Ни одно облако не закрывало темнаго осенняго неба, усѣяннаго миріадами звѣздъ, когда неполный уже мѣсяцъ, поднимаясь изъ-за окраины степи, косвеннымъ, невѣрнымъ лучомъ проникъ въ чащу сада, еще сохранившаго пышныя осеннія одежды. Въ это время, стуча по каменному помосту, подъѣхалъ къ крыльцу тарантасъ Ладошина и остановился, потомъ опять застучалъ, покатился, и скоро все замолкло. Люди начали тушить огни; Татьяна Васильевна, проводя любезнаго гостя, пошла въ свою комнату, опираясь на руку Мавры Даниловны, и на порогѣ остановилась, чтобъ проститься съ Софьею Павловною и Анютою, которыя казались очень-у томленными.
Въ это самое время, молодой человѣкъ, закутанный въ плащѣ, пробирался темною боковою аллеею къ садовой калиткѣ, служившей входомъ для тѣхъ, которые не хотѣли бы идти въ садъ черезъ комнаты и террасу, сходившую въ цвѣтникъ.
Изъ калитки показались двѣ тѣни и осторожно пошли по той же аллеѣ, тихо пробираясь между кустарниками.
Молодой человѣкъ остановился. Это былъ Ладошинъ. Онъ узналъ по біенію сердца своего Анюту, которая шла съ своею спутницею, Агаѳьею Ивановною.
Ладошинъ молча подалъ руку молодой дѣвушкѣ. Онъ чувствовалъ, какъ она, опираясь на него, дрожала, подобно былинкѣ отъ прикосновенія вѣтерка. Оба молча пошли по дорожкѣ; Агаѳья Ивановна за ними; но скоро, находя, что по лѣтамъ ея ей можно отдохнуть, она сѣла на первой скамьѣ. Молодые люди пошли далѣе.
Нужно ли пересказывать, что говорили они? Это были несвязныя рѣчи, между которыми слышались и благодарность, и боязнь, и увѣренье. Сердце билось у обоихъ, и языкъ не находилъ нужнаго слова. Давно говорили они о чувствахъ своихъ въ письмахъ, подъ шумомъ бала; но въ первый разъ еще находились такимъ-образомъ совершенно наединѣ. Это положеніе казалось обоимъ необыкновенно-неловко, такъ-что Ладошинъ, смѣлый за минуту передъ тѣмъ, совершенно растерялся, чувствовалъ самъ, что становится смѣшнымъ своею неловкостью и терялся тѣмъ еще болѣе. У обоихъ въ головѣ вертѣлись слова Татьяны Васильевны о побѣгѣ; они не знали, съ намѣреніемъ или просто они были сказаны, но оба ихъ замѣтили. Это была готовая тэма для обоихъ; но Ладошинъ рѣшительно не зналъ, какъ за нее взяться.
Наконецъ, Анютѣ сдѣлались необыкновенно-смѣшны и ихъ несвязныя фразы, и смущеніе Ладошина.-- Не находите ли вы, что мы очень-довольно уже налюбовались мѣсячной ночью? сказала она голосомъ, въ которомъ отзывалась насмѣшка.
-- Признаюсь вамъ. Я еще и не начиналъ. Я слушалъ вашъ голосъ и былъ счастливъ. Я было-думалъ даже, что и вы не вздумаете любоваться мѣсяцемъ.
-- Чѣмъ же прикажете?
-- Я надѣялся, Анна Петровна, что это свиданіе будетъ имѣть вліяніе на судьбу нашу. Не-уже-ли же вы не захотите рѣшить ее?
-- Какъ мнѣ рѣшить ее? Вы знаете, что бабушка совершенно расположена въ вашу пользу, но папенька... Слова замерли на губахъ ея, и рука крѣпко сжала руку Ладошина... Они стояли уже нѣсколько минутъ въ большой аллеѣ, прямо противъ главнаго фасада дома, но такъ, что боковая терраса подъ окнами маленькаго кабинета Софьи Павловны была видна одному Ладошину. Слабый свѣтъ изъ оконъ этого кабинета падалъ прямо на террасу и невольно привлекалъ вниманіе Ладошина. Этотъ свѣтъ безпокоилъ его до того, что, слушая Анюту, онъ не спускалъ глазъ съ террасы. Вдругъ, при послѣднихъ словахъ молодой дѣвушки, на этой, террасѣ показались двѣ тѣни, быстро мелькнули въ блѣдной полосѣ свѣта, падавшаго изъ окна, и скрылись, одна въ дверяхъ, въ то же мгновеніе отворившихся на балконъ, другая въ темнотѣ, покрывавшей противоположный конецъ террасы. Не смотря, однакожъ, на то, что это движеніе продолжалось не болѣе секунды, Ладошинъ узналъ въ тѣни, исчезнувшей въ дверяхъ кабинета, Илашева. Въ то же самое мгновеніе Анюта крѣпко сжала руку молодаго человѣка, и, указывая ему на чащу деревьевъ, недалеко отъ нихъ, глухо сказала: "папенька"...
Въ-самомъ-дѣлѣ, Ладошинъ увидѣлъ человѣка, который, вышедъ изъ чащи, скорыми шагами пошелъ къ террасѣ. Ладошинъ умѣлъ только показать испуганной дѣвушкѣ тропинку, по которой она могла скрыться, не будучи примѣченною.