Эйнемида IV. Солнце нового мира.

Глава VII

– …здесь, возле гор, лагерь гисеров, судя по числу палаток – тысяч восемь. Герийцы у ручья и дальше по долине. Мы рассмотрели значки Грейской и Бесской стратий и один незнакомый: три рыбы на вертеле или нечто подобное. Подсчёты палаток, костров, загонов для скота, расположение командных пунктов примерно соответствуют. Итого, силу противника мы оцениваем в двадцать или двадцать пять тысяч, из них пять или шесть конных.

Гермий отточенным движением заложил руки за спину и замер, всем видом изображая лихого служаку. Даже грязно-зелёный плащ конного разведчика щёгольски сдвинут на правое плечо. В Олоре царевич проявил себя отменно, добившись уважения в войске и став правой рукой Сосфена не только по должности, но и на деле. Умный, смелый, расторопный, приветливый к низшим, почтительный с высшими – такому порученцу можно было бы только порадоваться… будь на той стороне долины кто-то другой.

– Откуда у неё три стратии?! – тут же вспылил Филокл. – Это твоя вина, Сосфен! Ты дал ей уйти, а теперь мы тут проливаем кровь из-за твоих ошибок!

Крови Филокл не пролил ещё ни напёрстка, чего нельзя сказать о вине. После очередного – третьего подряд! – побега из дворца, начальник стражи лишился своего тёплого места, не помогло даже заступничество могущественного брата. Другой бы за подобное загремел на самую дальнюю границу, в глухой, полузабытый гарнизон, брат же Парамена получил звание протостратега и назначение вторым командиром в посланное против мятежников войско, о чём шутили, будто за ротозейство Филокла решили наказать Сосфена. Впрочем, самого Филокла высокая должность вдали от двора ничуть не обрадовала. Свою обиду он утешал вином, придирками к подчинённым да проклятьями в адрес ненавистных мятежников, к которым теперь имел личные счёты.

– Наши разведчики подошли довольно близко, – сказал Гермий. – Насколько можно судить, это, большей частью, ополчение. Они плохо вооружены и порядок не такой, как в войске.

– Это понятно, – кивнул Сосфен. – Им неоткуда взять войско, набирали селян и пастухов.

– А варвары? – спросил Филокл.

– Наёмники, очевидно, – Сосфен пожал плечами. – Так или иначе, это неважно. Нас больше, наше войско лучше вооружено и обучено… – он недовольно поджал губы, глядя на расстеленную поверх стола карту долины.

– Если мне будет позволено сказать, эпистратег, это выглядит слишком хорошо, – сказал Гермий. – Царица Кинана не глупа, так почему она ищет боя? С таким войском это самоубийство.

– Что тут непонятного? – фыркнул Филокл. – Она хочет перекрыть долину. Слабое войско всегда защищает узкие места.

– Долина не настолько узкая, – возразил периссец. – Какие-то преимущества местность им даёт, например, защищает их фланг, но фронт всё равно широкий, придётся сражаться фаланга на фалангу. Селяне не выстоят против гоплитов… то есть, педзетайров.

– А что ей остаётся? – пожал плечами бывший начальник стражи.

– Я бы на её месте отступил к Аферону. Там легче обороняться.

– И потерял бы Грейю.

– Если она проиграет бой, всё равно её потеряет.

– Она хочет, чтобы мы вступили в бой, – Сосфен будто не услышал их спора. Взгляд его серо-стальных глаз не отрывался от карты. – Вопрос: зачем ей это нужно?

– Может это ловушка? – спросил Филокл. – Другое войско где-нибудь в засаде?

– Мы всё проверили хорошо, но кто знает? – другой разведчик немедля заспорил бы, но Гермий не из таких. – Выглядит разумно, показать, что у них меньше сил, чем есть на самом деле, втянуть нас в бой…

– Они делают вид, что у них больше сил, чем на самом деле, – Сосфен обернулся к удивлённому Гермию. – Как близко подошли твои разведчики?

– Очень близко, я послал сарейских охотников, они подползли почти к самым палаткам

– У них в войске Аттал. Он, в своё время, прекратил налёты гисеров на наши тылы: заманил три сотни разведчиков, взял живьём и прибил за руки к деревьям, всё это на их собственной земле… Вас подпустили к лагерю и показали то, что хотели. Должно быть, часть палаток пустые, поставлены, чтобы создавать видимость большого войска. Нас хотят втянуть в бой, это очевидно.

Филокл злорадно хохотнул, глядя на вытянувшееся лицо Гермия.

– Тогда почему они подставили нам селян, а не приличное войско? – не сдался периссец. – Или не поставили больше пустых палаток, чтобы мы думали, что там не тридцать тысяч, а сорок? Тогда бы мы не стали атаковать.

– Они знают, что мы не поверим – им неоткуда взять сорок тысяч. Нет, нас не хотят отпугнуть, нас хотят втянуть в бой. Почему?

– Так значит точно ловушка! – воскликнул Филокл. – Смотри: они нарядили селян воинами, чтобы создать видимость, а настоящее войско где-то спрятали. Мы сейчас нападём, а они из засады ударят. Что скажешь?

По лицу новоявленного протостратега было видно, что он необычайно горд своей догадкой.

– Неоткуда здесь ударить, – сказал Эвегор, командир Ариарской стратии. – Если они здесь встанут, будут как в трубе. Справа горы, слева ручей и открытое место, засаду мы бы заметили. Если у них есть подкрепление, оно сидит дальше по долине и влезет в драку, только когда передних разобьют.

– Может она недооценила ширину долины? – спросил Гермий. – Думала, что получится перекрыть её глубоким строем?

– Кинана хорошо знает эти места… – лицо Сосфена на мгновение затуманилось от давней, надёжно скрытой от чужих глаз боли. – Мы атакуем завтра.

– А если это всё-таки ловушка? – поднял бровь периссец.

– Это наверняка ловушка, а какая, станет ясно завтра, – рука стратега тяжело легла на карту. – Построение на битву следующее…

***

Уже совсем стемнело, когда Сосфен вошёл в свой шатёр. Тяжёлый полог с шелестом запахнулся за его спиной. Подойдя к ночному столику, стратег несколько долгих мгновений стоял, ожидая, затем вздохнул и налил ячменный кикеон из глиняного кувшина. Две чаши.

– Это место состоит из воспоминаний, – прозвучал из-за спины негромкий голос. – Я не смогла бы здесь уснуть… Здравствуй, дядя.

– Почему ты не ударила? – бесстрастно спросил полководец, не отрывая взгляд от стола.

– Я не стану убивать тебя, дядя.

Она изменилась. Голос, повадка, манера говорить. Взгляду обернувшегося, наконец, Сосфена предстало бледное лицо с поджатыми бескровными губами, пересечённое длинным красным рубцом. Лицо, теперь ещё больше похожее на его собственное – не столько формой глаз, носа либо ушей, сколько выражением: суровым, жёстким, невозмутимым – каменным. Полгода назад, она была девочкой, которую следовало учить и оберегать. Сейчас перед ним стояла правительница, неопытная, но уже излучающая непреклонную уверенность и железную силу, так притягательные для тех, кто любит повиноваться. Под чёрным облегающим нарядом просматривались налившиеся силой мышцы и округлившаяся грудь.

– Это неразумно, – полководец пожал плечами, протягивая племяннице чашу. – Ты упустила возможность, а упущенная возможность принадлежит противнику… Зачем ты пришла?

– Но ведь ты знал, что я приду, – Кинана улыбнулась и сделала хороший глоток, должно быть устала, пробираясь по горам. – Иначе зачем бы ты поставил палатку в стороне от остальных, да ещё прямо на нашей тропе?

– Я не люблю шума, к тому же, это место удобно расположено. Итак, зачем ты пришла?

– Поговорить… Дядя, пойдём со мной.

– Не верю, что ты не догадалась, почему я не могу этого сделать, – лицо Сосфена не выразило ни малейшего удивления.

– Но неужели никак…

– Змея и камень…

– Я так и думала, – печально вздохнув, Кинана поставила чашу на столик. – «Клятву смоет только смерть…» Иначе ты нашёл бы выход, да же? Ты присоединился бы ко мне?

– Зачем говорить о том, чего не случится? «Потраченное без пользы время…

– …принадлежит противнику», – закончила Кинана и грустно улыбнулась. – Дядя, на самом деле, я пришла попрощаться.

– Попрощаться? Мы встретимся уже завтра.

– Не встретимся. Я больше не собираюсь сдаваться живой. Завтра к вечеру, я буду мертва.

– Сдаваться? Мне кажется, или бой даже не начался?

– Какая разница, начался он или нет, если известно, чем он закончится? Пока не знаю как, но ты победишь – ты побеждаешь всегда и всех.

– Разве у тебя нет плана на битву? Ты придумала что-то неожиданное, так ведь?

– Придумала, – Кинана горько усмехнулась. – И даже думала, что это сработает, пока снова не увидела тебя. Всё это бесполезно, правда, дядя? Пока ты здесь, в этом лагере, нам не победить. Всё кончилось, не начавшись.

– Я ожидал услышать это от кого угодно, но не от тебя, – поморщился Сосфен. – Ты разочаровала меня, ученица, но что ж, раз так, держи… – он достал из ножен длинный кинжал и протянул его племяннице.

– Что это, дядя?

– Помочь тебе или сделаешь всё сама?

– Но…

– Это лучшее, что ты можешь сделать, – в бесстрастном голосе Сосфена прорезались нотки гнева. – Ты сдалась и похоронила себя заранее. Ты не подумала о трёх десятках тысяч людей, которые пришли сюда с тобой и стали ради тебя мятежниками. Получается, они подставили шеи под топор впустую… ну это всё пустяки. Не хочешь жить – не живи, но нечего тащить за собой в могилу других.

– Я хочу жить, и я хочу спасти моих людей. Хочу, но что я могу сделать? Ничего.

– Нет положения, в котором нельзя сделать ничего. Знаешь, кто сказал мне это? Мой брат – твой отец.

– Твоему брату не приходилось сражаться с моим дядей!

– Ты хочешь жить? Хочешь, чтобы жили твои люди? Да или нет?

– Я хочу жить! – Кинана почти кричала, по бледному лицу потекли слёзы. – Я хочу, но…

– Так сделай что-то! – взорвался Сосфен, так неожиданно, что девушка вздрогнула. – У тебя есть план битвы?! Ну так следуй ему, если он хорош, а если нет – у тебя есть целая ночь, чтобы придумать новый! Сделай что-то или бери нож!

Кинана молчала, шмыгая носом, её взгляд будто примёрз к зловеще поблёскивающему лезвию. Сосфен терпеливо ждал.

– Прости, я не знаю, что на меня нашло, я… – она тщетно попыталась совладать с чувствами, но разрыдалась в голос и, оттолкнув руку с ножом, бросилась дяде на шею.

– Слабость, непростительная для полководца… – проворчал Сосфен, осторожно прижимая племянницу к железному нагруднику.

– Я устала быть сильной, – бормотала девушка, всхлипывая, слёзы стекали по чеканным посеребрённым змеям доспеха на обшитый железными бляхами пояс, – Все смотрят на меня, все ждут… Царица, герой, убийца варваров. Всех похвалить, всех успокоить, всем улыбнуться… а я боюсь! – последнее слово она почти провыла, еще плотнее вжимаясь лицом в холодное железо.

– Все мы боимся, девочка. Не ты первая, не ты последняя, – в голосе стратега прозвучала непривычная теплота. – Важно то, как мы преодолеваем свой страх.

– Я всё преодолею, дядя, обязательно преодолею, я смогу. Просто, мне… нужно поплакать.

– Хороший полководец знает, что нужно для победы. Иногда, достаточно просто поплакать, – Сосфен ласково погладил племянницу по уткнувшейся в его нагрудник голове. – Всем страшно, девочка. Ты царица, ты боишься, а подумай о простом стратиоте в твоём войске. Бой у вас один и смерть одна, но если победите, ты получишь царство, а он – чару вина и пару серебряков. Вопрос цены.

Бесконечно долгое время они молчали в тишине, прерываемой редкими всхлипываниями царицы.

– Я не хочу биться с тобой, дядя, – вымолвила она наконец, подняв заплаканное лицо.

– Я тоже, но есть ли у нас выбор?

– Не знаю. Если я сдамся? Что будет тогда?

– То, что ты написала в письме ко мне и в своих воззваниях к народу: ты сбежала потому, что тебя хотели отравить – это правда?

– Да, дядя, хотели, а недавно меня снова пытались убить.

– Тогда ты знаешь ответ.

– Знаю… Но, может, это правильно? Сколько людей погибнет, если мы будем сражаться? А так только одна я…

– Если так думать, тогда стоило выпить тот яд, а не втягивать других в свой мятеж. Зачем ты сделала то, что сделала, а теперь идёшь на попятную?

– Я не знаю, может я ошиблась? Может быть, мне следовало умереть, и тогда другие бы жили? Может я подвела этих людей, подвела наш народ?

– Может быть. И теперь собираешься сделать это снова, – Сосфен тяжело вздохнул. – Послушай, девочка, никто не знает до конца, насколько важен он сам, и к чему приведут его действия. Когда Иокаста отказалась платить дань варварам, сколько людей погибло в той войне? А сколько погибло бы от голода, если бы им заплатили? Сколько жило бы в нищете? Сколько угнали бы в рабство? А если подумать дальше? Если бы Герия осталась варварским данником без войска и казны, не напали бы на неё соседи? Сколько людей погибло бы тогда? Вообще, существовала бы она сейчас? Так и теперь: убей себя, и войны не будет, все воины останутся живы и отправятся домой. А что будет с ними завтра? Что будет с их семьями? Что будет с Герией? Ответь себе на этот вопрос, и реши, стоит ли сражаться или нет.

Кинана долго молчала, не сводя глаз с трепещущего пламени свечи.

– Ты действительно не можешь уйти со мной? – спросила она. – Никак?

– Нет, никак.

– Дядя, только пообещай мне: если не будет другого выхода, ты сдашься. Это ведь не нарушит твою клятву, да? Обещаешь?

– Только что ты кричала, что завтра умрёшь, а теперь советуешь мне сдаваться. Не рано ли ты делишь шкуру? Зверь ещё в лесу.

– У меня очень хороший план, – Кинана улыбнулась сквозь слёзы.

– Завтра увидим. А теперь иди, уже поздно. «Перед битвой ложись рано…

– …а не то проспишь трубу». Мне действительно пора. До встречи завтра. Пожалуйста, не дай себя убить, хорошо?

– Думай лучше о себе, – хмыкнул Сосфен.

Кинана бросила последний долгий взгляд на дядю и, резко отвернувшись, направилась к выходу.

– Постой, – окликнул её полководец. – Ты забыла про трофей.

Это было давнее правило игры, в которую они играли здесь, в окрестностях Псиллы, где полководец с семьёй имел обыкновение проводить середину зимы. Из шлема доставали табличку с названием древней битвы и разыгрывали её, используя вместо воинов вооружённых палками и пращами рабов. Если Темену или Кинане удавалось выполнить поставленную Сосфеном задачу, им полагался трофей – ценный и желанный подарок. Случалось такое, правда, крайне редко.

– А будет трофей? Какой? – Кинана обернулась, и Сосфен, на миг, вновь увидел живое, вечно любопытное лицо девочки, что бегала вслед за быстроногим Теменом в этих самых горах и, к вящему ужасу слуг, норовила залезть на самые отвесные кручи. Эврена, поглаживая заметно округлившийся живот, рассказывала об очередной проделке ребятни, а сам он тщетно силился напустить на себя суровый вид, сквозь который всё норовила пробиться глупая счастливая улыбка.

– Уговор есть уговор: за победу положен трофей, – Сосфен достал из ножен меч. – Знаешь, что это?

– Это твой меч.

– А знаешь, где я его взял? – Кинана совсем по-детски мотнула головой. – Когда твой отец надумал дать всадникам новые мечи, этот копис сковал для него гисерский кузнец – на пробу. Целый мешок серебра стоил. Сейчас все эйнемы говорят «герийский копис», а это самый первый из них. Брат подарил его мне, как он сказал «лучшему полководцу Герии». Задача: победить в бою. Справишься – награда твоя по праву.

– Тогда начинай прощаться с мечом, дядя.

Беззвучно рассмеявшись, Кинана вышла. Полководец долго смотрел на закрывшийся за нею полог шатра.