны 1370 года Дю Геклен путешествовал по Кастилии, обеспечивая господство Энрике II и участвуя в турнирах. Во время одного из них, в Овьедо, он, как говорят, был побежден местным рыцарем Вальдесом. В качестве награды Вальдес получил разрешение восстановить свой замок, расположенный в нескольких километрах от Овьедо, который Энрике ранее приказал разрушить, потому что когда-то был там заключен. Дю Геклен также воспользовался этими несколькими месяцами отдыха для штурма своего города Сории.

В Париже, однако, стали проявлять нетерпение. Карл V отправлял письмо за письмом своему камергеру, призывая его вернуться как можно скорее, чтобы помочь герцогу Анжуйскому, который сражался с англичанами в Аквитании. Ответ Бертрана был всегда один и тот же: он нужен Энрике II, дела в Кастилии еще не закончены, и он должен был убедиться, что кастильские корабли отправлены во Францию. В действительности, в Кастилии он занимал очень хорошее положение, осуществляя командование в качестве коннетабля, тогда как во Франции он снова стал бы подчиненным, обязанным подчиняться или сотрудничать с крупными вельможами, некоторые из которых не скрывали своего презрения к его незнатному происхождению. Здесь же он был знаменитым иностранцем, который был тем, кем он сам себя сделал — коннетаблем короля. Никого не волновало, что он родом из маленького поместья в Верхней Бретани, что он годами вел жизнь странствующего рыцаря с потрепанным снаряжением. Во Франции он всем был обязан своим покровителям, особенно брату короля, который подняли его с самых низов; здесь же король сам был обязан ему всем, так что выбор был очевиден. У него были почести, титулы, официальная любовница, фрейлина королевы и два маленьких сына. Там же, под серым небом в болотах Мон-Сен-Мишель, у него было несколько жалких сеньорий и бесплодная старая жена, погрязшая в кабалистических гримуарах. Более того, несколько его сподвижников так же пустили корни в Испании: Бег де Вильенс и его сын, Рено де Лимузен, Арно де Сольерс и многие другие взяли себе испанских жен и осели на новом месте. Родной брат Бертрана, Оливье, который сражался в графстве Фуа, тоже скоро приехал, чтобы сделать там карьеру. Испания Энрике II привлекала этих рыцарей с севера.

Согласно Кювелье, Карл V отправил не менее пяти посланников подряд, чтобы попросить Дю Геклена вернуться. Не исключено, что он обещал ему должность коннетабля Франции, чтобы побудить Бертрана снова пересечь Пиренеи. Это показывает, какое значение придавал король его услугам. Жан де Берге, Франсуа де Перильос, Жан де Райе, Ивон де Керанбарс, Арнуль д'Одрегем по очереди приезжали, чтобы попытаться убедить бретонца. По словам Кювелье, ответ, который он дал последнему из них, хорошо выражает его душевное состояние:

Другими словами, из двух моих господ Энрике (моя рубашка) ближе к моим личным интересам (землям, которые он мне подарил), чем Карл (его рубашка). Однако Дю Геклен понимал, что не может затягивать свое пребывание в Кастилии, не вызывая подозрений и недовольства короля Франции. В начале лета 1370 года Энрике уже не нуждался в нем. Арагонский король сделал предложение о мире, и Кастилия полностью была покорена. У Бертрана больше не было веских причин оставаться. Более того, такое внимание короля Франции к его персоне льстило его самолюбию: он был незаменим, в его распоряжении была целая армия, все хотели его возвращения, герцоги и принцы с нетерпением ждали этого, и наконец старый коннетабль Франции Робер де Фьенн, известный как Моро де Фьенн, которому было уже за шестьдесят, заговорил об отставке и предложил Бертрану стать его преемником.

26 июня 1370 года бретонец все еще находился в Толедо. Менее чем через месяц, пройдя через Сорию, он прибыл во Францию. Испанское приключение закончилось, не без сожалений, несомненно. Он покинул полуостров через долину Аран, остановившись в Фуа, где граф Гастон Феб принял его с большим почетом. Дю Геклен был известной фигурой, к которой теперь проявляли уважение знатные сеньоры. Однако у графа Фуа были претензии к бретонской семье: Оливье Дю Геклен, брат героя, такой же драчун, как и его старший брат, находился на службе у графа Арманьяка, который вел против Гастона войну, и наносил ущерб его владениям. По мнению Гастона Феба Бертран мог бы вмешаться. "Мой брат, хороший наемник, — ответил он, — и сражается за того, кто ему платит". Впрочем он пообещал, несмотря ни на что, попытаться убедить брата сменить сторону. Заключив союз с графом Фуа, Дю Геклен снова отправился в путь. Около 20 июля он прибыл в Муассак, где встретил герцога Анжуйского, который сообщил ему о его новой задаче: старая добрая война против англичан возобновилась и вступила в новую фазу.