Эйнемида IV. Солнце нового мира.

Глава V

Запряжённая парой белых коней колесница остановилась у невысокого, простенько украшенного, но необычайно уютного сельского святилища Осме. Жених в бело-голубом помог закутанной в фиолетовое невесте сойти на землю и направился к храму. Ждавшая у входа Кинана оправила светло-сиреневое одеяние, воздела увенчаный свечой жреческий посох и с улыбкой оглядела друзей. Наряд жениха шёл Хресию необычайно, да и Алкет с Келессом в бордовых хитонах и медных доспехах были чудо как хороши. Но самое главное, в этот священный миг все они были по-настоящему счастливы. Царица не могла видеть лица Феано, скрытого под лавандовым покрывалом, но готова была поспорить, что подруга радостно улыбается. Не то что она сама на собственной свадьбе.

‒ Добро пожаловать домой, сын, – торжественно изрекла Кинана. – Входи, хлеб и смоквы ждут тебя.

– Взгляни, мать, – Хресий указал на невесту. – Сие дева хорошего рода, пристойного воспитания и доброго нрава. Примешь ли её как дочь?

Одним бессмертным известно, как им удавалось хранить серьёзный вид, ведь «сын» был старше «матери» на год. Что поделать, иной матери, кроме матери всех герийцев, у Хресия не имелось.

– Взял ли ты её по закону и согласию? Принят ли выкуп?

– Всё оговорено, записано и определено, – заверил жених. В этом можно было не сомневаться. Старый Биан, заявившийся в их лагерь, едва прознав об освобождении дочери, был не из тех, кто скупится, когда речь идёт о чести рода и древних обычаях. Хресий неплохо пополнил своё прежде незавидное состояние, вот будет ли у него возможность им воспользоваться?

– Как твоё имя, дитя? Какого ты рода?

– Я Феано из рода Бареидов. Дочь Биана от Эолассы.

– Верно ли, что ты желаешь войти в этот дом?

– Да, мать. Добровольно и согласием.

– Да будет так, – Кинана простёрла руки над молодыми. – Входите. Аосмэ ном!

Она направилась к храму, жених с невестой последовали за ней, а с ними и остальные гости: возница молодой четы Гриел, военачальники, местные аристократы и зажиточные землевладельцы, не упустившие случая посидеть за одним столом с царицей. Не такая уж и большая свита, но в маленьком храме деревушки Левстра разом стало тесно. Не так, должно быть, представлял себе свадьбу дочери старик Биан: вместо главного храма Ордеи – простое сельское святилище, вместо огромной толпы вельмож – командиры мятежного войска, из которых кто чужеземец, кто худородный, а иной вообще неизвестно кто и откуда. Вместо роскошного пира… Ну тут, надо отдать Биану должное, старик расстарался, угощения и вино привезли из Грейи на трёх подводах. В столице над таким пиром кое-кто бы и посмеялся, но в их положении это самая что ни на есть роскошь. Наконец, в нарушение всех обычаев, свадьба играется не в осмеоне, а в начале весны, куда это годится? Что ж, в трудные времена и этому приходится радоваться. Зато жених отцу по нраву, а это, если посудить, самое главное.

Жрица Осме в Левстре имелась только одна, недостающих троих пришлось искать по окрестным деревням, а честь пропеть гимн богини досталась наиболее благочестивым из жён местных землевладельцев, что они и исполнили – не слишком умело, но весьма старательно. Когда песнь смолкла, Кинана обратилась к Феано.

– Открой лицо, дитя.

«Дитя» откинуло покрывало, Кинана увидела взволнованное, но совершенно счастливое лицо подруги. Царица даже почувствовала лёгкий укол зависти – такой первой свадьбы у неё самой уже не будет никогда.

– Пред ликом Осмэ, хранительницы, кормилицы, – произнесла Кинана, – пред камнями этого священного места, пред пламенем очага, пред свободными эйнемами, клянитесь.

– Свидетельствую, что беру эту женщину в жёны, добровольно и без принуждения, законом и согласием. Куда ты пойдёшь, туда пойду я, где ты зажжёшь огонь, обогреюсь я, мой хлеб – твой хлеб, моя земля – твоя земля, мой дом – твой дом. Аосмэ махта, филокрис, спренсиэ а фэйэ.

– Свидетельствую, что беру этого мужчину в мужья, добровольно и без принуждения, законом и согласием. Куда ты пойдёшь, туда пойду я, где ты зажжёшь огонь, обогреюсь я, мой хлеб – твой хлеб, моя земля – твоя земля, мой дом – твой дом. Аосмэ махта, филокрис, спренсиэ а фэйэ.

Вряд супружеская клятва могла прозвучать искренней, даже в Герии, где любовь между супругами никогда не считалась излишней и ненужной. Молодые люди смотрели друг на друга горящими глазами, немногочисленные женщины в толпе гостей утирали слёзы умиления

– Клятвы приняты! – Кинана воздела руки к небу. Оранжевый огонёк свечи в навершии её посоха весело заколебался. Кажется, знак добрый, сулит потомство и процветание, но нужно будет уточнить у других жриц.

Жених с готовностью поцеловал невесту, и новоиспечённые супруги подошли под материнское наставление и лобзание.

– Дети мои, – для этой речи Кинана собрала всю торжественность, что в неё вложили на занятиях по риторике. – Именем Осме хранительницы, возжигающей очаг, именем Эйленоса справедливого, безупречного благословляю ваш союз. Да будет он счастлив и вечен, обилен детьми, забыт невзгодами и распрями. Храните свой очаг, почитайте предков, умножайте славу рода, плодите детей и заботьтесь о них как надлежит. Аосмэ ном.

Осторожно, чтобы никого не задеть посохом, царица обняла Феано и обернулась к Хресию.

– Кинана, ты прям как моя мать, – негромко прошептал он, принимая лобзание.

– Я вам всем и мать, и отец сразу, – ответила Кинана с усмешкой. – Смотри у меня, сынок, узнаю, что дурно обращаешься с женой, мигом сыщутся розги.

– Он не будет, – томно улыбнулась Феано, покосившись на новоиспечённого мужа.

– Хорошо коли так, – с напускной строгостью сказала царица. – Что ж, дети мои, идите, а то гости голодны да блюда как бы не простыли.

Все принялись поздравлять молодую чету, а заодно и их «мать». Кто-то затянул гимн плодородию, другие подхватили. Весёлая, поющая, смеющаяся толпа вывалилась на улицу, где Гриел уже приготовил колесницу, чтобы везти новобрачных в дом отца невесты. Этот дом действительно принадлежал Биану, имеющему обширные владения в здешних краях, а вот под дом жениха, куда молодых следовало вести после пира, Кинане пришлось купить небольшое поместье в окрестностях Левстры. В конце концов, мать она или нет?

Проводив гостей, царица приняла от помощницы корзинку из сиреневых прутьев и лаванды, внутри которой белели десятка три свитков. Раз она сегодня жрица и мать, ей, пока все веселятся на пиру, предстоит молить Осме за молодую чету и за других просителей, а после готовить дом «сына» к встрече гостей. Всё это при том, что она выдержала строгий пятидневный пост и прилично поест лишь когда первый из гостей отведает хлеб в «её» доме. Остаётся надеяться, что у Биана гости не затянут с возлияниями.

– Госпожа царица, – от раздумий Кинану оторвал слабый, нерешительный голос Иокасты. Величественно обернувшись, царица увидела свою новую служанку, а подле неё худощавого светловолосого юношу в сером рабочем экзомисе. Его лицо показалось смутно знакомым.

– Да, Иокаста, что тебе?

– Госпожа, раз ты… В этот день… – Иокаста замялась, собираясь с духом, и выпалила. – Госпожа, я прошу разрешения выйти замуж.

– Иокаста, тебе не нужно просить, – улыбнулась Кинана. – Ты не рабыня, а свободная, и можешь делать всё, что пожелаешь. А это, я так понимаю, твой жених? Как тебя зовут, парень?

– Леокоон, госпожа, – почтительно склонился юноша.

– Ты не гериец?

– Я из Этелии, госпожа, из Фрины.

– Далеко же тебя занесло, – хмыкнула Кинана. – Как ты сюда попал?

– Гисерские пираты, госпожа. Я плыл в Терию, но не повезло – корабль захватили. Так вот я и попал: сперва на рынок в Равазсев, оттуда в Заркевест, ну а там ты меня освободила, благослови тебя за это все боги и даэмоны.

– Ясно. На что вы будете жить? Что умеешь делать?

– Я скульптор, госпожа, учился у мастера Колона. За то меня, их вождь Ангвеземест и купил. Знаком также со строительством, особенно из дерева – у гисеров обучился. Для них что скульптор, что строитель – одно и то же, вот и пришлось... Думаю, смогу этим заработать на лепёшку.

– Мы познакомились… у гисеров, – вставила Иокаста. – Но они не разрешают рабам жениться.

– Колон… – Кинана поджала губу, вспоминая. – Да, знаю, у нас во дворце есть его работы. А ты, значит, его ученик. Хорошо, покажешь потом своё умение, может и от меня получишь заказ.

– С великой радостью, госпожа. Вот если бы ты позволила изваять себя… Ну, то есть, свою статую.

– А что меня ваять? Я лицом не вышла, ваяй лучше свою Иокасту, – усмехнулась Кинана. – Впрочем, поглядим. Если твои работы достойны твоего учителя, как знать, может и соглашусь.

– Так значит, ты разрешаешь, госпожа? – радостно спросила бывшая рабыня.

– Я сказала, моего разрешения не требуется, но раз уж я сегодня жрица… – Кинана воздела руки, осеняя молодых людей посохом. – Благословляю ваш будущий союз, призываю на него милость бессмертных, обилие чад, мир и богатство. Аосмэ ном.

– Благодарим, госпожа! – молодые люди пали на колени, Иокаста благоговейно прижала к губам светло-сиреневый край хитона Кинаны. Царица смотрела на них с усмешкой.

– Не забудьте позвать на свадьбу, – сказала она.

– Госпожа, мы не могли мечтать о такой чести, – выдохнул Леокоон.

– Мечтайте, – хмыкнула Кинана. – Что тебе ещё, Иокаста?

– Госпожа, не могла бы ты… – служанка робко протянула царице свиточек из пожелтевшего папируса. – Прости нас за дерзость…

– Могла бы, – Кинана двумя пальцами приняла свиток. – А теперь, идите все, мне нужно завершить обряд.

Ещё раз низко поклонившись, Иокаста с женихом покинули храм. За ними последовали жрицы. Дверь закрылась, и Кинана осталась одна.

***

– Осме кормилица, осеняющая чрево, за Дирду, жену Алтеора прошу тебя. Даруй её чреву плодородие сей весной, даруй ей сына, похожего на отца. Твоя милость, твоя щедрость, твоё радение, твоё благословение, Осме кормилица, осеняющая чрево! Э калактоной, э гратой, э эйкэрой, э фэйой, Аосмэ фрадойра, буко лаэйта!

Кинана бросила пахнущий сиренью свиток в очаг и низко поклонилась ярко вспыхнувшему пламени. Теперь встать и подвязать ленточку от свитка к тяжёлой гирлянде над очагом. Готово. Снова на колени, и следующий.

– Осме заступница, оберегающая детей, за Иору, жену Геиска прошу тебя. Даруй её сыну защиту от стрелы и копья, от меча и топора, от меди, от железа, от камня, от дерева. Отведи от него зло, верни его матери живым и в здравии. Твоя милость, твоя щедрость, твоё радение, твоё благословение, Осме заступница, оберегающая детей. Э калактоной, э гратой, э эйкэрой, э фэйой, Аосмэ эйка, пээйтэимо эйкройра!

Кажется, последняя… А, нет. Кинана вытащила из-за пояса желтоватый папирусный свиточек.

– Осме сочетающая, хранительница очага, за Иокасту, невесту Леокоона прошу тебя. Даруй огонь их очагу, мир их семье, плодородие их браку, достаток их закромам. Твоя милость, твоя щедрость, твоё радение, твоё благословение, Осме сочетающая, хранительница очага! Э калактоной, э гратой, э эйкэрой, э фэйой, Аосмэ стевастиа, фийо махта!

Вот теперь всё. Бросив в очаг последний свиток, Кинана закрыла глаза и широко развела руки. Набрав воздуха в грудь, она завела протяжное «Хваление очагу», радуясь, что никто, кроме Осме, не может слышать её не самые благозвучные песнопения. Не переставая петь, она влила пахнущей лавандой воды в глиняную миску с просеянной мукой, добавила особой сиреневой соли, всыпала сушёной лаванды и принялась старательно вымешивать. Слепив из готового теста маленький круглый хлеб, царица посадила его в очаг. Этим хлебом она встретит «сына» с женой в его доме, потом предложит его отцу жены, а затем, наконец-то, отведает сама. Гостям можно посочувствовать. Печь хлеба Кинане прежде доводилось нечасто, но она-то сейчас готова съесть камень, а вот они явятся прямиком от обильного стола.

Хлеб поспевал, распространяя по храму восхитительные запахи, от которых желудок голодной царицы сжимался в кулак, и ей приходилось прилагать недюжинные усилия, чтобы не прерывать песнопений. Наконец, последний гимн был окончен, Кинана вытащила вкусно пахнущую и неожиданно аппетитную на вид краюху, сгребла угли кучкой и, обернув хлеб сиреневым полотном, направилась к выходу.

– Готово? – Аттал в белоснежном хитоне и нарядном тёмно-зелёном плаще был непохож сам на себя. Красивый мужчина, куда только делась его мрачность? Впрочем, ощущение опасности исходило от него ничуть не меньшее, чем всегда.

– Готово, – ответила Кинана. – А ты почему не на пиру?

– Пришёл проверить, всё ли в порядке. Говорил же, что глаз с тебя не спущу.

– Ну что ж, не спускай, – царица обернулась к Иокасте. – Носилки?

– Уже несут, госпожа.

– Хорошо. Аттал, долго они там ещё, у Биана?

– Когда я уходил, подали вторую перемену блюд, – как всегда, понять по лицу агемарха, сколько он выпил и пил ли вообще было решительно невозможно.

– Ну, значит час у нас есть. Иокаста, поторопи…

– Госпожа, на крыше! – раздался истошный вопль. Прежде, чем Кинана успела что-то сообразить, рука Аттала небрежно, точно котёнка, отшвырнула её в сторону, и царица, прижимая к груди свёрток с хлебом, уткнулась в чудом устоявшую на ногах Иокасту.

– Покушение! Крыша! – взревел Аттал, заслоняя Кинану. Иокаста с испуганным вздохом обхватила госпожу руками, прижимая к себе. Какие-то люди, на ходу выхватывая мечи, со всех ног бросились к высокому крутоверхому амбару. Царица подняла взгляд туда, где только что стояла, и увидела длинную чернопёрую стрелу, разочарованно дрожащую в дверном косяке. Одним движением Кинана освободилась от объятий служанки.

– Осторожно, госпожа, – пискнула Иокаста.

– Его уже ловят, – отмахнулась Кинана. – Кто эти люди, Аттал?

– Небольшая предосторожность, – агемарх всё так же закрывал царицу, прижимая её ко входу.

– Не сработала твоя предосторожность, – Кинана осторожно провела пальцами по древку стрелы. – Я была бы мертва, если бы не… Кто кричал? – обернулась она к толпе, отстраняя Аттала.

– Я, госпожа, – почтительно склонился худощавый юноша, в котором Кинана узнала жениха Иокасты.

– Леокоон, так? – кивнула она. – Ученик Колона. Придётся, видно, заказать у тебя статую. В полный рост. Спасибо тебе.

– Я ничего не сделал, госпожа, просто заметил его на крыше.

– И спас мне жизнь, – Кинана с усмешкой хлопнула Аттала по плечу. – И вы с Иокастой. Спасибо вам. Не бери в голову, Аттал. Ты воин, а не шпион, ловить убийц не твоя забота. Мы просто слишком расслабились.

– Второй раз он от меня не уйдёт… – зло бросил агемарх.

– Поймали! – словно в подтверждение его слов, раздался радостный крик откуда-то из-за амбара. Из-за угла показались двое гетайров, волочащих какого-то человека в меховом наряде охотника. Ещё один гетайр шёл сзади с луком и колчаном чернопёрых стрел.

– Вот, агемарх, изловили, – тяжело дыша промолвил один из ловцов. – Лосса ранил, ублюдок.

– Тяжело? – спросил Аттал, не сводя глаз с пленника. Глаз фальшивого охотника заплыл, нижняя губа распухла – обозлённые сопротивлением, гетайры особо не церемонились. Кинана внимательно вглядывалась в непримечательное безбородое лицо, ища сходство с кем-то из знакомых. Безуспешно.

– Выживет, – коротко ответил гетайр.

– Хорошая работа, – кивнул агемарх. – Принимай добычу, царица.

Кинана обломила торчащую в двери стрелу и наклонилась к пленнику.

– Я не спрашиваю, как тебя зовут, это неважно, – она поднесла чёрные перья к его лицу. – Я хочу знать одно: маслодавильня в Крие, конец эйлениона. Там стреляли в одну девочку, а попали в другую… Это был ты?

Убийца мрачно отвернулся.

– Понятно, – Кинана поднялась и брезгливо отбросила обломок стрелы. – Аттал, делайте что хотите, но он должен заговорить. И не должен сдохнуть прежде, чем скажет всё.

– Всё сделаю, – от усмешки Аттала по телу пробежала невольная дрожь.

– Вот и славно. И ещё… не говори пока Гриелу, – царица осторожно развернула хлеб, который всё время держала под мышкой. – Кажется цел… Что ж, а теперь поспешим, иначе пропустим веселье. Иокаста, вели носильщикам поторопиться.