Единственный

Глава 63

Я просыпаюсь в шесть, стоит только на секунду открыть глаза. Дождь закончился, судя по тому, как утренний свет режет глаза, солнца сегодня будет предостаточно.

Шансов поспать еще у меня просто нет. Внутри пружиной сжалось нетерпение, и оно, блядь, лютое. Чтобы хоть немного его унять, отправляюсь на пробежку, но идея оказывается не лучшей — дорога не успела просохнуть.

Я возвращаюсь через час с ног до головы заляпанный грязью, на что батя с иронией присвистывает.

— Завтрак, — кивает на плиту.

Судя по запаху, там овсянка. У меня как раз то внутреннее состояние, когда от еды воротит, несмотря на то, что желудок вот-вот сам себя перерабатывать начнет.

Чтобы не бесить Игоря Палачева своим бессмысленным курсированием по дому, отправляюсь в душ, а потом в город.

Это решение почти безотчетное. Просто у меня внутри магнит, который тянет быть к городу ближе. Ближе к девушке, которая живет у меня под кожей. Поэтому я топлю сто пятьдесят, пока пустое шоссе это позволяет, но уже к обеду интуитивно понимаю, что спешить мне некуда.

Яна не торопится мне звонить, и в какой-то момент начинает казаться, что она вообще этого не сделает.

Наблюдая за тем, как в зале монтируют боксерский ринг, я снова чувствую паршивую горечь в горле. Несмотря на это, я себя отлично контролирую.

Мысли, действия, поведение. С окружающими, да и наедине с собой тоже. Я немного заморозился, и хоть в этом состоянии комфортно, привкус у него тоже паршивый: я не чувствую себя полноценным. Дерьмовее состояния со мной во взрослой жизни не случалось. Тупая боль под ребрами тоже ощущение не из приятных.

В конце концов решаю поучаствовать в монтаже, даже несмотря на то, что моя помощь бригаду рабочих бесит.

Смарт-часы на руке оживают к тому моменту, когда у нашего с Рафой спортзала появляется готовый ринг. Я отправляюсь к подоконнику, где оставил телефон, и несмотря на всю мою замороженность, скачок пульса предотвратить не удается.

— Да, — принимаю вызов.

— Привет.

Глядя в одну точку, отвечаю:

— Привет.

— У меня были дела, — быстро говорит Яна. — Я уже почти свободна. Встретимся? В парке. Через два часа… Ладно?

Ее голос возбужденный. Примерно такой я видел ее в тот день, когда она заявилась ко мне с просьбой о помощи, за которую ничего не могла предложить взамен.

Заряд моего настроения полностью противоположный. Паршивый. Но я словил свое равновесие слишком основательно, поэтому ровно отвечаю:

— Через два часа буду готов.

— Хорошо, — произносит. — Тогда, до встречи…

Она кладет трубку, оставляя мне разгон в целых два часа, чтобы привести себя в порядок. Я в строительной стружке с головы до ног, поэтому, не тормозя, нахожу где оставил футболку. Натянув ее на ходу, отправляюсь в свою квартиру, чтобы принять душ и переодеться.

Яна сбрасывает до смешного точные инструкции о том, где я могу ее найти. Это не будет сложным, они действительно подробные.

— Извините… — пробираясь через парк, стараюсь не расталкивать прохожих, как кегли.

То и дело приходится уворачиваться, слишком много людей. Это не удивительно, вечер пятницы, и для меня два этих слова имеют свой неповторимый привкус. Дерьмовый привкус.

Сворачиваю на уходящую вправо дорожку и попадаю в аллею из платанов. Это центр города, я так или иначе бываю здесь время от времени, как и примерно миллион других людей. Но конкретно здесь, в аллее, тихо и почти безлюдно, потому что она находится далековато от развлечений.

Аллея до самого конца подсвечена фонарями, проходя мимо пустых скамеек, я смотрю вперед, где на периферии зрения внимание привлекло мелькание так хорошо знакомого мне силуэта.

Это заставляет сбросить скорость, на которой я функционирую весь день. Будто с размаха врезался в точку, к которой так стремился.

На Яне приталенное платье чуть выше колена. Красное в черный горошек. И это достаточно красиво, чтобы образ ментальным кулаком саданул мне в солнечное сплетение.

Ей идет этот цвет.

Она вышагивает вдоль крайней скамейки, на которой лежит ее сумка. Двигается суетливо, я и сам так двигаюсь — будто в мышцах гребаный тонус, и они напрягаются без причины.

Когда оказываюсь от Яны в шаге, она замирает и заглядывает мне в лицо своими бездонными карими глазами.

Опустив подбородок, я осматриваю ее тоже — лицо, заправленные за уши волосы. По моим меркам мы слишком давно не виделись, и магнит у меня внутри работает с утроенной энергией.

Она прячет руки за спиной. Все ее тело чертовски подвижно, несмотря на то, что мы оба не двигаемся с места. Слежу за ее губами, когда они повторяют:

— Привет.

Отвернувшись, двигаю в сторону ее сумку и сажусь на скамейку. Упираю локти в колени, замечая:

— Красивое платье.

— Спасибо…

— И ты красивая.

Это действительно так.

Я мог бы подумать, что это платье символизирует свидание. В том измерении, где мечты сбываются, я прогулялся бы с ней через весь город, с удовольствием позволяя всем и каждому на нее смотреть, а трогать… трогать можно только мне…

Яна отбрасывает на меня тень, становясь напротив.

Ее взгляд приклеен к моему лицу, и это немного раздражает, особенно когда мне задают вопрос:

— Злишься на меня?

Подняв глаза, пару секунд решаю что ответить, но у меня целый день был в запасе, чтобы решить, злюсь я или нет.

— Нет, — говорю. — И давай проясним. Я не маленький и со мной не нужно нянчиться. Я понимаю, что у тебя сейчас хватает забот. И рад, что ты нашла время для меня, потому что мне есть что тебе сказать.

— Мне тоже есть что тебе сказать…

Ее голос шевелит волосы у меня на затылке, будто она чешет меня пальцами, как щенка.

— Окей. Говори, — отзываюсь.

— Ты первый.

Хмурюсь, глядя на свою ладонь, которую массирую пальцами другой ладони и заставляю себя шевелить языком:

— Если хочешь закончить наши отношения, так и скажи. Я не психопат, никаких проблем со мной не будет. Мы можем остаться друзьями. Или… попробовать… отношения на расстоянии… Я не могу переехать. Возможно через полгода. Или год…

Мои руки на секунду немеют, но я стряхиваю эти ощущения силой воли. И слушаю частое дыхание рядом.

— Я слышал, отношения на расстоянии — это сложно. Но возможно. Лично я готов… — добавляю.

Я готов, твою мать. Готов пробовать. Если она хочет того же…

Посмотрев на нее, вижу, как зубами она отрывает прозрачный пластырь у себя на запястье. Я его не заметил.

Яна протягивает мне руку, предлагая взглянуть.

Проведя ладонью по волосам, я подхватываю тонкое запястье, бормоча:

— Что это?

— Твое сердце… — сообщает Волгина. — В смысле то, которые ты для для меня нарисовал.

В желтом свете фонаря я вижу свежее тату под подушечкой большого пальца Яны. Маленькое сердечко, проткнутое стрелой.

Я соображаю, глядя на это художество, и в голове все же происходит щелчок. Мое сердце? Кажется, я действительно рисовал для нее такое. На зеркале в своей ванной кучу дней назад.

— Легло отлично, — констатирую хрипло.

— Я сегодня разговаривала с отцом, — шелестит надо мной ее голос. — Сказала ему, что никуда не поеду…

Вскинув глаза, я чувствую, будто ребра трещат, с такой силой по ним бухает сердце. Но какой бы адреналин по венам не мчался, зажимаю этот скачок в мысленном кулаке.

— И что он ответил? — спрашиваю.

Забрав руку, Яна отвечает:

— Что это незрелое решение. Что разочарован…

В ее голосе обида. Досада. Злость даже.

Прочистив горло, в котором стало пиздец как тесно, я хриплю:

— Наверное, зависит от того, почему ты так решила…

— Потому что не хочу… — сообщает.

— Не хочешь?

Яна медленно качает головой из стороны в сторону. Обводит кончиком языка губы. Быстро возвращает на место пластырь и поясняет:

— Эти дни были худшими в моей жизни. Я не хочу быть далеко от тебя, Палачёв…

— Правда? — хриплю.

Выдохнув, моя малолетка кивает.

Запустив руки в волосы, я пытаюсь встряхнуть мозги. И заставляю себя прилипнуть к гребаной скамейке. Держать при себе руки.

Расстояние вдруг кажется мне ничтожной херней в сравнении с тем, что о своем выборе она когда-нибудь пожалеет.

— Яна… — произношу, наступая себе на глотку. — Мы можем это решить. Я же сказал. Я смогу подтянуться. Со временем.

— Но ты не хочешь переезжать, — возражает. — Если бы ты этого хотел, давно бы переехал. Так?

— Я не маленький, — повторяю. — Я не хотел, но это было до тебя. Я готов… менять свои планы на жизнь. Ты сейчас мои хотелки не должна брать в расчет.

— А я беру, — произносит с вызовом. — Потому что люблю тебя.

Я проглатываю это признание, как кусок волшебного пирога.

По хребту ползет тепло, и долбаное горло снова сводит, но тот путь, который я выбрал для себя — это только моя история. Причины, моего выбора — тоже только моя история…

— Я не хочу, чтобы ты жалела.

— А я не хочу быть от тебя далеко. Не хочу через это проходить. Я не хочу ТАК. Ломать себя. Если это взросление, то такое взросление мне не нужно. Я тоже не хочу жалеть, но я рискну.