Единственный

Глава 41

— Нет… — на этот раз за запястье его хватаю я, когда, заняв водительское кресло, Илья нажимает на старт-кнопку, чтобы завести машину. — Я никуда не поеду, давай здесь поговорим.

Ерзая по сиденью, смотрю на дом через лобовое стекло. Наверху, на втором этаже, горит только одно окно, и за опущенными шторами я вижу мелькание силуэтов.

Мотор все же начинает почти беззвучно тарахтеть, и я резко поворачиваю голову.

— Кандюк включу, — поясняет Илья.

Меня обдает потоком холодного воздуха. По лицу, по коленям. Это заставляет еще сильнее одеревенеть. Я будто под электрическим напряжением. Оттого что в эту машину садиться не стоило, собственный выбор меня нервирует.

Положив на руль руки, Илья смотрит перед собой и скрипит кожаной оплеткой, сжимая ее пальцами. В своих я сжимаю телефон. На тот случай, если Артур будет меня искать. Но телефон молчит — это немного успокаивает.

— В начале… все отлично было, — говорит он наконец. — Я влюбился. Не в обиду, — смотрит на меня.

Во мне нет чертовой обиды. Больше нет! Просто хочу вернуться в дом…

Кивнув, тоже смотрю перед собой.

— А потом она как с цепи сорвалась, — продолжает жестко. — Обиды, капризы… трубки бросает. Ревность. Даже к моей собаке, блядь. К тебе… — поворачивает он голову. — Я не знаю, как с ней общаться. Это все бесит.

Последнее произнесенное им слово тонет в рычании мотора, и машина срывается с места.

— Илья! Я же попросила! — смотрю на него взбудоражено.

— Меня что-то штормит, — сообщает, выезжая на дорогу.

Я вжимаюсь в сиденье и хватаюсь за ручку вверху. Сердце грохочет сильнее по мере того, как дом в боковом зеркале «Мерседеса» становится все дальше.

— Может, тебе нужно поговорить с ней, а не со мной?! — выпаливаю зло.

— С ней говорить невозможно. Она молчаливая. Молчит как рыба. Я обо всем должен догадываться сам. Я подарил ей не те цветы. Не те, которые она любит, а я не помню, какие она любит. Не помню, чтобы вообще говорила об этом.

— Может, ты слушал невнимательно? — спрашиваю раздраженно.

— Может, мне просто на хер ее послать? — отзывается он злым эхом. — У нее реально мозги ребенка. Я это не вывожу.

Я поджимаю губы, даже несмотря на обиду к Божене, слышать подобное мне неприятно.

— Честно, я думал, с ней будет проще, — продолжает. — Я имею в виду, по сравнению с тобой. Она… послушная, и вообще… блядь, послушная, да. Родители от нее в восторге. Они уже имена нашим детям придумывают. Она с ними зависает постоянно, матери дарит скатерти, тарелки…

— Хватит, — прошу его тихо. — Мне это не нужно знать…

Он замолкает и сильнее жмет на газ.

Со сбившимся дыханием я смотрю на убегающую вперед дорогу, чувствуя противный осадок на душе. Но мы приближаемся к кольцу, и я радуюсь, что сейчас повернем назад.

— Ты мне показалась… дикой какой-то… — снова слышу его голос. — Я уже в первый вечер понял, что дашь ты мне нескоро. Нужно будет ухаживать, как в школе. Конфеты-свиданки.

— Что ты делаешь? — взвиваюсь, когда на кольце он берет правее, уходя на проспект. — Илья! — смотрю на него зло. — Разворачивайся!

— Да не нервничай так. Ты с Палачом на фига связалась? Он же отбитый немного, да и вообще, тяжелый. Такая звезда, пиздец.

— Если захочу с тобой о нем поговорить, так и скажу. Поверни здесь…

Телефон в моих руках оживает, и сердце пробивает ребра. Я подскакиваю на месте, видя входящий от Артура. Нервозность превращается в легкую панику, и через шум в ушах я ору:

— Поверни! Сейчас!

Схватившись рукой за руль, пытаюсь заставить его сменить полосу.

— Блядь! — он отталкивает мои руки и принимает левее, продолжая материться.

— Поворачивай! — требую с дрожью в голосе, ведь телефон звонит опять. — Быстрее… — прошу, когда выезжаем на проспект в обратном направлении.

Ногой я выбиваю по коврику дробь, но пульс слегка успокаивается, когда впереди появляется знакомое кольцо. Я впиваюсь в него глазами, вибрируя вместе с телефоном в своей руке. Минута — и мы его огибаем, а еще через минуту подъезжаем к дому и Илья загоняет машину на то же самое место, с которого десять минут назад отъехал.

В салоне звенящая тишина. Она длится до тех пор, пока не начинаю эмоционально говорить:

— Божена… всегда была… робкой. С самого детства. Неуверенной в себе, хоть я и не понимаю почему. Родители ее очень опекали, тряслись над ней. Она очень домашняя! И с парнями она никогда первая не заговаривала, всегда ждала первого шага от них. А ты… — смотрю на него. — Я была в шоке оттого, что она… так тебя окрутила, сделала первый шаг. Это… — в сотый раз проглотив обиду, продолжаю. — Это значит, что она в тебя влюбилась очень сильно! Как никогда раньше. Раз сделала все это.

— Она хочет, чтобы я был идеальным, — произносит Илья сквозь зубы. — Принцем на побегушках. Я таким быть не хочу.

— Если ты сам все знаешь, зачем тебе мои советы?

— Просто с тобой интересно, — сообщает с легкой усмешкой.

Я вспыхиваю с головы до ног, но не от волшебства его комплемента, а от понимания, что вряд ли захочу когда-нибудь общаться с ним снова.

Дернув дверную ручку, хочу выйти из машины, но, прежде чем это сделать, поворачиваюсь и говорю:

— Знаешь, я надеюсь, у нее хватит ума самой послать тебя… на хер.

Выскочив из машины, ударяю сандалиями по асфальту, в который закатана парковка.

Свист тормозов за спиной сообщает, что Илья покинул вечеринку.

Телефон молчит. Огибаю черный «Гелендваген» и жму на кнопку вызова, чтобы перезвонить Артуру. В спешке я не сразу понимаю, что высокий силуэт в красной футболке у входа в гараж — это и есть Палач.