Энергия подвластна нам (журнальный вариант)

4

Вечерело. Пришел час, когда на улицах холмистого города, открытых на закат, низкое солнце слепит пешеходов и водителей машин, тянет за ними длинные тени. Улицы, расположенные по меридиану столицы, уже закрываются среди домов первыми, еще ясными сумерками. Зной спадает и близится ночная прохлада, такая желанная в дни этого необычайно жаркого августа.

Технический служитель Института Энергии, по своему негласному праву, вошел без предупреждения и остановился перед столом академика. Зная привычки Федора Александровича, он молча стоял и смотрел на старого ученого.

— Что, Степан Семенович?

— Человек приехал, сейчас с аэродрома. Был у вас дома, ждать не хочет ни минуты. Говорит — от Алексея Федоровича с Николаем Сергеевичем.

— Где же он?

— Здесь.

Постукивая механической ногой и помогая себе костылем, вошел гонец Лебяженского «командира полка». Не смущаясь, пристальными взглядами, осматривающими странного посетителя, он внимательно оглядел кабинет и людей, чуть задерживаясь на каждом пронизывающим взором ястребиных глаз, очень светлых на фоне загорелого, усталого лица.

— Мне лично профессора, Федора Александровича!

— Это я, садитесь, пожалуйста, чем могу быть вам полезен?

Но гость не собирался воспользоваться приглашением сесть. Пристально смотрел на приподнявшегося в кресле Федора Александровича.

— Я у вас дома был. Мне сказали, вы на работе.

Тут посетитель замялся и добавил:

— Мне бы подтверждение, чтобы ошибки не вышло!

«Видно старого солдата», подумал Михаил Андреевич.

— Вот я, — он назвал себя. — Вот это — товарищи… и он перечислил присутствовавших. — Мы все подтверждаем, что перед вами действительно Федор Александрович. Его сын и племянник сейчас должны быть в Западной Сибири, в селе Лебяжьем, У Павла Ивановича Кизерова.

Посол был удовлетворен.

— Вижу, дело верное, — сказал он, сел на стул, расстегнул гимнастерку, дернул нитку зубами и вытащил из холщового мешочка, хранившегося на груди, довольно толстый пакет.

— Вам от сына. — Он встал и, не обращая внимания на Степана Семеновича, хотевшего взять письмо, шагнул сам и вручил его Федору Александровичу.

— Приказано в собственные руки! — добавил он.

Федор Александрович положил пакет в ящик стола:

— Очень благодарен. Прошу вас быть моим гостем. Степан Семенович отвезет вас ко мне домой.

Но гость не уходил.

— Это срочное! В собственные руки! — повторил он.

Федор Александрович посмотрел на своего гостя с некоторым удивлением, но ястребиные глаза выражали совершенную решимость:

— Вы тут же прочтите! — продолжал гонец тоном приказания, и обложка срочного письма была разорвана. Прочтя первую страницу, академик поднял плечи, бросил взгляд на посланца, кивнул головой и продолжал чтение.

Окончив, он пожал руку Петру Кондратьевичу:

— Очень, очень вам благодарен. Вы поручение отлично выполнили. Сегодня вечером мы с вами увидимся.

Проходя через актовый зал, Тагилов ответил сопровождавшему его Степану Семеновичу:

— Все живы, здоровы. Что пишут, не мое дело, не знаю. Сказано: важное, срочное. Все.

Сидя в автомобиле, Петр Кондратьевич вынул потертый, еще фронтовой пистолет Павла Кизерова, извлек патрон, досланный в патронник ствола, защелкнул кассету назад в плоскую ручку и громко, протяжно зевнул. Сейчас ему очень захотелось спать. Закачало с непривычки в самолете за две с половиной тысячи километров.