Эротические истории пенджабских вдов - читать бесплатно онлайн полную версию книги автора Бали Каур Джасвал (ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ) #12

ГЛАВА ДВЕНАДЦАТАЯ

Кулвиндер шла домой, борясь с порывами ветра и прижимая к груди папку. Ее гнев едва не выплескивался на улицы. Ей хотелось кричать и на какой-то странный миг даже почудилось, что сейчас она столкнется с Джагги. И один ее свирепый взгляд заставит его удирать сломя голову.

Она вернулась домой с растрепанными волосами и раскрасневшимися щеками. Сараб, как всегда, сидел в гостиной, мерцающий телеэкран отражался в оконных стеклах. Кулвиндер вошла и, помахав папкой, привлекла его внимание.

— Ты знал об этом?

Сараб взглянул на нее, приподняв пульт, словно хотел выключить жену.

— О чем?

— О занятиях английским. Вчера ты упомянул, что кружок теперь пользуется большой популярностью. Выходит, ты был в курсе происходящего?

Муж пожал плечами и отвел взгляд. На экране мчалась киногероиня, концы неизменной дупатты развевалась позади нее, словно красное знамя.

— Конечно, ходили кое-какие разговоры. Якобы в кружке занимаются вовсе не английским.

— Что именно говорят люди? Что говорят мужчины?

— Ты же знаешь, я не очень прислушиваюсь к пустой болтовне. Слышал пару-тройку признаний, что жены стали намного откровеннее. Начали употреблять совершенно новые словечки для описания… — Сараб пожал плечами и уставился на героиню фильма, которая теперь почему-то оказалась совсем в другом наряде. Кулвиндер отняла у мужа пульт и выключила телевизор.

— Для описания чего? — нетерпеливо спросила она.

— Своих желаний, — мужчина залился краской. — В спальне.

— Почему же ты мне не рассказывал?

— Кулвиндер, — спокойно проговорил Сараб. У женщины екнуло сердце. Муж уже очень давно не называл ее по имени. — Когда я мог рассказать тебе что-нибудь, чего ты не желаешь слышать?

Кулвиндер недоверчиво посмотрела на мужа.

— Эти женщины обсуждали вовсе не только постельные развлечения. Они рассказали Никки о Майе. Насколько мне известно, они открыто разговаривают об этом уже несколько недель, подвергая риску наши жизни, — Кулвиндер не была знакома с большей половиной женщин, присутствовавших на занятии. Какие версии случившегося они раскручивали и как ей теперь это контролировать?

— Они что-то знают? — спросил Сараб. Надежда в его голосе больно ранила Кулвиндер.

— Никки считает, что у нее есть доказательства, но это пустяки, Сараб. Мы не должны питать пустые надежды.

Когда Кулвиндер пересказывала мужу открытие Никки насчет почерка Джагги, она вспомнила, что полицейские говорили ей о записке, пересказывали ее содержание и даже зачитывали текст. Констебль был вынужден подхватить Кулвиндер, потому что она пошатнулась и рухнула на стул. О чем же говорилось в той записке? Что-то про раскаяние и позор. «Это слова не моей дочери, — выдавила тогда Кулвиндер. — Иззат[30] ее не волновал». Разве Майя употребила бы витиеватые пенджабские слова там, где достаточно было одного английского? Автор записки, подделывавшийся под руку Майи, был небрежен и тороплив.

Сараб всё стоял и стоял, уставившись в пространство. Потом он взглянул на Кулвиндер так, словно она внезапно материализовалась из воздуха.

— Джагги левша.

— Ну и что? Это не значит…

— Мы можем кое-что сделать.

— Да кто станет нас слушать? Или просто повторят, что твердили раньше: «Майя была подавлена, для убитых горем родителей естественно искать виноватого»? А вдруг полиция нам не поможет и Джагги узнает, что мы опять туда ходили?

В первый раз, когда Джагги позвонил Кулвиндер посреди ночи, никаких угроз не прозвучало. Он просто сообщил, что его друзья знают, когда Сараб уходит домой с вечерней смены.

— Сейчас самое главное — безопасность, — напомнила Кулвиндер мужу.

— Разве?! — вспылил Сараб. — Неужто мы должны всю оставшуюся жизнь провести в страхе?!

Он пересек комнату и раздвинул шторы, открыв вид на дом Тарампал на противоположной стороне улицы.

— Прошу тебя, — пробормотала Кулвиндер, поворачиваясь спиной к окну, — закрой шторы.

Сараб повиновался. Они сидели в полутемной комнате, прислушиваясь к еле слышному потрескиванию электрических лампочек.

— Сараб, если с тобой что-то случится… — женщина не смогла закончить фразу. С другого конца комнаты до нее доносилось тяжелое дыхание мужа. — Я потеряла Майю. И не могу потерять тебя.

У мужчины задрожали губы. «Скажи мне это сейчас», — безмолвно умоляла Кулвиндер, но он смотрел мимо нее. Она порой гадала, чувствовал ли муж себя одиноким, когда ее не было, или испытывал облегчение, что не приходится вести непростые разговоры или выбирать безопасные темы для обсуждений. Ясно, как наяву, Кулвиндер виделось недалекое будущее: они всё больше отдаляются друг от друга, спят в разных комнатах и, прежде чем устроиться перед телевизором, вежливо дожидаются, когда супруг освободит гостиную. Одна только мысль об этом порождала в душе женщины ужасное чувство одиночества, словно всё уже случилось.

— А Никки? — спросил Сараб.

Кулвиндер прищурилась. Меньше всего ей хотелось говорить о Никки.

— Что Никки? — раздраженно спросила она.

— Где она живет?

— Где-то в Западном Лондоне.

— Вели ей быть осторожнее.

Кулвиндер вспомнила яростную перепалку с девушкой. Она ни разу не сказала Никки, что ей может грозить опасность. Дошли ли до Джагги вести о ее расспросах? А вдруг «Братья» узнают, что этими занятиями руководила она? Кулвиндер покачала головой, отгоняя эту мысль. Никки не из Саутолла. Нет никакой надобности волноваться о ее безопасности.

— Я не знаю, где она сейчас, — сказала Кулвиндер.

— Сходи на следующее занятие и…

— Я закрыла кружок. И уволила Никки.

Сараб резко вскинул голову.

— Кулвиндер, подумай о девушке, — сказал он. И вышел.

Женщина почувствовала, как пусто стало в комнате без мужа, но злиться не перестала. Именно Никки и поставила их в такое положение! Если бы эта девица просто выполняла свою работу, ничего бы не случилось. Кулвиндер открыла папку. Эти страницы — многодневная, многонедельная летопись обмана. Порывшись в папке, женщина нашла рисунок. Одна из неграмотных вдов пустила в ход свои художественные таланты и заполнила листок иллюстрациями: мужчина, нависший над женской грудью и слегка раздвинувший губы, чтобы взять в рот сосок; женщина, сидящая верхом на мужчине: изогнутая линия, бегущая от лопаток к ягодицам, призвана подчеркнуть легкий изгиб спины. Какая пакость.

Кулвиндер швырнула бумаги обратно в папку и отправилась на кухню, чтобы заварить себе чай. Наполнила чайник водой. Но, ожидая, пока вода закипит, она была не в силах отогнать от себя мысли об угловатом мужском теле, склонившемся над женским. Кулвиндер покачала головой и попыталась переключить внимание на чайник. На поверхности воды начали появляться крошечные пузырьки. Женщина подошла к шкафчику со специями, достала семена фенхеля и кардамона и снова остановилась, прикрыв глаза. Пока зрение приспосабливалось к темноте, перед ее взором расплывались пятна света. А затем они не исчезли, нет, а начали обретать формы. Мужчина. Женщина. Пальцы, умело скользящие по обнаженной коже. Алые губы, прижимающиеся к блестящей плоти. Кулвиндер резко открыла глаза. Подошла к плите и сняла чайник. Покосилась на папку. Пожалуй, не страшно, если она прочтет один рассказик — так, для сведения. В конце концов, должна же она быть в курсе, если правление решит ее опросить.

И Кулвиндер взяла первый листок.

Портной

Давным-давно на окраине дворцового города жил талантливый, но скромный портной по имени Рам. Его заказчицами были женщины, которые хотели выглядеть, как члены королевской семьи, жившие в стенах дворца. Эти женщины приезжали к Раму за много миль, вооружившись перечнем невыполнимых, казалось бы, требований. Говорили, что Рам обладает даром создавать из ничего самые царственные и модные наряды. Он мог сделать так, что простая желтая нить превращалась в золотую, а обычная бледно-зеленая материя приобретала роскошный оттенок редкостного изумруда.

Многие заказчицы Рама были влюблены в него. Они подмечали, как портной обращается со своей скромной швейной машинкой, как ловко скользят его пальцы по ткани, и делали вывод, что и среди простыней он, должно быть, проявит такой же талант. На примерках женщины нарочно расстегивали верхние пуговицы и наклонялись вперед, чтобы Рам мог украдкой бросить взгляд на их грудь. Некоторые, переодеваясь, не задергивали до конца занавеску, чтобы дать портному возможность подглядеть. Рам не обращал на эти уловки никакого внимания. За работой он предпочитал не отвлекаться на соблазны. Когда-нибудь он выкроит время для возлюбленной, а сейчас у него слишком много заказов. Слух о том, что Рам лучший в мире портной, разнесся по всей Индии. В народе даже пошел гулять стишок:

У портного Рама лучшие наряды,

Будут все на вас бросать завистливые взгляды.

На такую красоту никто не поскупится,

Все его заказчицы одеты как царицы.

Но на каждую похвалу, которую получал Рам, приходилось по проклятью. Завистливые портные по всей Индии ненавидели его за то, что он переманивает заказчиц своим волшебным искусством. А прочие мужчины злились на портного за то, что он потакал требованиям их жен, которые, облачившись в роскошные сари, ожидали королевского обращения.

Однажды днем к Раму явилась женщина и попросила о помощи. Как только он заглянул в ее светло-карие глаза, сердце его дрогнуло.

— Мне вздумалось хотя бы один раз в жизни выглядеть как богачка, — сказала заказчица, и портному тут же страстно захотелось, чтобы этот голос нашептывал ему нежности на ушко. Женщина протянула старую шаль. — Я не могу позволить себе новую, но вы могли бы пришить к этой кайму?

— Разумеется, — ответил Рам и подумал: «Ради тебя я сделаю все что угодно». — Должно быть, вам купил ее муж?

Женщина улыбнулась и заправила за ухо выбившуюся прядь.

— У меня нет мужа, — к восторгу Рама, сообщила она.

Эта красавица была достойна королевского наряда. Рам решил, что, когда шаль будет закончена, он не примет от женщины никакой платы: все, что ему было нужно, — это шанс еще раз поговорить с ней, чтобы узнать ее имя. Страсть портного к прекрасной заказчице воспламенила его творческую мысль. Он принялся смешивать красители, чтобы создать нити самых ярких цветов и произвести на женщину неизгладимое впечатление. Кайма шали будет украшена шествием бирюзовых и пурпурных павлинов. В центре Рам вышьет миниатюрное изображение дворца с крошечной фигуркой женщины в одном из окон. Он укажет ей на этот тайный символ, чтобы красавица поняла, что она — его королева.

Столь подробная сцена потребовала от мастера полнейшей сосредоточенности. Он был так поглощен работой, что не обращал внимания на голоса детей, играющих снаружи. Лишь когда до Рама донеслось его собственное имя, он отложил иглу и прислушался.

У портного Рама лучшие наряды,

Будут все на вас бросать восторженные взгляды.

За такую красоту Рама обожают,

Только сам он без любви век свой скоротает.

Это было худшее из всех возможных проклятий, ибо оно обрекало жертву на пожизненное одиночество. Портной выскочил на улицу.

— Где вы это услышали? — крикнул он. Дети разбежались. Рам погнался за ними и только потом сообразил, что все еще держит шаль в руках. Она порвалась и запылилась от того, что ее проволокли по земле.

— О нет! — воскликнул Рам. Он поспешил вернуться в мастерскую и изо всех сил старался починить шаль, но она была безнадежно испорчена. Вечером, когда красавица заглянула к нему, чтобы проверить, как идут дела, Рам со стыдом опустил голову и признался, что потерял шаль. Женщина возмутилась. Ее карие глаза мигом утратили прежнюю теплоту.

— Как вы могли?! — вскричала она. — Вы худший портной в мире!

На следующий день Рам закрыл свою мастерскую. Он рыдал на своем рабочем месте, осознав, что проклятие нависает над его будущим, словно темная грозовая туча. Раньше портной никогда ни о чем не мечтал, но теперь ему страстно хотелось близости. «Почему я не спал с женщинами, когда у меня была такая возможность?» — спрашивал он себя. Бедняга забылся сном и грезил о молочно-белых бедрах заказчиц, обнажавшихся перед ним. Во сне ему хватало смелости зарываться лицом в мягкие груди и вдыхать их сладостный аромат. В другом сне Рам увидел себя склонившимся над женщиной и целующим ее пухлые губы, а она одной рукой поглаживала его мужской орган, другой же ласкала свои интимные места…

Внезапно портной проснулся от шороха. Грабитель! Рам вскочил с кровати и первым делом бросился в кладовую. Там никого не было. Снова послышался шорох. Рам посветил фонарем в том направлении, откуда доносился шум, и заметил, что одна из его материй шевелится. Он поднял ее и заметил, что она тяжелее и жестче обычного. Портной поднес ее к своему рабочему месту, чтобы рассмотреть получше. Ткань вывернулась из его рук, упала на пол, стала извиваться и менять очертания, и в конце концов перед ним возникла женщина. Рам отшатнулся к стене, уставившись на призрачное существо, появившееся в его доме.

— К-кто вы? — пробормотал он.

Веки красавицы при каждом движении трепетали, как крылья бабочки. Кожа имела золотистый оттенок, а мерцающие волосы источали сладкий аромат жасмина. Волнующие изгибы тела пробуждали страсть. Женщина проследила за взглядом портного и нежно прикоснулась к нему. Уже полностью сформировавшимися пальцами красавица провела по своему телу, чтобы доказать, что она настоящая. И привлекла внимание Рама к тем частям, которые он в бытность свою портным никогда не замечал: выпирающей ключице, острому локтю. Ногти на ногах женщины были выпуклые и белые, как полумесяцы. Пупок напоминал темную воронку на золотистом лугу. Рам протянул руку и ощупал пышную плоть ее бедер. Она была столь же реальна, как и его собственная.

— Зови меня Лайлой, — промолвила красавица.

Она прижалась губами к мочке его уха и нежно пососала. Дрожь восторга пробежала по телу портного, словно электрический ток. Мужчина провел руками по спине красавицы, схватил за ягодицы, притянул ее бедра к своим, и они упали на ложе из материй. Лайла размотала кусок ткани, прикрывавший верхнюю часть ее тела, и обнажила перед Рамом грудь. Он провел языком по темному соску. Лайла задохнулась от наслаждения, подаваясь к нему. Рам переключился на другую грудь. К его немалому удивлению, у нее оказался соленый, мускусный привкус. Портной дерзко поднес пальцы к ее губам. Женщина принялась лизать и сосать их. Мужской орган портного напрягся в предвкушении тех удовольствий, которые могли доставить ему сладкие атласные губы Лайлы. Рам вынул скользкие от слюны пальцы изо рта Лайлы и сунул в шелковистую щель между ее ног.

— Ты такая настоящая, — пробормотал он.

Лайла раздвинула ноги и позволила Раму ласкать себя. Ткань, на которой она лежала, потемнела от капель пота. Обоими большими пальцами Рам осторожно раздвинул складки ее женского естества и кончиком языка пощекотал торчащий бугорок. Хихиканье Лайлы возбудило его еще сильнее. Она перекатилась на портного и стала неистово стягивать с него штаны. Мужской орган Рама затвердел. Лайла стала поигрывать им. Она провела своей влажной скважиной по его кончику и увидела, как лицо мужчины исказилось от наслаждения.

— Каковы ощущения? — прошептала она ему на ухо. Ее груди нависли над его ртом. Рам ответил ей стоном.

— Ответ неверный, — строго произнесла Лайла. Нахмурившись, она опустилась на него и начала энергично скакать на его твердом, толстом стержне.

Сердитое выражение на лице Лайлы было единственным напоминанием о суровом проклятии. Рам крепко стиснул руками ее ягодицы. Женщина нахмурилась еще сильнее.

— Как ты посмел? — спросила она. Нарастающее напряжение заставило мужчину стиснуть зубы. Он почувствовал, как в то же самое время напряглись мышцы Лайлы. Она выкрикнула его имя и издала долгий дрожащий стон. Зрелище наивысшего наслаждения, испытанного Лайлой, привело Рама к стремительной, жаркой разрядке. Он вцепился ей в бедра и громко застонал. Тело Лайлы было скользким от пота. Она продолжала медленно раскачиваться на его стержне, пока его тело содрогалось от последних толчков.

Потом они лежали рядом, и Лайла объяснила, что создана из желания Рама быть с женщиной. Сила проклятья не могла сравниться с силой его желания. Зная, что и то и другое рано или поздно умирает, Рам спросил Лайлу, длинный ли век им отмерен.

— Настолько же длинный, как эти материи, — ответила Лайла. Они огляделись. Все штуки тканей размотались и заполонили скромную мастерскую Рама. Вдаль, насколько хватало взгляда, тянулись роскошные пламенеющие оттенки оранжевых материй и сверкающие серебряные нити.

Чай остыл. Кулвиндер едва заметила это, когда поднесла чашку к губам и залпом выпила. Лицо, руки и ноги у нее были очень теплые, почти горячие. Женщина чувствовала, как бьется сердце в груди, а еще — как пульсирует кровь в самом интимном месте. Она смутно помнила это ощущение, которое впервые испытала много лет назад, когда узнала, чем занимаются наедине мужья и жены и для чего они это делают. Прежнее поверхностное отвращение было забыто, Кулвиндер была околдована. Ей даже пришла в голову дерзкая мысль, что стоит прожить всю оставшуюся жизнь ради близости с другим человеческим существом.

Женщина убрала листок обратно в папку и вытащила другой. Этот был исписан вдовой Джасбир Каур из Южного Лондона. Несколько лет назад Кулвиндер присутствовала на помолвке ее внука. Она начала читать рассказ Джасбир и почувствовала, что кровь так яростно забурлила в жилах, что ей пришлось отложить чтение. Женщина встала и поставила чашку с чаем на стол. Нахлынувший прилив энергии подхватил ее и понес вверх по лестнице. Сараб лежал на кровати, уставившись в потолок. Кулвиндер взяла его руку и нежно положила себе на грудь. Муж в замешательстве посмотрел на свою суровую супругу, но сразу всё понял.

* * *

Даже не имея никакого опыта, Никки понимала, что в прямом столкновении она безнадежна. Мысленно прокрутив в голове ролик воображаемой драки, она увидела, как в первые же секунды Кулвиндер могучей рукой прижимает ее к земле. Девушка поморщилась; она проигрывала даже в мысленном единоборстве. Придется прибегнуть к помощи разума. Рассказы, объяснит она, вовсе не предназначались для того, чтобы издеваться над детищем Кулвиндер, кружком, или над ней самой. Эти истории — плод вдохновения самих женщин; да, они непристойные, но ведь язык-то в кружке все равно изучали!

Если эта тактика не сработает, Никки просто заберет папку и уйдет. Чтобы этот сценарий сработал, папка, само собой, должна находиться в пределах досягаемости. Внезапно девушке пришло в голову, что Кулвиндер, возможно, уже выбросила рассказы на помойку.

Поднялся и зашуршал в кронах деревьев вечерний ветерок. Фары проезжавших машин ярко горели, точно чьи-то глаза. Никки свернула в переулок и прибавила шагу, чтобы согреться. В вечерней мгле казалось, будто дома с тускло освещенными крыльцами сиротливо жмутся друг к другу. В кармане у Никки пискнул телефон: сообщение от Шины. «Все женщины по-прежнему хотят заниматься. Есть идеи насчет нового места?»

«Буду решать проблемы по мере поступления», — подумала Никки, засовывая телефон обратно в карман. За занавешенными наполовину окнами гостиной Кулвиндер мигал, словно сирена, телевизор. Никки позвонила в дверь и стала ждать, но никто не подошел. Она нажала на кнопку еще раз, потом заглянула в окно. Отсюда просматривался весь нижний этаж. Прищурившись, девушка увидела кухню: свет включен, на столе стоят стальной чайник и чашка, но людей нет. Никки поежилась от холода. Дождь становился все сильнее. Она натянула на голову капюшон куртки. В противоположность ярко освещенному дому Кулвиндер жилище Тарампал было погружено во мрак.

Никки перешла дорогу и остановилась на краю подъездной дорожки Тарампал. Отсюда она надеялась получше разглядеть дом Кулвиндер, но для этого нужно было подойти вплотную к крыльцу Тарампал. Ясно, что дома никого нет, но от этого было немногим легче. Темная громада по-прежнему угрожающе нависала над Никки, зияющие окна напоминали пустые, почерневшие глазницы. Девушка заставила себя сделать несколько шагов. По крайней мере, крыльцо предоставляло хоть какое-то укрытие от дождя. Никки увидела, что на втором этаже дома Кулвиндер, в спальне, горит неяркий свет. Она прищурилась, высматривая признаки чьего-либо присутствия. В какой-то момент ей показалось, что за окном мелькнула тень, но это вполне могла быть полоса дождя, перемещенная сильным порывом ветра.

«Что я здесь делаю?» — подумала Никки, когда навес крыльца задребезжал под натиском ливня. Даже если Кулвиндер откроет на стук в дверь, каковы шансы, что она спокойно вернет рассказы? Собственно, эти листки не имели никакого значения. Женщины знают свои тексты наизусть. Есть магнитофонные записи. На самом деле девушка хотела поговорить с Кулвиндер. Объяснить появление этих историй. Внушить ей, что женщины, рискнувшие подняться на один тихий бунт, способны объединиться снова, чтобы одолеть несправедливость куда больших масштабов. Сердце и разум Никки пребывали в безумном смятении, после того как она догадалась про почерк Джагги. Ей просто нужно убедить Кулвиндер, что имеет смысл продолжить расследование.

Никки вынырнула из-под крыльца и снова вышла на дорогу. Сегодня она не будет говорить с Кулвиндер. Еще слишком рано. Пусть женщина остынет; наверное, именно этим она сейчас и занимается. На улице Никки свернула налево, к станции. Без привычного груза рассказов сумка на бедре болталась из стороны в сторону. В окнах горел теплый, уютный свет. Девушка почувствовала внезапную тоску по родному дому. Лил дождь, и Никки вспомнились ее долгие блуждания по городу с мокрым от дождя и слез лицом, после того как она бросила университет. В один особенно дождливый день она и забрела в «О’Райлис», радуясь, что наткнулась на место, где можно переждать непогоду.

Никки остановилась как вкопанная. Паб! Можно продолжить встречи вдов в задней комнате! Прибавив шагу, девушка вытащила на ходу телефон.

— Шина, я придумала, куда можно перенести занятия! В «О’Райлис», где я работаю. По будням вечерами там почти пусто.

— Ты хочешь, чтобы пожилые пенджабские вдовы встречались в пабе?

— Понимаю, вариант не самый традиционный, но…

— Могу себе представить эту картинку!

— Я тоже, — усмехнулась Никки, мысленно видя возмущенную Притам, которая отказывается входить внутрь, и пьяную Арвиндер, качающуюся на люстрах. — Но послушай, Шина, как только мы начнем рассказывать истории, они забудут, где находятся. Главное — продолжать собираться. Возможно, это будет временное прибежище, пока мы не подыщем что-нибудь получше.

— Я могу подвозить пожилых женщин на своей машине, — предложила Шина. — А еще найти подругу, которая согласится везти остальных, и объяснить им, как добираться. Скажи мне, где твой паб, и я все устрою.

— Ты уверена?

— Никаких проблем.

— И еще одно, — проговорила Никки и замолчала. Шине это не понравится. — Возможно, найден способ уличить Джагги.

— Ой, Никки!

— Просто послушай.

И Никки торопливо, пока подруга не успела возразить, рассказала, как было дело со смазанным текстом на заявлении Тарампал.

— А что сказала Кулвиндер? — спросила Шина, когда девушка закончила.

— Она и слушать не захотела! Видимо, была слишком потрясена и разгневана событиями в кружке. Я до сих пор в Саутолле. Отправилась было к ней домой, но потом решила, что стоит выждать немного.

— Если ты рядом с домом Кулвиндер, то и мой неподалеку. Не хочешь зайти? На улице льет как из ведра.

— Было бы здорово, — призналась Никки. — Я на Куин-Мэри-роуд. Тут рядом автобусная остановка и небольшой парк на той стороне улицы.

— Угу-у-у… А! Я тебя вижу.

— А ты где? — Никки прищурилась. Сквозь дождь она различала силуэты людей за окнами домов, но Шины не видела.

— Я через дорогу, рядом с парком. Но, Никки, не останавливайся. Продолжай быстро идти.

— Что происходит?

— Просто иди прямо и на следующем перекрестке развернись.

Никки почувствовала, как от ужаса у нее по телу побежали мурашки, и краем глаза заметила чью-то тень.

— За мной следят? — прошептала она.

— Да, — подтвердила Шина.

— Кто это? Ты его знаешь?

— Возможно, один из «Братьев».

— Я сейчас повернусь и что-нибудь скажу.

— Не глупи, — прошипела Шина. Ее тон поразил Никки. — Продолжай идти. Сохраняй спокойствие. Там есть круглосуточный супермаркет. Зайди на стоянку возле него и жди меня. Я за тобой приеду.

— Нет, Шина. Со мной все будет в порядке.

— Никки…

Девушка отключилась. Преследователь непременно узнает маленькую красную машину Шины. Лучше продолжать идти пешком. Она ускорилась. У нее перехватило дыхание. Никки слышала, что человек, шедший за ней, не отставал и никуда не сворачивал. Он хотел посмотреть, куда она направится. Никки снова перешла на обычный шаг; взгляд ее беспрестанно метался то влево, то вправо, пытаясь уследить за тенью позади. Девушка пересекла улицу и, оказавшись возле супермаркета, направилась к парковке. И только находясь на ярко освещенном открытом пространстве, осмелилась обернуться. На нее в упор смотрел какой-то молодой пенджабец. Никки выдержала его взгляд со всем спокойствием, на которое была способна, хотя в ушах у нее отдавались оглушительные удары сердца. В конце концов парень ушел, напоследок метнув на девушку угрожающий взгляд через плечо.