Эйнемида IV. Солнце нового мира.

Глава XII

Первым в Анфею вошёл личный отряд Анексилая ‒ закалённые в боях ахелийцы, не покидавшие своего командира с самого первого дня изгнания, штурмовавшие пузатые башни Терии и Сапиена, победители в битве у Собачьего камня, где их натиск обратил в бегство латарийцев Иреона. Навстречу высыпал народ, звучали славословия. Неведомо как добытые в опустошённом городе цветы летели под ноги вернувшихся соотечественников, но столь невелико было число встречающих, столь жалок их облик, и столь явственно чувствовался их страх, что зрелище напоминало траурную процессию. Воины в измятых доспехах шагали по осквернённым улицам родного города, растерянно озираясь по сторонам, и слёзы текли по их суровым лицам на давно нестриженные бороды.

За воинами последовали анфейские изгнанники в запылённых дорожных одеждах, шляпах и сандалиях, но c гирляндами свежесрезанных маков на посохах. Их жёны и дети шли подле отцов, самых маленьких несли на плечах. От этой картины щемило сердце даже у очерствевших после пережитого кошмара анфейцев.

Прошли по улицам закутанные войлоком варвары-лебетрийцы, нанятые Анексилаем на золото разграбленного Сапиена. Процокали копыта коней пиелийских наёмников. Прошёл отряд сенхейцев, встреченный слезами и благословениями. Наконец, пропела труба, и в воротном проёме появился Анексилай из рода Менетея, глава анфейских изгнанников, вооружённой рукой вернувший им утерянную родину, человек, которого пока негромко, но уже называли вторым основателем Анфеи. На белом коне, в белом хитоне и розовом плаще, в сверкающих позолоченных доспехах, прекрасный, точно юный бог, он въехал на исщербленную мостовую, и стены Анфеи едва не дрогнули от радостных криков горожан. Подле него ехали его родичи Менетеиды, а с ними избранные друзья и соратники: Бывший посланник в Герии Хиан, что привёл под знамёна Анексилая наёмников и заручился поддержкой царских наместников в Архене, флотоводец Гармоплит, вручивший Анексилаю остатки анфейского флота, и наконец сам философ Хилон, Вершитель союзов, чьими трудами вся Эйнемида поднялась против эферских беззаконий. Окружённый блестящей свитой, Анексилай ехал по Анфее. В его руках алела охапка красных ахелийских роз, а перед конём трое рабов нёсли на высоких древках широкие полотна, покрытые столбцами убористых надписей. Во взглядах, что бросали анфейцы на эти необычные знамёна, плескался затаённый испуг.

На площади Золотое яблоко, Анексилая встречали жалкие ошмётки анфейской аристократии, уцелевшие после месяцев непрерывной резни. Здесь же ждали своей участи избитые коленопреклонённые оборванцы с верёвками на шеях – малая часть тех, кто был поименован в распространяемых по всей Ахелике списках, точь-в-точь таких, какой несли сейчас перед Анексилаем. Завидев полководца, приговорённые застонали и принялись простирать к нему руки, умоляя о пощаде. Не удостоив их взглядом, Анексилай спешился, аккуратно положил цветы на розоватую брусчатку и поднялся по красным ступеням Анфеархии. Некогда обитые золотом, теперь же чернеющие обнажённым деревом, двери бывшего царского дворца затворились за его спиной.

***

Хилон устало наблюдал, как Анексилай обходит пустой зал заседаний – точно хозяин, вернувшийся в давно покинутый, но бесконечно любимый дом: неспешно, ласково улыбаясь, нежно трогая знакомые предметы, задерживая взгляд на непримечательных с виду мелочах. Надолго остановившись у мраморного постамента, где в древности помещался царский трон, теперь же белела табличка с надписью: «Да пребудет пусто вовеки», Анексилай обернулся.

– Вот мы и вернулись. Как я тебе и обещал, – сказал он. – Менетеиды всегда держат слово.

– Вернулись, – вздохнул Хилон, осматривая зал. Взгляд то и дело останавливался на чёрном пятне из-под содранной позолоты, на отбитой руке статуи, на куче мусора в углу – следы бесчинств, не пощадивших даже священнейшие из святынь. – Вернулись на пепелище.

– Да, не лучшее зрелище. Ну ничего, Анфее уже доводилось вставать из пепла. Главное, что это наша земля, наш город и мы теперь здесь. Мы всё восстановим лучше прежнего и спросим с тех, кто за это в ответе.

– С тех самых, что на агоре?

– А, эти, – Анексилай презрительно махнул рукой. – Там одна мелочь. Главные виновники ушли, а то простые грабители, поджигатели и всё в этом духе, ‒ он помолчал и зловеще добавил. ‒ Те, кто калечили моих коней тоже там. Знаешь, что я с ними сделаю? Око за око: велю ослепить, высечь до мяса и приставить к жерновам. Их даже кормить будут теми же гнилыми отрубями, и так пока не сдохнут. А всех, кто был в этих самых скиталиях, казнят по-архенски: палкой в проход.

– Ты и в самом деле намерен это сделать?

– Более чем. Не зря же я вёз от самого Сапиена архенских палачей. Им будет чем заняться.

– Нужна ли такая жестокость? Это отпугнёт людей.

– Не просто нужна – необходима. Лучше одним махом выполоть все сорняки, чтобы не пришлось делать это постоянно.

– Прополка… – скривился Хилон. – Такое избитое сравнение.

– Пускай. Мы не на диспуте, чтобы изощряться в оборотах. Мы действительно прополем анфейский сад, вырубим сорняки, чтобы дать простор цветам, и не пощадим ни одного, иначе прорастут новые. Истребим смутьянов с предателями сейчас, пока у нас есть повод. Оставим лишь тех, кто для злодейства либо слишком умён, либо слишком труслив. И вот тогда, с очищенным и исправленным народом, Анфея расцветёт снова.

Пока Анексилай говорил, c ним произошла удивительная перемена. Он будто засветился изнутри, распространяя волны властной, не терпящей ни малейшего противоречия силы. Лучик солнца из потолочного проёма запутался в его золотых волосах, точно маленькая сверкающая корона. Потомок царей в царском дворце, столь же неотъемлемая его часть, что и древние каменные стены. Хилону подумалось, что истинный облик этого человека он видит сейчас впервые.

– Жестокость вызывает ненависть, – промолвил он, просто чтобы что-то сказать.

– Только если она чрезмерна либо недостаточна. В меру использованная, жестокость вызывает восхищение и почтительный страх. Да, кстати: кое-кто из тех, что… – Анексилай на миг замялся, подбирая слово. – Были в твоём доме тоже там, на площади. Желаешь выбрать им наказание?

– Нет, – Хилон болезненно скривился. Перед глазами на мгновение встал образ женщины с ребёнком на фоне ревущего пламени. – Нет, делай с ними, что хочешь.

– Хорошо. Значит их сожгут заживо. Я прикажу взять лучшие дрова, чтоб ни малейшего дымка, и огонь развести послабее. Это не должно закончиться быстро.

– Ты так уверен, что это именно они? Не боишься сжечь невиновного?

– Разве до сих пор был хоть один повод усомниться в моих сведениях?

– Ах да, эти твои друзья в Ахелике, кто бы они ни были. Да, их осведомлённость… необычна.

– Необычна, и всё? – Анексилай самодовольно рассмеялся. – Мы знали поимённо десятников в войске Иреона и имеем карту тайников с награбленным при мятеже.

– Невероятна, если тебе угодно. Не поверил бы, что такое возможно, но видел всё своими глазами и сам испытал, раз уж меня выкрали с плахи. Если ты скажешь, что твои друзья – даэмоны либо духи, тоже поверю.

– О нет, мои друзья принадлежат миру смертных как мы c тобой, – Анексилай загадочно улыбнулся, взглянув куда-то за плечо собеседника. – И ты даже можешь встретиться с кое с кем из них.

Хилон обернулся вслед за его взглядом и отшатнулся, словно в лицо неожиданно ткнули раскалёнными клещами.

– Т-ты… – выдохнул он, чувствуя, как позолоченный мрамор пола уходит из-под ног.

– Калимера, Хилон, рада видеть тебя в здравии. – Молтис посмотрела на Хилона с безмятежным спокойствием. Словно не было ни удара кувшином по голове, ни крика «Смерть тиранну!» на пропитанном кровью помосте. Просто встреча недавно расставшихся приятелей.

– Ч-что… – Хилону потребовалось глубоко вдохнуть, заполняя мгновенно опустевшие лёгкие. – Что здесь делает эта… эта женщина?!

– Она здесь по моему приглашению, – Анексилай, кажется, наслаждался происходящим. – Молтис моя гостья. Дорогая гостья.

– Ты сошёл с ума! Это же Молтис! Молтис! Или ты забыл, что она сделала?!

– Что за неучтивость, друг мой? К чужеземным посланникам следует обращаться подобающе. Позволь тебе представить, Хилон: сокрытая Молтис.

– Сокрытая?! – слово ударило, точно вой сирены, слишком чудовищный, чтобы его воспринимали сознание и слух. Хилону казалось, что он находится в каком-то безумном, порождённом лихорадкой сне. – Сокрытая Молтис?!

– Что ты, Анексилай, мы с Хилоном старые друзья, – жемчужно улыбнулась гетера, умудрившись послать чарующий взгляд обоим мужчинам сразу. – Разве между нами нужны церемонии? Для тебя, Хилон, я, как и прежде: просто Молтис.

– Она из Энма… – пробормотал Хилон, пытаясь увязать происходящее в голове.

– Солнце зашло, и восходит звезда, – сказала Молтис.

– Да, Хилон, – кивнул Анексилай. – Я сам не поверил, когда узнал, но наша дорогая Молтис действительно ксилийка – и самый ценный из моих союзников.

– Твой союзник? Предательница, по горло замаранная кровью анфейцев, она твой союзник?

– На твоём месте я бы выбирал выражения, иначе тебя назовут неблагодарным.

– Я должен её благодарить? Она ударила меня кувшином…

– Не следовало же мне дожидаться, пока тебя ударят дубиной или ножом, – Молтис пожала плечами. – Прости, Хилон, но лежать тебе тогда было полезнее, чем стоять.

– А во время казни, именно она подменила яд в твоём кубке…

– Она подменила яд?! Но как… – воскликнул Хилон и осёкся. Он вспомнил, кто именно притащил на площадь приготовившего отраву жреца.

– Самым трудным было убедить их не забить тебя дубинами, – сказала Молтис. – «Бедный» жрец был моим человеком. Обмануть юного дурачка, который пошёл с ним в храм, ему ничего не стоило. Когда ты «умер», пришлось отвлечь толпу, чтобы им не пришло в голову растерзать твоё тело – обнаженная грудь в этом изрядная подмога, а для верности я тогда показала и то, что ниже. Мы потихоньку выбросили тебя собакам, ну а потом подобрали, вывезли из города и передали Анексилаю.

– Вот тонкая работа, Хилон, – Анексилай назидательно поднял палец. – О таком можно слагать песни, клянусь тебе. Кто ещё бы так справился в таком безнадёжном положении? Если бы не Молтис, лежать бы тебе в яме. Разве это не стоит благодарности?

– Бойся энмийца, – пробормотал Хилон. – Приносящего дары же – вдвойне.

– Ты несправедлив, – деланно обиделась Молтис. – Мы заботимся исключительно о благе наших союзников.

– О благе, конечно же о благе, – ухмыльнулся Анексилай. – Действительно, Хилон, Молтис и её ксилийские друзья оказали нам неоценимые услуги. Сведения обо всём, что творится в Анфее, помощь в спасении наших сторонников, ну а за голову Харидема я готов ей простить вообще всё…

– Харидема? – Хилон не без труда оторвал взгляд от хитросплетений узора на каменном полу. – Его казнили...

– Казнили, ха! Харидема прикончила Молтис, причём ещё вернее, чем если бы придушила своими руками, а с ним Силана и кое-кого ещё… – Анексилай замешкался, коротко обменявшись взглядами с гетерой.

– Всех, кто мог навести в Анфее порядок, – закончил за него Хилон.

– Именно так. Нам было совсем не нужно, чтобы Харидем, Лампрокл и прочие сладили с чернью, и Молтис замечательно позаботилась об этом. У палочников не было недостатка в поводах для кровопролития, а против всех, кто пытался возражать, своевременно находились обвинения, – Анексилай криво усмехнулся. – Поэт бы сказал, что она раздувала огонь мятежа до тех пор, пока он не выгорел дотла.

– И сколько в этом огне погибло анфейцев? Ты ведь понимаешь, что только что признал вину в гибели сограждан?

– Мятежники, предатели, убийцы… – Анексилай презрительно скривился. – Скольких наших друзей погубили Харидем с сообщниками? Тебе их правда жаль?

– Харидема я жалеть не собираюсь, но умирали не только они. Земледельцы, ремесленники, моряки – народ. Убийства, голод – погляди на Анфею: она похожа на кладбище!

– Было бы лучше, если бы им правил не Ктесипп, а Харидем? Да, может убили бы поменьше, и зерном распорядились поумнее, но умерло бы всё равно немало.

– Но всё же меньше…

– Меньше-больше… Прекрати, Хилон, – Анексилай раздражённо передёрнул плечами и принялся возбуждённо ходить взад-вперёд. – Да, померло бы парой простолюдинов меньше, так они погибли бы потом, возможно даже сражаясь против нас. Все люди смертны, но оттого, что некоторые из них умерли немного раньше, здесь находимся сейчас мы с тобой, а не латарийцы с эфериянами. Вот что важно, – он обвёл руками вокруг себя. – Наш город, наша земля, всё это принадлежит нам, истинным анфейцам. Взамен погибших анфейские женщины родят других, был бы жив сам город.

– Камни важнее людей…

– Смотря какие камни. Эти ‒ важнее, и нас с тобой в том числе. Слишком много труда и крови отдали наши предки, чтобы воздвигнуть их друг на друга. Да и потом, ты говоришь: «страдали люди», а кто они, эти люди? Признаюсь тебе честно, для меня люди – это те, кто бился за свою свободу либо вместе с нами, либо здесь, как Молтис. Остальные же… Клянусь волосами Аэлин, разве не сами они повинны в своих страданиях? Разве не из-за их равнодушия либо дерзости в Анфее возвысились такие, как Харидем и Ктесипп? Сколько дурных решений было принято анфеархией только из-за того, что народу внушили, будто он сам способен чем-то управлять?! Вот он и ощутил последствия на собственной шкуре! И, клянусь всеми богами, это благо! Анфейцы должны были испытать всё полностью, до конца, иначе так бы всё шло и дальше, пока демос, сам того не заметив, не сгубил бы город окончательно. Народ, Хилон, в сущности своей, зол, что бы ни плели демагоги. Народ – это приличное название для толпы, а толпа – безумное и безмысленное чудовище, уничтожающее всё вокруг, даже самое себя, если его вовремя не обуздать. Пока народом правит кто-то достойный, это незаметно, но если народ уверует, что ему не нужна узда, быть беде. Теперь же, когда народ, пусть и калёным железом, но исцелён от порока, с ним можно делать великие дела, подобные тем, что вершили наши предки!

Пока Анексилай говорил, Хилон отстранённо разглядывал сверкающие золотом бляшки на поясе полководца. Что-то важное ускользало от него, что-то имеющее первостепенное значение.

– Как давно ты знаешь? – спросил он наконец.

– Знаю что? – удивился Анексилай.

– Что… Молтис, – имя, которое привык ненавидеть, произнеслось не без труда. – Что Молтис из Энма.

– Не слишком давно… – осторожно промолвил полководец, вновь обменявшись взглядами с гетерой.

– Я не намерен обвинять тебя в пособничестве Энму, но мне нужно знать. Ты, помнится, нанимал Серебряную вуаль, чтобы расследовать дела Харидема – задолго до Калаиды. Они тоже ксилийцы...

– Ну что ж, – Анексилай вздохнул. – Да, я знаю об этом достаточно давно: несколько лет. Кое-что тогда показалось подозрительным, я решил разузнать подробнее, и тогда наша дорогая Молтис открылась мне сама. Прояснив всё между собой, мы поняли, что наши цели совпадают, хотя бы в отношении эфериян и их друзей…

– Значит давно. Как получилось, что, зная столько о заговоре Харидема, ксилийцы не предупредили о начале мятежа?

В наступившей тишине особенно ясно зазвучал щебет птиц за окном. Анексилай и его сообщница внимательно смотрели на Хилона, не говоря ни слова.

– Мятеж был хорошо подготовлен, – развил мысль Хилон. – Эферские наёмники, одинаковые оружие и одежда у палочников, командиры, военный порядок. Такое невозможно не заметить, в особенности, если ищешь именно это.

– Он умный, – промолвила Молтис после долгого молчания. – От него бесполезно скрывать…

– А я и не собирался скрывать, – резко оборвал её Анексилай, не сводя глаз с Хилона. – У меня нет обычая таиться от друзей. Я лишь ждал подходящего времени.

– Подходящего для чего? – поднял бровь Хилон.

– Мы не знали об эфериянах в порту, – тяжело выдохнул Анексилай. – Всё остальное: мятеж, оружие… Ты всё недоумевал, откуда взялся Ктесипп. Да, Хилон, его создали мы. Я создал.

– Что значит создал? И зачем?

– Создал, чтобы спасти Анфею от той пропасти, в которую её тащили демагоги и послушный им народ. Обычные средства здесь не годились. Давай посмотрим правде в глаза: иди всё как шло, в конце концов, мы с тобой бы проиграли. Таков закон человеческой природы: царская власть вырождается в тираннию, власть лучших людей становится властью богачей, а власть народа превращается во власть толпы, из которой вырастает тиранния, стократ худшая любой другой. Анфея пришла бы именно к этому, и уже при нашей жизни. Возможности избежать этого не было.

– Но те доказательства, которые ты собрал? Разве не могли они остановить демагогов?

– Доказательства? Пустяк! Да, может нам и удалось бы осудить Харидема. Может мы бы его даже казнили, но что толку? Когда государство дошло до такого состояния, неважно, как будут звать олицетворение его упадка. Вместо одного Харидема тут же вырастет десяток новых. Нет, Хилон, средства нужны были самые сильные, и нужен был человек, который не побоится их применить.

– Продолжай.

– Я решил ускорить неизбежное, – сказал Анексилай, пристально поглядев на Хилона.

– Разжечь пожар самому, – закончил мысль Хилон. Анексилай кивнул.

– Именно так. Разжечь самому, чтобы он горел когда нужно и как нужно. Молтис и я выбрали подходящего человека: недовольного жизнью, честолюбивого, достаточно крикливого, чтобы увлечь людей, и при этом достаточно подлого, чтобы не превратиться в мученика. Мы стали ему помогать – потихоньку, так, чтобы не заметил он сам. Под нашим присмотром он из простого смутьяна вырос в силу, опасность которой для себя до конца не понимали ни Харидем, ни Силан. Они считали Ктесиппа своим орудием, а на самом деле это орудие было моим и предназначалось для того, чтобы уничтожить их. Их самих, и их идеи.

– Некто сказал: «идею нельзя убить мечом».

– Смотря какой меч выбрать, – серебристо рассмеялась Молтис. Хилон вздрогнул: он успел забыть о её присутствии.

– Ктесипп должен был показать анфейцам всю сущность их заблуждений и то, к чему они ведут, – невозмутимо продолжил Анексилай. – Достаточно ярко, чтобы запомнился урок, но при этом достаточно быстро, чтобы не натворить непоправимых бед, а самое изящное: погубить себя Харидем должен был сам. Для этого я и затеял то самое расследование…

– Понимаю, – без выражения сказал Хилон. – Харидем должен был испугаться и начать мятеж, который ты бы подавил… не раньше, чем прольётся достаточно крови.

– Да, ты понял суть. Харидем, как он думал, спустил Ктесиппа с цепи, но конец этой цепи был в моей руке. Точнее, в её, – он указал на гетеру.

– И она, вертя Ктесиппом и всеми остальными заговорщиками, заставляла анфейцев убивать друг друга до тех пор, пока ненужные идеи не умерли.

– Это было жестоко, я не отрицаю, но иного средства не было. Рано или поздно, это случилось бы всё равно, только с куда более гибельными последствиями. Мы же выжгли пороки дотла, и Анфеей, как встарь, станут править лучшие люди. Те, кто действительно достоин править.

Хилон пристально посмотрел на полководца: мраморная безупречность, обёрнутая в золото и шёлк. Солнечный лучик в волосах Анексилая засверкал ярче. От этого слепящего блеска почти мутилось в глазах.

– Лучшие люди… – сказал Хилон с расстановкой. – Люди или человек? Анексилай Менетеид… – он помедлил, собираясь с духом. – Царь Анексилай.

Несколько долгих мгновений они смотрели друг другу в глаза. Наконец, Анексилай усмехнулся.

– Я рад, что первым это произнёс ты и именно в этом месте, – сказал он. – Да, Хилон, круг должен был замкнуться. Анфеей правила знать. Анфеей правил сброд. Теперь ей пришло время вернуться к тем, кто её основал. К этому я шёл всю свою жизнь, и отнюдь не ради собственного честолюбия. Это нужно самому городу и нашему народу, такова воля Аэлин. Это она вела меня, с первого вздоха и до сегодняшнего дня. Это она призывала меня свершить то, для чего я был рождён, взять то, что моё по праву рождения и крови. Час, ради которого я трудился настал.

– Настал… – без выражения повторил Хилон. – Скажи мне только одно, Анексилай: мой отец, моя жена, мой ребёнок, наши друзья – всё это тоже часть твоего плана? Жертвы, принесённые ради твоего царского венца?

– Нет, – Анексилай помрачнел. Он тряхнул головой, и сияющий мираж рассеялся, золото в волосах поблекло. Перед Хилоном вновь стоял человек, живой и очень усталый. – Ты можешь мне не верить, но клянусь тебе чем угодно, я не подверг бы опасности племянника и сестру. Всё должно было произойти… не так. Наши сторонники, и ты с семьёй в том числе, должны были покинуть город, едва всё начнётся. Так было задумано… – он тяжело вздохнул. – Меня застали врасплох.

– В этом и моя вина тоже, – Молтис сочувственно поглядела на Хилона. – Мы недооценили врагов. Они сделали всё слишком быстро.

– Кто мог предвидеть, что они осмелятся выступить в священные дни и что эферияне вмешаются сами?! – зло сказал Анексилай. – Пока мы развлекались на Играх, в Анфею тайно прибыло целое войско. Все, что я задумывал, пошло прахом! Меня разгромили, я сам едва уцелел! Признаюсь тебе, Хилон, в тот день, уже на корабле, я думал, что всё кончено. Я плакал, как дитя, клял себя и богов, даже помышлял о самоубийстве, но это было бы трусостью, и тогда я попросту напился. Лишь потом, когда пришли вести от Молтис, стало ясно, что ещё не всё потеряно, но погибших было уже не вернуть.

– Если разжёг огонь, не удивляйся, что он опаляет, – ни на кого не глядя промолвил Хилон.

– Я виноват, и я этого не отрицаю, – Анексилай зло прикусил губу, – Из-за моей нерасторопности погибли многие, в том числе и самые близкие мне люди. Я знаю, это пустая отговорка, но могу тебе поклясться: не было дня, когда бы я себя за это не казнил.

– Где сейчас Ктесипп?

– Не знаю, – полководец раздражённо дёрнул головой. – И Молтис не знает. Скрылся, чутьё у него звериное. Но ничего, найдём. Что заслужил ‒ получит, обещаю тебе.

Слова отзвучали, и стало тихо. Лишь жужжала где-то под потолком первая весенняя муха, запутавшаяся в сетях чудом пережившего зиму паука.

– Что дальше? – прервал молчание Хилон.

– Что ты имеешь в виду? Мы победили здесь, теперь нужно покончить с Эфером. Клянусь яблоком Аэлин, если это случится, наши мёртвые будут отмщены стократно.

– А потом ты станешь царём, это я понимаю. Как быть с ней? – Хилон кивнул на Молтис. – Она ведь из Энма, а их помощь всегда имеет цену. Ты уверен, что сможешь уплатить? И знаешь ли вообще, какова эта цена?

– Эфер для них такой же враг, как и для нас, им выгодна наша победа, – заложив руки за спину, полководец прошёлся взад-вперёд и перевёл взгляд на гетеру. – Но да, ты прав, цена есть, и она оговорена заранее. Перед собой, Хилон, ты видишь будущую царицу Анфеи.

Хилон вновь не почувствовал себя удивлённым. Сегодня это было уже невозможно.

– Анексилай Менетеид собрался жениться на гетере и шпионке, – спокойно сказал он.

– Её занятие любезно Златовласой, – пожал плечами Анексилай. – А в остальном, заверяю тебя, наша Молтис отнюдь не простая шпионка. Она сокрытая, такие, как она, правят Энмом. Можешь считать это династическим браком. Наш с ней союз скрепит союз Ахелики и Ксилии ‒ союз, выгодный и им, и нам.

– А что скажут люди? Они вряд ли забыли, кто, обнажив грудь, носился по городу с факелом в руке, призывая убивать наших граждан.

– Людям всё объяснят. Молтис будет героиней, каковой она и является.

– Значит, она останется иерофантидой? И матриархом Золотой розы?

– Разумеется. В старину царица отправляла все обряды сама.

– А ещё она шпион Энма. Царица и верховная жрица Анфеи, матриарх Золотой розы – ксилийская сокрытая. Да, в Энме умеют торговаться о цене…

– Это полезно Анфее не меньше, чем Энму, – голос, лицо, вся фигура Молтис лучились искренностью. – Ахелика давно стала для меня домом, и я никогда не стану действовать ей во вред. Всё, чего я хочу – помочь Анексилаю возродить Анфею, и мои сограждане желают того же. Все наши возможности послужат этому делу, а они отнюдь немалы.

– Ты предлагаешь поверить на слово ксилийскому шпиону? Поверить, что Энм будет заботиться о чём-то, кроме своей выгоды?

– Подумай вот о чём, Хилон, – сказал Анекслиай. – Да, конечно, Молтис – шпион, но мы об этом уже знаем. Ксилийцы, конечно, пришлют других и, разумеется, они будут как-то использовать её положение, ну так и что с того? Есть ли в Эйнемиде город без их шпионов? – он подмигнул гетере, изобразившей оскорблённую невинность. – Зато это открывает перед нами огромные возможности, жизненно нам необходимые. Ты ведь уже задумывался, что будет с Эйнемидой после победы над Эфером?

– Эту победу сперва надо одержать…

– Одержим, – махнул рукой полководец. – А если нет, то нам всё равно конец, с Молтис или без. Пока же нам всё благоприятствует, а значит нужно подумать на шаг вперёд, остальные-то думают. После падения Эфера начнётся делёж освобождённого им места. Как знать, не возгордятся ли победой наши друзья из Леваны или Сенхеи? Как поведёт себя Пелия? Что на уме у гилифиян и филисиян? Можно помечтать о том, что эйнемы возродят Синод и начнут жить в мире, согласии и гармонии, но что, если нет? А ведь Анфея сейчас ослаблена и уязвима, не стать бы ей жертвой чужой гордыни. Нам нужны хорошие союзники, связанные с нами не только красивыми словами, но настоящей, прочной и измеримой выгодой. Таковы ксилийцы, которые, во-первых, вправе опасаться того же, что и мы, а во-вторых, заинтересованы в том, чтобы полис, где на троне сидит их сокрытая, имел побольше веса. Их помощь будет хорошим подспорьем, когда наступит пора собирать плоды победы.

– Не успели мы победить, а уже думаем, как урвать кусок у союзников. Которые, между прочим, вступили в войну из-за нас.

– Союзники, Хилон, наверняка сейчас думают о том же самом. Я благодарен им за помощь, но все понимают, что они бы не помогли нам, если бы это не было полезно им самим. Клянусь волосами Аэлин, я стану преступником, если не позабочусь о выгоде Анфеи. Одно большое дело, Хилон, мы с тобой уже сделали: Анфея в этой войне на правильной стороне. Теперь нужно подумать, как выбить ей достойное место в будущей Эйнемиде.

Ничего не ответив, Хилон принялся разглядывать носки своих сандалий. Говорить не хотелось. Совсем.

– Что ты думаешь об этом? – не выдержал, наконец, Анексилай.

– Я? Ничего? – Хилон пожал плечами. – Сговор с чужеземцами, подготовка мятежа, захват власти, гибель граждан, уничтожение демократии… В иное время, даже за что-то одно из этого казнили бы, как изменника, но сейчас не осталось судей.

– Но… – в голосе Анексилая неожиданно послышались просящие нотки. – Ты осуждаешь меня?

– Я не могу судить. Ты сделал то, что считал нужным. Пусть тебя судят потомки, а как они рассудят, зависит от тебя.

– Это ответ философа, я же спрашиваю человека. В том, что погибли твои родные, виноват и я, хотя и против своего желания. Простишь ли ты меня за это?

– Тебе не нужно моё прощение. Их убил не ты. Все мы в руках у судьбы.

– Мне опять ответил философ. Хилон, давай говорить прямо: смогу ли я впредь называть тебя другом?

– Тебе не нужны друзья. Ты рождён для величия, оно не терпит спутников. На вершине есть место только для одного.

– Одному на вершине слишком холодно, – Анексилай усмехнулся. – Под царским венцом всегда скрывается человек, а человек не может без друзей. Твой ответ важен для меня.

– Что ж, – Хилон устало вздохнул. – Да, ты можешь называть меня другом.

– Спасибо, друг мой, – с чувством сказал Анексилай. – Я не забуду этого. Ты знаешь: я никогда не забываю друзей. Ну а теперь, когда ты всё знаешь, что ты намерен делать?

Хилон равнодушно пожал плечами.

– Пойду домой, – просто ответил он.

– Что ж, иди. Сейчас это самое верное дело, мы все устали. Дела обсудим потом, на свежую голову. Твой дом, правда, отдали одному мятежнику, но… Ты всё увидишь сам.

– Что увижу?

– Всё увидишь, а пока прощай. Мы увидимся очень скоро.

– Прощай, Хилон, – жемчужно улыбнулась Молтис. – Надеюсь, и мы с тобой будем добрыми друзьями, как и раньше.

Уже стоя на пороге, Хилон обернулся. Будущие царь и царица Анфеи стояли рядом, озарённые светом яркого анфейского солнца. В золотистом сиянии медленно плыли прозрачные нити оставшейся с зимы паутины.