Эпизод из жизни деревенской дамы

X.

Была, однакожь, и другая причина безпокойству Вѣры Дмитріевны. Мы сказали уже, что г-нъ засѣдатель, танцовавшій кадриль съ Анютою, предоставилъ Ладошину обязанность свою занимать ее. Вѣра Дмитріевна это замѣтила и тотчасъ по окончаніи кадрили увела Анюту въ гостиную, гдѣ было гораздо-прохладнѣе, потому-что тамъ никого не было, кромѣ играющихъ, и то только на два стола; къ-тому же, одно изъ оконъ, отворявшихся на балконъ, было поднято.

Вѣра Дмитріевна и Анюта ходили по комнатѣ.

-- Что это за жаркій разговоръ, Анюта? спросила Вѣра Дмитріевна.

-- Какой разговоръ?

-- Кажется, объ этомъ нечего спрашивать.

-- Ахъ! въ кадрили-то?

-- Да, въ кадрили. Или ты думала, что я могла не замѣтить, съ какимъ вниманіемъ ты слушала и говорила?

-- Еслибъ вы слышали этотъ разговоръ, то нисколько не удивились бы, что я говорила не совсѣмъ-равнодушно; но, право, тутъ и тѣни не было того, о чемъ вы думаете.

-- Однако, что же это было?

-- Это было... что мы, кажется, навсегда разстанемся.

-- Право?

-- Посудите сами, мой ангелъ Вѣра Дмитревна. Представить себѣ нельзя, что это за человѣкъ! Увѣряетъ, что онъ страстно любитъ меня, что жить безъ меня не можетъ; а пріѣзжаемъ сюда, онъ былъ уже здѣсь, я сама его видѣла, выходя изъ кареты: онъ стоялъ съ какими-то мужчинами надворѣ, у флигеля; просили въ гостиную, не идетъ; поѣхали въ церковь: скажите, какъ бы не прійдти, узнавъ, что я тамъ? и не подумалъ! Изволилъ стрѣлять въ цѣль съ какими-то господами! И бабушка хочетъ, чтобъ я вышла за такого человѣка! Да онъ гораздо-болѣе любитъ свое ружье, чѣмъ меня.

-- Ты мнѣ смѣшна, Анюта! Какой же ты хочешь отъ него любви! Между нами сказать, это человѣкъ безъ всякаго образованія, или до того загрубѣлый, что въ немъ рѣшительно ничего не осталось изъ достоинствъ образованнаго человѣка. Онъ просто степной помѣщикъ, въ полномъ смыслѣ слова. Его дѣло скакать за зайцами, пить до упаду, да хвастаться богатырствомъ... Любовь... такимъ людямъ, милый другъ, нужна не любовь, а жена, то-есть, хозяйка, которая солила бы имъ ветчину и провесную рыбу. Я всегда удивлялась, какъ ты могла полюбить такого человѣка.

-- Я его любить? повѣрьте, я никогда не любила его. Это было такъ... въ угодность бабушкѣ.

-- Ты такъ послушна? А теперь, въ угодность папеньки -- что ты сдѣлаешь?

Въ это время онѣ подошли къ окну, которое было поднято; Вѣра Дмитріевна сѣла; Анюта возлѣ нея.

-- Ахъ, вы опять объ этомъ! сказала она.

-- Вѣдь ты не дитя, Анюта, продолжала Вѣра Дмитріевна.-- Ты, конечно, очень-хорошо замѣтила, что Илашевъ только тобою и занятъ?

-- Маменькой гораздо-больше.

-- Маменькой! такъ это для тебя же. Извѣстно, если ищутъ въ дочери, то стараются нравиться матери. А у васъ это гораздо-нужнѣе, чѣмъ гдѣ-нибудь.

-- Право, мой ангелъ Вѣра Дмитревна, все это кажется мнѣ пустою мечтою. Повѣрьте мнѣ, ни папенька, ни Илашевъ не думаютъ обо мнѣ.

-- Тебѣ не вѣрится? Бѣдный Ладошинъ! А какъ онъ писалъ: "скажите только одно слово, и я готовъ летѣть хоть на край свѣта, чтобъ увидѣть васъ на одну минуту". Такъ, кажется?

-- Охъ!, что это! кажется, кто-то есть на балконѣ. Что-то зашумѣло подъ окномъ, сказала испуганная Анюта.

-- Никого нѣтъ; съ чего ты это взяла? и кому же быть? Неуже-ли твоему нѣжному Ладошину?

-- О! онъ не будетъ! въ этомъ я могу быть увѣрена. Онъ опять пробуетъ ружья.

-- А! ты на него сердишься? сказала Вѣра Дмитріевна, погрозивъ пальцемъ.-- Это не добрый знакъ для бѣднаго каммер-юнкера. не знаю, нужно или нѣтъ вашему каммер-юнкеру знать, что я думаю о Ладошинѣ; могу только увѣрить васъ, что самъ Ладошинъ былъ бы тѣмъ не очень-доволенъ.

-- Въ такомъ случаѣ, былъ бы доволенъ каммер-юнкеръ?

-- Не говорите мнѣ о немъ, мой ангелъ Вѣра Дмитревна, если только любите меня. Подумаетъ ли вашъ каммер-юнкеръ обо мнѣ, бѣдной провинціалкѣ!

-- Мой! почему же мой? Я ручаюсь, что онъ будетъ твой, если ты только сама этому не станешь противиться. Но я этого не думаю, потому-что ты благоразумна и поймешь свою пользу. Что же до Илашева -- я знаю, онъ очень занятъ тобою.

-- Ну, хорошо; а пока надобно идти плясать, сказала Анюта, и, бросивъ грустный взглядъ на прекрасную вдову, подала руку губернскому чиновнику, но въ ту же минуту вздрогнула: ей показалось, что на балконѣ, подъ самымъ окномъ, мелькнула человѣческая фигура и -- помечталось ей или нѣтъ, только эту человѣческую фигуру приняла она за Ладошина.

Возвратясь въ залу, Вѣра Дмитріевна опять нашла Софью Павловну, и возлѣ нея -- Илашева. Нѣкоторыя дамы начинали уже переглядываться, и шутя говорили, что петербургскій гость рѣшился, кажется, завладѣть на этотъ вечеръ всѣми уѣздными красавицами, такъ-что и сама степенная Софья Павловна...

-- Не ошибитесь, милая! замѣчала другая:-- у каммергера есть свои планы. Онъ, говорятъ, попросился въ Петербургѣ; имѣнье все въ долгу какъ въ шелку: такъ, полно, не нравится ли приданое анютино?

-- А, видно, слышалъ ладошинскую исторію и знаетъ, что надобно прежде подбиться къ матушкѣ, чтобъ добраться до дочки...

-- Кажется. Бѣдная дѣвушка! Такая кроткая и добрая...

А Софья Павловна и не подозрѣвала, что была предметомъ разговоровъ. Она была такъ счастлива! счастіе же имѣетъ свою повязку, какъ и любовь; да и было ли бы оно счастіемъ, еслибъ въ самыя первыя минуты очарованія душа, наполненная имъ, могла обращать тревожный взоръ вокругъ себя!

Послѣ ужина, между-тѣмъ, какъ собирали со стола и гости понемногу выбирались изъ гостиной, Софья Павловна стояла въ амбразурѣ балконной двери и играла вѣткою геліотропа, единственнаго остатка изъ букета живыхъ цвѣтовъ, подаренныхъ ей въ тотъ вечеръ Еленою Кортоминою. По залѣ ходили взадъ и впередъ разныя группы; нѣсколько дѣвицъ невдалекѣ уговаривались вмѣстѣ отправиться въ спальныя. Илашевъ, не спуская глазъ съ хорошенькаго личика Софьи Павловны, наклоненнаго къ цвѣтку, слѣдилъ за малѣйшимъ измѣненіемъ слабаго румянца, покрывавшаго ея щеки. Нѣсколько-поодаль, Вѣра Дмитріевна, окруженная толпою молодыхъ женщинъ, смѣялась съ ними отъ души, между-тѣмъ, какъ глаза ея постоянно искали небольшой группы въ амбразурѣ балконной двери. Казалось, душа ея была болѣе тамъ, чѣмъ въ разговорѣ, какъ-будто бы ей хотѣлось вслушаться въ каждое слово, уловить каждое измѣненіе голоса; по въ залѣ было шумно, и къ-тому же, въ-самомъ-дѣлѣ, было тутъ что слушать,

-- Вы не любите геліотроповъ?

-- Почему вы это думаете?

-- Вы такъ терзаете этотъ бѣдный цвѣтокъ.

-- Развѣ это называется терзать? Мнѣ кажется, геліотропы очень-рѣдки въ теперешнее время, и я смотрю на этотъ съ сожалѣніемъ: онъ такъ скоро завялъ, а другихъ скоро ли дождешься?

-- Вамъ жаль его?

-- Конечно; какъ все хорошее.

-- Я жалѣю только о томъ, чего возвратить нельзя; на-примѣръ, нынѣшній вечеръ...

-- Вы нашли его хорошимъ?

-- Хорошимъ? этого мало для меня.

-- Вы повторите то же, говоря въ Петербургѣ объ этомъ вечерѣ?

-- Не-уже-ли провинціальныя привычки такъ заразительны, что и вы не избѣгли ихъ? Замѣтьте, провинціалы ничего такъ не боятся, какъ показать, что они идутъ въ уровень съ жизнію ихъ окружающею, и потому, говоря съ пріѣзжимъ изъ столицы, предупреждаютъ ожидаемыя насмѣшки предположеніемъ насмѣшекъ -- только для того, чтобъ показать, что они не хуже другихъ умѣютъ замѣтить смѣшное въ провинціальной ихъ жизни.

-- И изъ этого общаго приговора надъ нами, бѣдными провинціалами, ничего не удѣлите столичнымъ?

-- О, все, что вамъ угодно! только позвольте мнѣ хвалить сколько душѣ хочется этотъ вечеръ.

-- Послушайте, сказала Софья Павловна, вдругъ принявъ скучающій и разсѣянный видъ:-- мнѣ кажется, что всѣ балы въ мірѣ, столичные какъ и деревенскіе, равно пусты, скучны...

-- О, не всѣ!

-- И это простое слово заставило молодую женщину опять обратится къ своему цвѣтку. Она хотѣла казаться спокойною, по сердце ея билось и грудь волновалась... можетъ-быть, потому-что это простое слово сопровождалось такимъ взоромъ, было сказано такимъ голосомъ, что проникало душу. Но шумъ и шарканье въ залѣ напомнили молодымъ людямъ, что вечеръ дѣйствительно оконченъ. Илашевъ вышелъ за другими.

Софья Павловна осталась на томъ же мѣстѣ. Она смотрѣла на удаляющуюся толпу не видя ея; вдругъ круглая женская ручка обняла станъ ея. Она оборотила голову: это была Вѣра Дмитріевна. Прекрасная вдова казалась растроганною; на глазахъ ея, какъ алмазы, свѣтились двѣ крупныя слезы. Она съ жаромъ поцаловала Софью Павловну.

-- Что это значитъ, Вѣра? что съ тобою?

Вѣра Дмитріевна крѣпко сжала ея руку.

-- Но ты меня пугаешь. Бога ради, скажи, что съ тобой?

-- Со мною, Софи? ничего пока; но, милый другъ, прійдетъ время -- и тогда вспомни, что твое горе всегда будетъ моимъ собственнымъ.

-- Я не понимаю тебя; говори яснѣе, прошу тебя, продолжала Софья Павловна, удерживая пріятельницу, которая хотѣла уйдти.

-- Не понимаешь? Я вѣрю тебѣ, Софи. Но, милый другъ, остерегись; замѣтятъ и другіе, но я одна скажу тебѣ: ты не равнодушна къ нему.

И съ этимъ словомъ она скрылась изъ комнаты.