Хотя Фандор уже четыре дня был пунктуальнейшим, корректнейшим, самым блестящим из французских капралов, хотя он наилучшим образом заменил несчастного Винсона, каждое утро он просыпался не без некоторой растерянности…
Винсон-Фандор неохотно вставал в такую рань, это было ему труднее всего. А потом, едва успев одеться, он погружался в кошмарную жизнь, полную непрерывных страхов и разнообразных тревог.
Не пройдя в свое время военную службу, Фандор все время должен был играть роль капрала наугад. И каждое его движение, каждый приказ, который он должен был отдавать людям своего отделения, заставлял его с ужасом спрашивать себя, не ошибся ли он, не услышит ли иронического окрика.
«Да, здорово было бы, — думал молодой человек, — если бы меня поймали. Не расстреляют ли меня, чтобы отбить охоту затевать подобные полицейские репортажи?»
Фандор не хотел признаться себе в безрассудстве своего поведения. Он скрывал от самого себя свое неблагоразумие и старался думать, что у него была веская причина так действовать… Но в глубине души он не был убежден, что это приключение окончится счастливо.
В это утро Жером Фандор проснулся, ощущая более определенное беспокойство, чем когда-либо.
Накануне дежурный адъютант во время вечерней поверки отозвал его в сторону и протянул листок бумаги.
— Вот ваша увольнительная на день, Винсон, — сказал он. — Заранее поздравляю! Вы четыре дня не покидали корпус и найдете, как провести вечер…
Фандор улыбнулся, отдал честь и пошел спать. Но сон долго не шел к нему.
«Увольнительная на день? — думал он. — Черт меня возьми, если я когда-нибудь ее просил! Что же это может значить? Кто мне ее подписал?»
Он думал и о том, что еще в десять часов утра, на разводе, войсковой почтальон отдал ему почтовую открытку с напечатанным на машинке адресом, отправленную из Парижа и изображавшую дорогу от Вердена к границе. Напрасно Фандор искал какую-нибудь фразу, которая объяснила бы, кто ее отправил, и что она должна означать; он ничего не нашел. Но теперь перед ним забрезжил свет.
Когда он принимал в своей квартире Винсона, тот говорил ему:
— Самое ужасное в шпионаже это то, что никогда не знаешь, кому ты должен подчиняться, кто тебе должен отдавать приказы, кто твой начальник. В один прекрасный день вы узнаете, что у вас отпуск, в этот день вы получаете каким-нибудь образом указание какого-нибудь места… Вы туда идете, встречаете там людей, которых не знаете, которые задают вам вопросы — иногда незначительные, иногда серьезные… И вы должны решать, кто перед вами — ваши ли начальники-шпионы или же вы попали в западню, расставленную вам службой контршпионажа. Приходится рисковать. Свидания, на которые идешь со спокойной душой, уверенный, что не вернешься под конвоем двух жандармов, бывают редко. Невозможно требовать объяснений… Нельзя ожидать помощи в случае опасности. Шпионы не знают друг друга, от них отрекаются те, кому они служат, они жалкие винтики, затерянные в громадном механизме… Неважно, что их сломают, их легко заменить!..
Сопоставив события, Фандор пришел к следующему заключению: «Мне дали увольнительную, которую я не просил, значит, ее для меня попросили. Кто? Это мог быть только главный агент, уже встречавшийся с Винсоном, или, по крайней мере, соответствующий шеф шпионов в Вердене, которому сообщили о приезде Винсона. Я получил открытку от неизвестного. На ней была воспроизведена дорога, которую я знаю: дорога из Вердена к пограничному посту. Я пойду на прогулку по этой дороге и, надеюсь, встречу там кого-то».
Было ровно семь часов утра, когда Фандор предъявил свою увольнительную сержанту у ворот казармы.
— Еще один отправляется развлекаться, — проворчал тот. — Проходите, капрал.
На лице Фандора была радостная улыбка, но в глубине души он был далеко не так весел. Фандор думал, что неплохо было бы немного схитрить. Вместо того, чтобы направиться прямо на дорогу из Вердена, он побродил некоторое время по городу, кружил, возвращался и, наконец, убедился, что никто за ним не следит. Только после этого он решился выйти на дорогу.
Большая дорога была безлюдна, поля простирались вокруг, пустые и печальные.
Фандор шел более часа прямо вперед, когда на повороте ложбины заметил автомобиль, остановившийся у дороги. «Это не мои люди, — подумал капрал, издалека определив, что это богатые туристы, — но я доволен, что мне встретились хоть какие-то человеческие существа».
Молодой журналист направился к автомобилю. Там были двое: элегантный господин в широкой, дорогой меховой шубе (он сидел за рулем) и довольно молодой аббат, весь укутанный в одеяла, пледы, кашне, спасавшие от холода и позволявшие видеть лишь его глаза.
В момент, когда Фандор подходил, он услышал, как аббат раздраженно говорил вышедшему из машины спутнику:
— Ну, так что же, дорогой друг, что происходит? Поедет еще ваша машина?
Элегантный водитель отвечал священнику сдержанно, тоном комического отчаяния:
— Дорогой аббат, это лопнула не правая передняя шина, а задняя левая!
— Мне надо выйти?
— Ни в коем случае! Не двигайтесь с места! Знаете, что нужно сделать? Я сейчас поставлю машину на домкрат и одним движением руки заменю эту шину.
Фандор был лишь в нескольких метрах от автомобиля, когда шофер прибавил, слегка повернувшись в его сторону:
— К несчастью, мой домкрат плохо действует, и я не знаю, смогу ли один справиться с ним.
«Очевидно, — подумал Фандор, — следуя указаниям Винсона, я не должен колебаться». Он предложил:
— Не могу ли я вам помочь?
Шофер улыбнулся:
— Вы очень любезны, капрал! Я не откажусь от вашей помощи.
Он с большим трудом вытащил из багажника домкрат, который на первый взгляд не показался опытному глазу журналиста плохо действующим. Фандор помог снять колесо, камера которого, действительно, пропускала воздух.
— Вот, мсье, — сказал он.
Шофер кивнул и поставил на землю камеру, которую он собирался надеть на место испорченной.
— Далеко ли мы от Вердена? — спросил он.
— Пять или шесть километров, — ответил Фандор.
— Только?
— Только, мсье.
— Это Верден виден там внизу? Вон та колокольня в тумане?
— Это не колокольня, мсье, это труба складов.
— Новых складов?
— Да, мсье.
— Я думал, что они еще не достроены.
— О, они еще не достроены, — ответил Фандор, — но скоро будут закончены, это дело полугода.
— А, хорошо, хорошо. А скажите, по пути, которым мы следуем, нет железной дороги?
— Нет, мсье, проектировали стратегическую линию, но работы еще не начаты.
Шофер улыбнулся и, продолжая работать, сказал:
— С французской администрацией все проекты так долгосрочны!
— О, да!
Наступило молчание. Очень заинтересованный, Фандор думал: да, судя по всему, это не просто туристы…
— Уф! — выдохнул шофер, вставая. — Осталось только надеть эту шину. Господин капрал, если бы вы захотели помочь мне…
— Конечно!
— О, не сразу, дайте мне немного отдохнуть. У меня заломило поясницу.
Незнакомец сделал несколько шагов по дороге и, еще раз указав Фандору на горизонт, спросил:
— Красивый здесь обзор… Вы знаете эту местность, капрал?
— Ну, как… неплохо…
— Тогда вы сможете дать мне некоторые сведения. Что это за другая большая труба там, внизу? Видите, между теми двумя деревьями?
— Это труба завода, где льют колокола.
— Ах да, верно, я слышал, как говорили об этом заводе. Но кажется, что он очень близко.
Фандор покачал головой.
— Так кажется. По дороге до него еще добрых одиннадцать километров.
— Так много? А с птичьего полета это рядом.
— Да, так кажется.
Шофер настаивал:
— Но, как вы думаете, капрал, сколько отсюда по прямой туда? Вас в полку учили, наверное, рассчитывать расстояние?
На этот раз Фандор уже не сомневался. Человек, говоривший с ним, несомненно был тем шпионом, с которым он должен был встретиться. И Фандор вспомнил, чему учил его капрал Винсон:
«Когда имеешь дело с новым главным шпионом, можешь быть уверен, что он подвергнет тебя чему-то вроде небольшого экзамена, учинит тебе настоящий допрос, чтоб представить себе твои способности».
Но молодой человек размышлял лишь минуту. Он ответил:
— С птичьего полета, я полагаю, здесь не больше четырех километров, дорога делает длинный поворот.
— Хорошо, хорошо! — одобрил шофер. — Я тоже сказал бы так, вы вряд ли намного ошиблись… Вы давно в этом гарнизоне в Вердене?
— О нет, лишь несколько дней.
— Не скучаете?
— Отчего бы?
— Я хочу сказать: не слишком ли строга дисциплина?
Фандор попытался прояснить ситуацию.
— О! — ответил он, — мне не на что жаловаться, я так легко получаю увольнение…
Но таинственный турист не понял намека или сделал вид, что не понял.
— Это замечательно! — сказал он. — Черт знает, почему, но иногда молодые солдаты даже в свободные дни не знают, как развлечься. А у вас, капрал, есть здесь знакомые?
— Увы! Нет, мсье, я никого не знаю в Вердене.
— Ну, хорошо, раз вы были так любезны, я, если хотите, представлю вас людям, которые вас развлекут.
Настал черед Фандора спрашивать:
— У вас друзья в Вердене, мсье?
— Я знаю кое-кого… и аббат, который меня сопровождает, тоже. Но вот идея! Господин капрал, приходите сегодня вечером, в семь часов, в типографию братьев Норе; это добрые товарищи, и вы найдете там молодых людей вашего возраста. Я смогу вас им представить, они вам непременно понравятся и, не сомневайтесь, будут вам полезны.
Собеседник Фандора явно подчеркнул слово «полезны». Он запустил мотор и прыгнул в машину, сказав:
— Еще раз спасибо, капрал, за вашу помощь. Я не предлагаю довезти вас до Вердена, так как в моей машине только два места, но повторяю вам… до вечера!
Фандор повторил:
— До вечера!
«Никакого сомнения! Это шпион. Но я в жизни не видел этого человека, это совершенно новое лицо, я нисколько не продвинулся в своем деле. И что ждет меня сегодня вечером на этом проклятом свидании?»
Ровно в семь часов Фандор появился в типографии Норе, адрес которой нашел в городском справочнике. Он позвонил. Человек, открывший ему, спросил:
— О ком доложить господам?
— Скажите, что это капрал Винсон.
Несколько минут ожидания показались вечностью, и Фандор чувствовал, как сильно бьется сердце в груди. В конце концов, не следовало ли опасаться западни? Знал ли он точно, что произойдет?
Вскоре в комнату вошел высокий, стройный молодой человек с рыжей бородой.
— Здравствуйте, капрал! Наши общие друзья предупредили меня о вашем визите. Они еще не прибыли, но я думаю, нам не нужно ждать для знакомства формальных представлений? Как вы полагаете?
Фандор согласился, подумав: «А он симпатичный, этот шпион».
— Вы очень любезны, мсье.
— Ну, вот еще! Я тоже очень рад познакомиться с вами. Послушайте, в ожидании наших друзей не хотите ли посетить мастерские? Это интересно и полезно. В Париже всегда смеются над провинциальной промышленностью и имеют привычку считать, что в департаментах не могут хорошо работать — ни в торговле, ни в искусстве. Это ошибочно! Взгляните на наши машины!
Типограф долго водил журналиста по обширным мастерским.
— Вот ротационная машина, на которой печатается «Маяк Вердена», — объяснял он. — Это последняя модель. Вы знаете, как работают эти машины?
Фандору хотелось смеяться. «Как бы он удивился, если бы узнал, что мне каждый вечер случается проходить через машинный зал «Капиталь»!»
Норе повел журналиста в другой угол типографии.
— Вы знаете, что такое линотипы?
Фандору снова пришлось восхищаться, хотя на самом деле он как профессионал совсем не одобрял машины старых моделей, которые показывал ему хозяин. Наконец, типограф повел его в какую-то укромную комнату, похожую на чулан.
— Вот, — сказал он, — вот пресс, который, я уверен, вам понравится.
И когда Фандор, на этот раз весьма заинтригованный, стал рассматривать серую массу, под которой он угадывал что-то металлическое, типограф спросил, открывая машину:
— Вы знаете, что это такое, капрал?
— Нет.
— Машина для изготовления банковских билетов.
— Как? — У Фандора вырвалось изумленное восклицание. «Вот как? Значит, кроме шпионажа, эти люди еще и фальшивомонетчики?» — Это правда? Вы делаете банковские билеты?
— Ну, конечно, в шутку, для смеха… но они могут быть полезны.
И снова интонация типографа подчеркнула значение этого слова. Фальшивые деньги, которые могут быть полезны?
— Любопытно было бы посмотреть, как фабрикуются эти шуточные билеты.
— Но я именно это и хотел вам предложить.
Молодой типограф повернул рукоятку машины, завертелись шестерни, валы медленно заскользили один над другим.
— Попробуйте сами, капрал, возьмите в руки, вы увидите… Держите!
И Фандор с изумлением получил прекрасный банковский билет в пятьдесят франков, совсем новенький.
— Что скажете? — спросил типограф. — Хорошая имитация?
— Конечно, — отвечал журналист, который не мог оправиться от потрясения, рассматривая банковский билет.
— А вот и другие, держите! Возьмите!
Еще девять билетов упали в руки Фандора. Но у журналиста был острый взгляд. И потом, он ведь не впервые был в типографии. Он прекрасно знал все виды типографских машин. Теперь ему было все ясно.
«Черт возьми, это детский трюк! У меня в руках настоящие билеты, эта машина вообще ничего не печатает. Мой новый друг с ее помощью заплатил мне за будущие предательства — пятьсот франков — и для этого он сунул банковские билеты под валы. Одним словом, это способ мне заплатить, не компрометируя себя».
— А теперь, капрал, — предложил Норе, — мне кажется, что мы могли бы распить бутылку в честь нашего нового знакомства!
У журналиста вовсе не было охоты пить. Ему пришлось, однако, с фальшивой радостью принять предложение.
Наконец он встал, прося извинения:
— Мне нужно вас покинуть, мсье… Конечно, время моей увольнительной еще не истекло, но у меня есть дела.
Фандор спешил остаться один, поразмыслить, сопоставить свои наблюдения.
Типограф не удерживал его и, казалось, одобрял поведение молодого солдата.
— Вы еще придете, не правда ли? — спросил он. — Мы всегда в вашем распоряжении, мой брат и мои друзья — они будут жалеть, что приехали после вашего ухода. Имейте в виду, кстати, мы знакомы с некоторыми офицерами, и, если вам иной раз потребуется увольнение, вам надо только сказать нам об этом.
Оказавшись на улице, Фандор поспешил к центру города. Как и утром, он петлял, возвращался на то же место, делал круги. «Я дурак, — заявил он себе наконец, — зачем такие предосторожности? Ясно, что никто за мной не следит». И, ожидая часа возвращения в казарму, Фандор устроился в маленьком кафе, где долго и глубоко все обдумал.