Запах жареной яичницы утром выворачивает наизнанку, и, если мой брат только делает вид, что еда ему не лезет, мне она в самом деле стоит поперек горла.
Я, кажется, осталась без друзей, ведь никого из них не хочу видеть.
Преодолеть это более-менее помогает выходной.
Я трачу его на то, чтобы купить себе новый шлем, а оставшийся день посвящаю тому, чтобы помочь маме с английским, который она так упорно учит.
Она работает на ресепшене премиального санаторного комплекса, и английский ей нужен позарез, но времени на курсы у нее нет, так что вся надежда на меня.
На ее вопросы о том, что со мной такое, отвечаю увертками.
Когда мама дома, она оборачивает нас с братом в свою заботу, и портить ей настроение дерьмовыми новостями не поворачивается язык. Решаю оставить ситуацию с полицией на потом.
Никита тоже это понимает. Соглашается молча, когда глазами встречаемся.
Возможно, у нас общего больше, чем телосложение, цвет глаз и цвет волос. Когда мама дома, мы стараемся быть максимально хорошими детьми, а это значит — изображаем гармонию.
Моя — показная, как и его. Наедине времени мы проводим достаточно, чтобы я улавливала вибрации его настроения одним вдохом.
Ну а я…
Меня терзают страхи быть одной против всех, а еще больше — понимание, что в жизни будто что-то незыблемое рухнуло. Что-то закончилось. Ценное! Дружба…
От этого в груди тянет и кровь стучит в висках, при том что голова и так раскалывается.
“Ты же не сука злопамятная?”
«Нет!» — мне хочется это прокричать, но уже и сама не знаю, кто я.
Это словно переболеть. Если я не сделала этого раньше, не переболела, то в эту ночь свершилось.
Будто у меня жар и подо мной раскаленная сковородка, верчусь на сбитой простыне всю ночь, а утром тело ломит. Завтрак опять не лезет, ковыряю его вяло, ни на минуту не забывая: в моем шкафу находится железобетонное доказательство того, что вчерашний вечер мне, черт возьми, не приснился!
Снимаю куртку Палача с вешалки и кладу на кровать. Пока одеваюсь, смиряюсь с неизбежным: мне нужно ее вернуть, так ведь?
Неугомонное волнение опять дергает.
Если он снова предложит что-нибудь? У меня за ночь ни черта не изменилось.
Я не хочу! У меня же мозги, не вата, почему тогда терзаюсь?!
После дождя на улице лужи, скорее всего, их уже к обеду не будет. По прогнозу дикая жара…
На работу приезжаю за полчаса до открытия. Раньше Майи, а она обычно всегда за стойкой первая, будто в штат хочет в сто раз больше меня. На самом деле она просто далеко живет.
Свободное время посвящаю тому, чтобы упаковать злосчастный бомбер в пакет со скрупулезностью профессионального упаковщика. Все время смотрю на часы, зная, что свои тренировки Артур Палачёв начинает не позднее девяти утра, но его нет даже в полдесятого.
Он не мог насолить мне больше, ведь я в пружину сжалась, ожидая его появления. Сколько раз переплетала волосы перед зеркалом в раздевалке, даже вспоминать не хочу.
Сердце прыгает каждый раз, когда открывается дверь, но все мимо.
— Ты на обед собираешься? — интересуется Майя в полдень.
— Нет… — отвечаю ей, посматривая на часы.
Даже в четыре дня пружина внутри меня не распрямляется. Я все еще жду, и каждый волосок в моем теле как наэлектризованный.