Позади автостоянки, за углом, Никки облюбовала укромный уголок, где можно было спрятаться и покурить перед занятием. Здесь она была совершенно не видна от храма. Девушка вытряхнула из пачки сигарету и затянулась. Вчерашняя смена в «О’Райлисе» была длиннее обычного, и она с нетерпением ожидала сегодняшнего урока.
Докурив сигарету, Никки вошла в здание центра досуга и столкнулась на лестнице с Кулвиндер Каур.
— Ой, здрасте, — брякнула она.
Кулвиндер наморщила нос.
— Вы курили! Я чувствую запах.
— Я стояла рядом с курящей компанией и…
— Заговаривайте зубы своей матери, но меня не проведете.
— Полагаю, если даже я и курю, это не ваше дело, — сказала Никки, воинственно распрямляясь.
Кулвиндер метнула на девушку испепеляющий взгляд.
— Поведение преподавательницы — мое дело. Женщины берут с вас пример. Не знаю, могут ли они с почтением внимать наставлениям, исходящим из уст курильщицы.
— На уроке я делаю все как положено, — возразила Никки. Мысленно она велела себе не забыть отменить рассказывание историй и заняться грамматикой, если эта командирша вздумает заявиться с ревизией.
— Надеюсь, что так, — процедила Кулвиндер.
Никки неловко протиснулась мимо нее, поднялась по лестнице и, войдя в класс, обнаружила всех своих учениц. Тарампал выбрала место на заметном отдалении от остальных.
— Никки! — воскликнула Шина. — Я записала рассказ. Это плод наших совместных усилий.
— Замечательно, — ответила Никки.
— Можешь прочитать вслух всему классу? — спросила Притам.
— Мне кажется, его должна прочесть Никки, — предложила Шина.
— Одну минутку, — сказала Никки. — Я только дам задание биби Тарампал.
— Обо мне не беспокойтесь, — фыркнула Тарампал. — Я буду трудиться над прописями.
— Зачем? — спросила Арвиндер. — Не будь такой букой.
— Скоро я научусь писать, а ты так и останешься неграмотной, — огрызнулась Тарампал.
Никки придвинула стул к женщине и стала искать в тетради упражнения по теме «Сочетание гласных и согласных». Там были картинки с изображениями предметов и самые простые коротенькие слова: «РОГ», «ЗУБ», «ЛУК».
— Я не знаю всех этих букв, — пожаловалась Тарампал. — Ты меня не научила.
— Делайте то, что знаете, — мягко сказала Никки. — Над остальным будем работать вместе.
Принявшись просматривать рассказ, Никки почувствовала, что вдовы пристально наблюдают за ней. Ее пенджабский оказался куда слабее, чем она ожидала, а неразборчивая скоропись Шины не походила на аккуратный печатный шрифт в учебниках.
— Не уверена, что смогу это прочесть, Шина, — проговорила девушка, прищуриваясь.
Шина вскочила с места.
— Тогда давай я.
Она забрала у Никки листки. Другие вдовы остались сидеть, на их лицах читались нетерпение и предвкушение. Никки, переводя взгляд с одной на другую, старалась отогнать неприятное предчувствие, что над ней решили подшутить.
Шина начала читать.
— Это история о мужчине и женщине, которые любят кататься на машине. Мужчина стройный красавец, а женщина — его жена. У них нет детей и много свободного времени.
Шина сделала эффектную паузу и, перед тем как продолжить, выразительно покосилась на Никки.
Однажды они ехали по пустой дороге, и у них кончился бензин. На улице уже стемнело, и им сделалось страшно. А еще было холодно, поэтому мужчина остановил машину и обнял жену, чтобы она перестала дрожать. На самом деле она притворялась, что дрожит. Ей хотелось прижаться к нему. Хотя женщина уже много раз обнималась с ним, ей захотелось близости в этой темной машине.
Мужчина начал чувствовать себя героем, ведь он защищал жену. Он провел ладонями по ее спине, добрался до ягодиц и крепко сжал их. Жена придвинулась к нему и поцеловала. Ее руки тоже скользнули вниз…
— Ладно, хватит, — прервала чтение Никки.
Она забрала листки у Шины и велела ей сесть. Все женщины в классе хихикали, кроме Тарампал, уткнувшейся лицом в книгу. Никки пробежала взглядом по странице. Ее внимание привлекла фраза: «Пульсирующий член цветом и размером напоминал баклажан, и когда женщина обхватила его руками и поднесла к губам, мужчина пришел в такое возбуждение, что у него задрожали колени». Никки ахнула и уронила листки на стол.
Теперь женщины смеялись в голос, и их голоса эхом отдавались в коридоре. Эти звуки донеслись до двери кабинета Кулвиндер Каур, которая обернулась и прислушалась, однако смех стих так же быстро, как начался.
— Что такое? — невинно поинтересовалась Шина.
— Я не такие истории себе представляла, — ответила Никки.
— Не надо удивляться. Ты ведь и сама читаешь именно такие истории, — вставила Манджит. — И даже купила целую книжку.
— Я купила ее в шутку, для сестры!
Так-то оно так, однако «Красный бархат» давно перекочевал из пакета благотворительного магазина на прикроватную тумбочку Никки, и пока что она не имела намерения убирать его оттуда.
— Не поняла, почему в шутку? Обычно сестра получает от тебя в подарок другие книги? — поинтересовалась Притам.
— Минди довольно чопорная, — объяснила Никки. — Я решила, что эти рассказы напомнят ей, что нужно быть проще, вот и всё.
Кажется, эти вдовы ухмыляются? Они словно бросают ей вызов. Никки откашлялась.
— Полагаю, на сегодня с рассказами покончено.
Женщины застонали, когда Никки продемонстрировала им плакат с алфавитом.
— Сегодня будем проходить согласные.
— Только не эта чепуха, — воскликнула Арвиндер. — «А» — арбуз, «Б» — бабочка? Не обращайся со мной как с ребенком, Никки.
— Вообще-то «А» — гласная. Помните? Какие еще гласные вы знаете?
Арвиндер насупилась и не ответила. Остальные вдовы тупо уставились на преподавательницу.
— Давайте, дамы. Это очень важно.
— В прошлый раз ты говорила, что на уроках мы сможем рассказывать истории, — запротестовала Притам.
— Правильно. Наверное, мне не следовало этого говорить. На самом деле меня взяли на эту работу для того, чтобы я научила вас писать. Этим я и должна заниматься.
Девушка еще раз взглянула на листки, лежавшие на столе. Узнай Кулвиндер обо всем этом — она обвинит Никки, что та намеренно сбивает вдов с пути истинного.
— Почему тебе не нравится история Шины? — спросила Притам. — Мне казалось, современные девушки гордятся своей прогрессивностью.
— Ей не нравится, потому что она такая же, как все, — заявила Арвиндер. — Все те, кто говорит: «Не обращайте внимания на этих вдов. Без своих мужей они пустое место».
— Я вовсе так, не думаю! — возмутилась девушка, хотя замечание Арвиндер было не так уж далеко от истины. Само собой, Никки ожидала, что пожилые пенджабки окажутся куда более чувствительными и деликатными.
— В Индии мы были бы невидимками, — продолжала Арвиндер. — Кажется, и в Англии ненамного лучше. Ты, верно, считаешь, что с нашей стороны предосудительно обсуждать подобные вещи, ведь мы и думать о них не должны.
— Я и не говорю, что сам рассказ плох или тема сомнительна. Просто очень неожиданно…
— Почему? — с вызовом спросила Шина. — Потому что наши мужья умерли? Позволь сказать тебе, Никки: нам хорошо известно, что такое желание.
— Мы все время об этом говорим, — добавила Манджит. — Окружающие смотрят на нас и думают, что мы от нечего делать сплетничаем дни напролет, но какой в таком занятии смысл? Гораздо интереснее обсуждать то, чего нам не хватает.
— Или то, чего у нас вообще никогда не было, — сухо вставила Арвиндер.
По классу прокатился смех. На этот раз шум отвлек сосредоточенную Кулвиндер в тот момент, когда она заканчивала ряд в судоку.
— Говорите тише, — взмолилась Никки.
— Давай, Никки, — настаивала Притам. — Будет весело. У меня в голове зреет замысел. Очень соблазнительный финал для моего любимого сериала — куда лучше настоящего.
— Капил и Аня наконец сойдутся? — полюбопытствовала Манджит.
— О, еще как! — ответила Притам.
— По ночам, когда я мучаюсь бессонницей, рассказываю сама себе истории о мужчинах и женщинах, — призналась Манджит. — Это лучше, чем считать овец или пить снотворное. Здорово помогает расслабиться.
— Не сомневаюсь, — усмехнулась Шина, поведя бровью. Женщины снова расхохотались.
— Я уверена, что даже у Тарампал найдутся какие-нибудь истории, — заявила Арвиндер.
— Оставьте меня в покое, — мрачно огрызнулась Тарампал.
Внезапно дверь распахнулась. На пороге стояла Кулвиндер Каур, скрестив руки на груди.
— Что тут происходит? — грозно осведомилась она. — Я слышу шум даже из своего кабинета.
Несколько мгновений женщины ошарашенно молчали, после чего Притам Каур сказала:
— Прости. Мы смеялись, потому что я не могла произнести ни слова.
— Да, — подтвердила Арвиндер. — Никки сказала по-английски «баклажан», но мы не сумели повторить.
Женщины снова прыснули со смеху. Никки улыбнулась Кулвиндер, как бы говоря: «Что тут поделаешь?» И накрыла ладонью лежащий на столе рассказ.
К счастью, ближе всех к двери сидела Тарампал. Ее раскрытая тетрадь выглядела вполне убедительно. Никки только надеялась, что «бука» не выдаст остальных. Вид у нее по-прежнему был жутко недовольный.
— Мне нужно поговорить с вами наедине, — заявила Кулвиндер Никки.
— Конечно, — ответила Никки. — Шина, не могла бы ты написать алфавит на доске? Когда вернусь, проверю у всех задания.
Она строго посмотрела на Шину и вслед за Кулвиндер вышла из класса.
Кулвиндер пристально уставилась на Никки.
— Я взяла вас на работу, чтобы вы учили этих женщин, а не трепались попусту, — сказала она. — Не знаю, чем они занимаются, но на учебу это не похоже.
Через стекло в двери Никки увидела, что вдовы устремили взгляды на доску, которую Шина прилежно заполняла буквами. Тарампал склонилась над столом, ожесточенно водя карандашом по бумаге. Затем подняла взгляд, чтобы сравнить свою «Д» с буквой, написанной на доске Шиной.
— Никто не говорил, что учеба не может быть веселой, — заметила Никки.
— Эта работа требует определенной респектабельности и профессионализма. У вас с респектабельностью туговато, коль скоро вы бегаете курить на задворках храма. И в вашей профессиональной пригодности я очень сомневаюсь.
— Я отлично справляюсь, — возразила девушка. — Делаю именно то, чего вы от меня хотели.
— Будь это так, мне не пришлось бы призывать вас к тишине. Надеюсь, вы отдаете себе отчет: любая маленькая оплошность — и кружок могут тотчас прикрыть! У нас и без того очень маленький состав.
— Послушайте, Кулвиндер, я понимаю, вы хотите, чтобы работа кружка наладилась, но мне неприятно находиться под надзором. Это мешает. Женщины учатся. Я прошу вас перестать вмешиваться и позволить мне выполнять свою работу.
Казалось, на лицо Кулвиндер надвинулась грозовая туча. Губы ее вытянулись в зловещую тонкую линию.
— По-моему, вы забываетесь, — произнесла она неожиданно низким, спокойным голосом. — Я ваша начальница. Это я приняла вас на работу. Вам следует благодарить меня за этот шанс, учитывая, что единственное ваше умение — разливать пиво по бокалам. Вам следует благодарить меня за то, что я призываю вас сосредоточиться на работе. А еще за то, что я выношу вам предупреждение. Я явилась сюда не спорить, а напомнить вам о ваших обязанностях, про которые вы, похоже, подзабыли. Понятно?
Никки с трудом сглотнула.
— Понятно.
Кулвиндер выжидающе смотрела на нее.
— Благодарю вас, — пролепетала Никки. Слезы унижения жгли ей глаза.
Девушка несколько минут подождала, прежде чем вернуться в класс. Ученицы уставились на нее широко распахнутыми от любопытства глазами. Даже Тарампал оторвалась от своего учебника.
— Мы должны вернуться к работе, — объявила Никки, ожесточенно моргая.
К счастью, возражений не последовало. Арвиндер, Тарампал, Притам и Манджит получили задание по согласным. Шина выполняла упражнение по убедительной речи. Пока женщины занимались, Никки снова и снова прокручивала в голове унизительный спор. Она внушала себе, что Кулвиндер, вероятно, отчитывает всех подряд, но всё же ее резкие слова задели девушку за живое. «Единственное ваше умение — разливать пиво по бокалам… Вы подзабыли об обязанностях…» Никки честно пыталась приохотить вдов к учебе, чтобы избежать неприятностей, но разве Кулвиндер оценила ее старания? Никки стремилась сделать как лучше. И все равно схлопотала нагоняй.
Девушка погрузилась в размышления, не замечая, как бежит время. Даже стычки с мамой не оставляли у нее такого ощущения беспомощности. Если Кулвиндер такая начальница, можно вообразить, какой она была матерью своей строптивой дочери!
Никки посмотрела на часы.
— Все закончили? — спросила она.
Женщины кивнули. Никки собрала листки с заданиями. У Арвиндер рука дрожала, отчего «Н» получались у нее похожими на «М», но она не сдавалась, пока не добралась до самой последней согласной. У Притам почерк был более четкий, но она не успела написать все буквы. Манджит совершенно проигнорировала согласные, решив вместо этого написать наверху листка ряд гласных, точно для закрепления ранее пройденного.
Что еще оставалось делать, кроме как скармливать ученицам всё новые упражнения и задания? Это нанизывание букв на строчки казалось столь же унылым и скучным, как и вся прочая монотонная работа, которой были заполнены дни этих вдов. Если продолжать в том же духе, женщины просто перестанут сюда приходить. Никки уже ощущала их нетерпение. Она просматривала работы, а в ее душе разгорался протест. Да, ее наняли преподавать английский, но ведь она согласилась на это только потому, что думала, будто станет вдохновлять женщин, разве не так? Если вдовы хотят делиться эротическими историями, кто она такая, чтобы им запрещать?
— Вы все сегодня усердно потрудились, — сказала Никки. — Это полезные упражнения, — она снова раздала листки женщинам. Потом улыбнулась. — Но я думаю, что ваши истории намного полезнее.
Женщины переглянулись и ухмыльнулись. Лишь Тарампал нахмурилась и скрестила руки на груди.
— Я обязуюсь и дальше учить вас читать и писать, — сказала ей Никки. — Но остальные могут заняться рассказами. Однако с этого момента нам надо будет стараться вести себя тише воды ниже травы.
— Увидимся во вторник, — сказала Шина, направляясь к выходу.
— Тогда до встречи, — ответила Никки. — О, и если увидишь биби Кулвиндер, не забудь поблагодарить ее.
«И послать на хрен», — добавила она про себя.
В следующий вторник Никки оставила в запасе немного времени для того, чтобы быстренько нейтрализовать запах — это умение она довела до совершенства еще будучи подростком. Перед тем как закурить, девушка стягивала волосы в тугой пучок и снимала куртку, чтобы уберечь ее от навязчивого табачного дыма, а в конце принимала дозу убойных мятных леденцов и душилась вонючим парфюмом.
Как раз в тот момент, когда Никки обливалась духами, перед ней замаячила чья-то физиономия и тут же исчезла из поля зрения.
— Извините, — сказал обладатель физиономии. Никки лишь мельком успела взглянуть на незнакомца, однако заметила, что он симпатичный. Через мгновение она вышла из своего убежища и увидела мужчину, прислонившегося к стене.
— Прошу, свободно, — сообщила она.
— Спасибо, — ответил незнакомец, занимая ее место. — Мне просто нужно позвонить.
— Конечно, — сказала Никки. — Я тоже звонила.
— Нет, вы явно курили. Это не очень полезно для здоровья, — возразил незнакомец, закуривая. — Вам лучше бросить.
— Вам тоже.
— Совершенно верно. Мне только кажется или тайком курить намного приятнее?
— Намного, — согласилась Никки. В школьном возрасте она курила в парке за домом, и каждый раз, когда в окне мелькал силуэт мамы или папы, у нее зашкаливал адреналин. — Особенно когда предки в пределах видимости.
— Когда-нибудь попадалась?
— Нет, а ты?
— О да.
Незнакомец глубоко затянулся и устремил взгляд вдаль. Никки исподтишка наблюдала за ним. Попытка парня напустить на себя таинственность показалась ей глупой, но, как ни странно, понравилась.
— Я Никки.
— Джейсон.
Девушка удивленно подняла бровь.
— Так вот какие имена дают пенджабским мальчикам в Америке?
— Кто сказал, что я американец?
— Значит, канадец? — предположила Никки. Она определенно уловила акцент.
— Американец, — признался Джейсон. — И пенджабец. И сикх, само собой, — он кивком указал на храм. — А ты?
— Британка, пенджабка, сикх, — ответила Никки. Давненько она так не представлялась. «Интересно, — подумала девушка, — вдовы тоже относят к ней все эти определения? И в какой пропорции?»
— А как твое настоящее имя? — спросила она у Джейсона.
— Джейсон Сингх Бхамра, — Джейсон прищурился. — Похоже, ты удивлена.
— Я была уверена, что Джейсон — англизированная версия твоего настоящего имени.
— Родители назвали меня так, чтобы американцы тоже могли выговорить. В этом отношении они были дальновидны. Как и твои, насколько я понимаю.
— Увы, нет, — ответила Никки. — Я никогда не представляюсь полным именем. Оно фигурирует только в моем свидетельстве о рождении. Меня никто так не зовет.
— Начинается на «Н»?
— Все равно не угадаешь.
— Навиндер?
— Нет, — Никки уже жалела, что соврала насчет своего имени. Ей просто захотелось поинтересничать: «Никки» — это так заурядно. Она была младшей дочерью, и родители решили, что и так сойдет.
— Наджпал?
— Вообще-то…
— Нагиндер? Навдип? Нариндер? Нилам? Наушил? Навджхот?
— Нет, — призналась Никки. — Я пошутила. Никки — мое настоящее имя.
Джейсон улыбнулся и сделал очередную затяжку.
— Ну вот, упустил хорошую возможность. Я хотел сказать: «Если угадаю, ты дашь мне свой номер?»
«О боже! — подумала Никки. — До чего банально!»
— Ну, очевидно, никто не откажется от попытки подцепить девчонку в темном закоулке.
Джейсон протянул Никки сигаретную пачку.
— Еще по одной?
— Нет, спасибо, — сказала она.
— Так что насчет номера?
Никки помотала головой. Инстинктивно. Она знать не знает этого Джейсона Бхамру. Девушка снова украдкой взглянула на собеседника и заметила небольшую ямочку у него на подбородке. А он ничего, симпатичный.
— Дело принципа, — объяснила Никки, надеясь, что он будет настаивать. — Мы же в храме.
— Черт, — усмехнулся Джейсон. — У тебя есть принципы!
— Имеются кое-какие. Я подумываю добавить в их список «Не курю», но пока что не получается.
— Это почти невозможно, — согласился Джейсон. — Несколько лет назад я пытался бросить курить, а в итоге решил бросить пить. Думал, разделаюсь хотя бы с одной вредной привычкой — и будет мне счастье.
— Ты не пьешь?
— Продержался целую неделю.
Никки расхохоталась. И тут ее осенило.
— Бывал когда-нибудь в пабе «О’Райлис» в Шепердс-Буше?
— Не-а. Зато я бывал в саутолльском пабе на Бродвее. Ты знала, что там можно расплачиваться рупиями?
— Какой смысл, если зарплата в фунтах!
— Верно. Так, значит, паб «О’Райлис»…
— Рупии не понадобятся. Я хожу туда почти каждый вечер. На работу, а не потому, что алкоголичка.
Джейсон расплылся в улыбке.
— На этой неделе тоже работаешь?
— Почти каждый вечер, — ответила Никки. Уходя, она ощущала спиной его взгляд.
— Никки! — окликнул ее Джейсон. Девушка обернулась. — Это сокращение от Николь?
— Я действительно просто Никки.
Девушка сдерживала улыбку, пока не скрылась из виду. По коже у нее бежали мурашки, словно она шагала сквозь легкий туман.
— Я записала историю Манджит, — объявила Шина, как только Никки вошла в класс. — Ту самую, которую она рассказывает сама себе перед сном.
— Прекрасная история, — заявила Притам. — Вчера Манджит поведала мне ее на рынке.
Манджит сконфуженно отмахнулась от похвалы. Шина протянула Никки три усеянные каракулями страницы.
— «Смотрины, — прочитала Никки. — Плоская темная родинка у Сони… э-э… на по…» — девушка сощурилась.
— У Суниты, — поправила ее Манджит. — На подбородке.
— Простите, — Никки стала водить пальцем по буквам гурмукхи, точно пытаясь их распутать. — «Плоская темная родинка у Суниты на подбородке напоминала грязное метро. Когда она была котенком, ее отмели…»
Что-то не то. Девушка растерянно посмотрела на женщин.
— Эй, — воскликнула пораженная Притам. — Что ты делаешь с ее рассказом?
— Изо всех сил пытаюсь его прочесть.
— Дай ей время. Не надо ждать, что Никки сумеет с лёту разобрать гурмукхи. Она ведь не из Индии, — заметила Шина.
— Я говорю лучше, чем пишу, — призналась Никки.
— Да ты вообще по-пенджабски ни бе ни ме, — фыркнула Притам. — В прошлый раз ты показала нам букву «С» — «собака», а потом перевела: «кутти» вместо «кута». Это же ругательство! А ты еще повторяла: «кутти, кутти».
— Как будто обзывала нас суками, — объяснила Шина по-английски.
— Простите, — пробормотала Никки. — Шина, ты сумеешь разобрать собственный почерк?
Шина взглянула на листок и пожала плечами.
— Я торопилась, когда записывала.
Манджит робко подняла руку.
— Я знаю свой рассказ наизусть.
— Тогда валяйте, — сказала Никки.
Манджит сделала глубокий вдох и выпрямилась.
Смотрины
Плоская темная родинка на подбородке Суниты напоминала грязное пятно. Когда она была ребенком, ее отвели к местной гадалке, которая предрекла, что родинка принесет много бед.
— Большая родинка — точно третий глаз, — объяснила гадалка. — Девочка будет отличаться буйным воображением и чрезмерной разборчивостью.
Предсказательница не ошиблась. Сунита нередко витала в облаках и очень быстро выносила суждения об окружающих. Когда девушка достигла совершеннолетия, ее матери Далприт пришло на ум, что дочь могла бы повысить свои шансы на замужество, если бы ей предоставили возможность выбирать между двумя достойными женихами из приличных семей. И вот Далприт договорилась, что Дхаливалы познакомятся с Сунитой во вторник, а Рандхава — в среду. Однако в последний момент поезд Дхаливалов задержался, и они сообщили, что смогут прийти только в среду. Мать Суниты запаниковала. Она не могла отменить их визит. С другой стороны, было бы невежливо переносить встречу с другим семейством.
Сунита узнала об этой накладке, потому что подслушала, как мать делится с благонадежной соседкой:
— Если бы моя дочь пользовалась спросом, у меня, наверное, была бы возможность торговаться. Но Сунита со своей безобразной родинкой — незавидное приобретение. Придется как-то выкручиваться, чтобы эти семьи не проведали друг о друге. У меня нет выбора.
Хотя слова матери причинили Суните боль, девушка понимала, что та права. Родинка и впрямь ее не красила. В школе это уродливое пятно служило мишенью для издевательств жестоких девчонок, а ныне отвлекало внимание потенциальных женихов от ее прекрасных черт. Все карманные деньги Сунита тратила на дорогие кремы, чтобы высветлить родинку, но кремы не помогали. Ее единственной надеждой было выйти замуж за богача, который сможет оплатить операцию по удалению. По этой причине Суните не терпелось поскорее познакомиться с женихами. Но, не желая отдавать свою судьбу в руки посторонних людей, она выдвинула блестящую идею.
— Мама, давай примем обе семьи одновременно, но в разных комнатах. Рандхава могут расположиться в гостиной, а Дхаливалы — на кухне. Пока ты общаешься с одними, я буду разливать чай другим. А потом поменяемся местами.
План был безрассудный, но он мог сработать. Состоятельная семья Суниты занимала просторный дом. И в кухне, и в гостиной стояли большие столы, за которыми можно было с удобством разместить гостей. Далприт согласилась, поскольку не могла предложить ничего лучше. Бедная женщина уже не чаяла выдать дочь замуж. Говорят, женщина без мужа — что лук без стрелы. Далприт соглашалась с этой пословицей, но полагала, что мужчина без жены и того хуже. Взять хотя бы их соседа. Он уже седеет, а до сих пор ходит в холостяках. Окружающие прозвали его Профессором, потому что он тратил все свое время на чтение, но Далприт считала его маньяком. Однажды, когда Сунита развешивала на веревке во дворе постиранное белье, Далприт заметила, что сосед наблюдает за девушкой из окна верхнего этажа. Когда Сунита выйдет замуж, он, конечно, сообразит, что неприлично так пялиться?
Настал день смотрин. Далприт разбудила Суниту и строго наказала ей запудрить родинку дорогой пудрой песочного оттенка, соответствовавшего тону кожи. «Ну и что это даст? — тотчас спросила себя девушка. — Рано или поздно жених все равно увидит». Тем не менее она замаскировала уродливое пятно.
Из окна спальни Сунита подсмотрела, как в дом входят Дхаливалы. Она мельком увидела их сына. У парня были широкие плечи и небольшая бородка, но тут до нее донесся голос жениха — такой высокий, что его можно было принять за голос его матери. Пока девушка готовила чай, она услышала, что на пороге появились Рандхава. Она вышла в гостиную с подносом сластей и украдкой оглядела второго жениха. У того были ласковые серые глаза, но из-под рубашки болезненно выпирали костлявые плечи. Он вовсе не мужественный красавец, о котором она мечтала. Сунита снова отправилась на кухню, вежливо извинившись перед Рандхава.
— Ну что? — спросила ее мать, когда они проходили мимо друг друга по коридору. — Которого выбираешь?
Суните стало жаль маму. Обычные смотрины не могли открыть ей то главное, что она хотела знать об этих мужчинах. Девушка, была так занята беготней между двумя семьями, что у нее не было времени представить, каково будет прижиматься обнаженным телом к телу каждого из женихов. В фантазиях Суниты смотрины происходили совсем по-другому. Мужчины стоят перед ней с обнаженными торсами и набухшими членами между голых ног. А она дает им возможность произвести на нее впечатление: прижаться теплыми губами к ее губам, поласкать ее решительными, опытными пальцами. Именно такие сцены с соседом Профессором она и представляла себе каждый вечер. Девушка знала, что мужчина наблюдает за ней, и это заставляло ее желать его еще больше.
— Оба ничего, — ответила Сунита матери.
— «Ничего»? — переспросила Далприт. — Что это значит? Какой из них тебе больше нравится?
Дочь не знала, что ответить. Мать решила, что она молчит, потому что стесняется, и отпустила ее. Сунита вернулась к Дхаливалам на кухню. Села напротив жениха и скромно потупила глазки. Если родители добрые люди, они незаметно предоставляют юной паре возможность получше изучить друг друга: намеренно отворачиваются или заводят оживленную беседу, которая позволяет парню и девушке смотреть друг другу в глаза. Сунита так и не дождалась этого. Госпожа Дхаливал была не слишком разговорчива и сидела очень близко к сыну, плотно прижавшись бедром к его бедру, так что Суните даже подумалось: уж не кормит ли она его с ложечки, не вытирает ли ему попку?
Через несколько минут Суните пора было возвращаться к Рандхава. Уставившись на плитки, девушка принялась фантазировать о молодом Дхаливале. «Поцелуй меня», — велела она, увлекая его на цветущий луг, раскинувшийся за их домом. Потом улеглась в высокую траву и почувствовала пьянящий аромат земли. Мужчина опустился на нее и осторожно скользнул языком ей в рот. Его руки прошлись от ее талии к грудям, которые он нежно обхватил ладонями и сжал. Блуза Суниты затрещала, распахнулась, и любовник обхватил губами ее сосок. По ложбинке между ее грудями скатилась капелька пота, и он слизнул ее. Девушка ахнула и изогнулась, ощутив прикосновение его твердого, набрякшего пениса к бархатистой выпуклости между ее раздвинутых ног…
— Хи-хи-хи-хи-и-и!
В грезы Суниты ворвался противный смех Дхаливала. Кто-то рассказал анекдот. Рассмеялись все, но громче всех — жених, обнаживший в ухмылке лошадиные зубы. Сунита не могла представить себе, чтобы такой рот был способен на нежные поцелуи.
— Я не выйду замуж за этого болвана, — сообщила она матери в коридоре.
Далприт с облегчением вздохнула.
— Хорошо. Во всяком случае у Рандхава брачный выкуп лучше, — ответила она, провожая Суниту до гостиной.
Сунита села перед Рандхава. В ней пробудился новый интерес к их сыну, поскольку молодой Дхаливал был отвергнут. Костлявость молодого Рандхава по-прежнему раздражала ее, но его серые глаза напоминали неподвижные дождевые лужи на тротуарах, в которых играют солнечные искорки. Девушка представила, как держит на руках своего первенца и смотрит в его глаза — такие же, как у отца. Разумеется, уже после того акта, во время которого был зачат этот младенец. Сунита опять погрузилась в мечты. На этот раз сцена происходила в супружеской спальне. На ней сверкающее украшениями красное платье, и молодой Рандхава медленно раздевает ее. С каждым новым проблеском обнаженной кожи он останавливается, чтобы полюбоваться женой. Наконец она остается без одежды и стоит перед ним, а он, опустившись на колени у ее ног, снимает с нее туфли. Потом берет ее на руки и осторожно кладет на кровать. Страстно целует и дразнящими движениями поглаживает внутреннюю сторону ее бедер…
На этом фантазия кончилась. Слишком уж неправдоподобно. У этого тощего, нескладного юноши не хватит сил поднять Суниту на руки. Пальцы у него будут неловкие, словно деревянные, и он будет неуклюже тыкать ими в нее — девушка поняла это по его манере лихорадочно и нетерпеливо макать печенье в чай. Рандхава тоже не умеет ласкать женщин. Он будет щипать и крутить ее соски, словно настраивая радиоприемник.
— Ни один из этих женихов мне не подходит, — объявила Сунита матери, когда обе семьи удалились. — За них замуж не пойду.
Ей и не предложили. Оба семейства отказались от Суниты. Дхаливалы сочли ее самовлюбленной. «Она все время разглядывала свои накрашенные ногти на ногах, а не сватов. Неблагодарная девчонка», — фыркнула миссис Дхаливал. Рандхава подслушали слова Далприт о брачном выкупе и страшно оскорбились. Они приняли сладострастие во взгляде Суниты за жадность, не догадавшись, что на самом деле девушка пыталась фантазировать об их сыне.
Далприт места себе не находила.
— Что же теперь делать? — рыдала она, вытирая уголки глаз дупаттой. — Разборчивая дочь послана мне в наказание. Она никогда не выйдет замуж.
Не в силах утешить мать, Сунита забралась на крышу своего дома и стала глядеть на небо. Где-то ходит по земле и ее суженый. Не мальчик. Мужчина. Она легла на спину. Это был смелый поступок. Любой, кто выглянет сейчас в окно, может увидеть эту одинокую девушку, лежащую в темноте и бросающую вызов миру. Над полями носился ветерок, и подол легкой блузы Суниты хлопал, точно подмигивающий глаз. Она раскинула руки и вытянула их в стороны как можно дальше. Но все равно недостаточно далеко. Лежа вот так на крыше, Сунита всегда представляла, как ее руки и ноги вытягиваются, удлиняются и обнимают всю землю.
Сунита ощутила чье-то незримое присутствие, и волосы у нее на загривке встали дыбом. Она села, огляделась и увидела, что в соседнем доме горит свет. За окном мелькнула тень. Сердце у девушки бешено забилось. Она обратила внимание на Профессора, как только он переехал сюда (ходили слухи, что мужчина женат, но теперь живет холостяком в доме своей сестры), однако никак не могла хорошенько рассмотреть его лицо, не рискуя при этом вызвать подозрения у матери. По широкой, уверенной походке Сунита поняла, что он опытный мужчина.
Дождавшись, пока Профессор снова пройдет мимо окна, Сунита стала расплетать свою целомудренную косу, которую носила по желанию матери. Она несколько раз пропустила пальцы сквозь волосы, чтобы те свободно рассыпались по плечам. Девушка пожалела, что не подвела глаза. Она покусала губы и ущипнула щеки, сделав их ярче.
Профессор снова подошел к окну и на этот раз задержался.
— Как ты туда попала? — осведомился мужчина. Его глубокий голос задел какие-то тайные струны в душе Суниты.
— Это не так уж трудно, — ответила она.
— По-моему, там опасно. Ты не боишься?
Сунита помотала головой, взвихряя волосы. Она чувствовала, что сосед не может отвести от нее глаз. Ободренная его интересом девушка улыбнулась.
— Я ничего не боюсь.
Сердце ее чуть не выскакивало из груди.
Профессор улыбнулся Суните в ответ и вылез из окна. В несколько стремительных прыжков он оказался на крыше рядом с ней. Хотя тело у него было мускулистое, двигался он почти бесшумно. По улице пронесся легкий ветерок, вызвав у Суниты дрожь. Не говоря ни слова, сосед притянул ее к своему теплому, сильному телу. От него исходил опьяняющий запах.
Сунита откинулась на крышу и закрыла глаза. Профессор перекатился к ней, сунул руки ей под блузу и стал умело играть ее затвердевшими сосками. Прикосновение его пальцев было уверенным и властным. Сунита выгнула спину и подняла руки, чтобы он мог стащить с нее блузу. После этого ее сосками занялся его рот; он неторопливо, по очереди ласкал их языком. Сунита задыхалась от приступов покалывающего наслаждения. В это мгновение она ощущала лишь теплые влажные губы на своей коже — все остальное будто растаяло. Когда мужчина потянул за шнурки ее шальвара, Сунита раздвинула ноги. Он удивленно поднял глаза. Наверное, раньше ему не встречалась такая смелая молодая женщина. Как раз в то мгновение, когда Сунита уже начала жалеть о своей пылкости, Профессор прижался губами к пульсирующему интимному месту между ее ног. Его искусный язык пробежался по теплым, влажным складкам и задержался на пульсирующем холмике, который дарил Суните наибольшее удовольствие. В ней стало набирать силу жаркое напряжение, и она дышала все прерывистее. Тяжесть в груди нервировала девушку. Она порывалась сесть, но в то же время хотела, чтобы возбуждение продолжало нарастать. Никогда еще Сунита не испытывала таких контрастных ощущений. Бедра у нее дрожали, а в животе пылал огонь. Пальцы на ногах поджались, а плечи совершенно расслабились. Ей казалось, будто ее швырнули в обжигающе холодную воду.
Наконец это случилось. По телу Суниты внезапно разлилась взрывная истома, и все мышцы неожиданно расслабились. Девушка застонала, вцепившись в волосы Профессора. Мужчина поднял на нее взгляд, и Сунита впервые смутилась. Она отвернулась, чтобы лицо оказалось в ночной тени. Прошло несколько секунд или часов — девушка не знала точно, потому что время в этих полях после наступления темноты словно исчезало.
Наконец Сунита обернулась. Профессора не было. Девушка в замешательстве села. На ней по-прежнему были шальвары, туго стянутые на талии шнурком, и блуза. Неужели это была всего лишь фантазия? Невероятно! Слишком уж острое наслаждение она испытала. Сунита перегнулась через край крыши и посмотрела на соседний дом. Окно в спальне профессора было закрыто, шторы задернуты.
Сунита не опечалилась. Возможно, сила ее воображения оказалась настолько велика, что сон на краткий миг превратился в реальность, но это означало лишь, что он может повториться. Спускаясь с крыши, девушка представляла, как те женихи, которым она отказала сегодня, сидят теперь дома с родителями и планируют следующие смотрины. Она дотронулась пальцами до родинки. Пот уже смыл пудру. Все они были неправы, решила Сунита. Наоборот, ей очень повезло иметь такую богатую фантазию.
Женщины были точно околдованы. Они сползли на краешки стульев и подались к Манджит, чтобы лучше слышать. Манджит сидела очень прямо, закрыв глаза и погрузившись в мир Суниты. Потом открыла глаза и робко покосилась на Никки.
— Простите, — прошептала она. — Я немного увлеклась.
— Не извиняйтесь. Это прекрасно. В вашем рассказе столько великолепных подробностей! — воскликнула Никки.
— Это все фантазия Суниты, не моя, — пролепетала Манджит.
— А Сунита — разве не ты? — спросила Притам. — У тебя тоже есть родинка.
— Ах, родинка Суниты — признак красоты, — сказала Манджит. — Моя же просто…
Она пожала плечами. Тут Никки обратила внимание, что женщина все время прикрывает рукой подбородок.
— Она чудесная, биби Манджит, — с чувством произнесла Никки. — Совсем как у Суниты.
Манджит состроила рожицу. Ее щеки порозовели от смущения.
— Пожалуйста, не надо так говорить. Маму моя родинка очень беспокоила. Она говорила, что это плохая примета и я никогда никого не найду.
— У твоей матери и без того было много причин для беспокойства, если ты могла думать только о том, как бы переспать с мужчиной, — заявила Тарампал.
— А тебе совсем не обязательно нас слушать, — отбрила ее Арвиндер. — Будь ты действительно сосредоточена на учебе, не обращала бы на нас внимания.
Тарампал побагровела. Трудно было понять, сконфузилась она или разозлилась.
— Понятно, что ваша мама ошибалась, — заметила Никки. — Вы нашла себе мужа.
— Да, но ведь не удержала, верно?
Остальные вдовы переглянулись.
— Ладно, Манджит, — твердо ответила Арвиндер. — Я же говорила, тебе не стоит так рассуждать.
— Почему же? — спросила Манджит. Ее глаза наполнились слезами.
— Что бы ни случилось, я уверена: вы не виноваты в смерти мужа, — сказала Никки.
Манджит усмехнулась.
— Муж не умер. Живехонек, здоровехонек. Он сбежал с медсестрой, которая ухаживала за ним после сердечного приступа.
— Ой, — воскликнула девушка. Бедная Манджит! Только теперь Никки поняла, что имела в виду Шина, говоря про «образ вдовы». Манджит одевалась как вдова, потому что ко вдовам больше почтения, чем к разведенным. — Мне очень жаль, — добавила она.
— Обычно все так и говорят, — ответила Манджит. — Извиняются передо мной. Хотя ни в чем не виноваты. Это он виноват.
— Вот именно! Он и эта блудливая медичка, — подтвердила Арвиндер. — А не ты.
Манджит покачала головой и утерла нос.
— Если бы я могла прожить жизнь заново, то брала бы пример с Суниты, — проговорила она. — Она знает, чего хочет. И та медсестра тоже. Она знала, чего хочет, и не стала себе отказывать.
— Ох, — подала голос Притам, вытирая уголки глаз дупаттой. — Какая трагедия.
— Хватит причитать, — шикнула на нее Шина. — Никки, скажи что-нибудь.
Никки растерялась. Женщины выжидающе смотрели на нее. Девушка вспомнила подробности рассказанной Манджит истории и представила себе Суниту, которая лежит на крыше, мечтая о будущем.
— Мне кажется, рассказ биби Манджит как раз и подчеркивает разницу между смелостью и вседозволенностью, — промолвила она. Шина быстро перевела последнее слово на пенджабский. — Я думаю, что смелость Суниты достойна восхищения, но уводить чужого мужа — некрасиво и жестоко.
— Ты тоже смелая, Манджит, — добавила Шина. — Иначе не поведала бы нам эту историю.
— Я боюсь рассказывать людям, что он натворил, — возразила Манджит. — Разве это не трусость? Я врала, что он умер во время поездки в Индию, чтобы мне не задавали вопросов. Даже уехала ненадолго к старшему сыну в Канаду, чтобы знакомые думали, будто я совершаю погребальную церемонию.
— Когда это случилось? — спросила Никки.
— Минувшим летом.
— Значит, совсем недавно.
— Как сказать. Они уже купили дом. Эта медичка тоже приехала в Англию из индийской деревни, но она из другого поколения, Никки. Такие девицы еще до свадьбы умеют дать мужчине все, чего он хочет.
— В мое время девушка узнавала обо всем от замужних сестер и кузин, — заявила Арвиндер.
Никки живо представила эту картину: молоденькая зардевшаяся Арвиндер в окружении хихикающих родственниц в сари, по очереди изрекающих мудрые наставления. Ей даже сделалось завидно. Она не могла и вообразить, что будет вот так же секретничать с Минди перед ее свадьбой.
— Как мило, — ответила девушка. — Вы давали друг другу советы.
— И очень полезные, — вставила Притам. — Например, моя кузина Дилджит сказала: «Возьми топленое масло гхи и смажь все внутри».
— Это я тебе велела, — поправила ее Арвиндер. — Старинный способ.
Шина расхохоталась.
— Посмотрите на Никки! — воскликнула она. Выходит, Никки не удалось утаить постыдные мысли. Она представила, как мама бросает кусок масла на дно разогретой тавы[19] и оно мгновенно тает. Теперь гхи будет ассоциироваться у нее с совсем другими вещами.
— Точно, это была ты! — вспомнила Притам. — А Дилджит велела мне быть осторожнее и всегда стараться стащить тайком от свекрови немного масла во время приготовления. Ведь было бы непросто пронести в спальню большие банки с топленым маслом так, чтобы остальные члены семьи не заметили.
— Разве вы не покупаете гхи в таких маленьких пластиковых контейнерах? — спросила Никки.
— В «Костко» его продают в больших стеклянных банках, — возразила Притам. — Зачем бросать деньги на ветер, покупая крохотные контейнеры?
— А мне посоветовали, как ублажить мужа, если ему приспичит, когда у меня месячные, — сказала Манджит. — Пусть сунет его тебе под мышку, а потом делай вот так, — и женщина принялась равномерно подергивать плечом.
— Но ты ведь так не делала! — воскликнула Шина.
— Делала, — ответила Манджит. — Ему понравилось. Сказал, что подмышка по ощущениям похожа на мое интимное место — такая же волосатая и теплая.
Никки в жизни так не старалась сохранить невозмутимое выражение лица. Она переглянулась с Шиной, зажавшей рот ладонями. Сквозь ее пальцы прорывались хрюкающие смешки.
— Многие женщины до первой брачной ночи даже не знали, чего от них ждут, — заметила Притам. — К счастью, я не из их числа, но можете себе вообразить мое удивление?
— Тебе повезло с матерью, — кивнула Арвиндер. — Я сообщила тебе все, что нужно было знать.
— В самом деле? — спросила Никки. — Вы очень прогрессивная.
Арвиндер, судя по всему, было хорошо за восемьдесят. Никки и представить себе не могла, чтобы кто-нибудь из маминых ровесниц рассказывал дочерям про тычинки и пестики. Она опять недооценила Арвиндер, да и Манджит тоже, с ее творческим подходом к альтернативным методам ублажения мужа.
— Ну, я решила, что это важно, — ответила Арвиндер. — Видит бог, я не знала, что такое настоящее удовольствие, пока мне не подарили электромассажер для плеч. Он отлично снимает напряжение в самых разных местах, скажу я вам.
Все весело рассмеялись. Никки хотела напомнить ученицам, чтобы не шумели, но, взглянув на лицо Манджит, прикусила язык: лучистые морщинки, заигравшие в уголках глаз, прогнали с лица женщины печаль. Манджит с благодарностью смотрела на вдов; молочно-бежевая дупатта соскользнула на плечи, и она не стала ее поправлять.