Энергия подвластна нам (журнальный вариант)

5

Павел Иванович встретил друга из районной милиции и усадил в самолет своего гонца в Москву. Поглядев вслед самолету, друзья не спеша пошли, мирно беседуя по дороге.

Что мог сказать «командир полка» о Заклинкине? Ничего, если серьезно подумать. Совсем ничего! Но друг слушал его внимательно.

Евгений Геннадьевич (так звали начальника милиции) направился в кузницу.

Федор Григорьевич вместо приветствия радостно гаркнул:

— На заре нынче птица валом валила на Гагарье! Если не взял ружья — бери мое! Мне сегодня некогда!

— А у тебя гость?

— Уехал, да ну его к лешему!

— Что так?

— А так!

Время сказать, что председатель колхоза не сразу узнал об отъезде Заклинкина. Скажем правду, — узнав, крепко сжал зубы Павел Иванович! Правильно предчувствовал Толя своим собачьим чутьем. Решительный, верящий себе «командир полка» хотел задержать незваного гостя. Пусть без закона, пусть превышение власти, пусть выговор, пусть за самоуправство накажут — там посмотрим!

А кузнец Федор о Заклинкине спокойно говорить не мог. И даже после того как начальник милиции покинул кузницу, Федор догнал его.

— Геннадьич! Слышь! Евгений Геннадьич! Постой! Там у меня этот… оставил мешок и ружье. Охотник, ружье забыл! Ты у меня их прими!

«Действительно странно», — подумал Евгений Геннадьевич. А кузнец Федор (ведь вот обозлился мужик) все добавлял:

— Какой он московский! Я знаю московских! Он — прощелыга!

— Раз вещи оставил, значит вернется или напишет.

— А ну его к лешему… Возиться с ним! — и Федор начал сильно ругаться и даже показал Евгению Геннадьевичу кулак.

— Принимай! Не примешь? Так я бабе велю выкинуть в озеро!

В доме кузнеца, под лавкой, начальник милиции обнаружил новенькую двухстволку с начинавшими ржаветь стволами (не чищены после стрельбы) и резиновый плавательный костюм. Зная решительный характер кузнеца, Евгений Геннадьевич взял вещи, спасая их от неминуемого потопления.

Приласкав свою старую знакомую Шуру-Сашуру, «дядя Женя» навел разговор на Заклинкина. Оказалось, что проявление Толиной «любознательности» имело свидетеля. Шустрая «змейка» сообщила папиному и своему другу:

— А этот длинный дядька с усиками, что у дяди Федора жил, сюда приходил и чемодан-то Николая открывал!

— А как же ты это видела, хозяйка? Ты здесь была? — удивился Евгений Геннадьевич.

— Нет, я с улицы смотрела.

— А он чего-нибудь взял?

— Брал в руки бумажку, посмотрел и назад положил.

— А ты никому не говорила?

— Нет, я забыла.

— Ну и ладно, умница. Дядька просто ошибся.

Человек больших практических знаний и опыта, раздумывая над скудными данными и наблюдениями, относящимися к Заклинкину, Евгений Геннадьевич разводил руками: — все, вроде, пустое… Ниточек не то что на веревочку, на тонкий шнурочек не набирается. Хоть бы стащил что из чемодана! Нет, пустое дело! Взял бумажку, назад положил… Уехать сильно торопился — вещи забыл… Чорт же его знает! Мало ли какие чудаки по свету шатаются. Жаль, что не видал я его…

В результате размышлений родилось в скором времени очень, подробное письмо Евгения Геннадьевича в Москву, к одному из его друзей, письмо, по совести сказать, весьма бедное фактами. Одно лишь в письме было заметно: имя молодого инженера Анатолия Николаевича Заклинкина связалось с именем одного из крупнейших ученых нашей страны.

А Заклинкин, еще сидя на колхозной пшенице и с облегчением ощущая стремительное увеличение расстояния между собой и «проклятым» председателем Лебяженского колхоза (а ведь как хорошо все шло!), клял так же свою забывчивость. Не раз вспоминал он и в поезде об оставленных в Лебяжьем ружье и плавательном костюме.

Здесь школа Андрея Ивановича Степаненко оказалась недостаточной. Почему же? Потому, что одно дело, это рассуждать об опасности далекой, незримой, ощущаемой только разумом. Послушен разум и гонит неприятную мысль. Так легко быть храбрым!

Но очень и очень большим, глубоким и черным кажется глазок пистолетного дула, гуляющий в крепкой чужой руке перед носом! Это — целая бездна! И чтобы остаться спокойным, глядя смерти в лицо, нужно иметь и душу и свойства души, которых ни за какие деньги не купишь, ни за какую валюту!