Она никак не могла найти то, что искала! Молодая женщина, торопливо завершая свой туалет, сделала недовольную гримасу и, обернувшись, воскликнула:
— Отлично, мой капитан! Видно, что ты не привык иметь дело с женщинами!
Мужчина лет сорока, с энергичным лицом, широким лбом и редеющими волосами, небрежно развалившись на диване в глубине спальни, следил глазами за движениями своей прелестной возлюбленной. С чуткостью влюбленного он угадывал, чего ей не хватает, и когда ему не удавалось предвидеть ее желание, старался как можно скорее загладить свой промах.
Он вскочил и принес из туалетной комнаты, примыкающей к спальне, вазочку из оникса с полным набором булавок всех размеров.
— Вот, моя прелестная Бобинетта, вот что оправдает меня в твоих глазах!
Она поблагодарила его улыбкой и продолжала спокойно одеваться, одну за другой доставая из вазочки булавки.
Это была рыжая красавица с массой вьющихся от природы волос, с дерзкими, ясно очерченными формами.
Была половина четвертого пополудни, и в этот грустный ноябрьский день сумерки уже затемняли первый этаж дома на мирной и почти провинциальной улице Лилль.
Уже несколько месяцев любовницей капитана-артиллериста Брока была эта пленительная женщина, носившая несколько вульгарное прозвище Бобинетта. Недостаток образования и свое низкое происхождение Бобинетта компенсировала умением приспосабливаться ко всякой среде, интуитивно угадывая все оттенки вкуса и такта, делающие из простолюдинки самую утонченную парижанку.
В отличие от нее, капитана Брока, офицера Генерального штаба, человека уравновешенного, добросовестного и упрямого, — не отшлифовало пребывание и в мире военных, и в аристократических кругах. Несмотря на незаурядный ум и профессиональные качества, которые высоко ценили его начальники, он оставался немного неловким, робким. Наилучшим местом для него были не официальные приемы или светские салоны, а батарея или бастионы крепости.
Окончив одним из лучших Политехническую школу, Брок, без всяких связей, достиг высокого положения, недавно подтвержденного постом, доверенным ему в военном министерстве. В течение первых лет военной службы Брок был занят только своими офицерскими обязанностями и подготовкой к поступлению в Военную академию. Его хорошенькая любовница не ошиблась: он отнюдь не был «человеком, привыкшим иметь дело с женщинами». Вот поэтому-то его сердце, еще очень молодое, не слишком искушенное, внезапно воспламенилось, когда капитан по воле случая познакомился с Бобинеттой.
Кто же была эта женщина?
Зная ее уже несколько месяцев, Брок не мог еще определить ни ее характер, ни даже ее социальное положение. Это в известной степени интриговало офицера, все более и более влюблявшегося…
Бобинетта закончила свой туалет, неторопливо уселась на диван рядом с офицером. Погруженный в свои размышления, он молчал.
— О чем ты думаешь? — насмешливо спросила вдруг Бобинетта. — Решаешь новую проблему или мечтаешь о брюнетке?
Брок засмеялся. Он привлек молодую женщину к себе и нежно прошептал:
— Я думаю о будущем, о нашем будущем!
— Вот еще! — возразила Бобинетта, отодвигаясь. — Ты снова о браке?
Капитан сделал протестующий жест, но молодая женщина продолжала:
— Нет, старина, ты знаешь, ничего этого не надо… Никаких цепей… никаких принуждений… Мы оба независимы, останемся так… свободными!.. Да здравствует свобода! К тому же тебе хорошо известно, что ты сделал бы глупость, женившись на мне: у меня нет никакого приданого… и потом, я не твоего круга. Можешь ли ты представить меня в салоне, болтающей с женой полковника, с генеральшей о том о сем?.. Чушь! Я такая как есть — Бобинетта!..
Броку удалось вставить слово. Его точный и ясный ум привык разбирать вопросы по порядку:
— Прежде всего, что касается приданого, то ты хорошо знаешь, моя прелестная Бобинетта, что я хочу сделать распоряжения в твою пользу… не возражай… мне доставляет удовольствие обеспечить, насколько смогу, твое скромное будущее. С другой стороны, я не светский человек, и если бы ты хотела…
Капитан опять придвинулся к своей возлюбленной и прижался губами к ее губам.
Бобинетта снова отстранила его, встала с дивана и выпрямилась, скрестив руки и мрачно глядя на офицера.
— Нет, говорю тебе, я хочу быть свободной, хозяйкой самой себе…
— Но, несмотря на все твои идеи о независимости, моя дорогая бедняжка, ты всегда в рабстве… Посмотри, если даже ограничиться одним примером, — вот уже более двух лет, как ты согласилась занять подчиненную должность у этого баварского дипломата… или австрийского, не знаю…
— Наарбовека? — спросила удивленно Бобинетта. — Но не воображай, пожалуйста, что я служанка у барона Наарбовека, а если бы и так? Мне не приходится особенно гордиться своими предками…
— Не об этом речь…
Но Бобинетта была задета, она продолжала:
— Нет, наоборот, именно об этом. Тебе все время кажется, что я выполняю какие-то унижающие меня обязанности! Я тебе сто раз рассказывала, как я оказалась у Наарбовека! Он пришел однажды в больницу, где я работала медсестрой. Его дочь Вильгельмина, ей не было еще восемнадцати лет, заболела тифоидной лихорадкой… А ему нужно было уехать и некому доверить это дитя… Меня рекомендовали Наарбовеку, я приехала, я вы́ходила Вильгельмину. Это длилось месяц, два, три… Теперь мы лучшие подруги. Эту девочку я люблю всем сердцем. Я в доме барона компаньонка. По-твоему, это роль «подчиненная», но, уверяю тебя, все в этой семье относятся ко мне с уважением. Ах! Да ты сам мог в этом убедиться — ведь именно на приеме у Наарбовека мы познакомились!
И Бобинетта метнула грозный взгляд на капитана Брока, как будто воспоминание об их первой встрече было ей не очень приятно.
Но Брок этого не заметил. Он напомнил:
— Ты не только со мной познакомилась у господина де Наарбовека, там был еще и прекрасный кирасир Анри де Луберсак…
Бобинетта, покраснев, пожала плечами:
— Ты просто глуп; лейтенант Анри обо мне и не думает… напротив, и если он посещает дом…
Брок в свою очередь прервал молодую женщину:
— Я знаю, — заметил он примирительно, не желая затевать спор, — я знаю, что он ходит ради белокурой Вильгельмины…
Брок снова привлек к себе Бобинетту; он нежно пытался усадить ее к себе на колени, но молодая женщина, все упорнее уклонявшаяся от ласк капитана, посмотрела на часы, стоявшие на камине.
— Четыре часа, — сказала она, — мне давно пора идти.
Брок проследил за взглядом своей возлюбленной и внезапно стал серьезным:
— Клянусь честью! И мне тоже пора бежать в министерство.
Оба встали. Бобинетта отыскала свою шляпу, потом перчатки, Брок прошел в рабочий кабинет, отделенный от спальни тяжелой портьерой.
— Бобинетта! — позвал он.
Когда молодая женщина, неторопливо откликнувшись на приглашение, вошла в комнату, офицер стоял перед бюро и рылся в большом ящике, где хранились разнообразные бумаги.
— Ты знаешь, моя маленькая Бобинетта, что я хочу назначить тебя моей единственной наследницей. — Капитан искал что-то среди документов. — Я хотел бы тебе показать… это насчет точного написания твоего имени, ведь вообще-то тебя зовут Берта…
Но молодая женщина, подойдя, быстро схватила листок сиреневой бумаги.
— Ах, каналья! — вскричала она, размахивая письмом и изображая гнев. — Я тебя поймала, ты писал женщине! Ах, какое начало: «Моя обожаемая малютка, какими долгими кажутся мне часы, когда я ожидаю…»
Капитан Брок расхохотался.
— Ну-ка, я еще не видел тебя ревнивой!
Бобинетта вопросительно посмотрела на него. Он объяснил:
— Но пойми, глупышка, это я писал тебе, два часа назад. Ты знаешь, я всегда боюсь, что ты не придешь на свидание, а ты ведь обычно опаздываешь!..
Успокоившись, Бобинетта помогла Броку обследовать его ящик. Здесь были семейные письма, целые страницы шифров, подлинные военные документы, даже банковские билеты. Но вскоре Бобинетта заметила свой почерк на хорошо знакомых ей листках.
Она была возмущена:
— Это ужасно, так меня компрометировать, как ты это делаешь… Смотри, это мои письма… Письма любви… интимные письма валяются бог знает где! Нет, решительно…
Брок оправдывался:
— Ты ошибаешься, моя кошечка, я храню твои дорогие послания как драгоценность, вместе… видишь, вот они все… О, их так мало, но они все целы!
— Ты уверен в этом?
— Клянусь тебе…
Бобинетта размышляла, а капитан вернулся в спальню, надеясь найти там дарственный акт.
— Пойдем со мной, Боб, — сказал он.
В спальне офицер открыл маленький секретер. Он думал, что его возлюбленная следует за ним, но она оставалась в кабинете.
— Бобинетта! — позвал он, удивленный.
Она медлила. Брок вернулся обратно и столкнулся с молодой женщиной, украдкой прятавшей что-то в карман.
Они с минуту молча смотрели друг на друга.
— Что ты там делала? — с подозрением спросил Брок.
— Ничего! — холодно заявила Бобинетта.
Но капитан, обеспокоенный и почти разгневанный, взял ее за руку.
— Скажи мне!
Рыжая красавица отпрянула назад и с вызовом сказала:
— Ну да! Я их забрала, мои письма. Мне противно, что они везде разбросаны по твоей квартире. По-твоему, это ничего, что твой денщик прочтет их в свое удовольствие… что твоя консьержка будет в курсе… Поистине у вас, мужчин, нет никакого такта, никакой деликатности.
— Бобинетта! — заклинал ее капитан. Он просил прощения, тихо, торопливо, как преступник, а Бобинетта высокомерно, с некоторым презрением, слушала его. Впрочем, вскоре она пообещала больше не сердиться.
Спустя несколько минут, взволнованная больше, чем ей хотелось показать, она умчалась, запечатлев на лбу своего любовника торопливый примирительный поцелуй.
Брок подошел к окну и стал наблюдать, как она поворачивает за угол улицы Лилль к улице Святых отцов, направляясь к набережным. В руке у Бобинетты была свернутая в трубку бумага… Брок, кажется, узнал эту бумагу, ему был знаком ее вид, ее цвет…
Оставшись один, совершенно один в своей маленькой квартирке, показавшейся ему очень печальной после ухода любимой, капитан Брок посмотрел на часы. Пять часов! Давно нужно идти в министерство!
Торопливо надевая пальто, прилаживая фуражку, капитан подошел к бюро. Броку, из-за его особых познаний в крепостной артиллерии, была поручена секретная работа по обороне фортов к востоку от Парижа и размещению штата рабочих на время мобилизации, и сейчас он лихорадочно искал в ящиках свой доклад.
Вот уже десять минут он с тревогой перерывал их и не находил ничего.
— Это невозможно!.. — кричал он, все громче браня самого себя. — Заглавие написано большими буквами, я написал сбоку красным карандашом «Секретно» и два раза подчеркнул; невозможно, чтобы эти бумаги не бросились мне в глаза…
Брок много раз перебрал все документы, вытряхнул свой большой кожаный портфель.
— Прекрасная Бобинетта, — сказал он раздраженно, — роясь здесь, устроила большой беспорядок!
Вдруг он остановился, упал в кресло, от волнения даже капли пота выступили у него на лбу. Он внезапно вспомнил о бумажном рулоне в руке его любовницы.
— Боже мой, что если?..
Он не закончил свою мысль… Бобинетта, должно быть по легкомыслию или по неумышленной оплошности, не подумав, взяла этот документ, чтобы завернуть свои письма. Да, не подумав, унесла с собой секретный план мобилизации… Ах! Вот так история! А если план затеряется? Выпадет на улице?
Брок не мог простить себе, что позволил молодой женщине рыться в его бюро. Вдруг он вскочил. Размышлять было некогда, надо было действовать, вернуть во что бы то ни стало потерянный план. Брок был уверен: документа у него больше нет.
— Добрый день, капитан!
Смотритель на стоянке фиакров у моста на набережной Святых отцов сердечно приветствовал офицера, которого хорошо знал в лицо.
Не отвечая ему, задыхаясь, капитан Брок хмуро спросил:
— Скажите, вот сейчас, минут десять назад… Не видели ли вы даму, молодую даму, рыжеватую… Не проходила ли она здесь?
Смотритель прервал офицера, подмигнув:
— Право, мой капитан, вы попали в точку; минуту назад дама, о которой вы говорите, и даже очень красивая, клянусь честью, села в такси…
— А! — прервал капитан. — Вы знаете, какой адрес она дала?
— Ей-ей, знаю, — ответил человек, лицо которого просияло от радости оказать услугу офицеру, — я был совсем рядом, дотронуться мог, когда она сказала шоферу…
— Ну, ну! — торопил Брок.
— Право, она сказала: отвезите меня в Лес! И экипаж повернул по мосту Святых отцов; наверное, она потом поехала по набережной Тюильри.
Капитан прервал смотрителя.
— Номер… номер этого такси?
— Подождите-ка… — сказал тот, раздумывая. — Надо спросить у сержанта в киоске, он, конечно, записал его, как обычно.
Дрожа от нетерпения в глубине маленького автомобиля, капитан Брок преследовал такси с номером 249 BZ, в котором ехала Бобинетта.
Офицер, прижимая к себе кожаный портфель, где находились все документы (увы, кроме утраченного плана восточных фортов), предназначенные им для представления в министерство, вглядывался в площадь Конкорд и Елисейские поля. Его тревога росла. Отчего Бобинетта, заявившая, что она так торопится, приказала везти себя в Булонский лес, как человек, которому нечего делать?
В сущности, у Брока не было никакой определенной причины пуститься вслед за своей любовницей. Ведь совершенно невероятно, чтобы она могла, не заметив, взять этот документ. К тому же она могла потерять его, еще не взяв такси… Ну, а предположить хоть на миг, что она унесла его сознательно, Брок не хотел.
И однако?
И однако у капитана было предчувствие, более того, — убеждение, инстинктивная уверенность, что догнать Бобинетту необходимо, абсолютно необходимо.
Почему?
Этого Брок не мог бы сказать. Он не рассуждал. Он чувствовал.
Разум приказывал ему вернуться домой, чтобы еще раз, более тщательно поискать драгоценный документ, потому что, в конце концов, хорошо ли он видел… у нее в руке?.. Но неопределенное и столь же непреодолимое чувство побуждало его продолжать эту странную охоту.
— Ну, быстрей же, черт возьми! — уже не первый раз кричал он своему водителю, хотя такси и так ехало со всей возможной скоростью.
Наступал вечер: за Триумфальной аркой лучи заснувшего ноябрьского солнца отражались на небе широкой красной полосой. Ветер срывал с деревьев последние золотисто-коричневые листья. Парижане пользовались сравнительно теплой погодой для прогулок в Лесу, и многочисленная очередь экипажей направлялась к площади Этуаль.
Когда такси Брока пересекало Елисейские поля, он внезапно издал радостный крик. Впереди, в пятидесяти метрах, он заметил такси Бобинетты, узнал его номер.
— Вот она!
Он заклинал шофера догнать то такси, чего бы это ни стоило.
Шофер нажал на педаль акселератора…
«Еще минута, — думал Брок, — и мы догоним этот 249-й…»
Однако надежды капитана не сбылись. Скопление экипажей, полицейские заграждения для прохода по поперечным улицам замедляли движение.
Наконец достигли площади Этуаль. Экипажи, следуя правилам, огибали памятник справа; из-за все большего их скопления движение замедлялось. Но капитан утешал себя: только один фиакр отделял его теперь от такси, в котором находилась Бобинетта, несомненно, они окажутся рядом у въезда в Булонский лес.
Тревога, однако, продолжала терзать сердце офицера. А если Бобинетта ничего не заметила и документ все же упал на улице? Вдруг капитан увидел, что такси Бобинетты пересекло линию экипажей и, свернув направо, устремилось к авеню Гранд-Арме. Шофер Брока продолжал ехать к Булонскому лесу.
— Ах, дурак! — вскричал офицер. И, чтобы быстро дать новые указания, он почти весь высунулся из машины.
Не прошло и двух секунд, как шофер резко остановился: он не понимал, что случилось с его пассажиром. Тот почему-то внезапно замолчал, не договорив начатого. Упав как подкошенный на подушки такси, Брок остался недвижим.
Проходившие мимо дамы заметили офицера.
— Посмотри, дорогая, — сказала одна из них, — как бледен этот господин, наверное, ему плохо…
Они были поражены странной позой пассажира. Брок распростерся на сиденье; склонив голову на плечо, с открытым ртом, закрытыми глазами, он, казалось, был в обмороке.
Сейчас же собралась толпа. Шофер, выйдя, взял своего клиента за руку, рука безжизненно упала.
Толпа росла.
— Врача! — крикнул голос. — Вы видите, человеку плохо!
Кто-то отделился от толпы — седой господин с орденом, только что вышедший из солидной кареты. Он властно раздвинул любопытных и, пользуясь тем, что подошел и полицейский, попросил:
— Будьте добры удалить этих людей. Я — профессор Баррель из Медицинской академии.
Уважительный шепот пробежал среди присутствующих — профессор был очень известен и имел прочную репутацию.
Ученый несколькими уверенными движениями развязал галстук больного, расстегнул пальто, послушал с минуту сердце, потом не без некоторого изумления посмотрел ему в лицо.
Полицейский предположил:
— Может быть, надо доставить этого человека в аптеку?
Тихим голосом профессор Баррель ответил:
— В аптеку… если хотите… но это бесполезно… лучше бы — в полицейский комиссариат, потому что этот несчастный мертв! Умер внезапно!
И врач прибавил несколько терминов, непонятных для стража порядка.