В то время, как Жером Фандор делал свои первые шаги в качестве военного в казарме Сен-Бенуа Вердена и, благодаря своей наблюдательности, за несколько часов приобрел опыт, на который другим понадобилось бы шесть месяцев, мрачный оборванец шел вслед за элегантным прохожим, направлявшимся по улице Сольферино к Сене. Было около семи вечера.
— Мсье! — позвал оборванец.
Прохожий не обернулся.
— Мсье! — настаивал мрачный тип.
Так как элегантный фланер, казалось, не замечал, что за ним следуют, человек, быстро приблизившись к нему, проворчал в свою седую бороду — впрочем, достаточно громко, чтоб быть услышанным:
— Послушайте, лейтенант… Господин де Луберсак… Анри!
Эти последние слова вывели элегантного молодого человека из себя, он почти в ярости обернулся и посмотрел на старика. Перед офицером был Вагалам.
— Я оштрафую вас на двадцать пять луидоров, — сказал офицер, едва владея голосом, дрожащим от гнева. — Вы что, совсем ополоумели, окликая меня вот так на улице? С ума сошли?
За несколько минут до этого Анри де Луберсак вышел из министерства. Было поздно, и офицер, уставший от душной атмосферы кабинетов, испытывал удовольствие от прогулки по свежему воздуху, несмотря на холод и туман, царившие в Париже. Конечно, в эти минуты он меньше всего думал об агентах, с которыми никогда не встречался, не назначив свидания заранее.
Когда Анри де Луберсак не был поглощен службой, он охотно предавался нежным воспоминаниям о встречах с прекрасной мадемуазель де Наарбовек, которую ему с некоторых пор позволили называть Вильгельминой и с которой он надеялся вскоре связать себя узами брака.
Офицер был крайне удивлен и возмущен, когда этот невыносимый Вагалам внезапно, не соблюдая обычных предосторожностей, пренебрегая благоразумием, позволил себе его окликнуть, называя имя и чин, рискуя скомпрометировать и себя, и сотрудника Второго бюро. Используя лучшее средство воздействия на таких осведомителей, он счел необходимым нанести Вагаламу удар по наиболее чувствительному месту, — кошельку.
Старик заныл, топчась вокруг лейтенанта и жалуясь, по своему обыкновению, на шаткое состояние своих финансов. Но офицер не намеревался отказываться от своего решения. Вагалам это понял и сменил тему разговора.
— Мне нужно переговорить с вами.
— Завтра? — предложил офицер.
Но Вагалам прервал его:
— Нет, сейчас же, это срочно!
— Я вас плохо понимаю, почти не слышу.
— Простудился, кашляю, дорогой господин, — объявил Вагалам гораздо громче. Затем он вернулся к своему предмету: — Нам непременно нужно поговорить. Спустимся к воде, там будет спокойнее, — и Вагалам указал пальцем на ведущую к берегу Сены маленькую грязную лестницу.
Офицер согласился. На набережной, выходившей к зданиям Почетного легиона, в это время не было никого, иначе любопытные были бы крайне удивлены, увидев элегантного молодого офицера в прекрасном мундире спускающимся на берег в обществе похожего на Квазимодо старого нищего в рваной пелерине, с аккордеоном, висящим на ремне за спиной. Офицер пошел впереди. Во взгляде Вагалама мелькнула радость, и тот, кто всмотрелся бы в него, увидел, что этот проницательный, живой, умный взгляд не имеет ничего общего с обычным выражением Вагалама.
И действительно, человек, догнавший на улице лейтенанта де Луберсака, был не Вагалам, а полицейский Жюв. Он решил выяснить реальные связи Фантомаса (он не сомневался, что Вагалам — Фантомас), а для этого принять его вид, выдать себя за него, и в его облике выявить сообщников зловещего преступника. Жюв был уверен, что Фантомас, разоблачив себя в глазах Жюва, не рискнет, по крайней мере какое-то время, появляться в облике Вагалама.
Полицейский рассчитывал сейчас выведать что-нибудь у офицера из Второго бюро, поддерживавшего наиболее тесные отношения с Вагаламом.
Кроме того, Жюв намеревался проникнуть в среду, в которой бывал бандит, чтобы найти его следы…
Лейтенант де Луберсак неожиданно спросил его:
— Ну, как дело В.?
— Дело В.? — повторил смутившийся Жюв. — Идет понемногу, нового мало. «Что, к черту, может означать это дело?» — спрашивал он себя.
Но офицер, сам того не подозревая, пришел ему на помощь.
— Наш капрал должен был прибыть сегодня в Верден?
На этот раз Жюв сообразил: речь шла о капрале Винсоне. Решительно, Жюв шел по верному пути, и, по мере того, как он будет продвигаться в своем следствии, станет ясной связь между этими людьми: Броком… Бобинеттой… Вильгельминой… де Луберсаком… Винсоном. Все эти люди, очевидно, были персонажами трагической драмы, задуманной неуловимым Фантомасом.
— Срок его отпуска, — продолжал лейтенант, — истекает сегодня утром?
Жюв подтвердил:
— Он уехал вчера вечером.
— И у вас есть новости?
— Пока нет.
— Вы поедете в Верден?
— Возможно, — на всякий случай сказал Жюв.
Офицер, меняя тему, спросил:
— Ну, а документ?
— Хм!
Получалось, что выспрашивает не полицейский, а сотрудник Второго бюро; игра становилась опасной.
К счастью, де Луберсак сам помогал ему отвечать на вопросы.
— Я надеюсь, — заявил он, — что вы скоро его найдете? Это самая неотложная ваша задача…
Жюв подтвердил это, многозначительно кивая головой. Лейтенант же продолжал:
— Вы знаете, что получите в награду пятьдесят тысяч франков…
— Ох! — возразил фальшивый Вагалам с комическим сожалением. — Минус двадцать пять луидоров штрафа!
Лейтенант улыбнулся:
— Мы это обсудим. — Потом продолжал: — После смерти любовницы капитана Брока произошел ряд событий…
— Как? — спросил Жюв, приняв крайне удивленный вид. — Любовница капитана Брока тоже умерла? Бедная девушка!
Ошеломленный офицер посмотрел на аккордеониста.
— Вы что, Вагалам? Вы совсем идиот?
— Но почему, лейтенант?
Офицер топнул ногой.
— Никакого лейтенанта, я вам говорю! Господин Анри! Просто Анри, как хотите…
Жюв понял свою ошибку.
— Вы что, Вагалам, забыли о шалонском деле? Об убийстве певицы Нишун?
— Конечно, нет, — заявил лже-Вагалам.
— Ну, так что тогда?
— Тогда, — сказал Жюв, которому пришла в голову новая мысль, — тогда… Нет, я лучше помолчу.
Анри де Луберсак настаивал:
— Говорите! Я вам приказываю!
— Ладно, — согласился полицейский, все больше входя в роль Вагалама, — если вы хотите знать мое мнение, я полагаю, что Нишун вовсе не была любовницей Брока.
Де Луберсак заспорил:
— У нее нашли письма покойного…
— Ну и что? Это подстроено.
— Кем? — удивился офицер. Потом, подумав немного, вдруг сказал: — Но вообще-то вы должны это знать лучше всех, Вагалам, потому что именно вы ее видели последним в Шалоне; вы разговаривали с Нишун в среду вечером, накануне ее смерти…
Жюв на всякий случай собирался это отрицать, но офицер продолжал:
— Вас видел трактирщик.
«Так, так», — сказал себе Жюв.
Де Луберсак торопился с вопросами:
— Кто, по-вашему, убил Нишун?
У Жюва было на этот счет мнение, но сейчас он меньше всего желал сообщить его офицеру.
— Право, я склонен думать, что это тетка Пальмира.
— Тетка Пальмира! — повторил, смеясь, Анри де Луберсак. — Вы ошибаетесь. Сегодня, мой бедный Вагалам, вы решительно глупы, но знайте, могу вам сообщить, что теткой Пальмирой был один из моих коллег по Второму бюро.
(Это был в действительности капитан Лорейль.)
Жюв поздравил себя с успехом своего пробного шара.
Лейтенант де Луберсак вернулся к первому вопросу:
— Вагалам, вы только что говорили о любовнице Брока; если, по-вашему, Нишун не имела никакого отношения к капитану, кто же тогда была эта женщина?
— Ну, тогда надо искать в высшем свете, например, среди дипломатов, — предположил Жюв. — Подумайте об окружении… де Наарбовека.
Офицер вздрогнул.
— Осторожнее, Вагалам! Взвешивайте ваши слова!
— Не бойтесь, лейт… извините… господин Анри…
— Вы, может быть, думаете, что это Бобинетта?
— Нет! — решительно сказал лже-Вагалам.
— Тогда, — с тревогой спросил офицер, — тогда это…
Жюв бросил:
— Вильгельмина де Наарбовек!
Раздался крик возмущения, и офицер, не в силах сдержаться, сильным ударом ноги свалил лже-Вагалама на грязную землю набережной.
— Скотина! — проворчал про себя Жюв, поднимаясь, — если бы я сейчас не был Вагаламом, я бы тебе показал.
Лейтенант де Луберсак расхаживал взад и вперед в крайнем возбуждении и громко говорил, пренебрегая тем, что его услышат:
— Грязные типы! Грязные людишки! Грязное ремесло! Они ничего не уважают, способны на такие инсинуации! Вильгельмина де Наарбовек — любовница Брока… Это мерзко! Какой стыд! Какая клевета! Мерзкие типы!
Жюв не пропускал ни одного слова офицера. Любовь офицера к Вильгельмине де Наарбовек перестала быть тайной для инспектора.
Наконец, де Луберсак несколько успокоился и спросил старика:
— У вас есть доказательства?
— Может быть, — уклончиво сказал Жюв.
Анри де Луберсака совершенно потрясли слова человека, которого он считал одним из своих лучших агентов. Конечно, он возмущался гнусным обвинением, но в глубине души был жестоко встревожен, потому что по опыту знал, что Вагалам никогда ничего не говорит легкомысленно и что большей частью его сведения бывают точны.
Офицер сказал:
— Послушайте, мы не можем больше продолжать нашу встречу. Завтра мы встретимся как обычно… в половине четвертого, в саду, как всегда…
Офицер быстро поднялся по ступеням и сел в проезжавшее мимо такси.
Лже-Вагалам, вышедший, наконец, на тротуар набережной, грустно смотрел, как исчезает вдали автомобиль, уносивший офицера.
— В саду, — повторял он машинально, — как обычно… Да, вот так указание! Будь я проклят, что не сумел уточнить получше!
Но через несколько секунд Жюв уже смеялся в свою фальшивую седую бороду.
— В конце концов наплевать, я вытащил из него кое-что. И не важно, что я его больше не увижу… А… теперь нам обоим нужна Бобинетта!