Фантомас – секретный агент

Глава 19 ТАИНСТВЕННЫЙ АББАТ

Фандор думал, что спит с открытыми глазами.

С тех пор, как случайности полицейского расследования, которым он занялся, заставили его перевоплотиться в Винсона, он уже привык к солдатской жизни. Казарма стала для него «его казармой». Просыпаясь, он не удивлялся, увидев справа от себя большую голую стену, выбеленную известкой, а слева перегородку с многочисленными надписями такого, например, рода: «Еще 653 дня стрелять…», «Да здравствует увольнение в запас!»

Но в это утро Жером Фандор проснулся совсем в иной обстановке. Приоткрыв глаза, он увидел вокруг себя мебель, настоящую мебель. Он находился в комнате отеля, впрочем достаточно скромного. Луч света отражался в небольшом выщербленном зеркале, висевшем над туалетным столом, грязный и потрескавшийся мрамор которого украшали тазик и фарфоровая мыльница.

В центре комнаты — стол, у его кровати — стул, на который он накануне вечером бросил свою военную одежду; на комоде с болтающимися ящиками, которые нельзя было задвинуть, лежал его чемодан.

Фандору не хотелось просыпаться. В постели было тепло, а комната казалась очень холодной.

«Это просто несчастье, — думал Фандор, — регулярно вносить квартирную плату, иметь на улице Рише квартиру, пусть не роскошную, но вполне пригодную для жизни, и спать в отеле Армии и Флота, в комнате, где платят сорок су за ночь…»

Но надо было вставать. В утешение себе Фандор подумал: «Раз «они» приготовили мне эту комнату, полагаю, что у «них» хватило деликатности заранее заплатить за нее!»

Он немного посидел на кровати, потом вдруг снова лег и закрыл глаза — на этот раз для того, чтобы собраться с мыслями.

Момент был серьезный, и журналист, готовый снова встретиться с опасностями, должен был хорошо обдумать то, как обернулись события. Два дня назад адъютант подозвал его:

— Капрал Винсон, у вас отпуск на восемь дней. Вы можете покинуть казарму завтра в полдень.

Фандор уже столько раз получал такие неожиданные увольнительные, что нисколько не удивился.

— Спасибо, лейтенант! — ответил Фандор машинально. Но потом он стал нетерпеливо ожидать прихода полкового почтальона, который, без сомнения, принесет ему открытку, назначающую тайное свидание с агентами, для которых он должен будет действовать.

Но на этот раз принесли не открытку, а самое настоящее письмо. Фандор открыл конверт и вздрогнул, прочитав: «Мой нежно любимый…»

«Вот как? — подумал молодой человек. — Я уже получаю любовные письма…»

Ему, действительно, принесли любовное письмо. Таинственное послание гласило: «Я так давно тебя не видела, но раз у тебя отпуск на восемь дней, я могла бы вознаградить себя за твое отсутствие. Давай встретимся в первое же утро после твоего приезда в Париж? Я думаю, ты, как обычно, остановишься в отеле Армии и Флота на бульваре Барбеса. А я ровно в половине двенадцатого буду на углу улицы Риволи и улицы Кастильон. Мы сможем вместе пообедать. До скорого! Целую тебя».

Скрытый смысл письма был совершенно ясен Фандору. Речь шла о передаче чертежа дистанционного ключа, который он обещал. Не колеблясь, лже-Винсон решил отдать чертеж… изобретенный им самим.

— Поедем туда! — бормотал мнимый капрал. — Может быть, в Париже я, наконец, окажусь лицом к лицу со знакомыми?

И Винсон-Фандор точно следовал намеченной для него программе. Он приехал поездом в Париж, остановился в отеле Армии и Флота. Теперь он должен был спешить, чтобы не опоздать на свидание на улице Риволи.

«Надеть ли форму? Нет! Не надо… Это опасно и неинтересно… В конце концов, я даже не знаю в лицо того, с кем встречусь сегодня утром, а я всегда должен помнить о возможной ловушке контршпионажа. Но вот какая мысль… я пойду на это свидание не только в гражданской одежде, но без грима, просто как Фандор. Конечно, в этом случае мое свидание не состоится, но такой пустяк вовсе не обескуражит моих типов. Они знают мой адрес в отеле и назначат мне новую встречу, куда я приду уже как капрал Винсон, если сочту это удобным».

Он быстро спустился по шаткой лестнице «дворца», где провел ночь, без удивления узнал у лакея Октава, что его номер заранее оплачен за три дня, предупредил, что, возможно, вернется лишь к вечеру, и отправился на бульвар Барбеса.

Фандор окликнул фиакр.

— Отвезите меня на Вандомскую площадь, — сказал он кучеру, — высадите у колонны.

Фандор, выйдя из экипажа, прогуливался под аркадами улицы Риволи, как вдруг увидел вдалеке женщину, идущую ему навстречу.

Молодая женщина, которую он с любопытством рассматривал, шла, не замечая его, медленно и грациозно, останавливаясь, чтобы посмотреть на витрины лавок.

Фандор, узнавший ее, не мог больше сопротивляться своему любопытству; он подошел и приветствовал ее, сняв шляпу:

— Мадемуазель Берта! Мадемуазель Берта!

Захваченная врасплох, Бобинетта остановилась, узнав журналиста.

— Ах, господин Фандор! Как поживаете?

— Очень хорошо… А вас, мадемуазель, я и не спрашиваю, ваш цветущий вид говорит сам за себя!

Бобинетта улыбнулась.

— А как вы оказались здесь?

— Что за вопрос? Я гуляю под аркадами. Я здесь часто гуляю.

Бобинетте пришлось оправдываться:

— О! Я не это хотела сказать, сударь! Я спрашиваю вас, как случилось, что, находясь в Париже, вы ни разу не посетили господина де Наарбовека, который приглашал вас заходить на чашку чая. Мы как-то говорили о вас. Барон сказал, что не видит вашей подписи в «Капиталь» и что вы, наверное, в отъезде.

— Да, мадемуазель, я только что вернулся в Париж. А у барона все благополучно?

— О да, сударь.

Фандору хотелось задать еще и другие вопросы, но было ясно, что эта беседа на ходу стесняет молодую девушку. Было невежливо затягивать разговор, и, после нескольких малозначительных фраз, Фандор распрощался с красавицей.

Журналист снова принялся разгуливать и проверил часы. Было без четверти двенадцать; среди редких прохожих Фандор не замечал никого, достойного внимания. Молодой человек с нетерпением ждал еще пять минут, десять минут; наконец в час он решил вернуться в отель.

«Что же это значит? — думал он. — Должен ли я думать, что никто не пришел на встречу с капралом Винсоном? Или же, скорее, что я не смог опознать пришедших на эту встречу, а они, понятно, ушли, не увидев никакого капрала?»

Придя на бульвар Барбеса, Фандор нашел там пневматичку, адресованную капралу Винсону. В ней говорилось: «Мой нежно любимый, любовь моя, извини, что я не встретилась с тобою сегодня утром на улице Риволи, как было условлено: это было невозможно. Приходи туда же в два часа, обещаю тебе быть точной… Приходи, конечно, в форме, я хочу посмотреть, какой ты красивый в военном мундире».

Фандор прочел и перечел эту пневматичку, озабоченно наморщив лоб.

— Это мне очень не нравится, — сказал он себе. — Почему обязательно в форме? Может быть, они знают, что я приходил без нее сегодня утром? Но тогда?.. Бог видит, мне кажется, что приходит время вернуться в гражданскую жизнь!

На часах, украшающих площадку для пешеходов посреди улицы Риволи, было ровно два, когда Фандор, выйдя из метро, пересек шоссе, чтобы снова занять свой пост на углу улицы Кастильон.

«На этот раз я в форме, — думал он, — я пришел вовремя, ничто не должно помешать нашей встрече».

Как только журналист сделал несколько шагов под аркадами, чья-то рука в тонкой перчатке тронула его за плечо.

— Милый капрал! Как поживаете?

Фандор живо обернулся и не без изумления увидел священника!

— Очень хорошо! А вы, господин аббат?

Фандор сразу узнал священнослужителя: он уже видел его в машине на дороге из Вердена.

— И ваш друг здесь, господин аббат?

— Нет, нет, милый капрал… Он поручил мне передать вам всякие любезности, но у него слишком много забот, чтобы путешествовать в данный момент.

— Он все еще в Вердене?

Аббат с недовольным видом секунду глядел на Фандора.

— Не знаю, где он! — заявил он сухо. Потом продолжал более любезным тоном: — Да это и неважно, потому что мы с вами должны поехать вместе, а он с нами не едет…

— А мы разве едем? — спросил Фандор с удивлением.

— Да, нам предстоит маленькое путешествие… очень маленькое…

Говоря это, священник фамильярно взял капрала за руку и повел его за собой.

— Извините меня, — говорил он, — что я не смог прийти сегодня утром, но это было совершенно невозможно. Ах, да! Отдайте мне обещанный документ. Так! Очень хорошо, благодарю вас… Вот, капрал, видите нашу железную дорогу?

Священник указал Фандору на роскошный автомобиль, стоявший у тротуара.

— Садитесь, пожалуйста. Нам предстоит долгая дорога, а мы должны прибыть точно.

Фандор думал про себя: «Давай, давай, проклятый кюре! Я бы десять раз отпустил тебе грехи, только для того, чтобы узнать, куда ты повезешь меня в этой машине!»

Священник протянул Фандору толстый дорожный плед:

— Закутайтесь, капрал, в дороге вовсе не тепло, а простуживаться незачем. Шофер, можно ехать, мы готовы.

Пока машина разворачивалась, священник объяснял, указывая на объемистый тюк, мешавший капралу вытянуть ноги:

— Если хотите, мы будем время от времени меняться местами, вам, вероятно, очень неудобно с этим пакетом.

— На войне как на войне! — отвечал Фандор. — А вообще-то, господин аббат, мы могли бы оба поудобнее устроиться, переставив его на переднее сиденье, рядом с шофером.

Эта фраза почему-то вызвала недовольство аббата.

— Капрал, — сказал он довольно сухо, — я вас не понимаю! Думайте, что говорите!

«Черт возьми! Кажется, я промахнулся, но в чем? Хотелось бы это знать…»

— Я очень устал, — сказал аббат, — я плохо спал. Вы извините меня, капрал, если я немного подремлю. Через час я совершенно отдохну, и мы сможем поговорить. У нас хватит времени.

Фандору оставалось только согласиться. Машина выехала на Елисейские поля, и молодой человек задумался: куда они направляются?

Фандор решил схитрить.

— Ваш шофер знает дорогу, господин аббат?

— Надеюсь… А что?

— Дело в том, что я мог бы им руководить, я с закрытыми глазами могу проехать по окрестностям Парижа.

— Хорошо, тогда будьте внимательны, чтобы он не сбился с пути: мы едем к Руану.

Сказав это, священник закутался в свой плед, закрыв глаза и стараясь уснуть.

«Мы едем к Руану!»

Не осмеливаясь пошевелиться из страха вызвать гнев своего компаньона с таким нервным характером, Фандор обдумывал, что может означать это направление. В Руан? Зачем его, капрала Винсона, служащего в Вердене, везут в Руан? Зачем шпионам понадобился в Руане капрал Винсон? И что же это за таинственный сверток, уложенный на полу в машине, который нельзя перенести на переднее сиденье?

Убедившись, что священник крепко спит, журналист, под ногами которого находился этот драгоценный сверток, попытался выяснить, что в нем. Но сколько он ни старался обвести концом сапога контур предмета, спрятанного под серой тканью, он никак не мог понять, что это. Под тканью был еще соломенный тюфяк, и толщина этой упаковки препятствовала исследованию.

Кто был этот аббат? Во всяком случае, это был француз, потому что в его речи не было ни малейшего акцента. Его сутана не была маскировкой, он носил ее так естественно, что тут нельзя было обмануться. И потом, у него были тонкие руки, руки служителя церкви, никогда не занимавшегося никаким физическим трудом.

Фандор так глубоко задумался, что не замечал течения времени.

Машина спускалась с холмов, поднималась по откосам, пожирая километры. Когда стали подъезжать к Боньеру, журналист, пристально вглядывавшийся в дорогу, будто собирался за каким-то поворотом увидеть реальную цель этого неожиданного путешествия, почувствовал, что аббат наблюдает за ним из-под полузакрытых век.

— Вы уже проснулись, господин аббат? И не решаетесь открыть глаза?

— Я спрашиваю себя, где мы находимся?

— Подъезжаем к Боньеру.

— А, хорошо…

Вдруг священник совсем выпрямился и сбросил плед, до тех пор покрывавший его ноги, на таинственный сверток.

— Делайте, как я, капрал, — приказал он. — Особенно в Боньере мы должны избежать любопытства властей. В Боньере много воинских частей, а у полковника слава очень строгого командира.

Фандор взглядом просил объяснений у своего компаньона.

— Вы что, ничего не понимаете, капрал Винсон? Я считал вас более проницательным. Каждое мое слово приводит вас в изумление. От этого можно прийти в отчаяние! Ах, вот и Боньер, проедем через город без единого слова. Как только мы окажемся на шоссе, я дам вам разъяснения.

Когда городок остался позади, священник повернулся к Фандору.

— Скажите, капрал, — сказал он, уверившись, что дорожный ветер и шум машины мешают шоферу слышать его слова, — как вы думаете, что в этом свертке?

— Господи боже, господин аббат…

— Там, капрал, целое состояние для меня и для нас… артиллерийское орудие 155-R, скорострельная пушка. Улавливаете важность этого? Сегодня мы будем ночевать в окрестностях Руана, а завтра рано утром отправимся в Дьепп… а там, ввиду того, что меня знают, и было бы опасно, если бы меня увидели, мы с вами расстанемся, капрал. Вы поедете с шофером, найдете маленькую яхту, приметы которой я вам сообщу; матрос на ней — наш друг, и вы должны будете только отдать ему этот сверток. Он передаст его, кому надо, в открытом море.

Ошеломленный услышанным, в ужасе от авантюры, в которую он ввязался, Фандор несколько минут молчал.

«Ну, ладно! — подумал он. — Раз так случилось, я знаю, что должен непременно сделать: надо найти средство, чтобы это орудие, нисколько не напоминающее мой чертеж, исчезло еще до встречи с матросом. Как ни выгодно нам мое расследование, я все же не рискну отдать врагу или просто иностранцу подобный предмет».

Но ему не пришлось долго размышлять, потому что его компаньон продолжал:

— А теперь, капрал, я полагаю, вы достаточно осведомлены и понимаете, что́ вам грозит, причем, больше, чем мне. Ведь вы — солдат в форме.

«Ситуация осложняется. Я в лапах у этого проклятого кюре и совершенно беззащитен. Я вынужден ему подчиняться. Если бы я был в гражданской одежде, я имел бы право войти в любое военное учреждение и сообщить, что открыл намерение аббата передать артиллерийское орудие врагу. Но — в форме? Что делать? Конечно, меня обвинят в посредничестве, меня засадят в тюрьму… Придется приложить огромные усилия, чтобы меня освободили раньше, чем через шесть месяцев».

Но тут им овладело еще одно сомнение. Ему казалось все более и более странным, что подобная миссия была поручена ему, капралу Винсону из Вердена. У шпионов, наверняка, была тысяча других агентов, способных с честью справиться с опасным поручением. Так зачем же, после стольких тайн и предосторожностей, этот священник так свободно заранее сообщил ему о содержимом свертка? Зачем эта остановка в окрестностях Руана, куда они должны были приехать ночью? Почему не ехать прямо в Дьепп? С такой машиной не было нужды останавливаться посреди пути. А значит?

Фандор почувствовал, что дрожь пробежала по его жилам.

«Боже мой, что, если этот тип издевается надо мной? Если вчера, сегодня… неважно, когда эти люди узнали, кто я? И зная, что я не Винсон, они изобрели такую ужасную хитрость — заставили меня надеть форму, положили в машину артиллерийское орудие, компрометирующее меня, с тем, чтобы выдать меня в Руане или где-то еще военным властям?»

Аббат вытянулся на сиденьи машины, он снова дремал. Фандор украдкой разглядывал своего дорожного товарища. При внимательном рассмотрении лицо священника вдруг показалось ему странным. Слишком ровные брови, наверное, нарисованные? И потом, какая тонкая кожа… никаких признаков бороды! Из-под сутаны виднелась обувь священника, обычная обувь аббата, башмаки с серебряными пряжками… Это не вызывало интереса, но какая тонкая ножка?!

— Господин аббат, — попросил Фандор, когда машина ехала деревней, а священник открыл глаза, — я умираю от холода. Нельзя ли нам остановиться на минуту, чтобы выпить стакан рома? Это нас согрело бы.

Священник молча сделал шоферу знак остановиться у захудалого кабачка.

— Подайте шоферу коньяк, — приказал он хозяйке, — господину стакан рома, а мне анисовой!

«Анисовая, — думал Фандор, влезая в автомобиль, — это ликер для священника, для подростка… для женщины… Ах, дьявол! Я не могу успокоиться. Я предпочел бы удрать».

Священник прервал размышления Фандора.

— Через час мы будем в Руане, пересечем город и остановимся на несколько километров дальше, в Барантене; я знаю там очень хороший маленький отель.

Фандор ничего не ответил, он думал: «Поедем в Барантен! Но если появится хоть малейший признак, что этот дядя хочет меня выдать, я знаю кой-кого, кто спасется бегством… и знаю, как!»