Феи Гант-Дорвенского леса

Глава 14

— Ну и что нам с ним делать?

Они остановились на небольшой полянке, хорошо скрытой за высокими деревьями с толстыми стволами. Траву, сохранившую свою мягкость и пышность, устилал ковер палых листьев, ещё не начавших гнить и распространять неприятное осеннее зловоние. Кое-где даже встречались робкие желтые лютики, за которыми прятались маленькие любопытные феи; это окончательно убедило Кейтилин остановиться именно здесь, а не где-нибудь ещё. Правда, Тилли сомневалась в правильности этого решения: мрачные предчувствия подсказывали ей, что, если вдруг что-нибудь с ними случится, выхода отсюда они не найдут…

Но нельзя же видеть во всём только плохое, правильно?

К тому же девочку грела мысль, что теперь они с Кейтилин будут спать не на жесткой земле с противными колючками, а на мягкой почти что постели. Тем более, что у них возникли другие, более насущные вопросы.

Спасённый пикси испуганно молчал. Он сидел на земле, периодически всхлипывал, тёр кулачками лицо и дрожал. Его крупные испуганные глаза рассматривали то одну, то другую свою спасительницу, словно он не мог решиться, стоит ли ему бояться этих странных человеческих детей или же, напротив, пасть перед ними на лапки и горячо благодарить. В этот момент спасенный пикси казался особенно растерянным и даже трогательным. На земле ему некуда было спрятаться ни от пристальных и напряжённых глаз Тилли, ни от мягкого и заинтересованного взгляда Кейтилин.

— Ну а что с ним делать, — пожала плечами Кейтилин. — Ты так спрашиваешь, как будто у нас есть выбор.

Её лицо по-прежнему освещала легкая и светлая улыбка, хотя Тилли не могла не заметить, что она давалась Кейтилин со значительным усилием. Тилли старалась не смотреть в сторону подруги, ведь взгляд её падал не на лицо Кейтилин, а на её волосы. Точнее, то, что от них осталось. Кейтилин старательно делала вид, что её вовсе не беспокоят эти ужасные рваные патлы… да что уж там, она даже не заплакала после их потери! Как странно: Тилли считала её невыносимой плаксой, а, оказалось, что зря, и никакая Кейтилин не плакса. Вот Тилли — да, она бы такой вой подняла…

Бестолочь. Ей бы поучиться у Кейтилин, авось посильнее бы стала.

— Ну, можно отпустить, — нарочито грубо произнесла Тилли, стараясь скрыть собственное волнение. — К такой-то бабушке. Спасли — ну и молодцы, а теперь прыгай куда хочешь, у себя не держим.

— Глупо это как-то. — Кейтилин доставала из корзинки пирожки и тоже не смотрела в сторону Тилли. Стеснялась, что ли? — Мы его всё-таки спасли, мы за него ответственны и всё такое…

— Чего-о-о? — Тилли не знала, что такое «ответственность», но что она знала точно, так это то, что ни в коем случае нельзя возиться с феей как с маленьким ребенком. А то ещё сядет на шею и ножки свесит, а им потом отдувайся за это! — Чушь только не городи, а! Мы спасли его от казни — всё, баста. Дальше наши дороги расходятся, пусть он в одну сторону скачет, а мы потопаем в столицу. Ещё чего выдумала — с феей носиться… Он же нас со свету сживёт, дурак этот мохнатый!

Видимо, слова про мохнатого дурака сильно задели пикси, поскольку он обиженно вскрикнул и заставил девочек вздрогнуть. С выражением оскорблённой невинности он уставился пронзительными зелёными глазами прямо на Тилли, всем своим видом старательно выражая обиду.

Пока он так сидел, девочка тем временем смогла как следует рассмотреть этого назойливого пикси. Он выглядел более человекообразным, чем все пикси, которых они видели раньше: лицо феи не очень-то не походило на звериную мордочку, волосы не сливались с шерстью… И пятнышки, пятнышки по всему телу, как у бурундука. Имбирь, кажется, его зовут? Совершенно непохож. Хотя кто знает, почему пикси вообще называют друг друга в честь растений, они же не спрайты…

— Какая ты злая девочка! — пронзительно воскликнул Имбирь. — Уж если хотела выбросить на мороз и холод бесчинствующий, так лучше бы и не спасала вовсе!

— Какой бесчинствующий холод, идиот, — сердито ответила Тилли: она и представить не могла, что этот пикси может быть таким наглым и раздражающим! Эх, и зачем только спасли… — Ты вон едва одет!

— Вот потому и холодно, — сердито ответил Имбирь. — А ночь настанет — я и замерзну до смерти! Никто меня у костра не пригреет, никто едой вкусненькой не накормит… и пропаду я пропадом, словно и не бывал!

— Ну хорошо, хорошо, — торопливо прервала его Кейтилин, не дожидаясь, когда Тилли рассердится и оттаскает его за уши. — Но ты же и в столице умрешь, глупый. Тилли сама рассказывала…

Имбирь внимательно посмотрел на Кейтилин. По всей видимости, прямо сейчас в небольшой голове пикси рождались мысли, отчего выражение лица Имбиря приобрело задумчивость и даже как будто бы рассудительность. Тилли, конечно же, не верила в способность Имбиря к размышлениям: по правде говоря, она вообще ни в какую его способность не верила, кроме невероятной хитрости и бесконечной тяги к обману. Вот и сейчас ей казалось, что эта пушистая дрянь просто придумывает какой-то хитрый план, чтобы заставить девочек бесплатно кормить себя и при этом ничего не делать…

А ведь Кейтилин ему и поверит. Осторожнее бы надо сейчас.

— Конечно, так это, милая девушка, — заговорил наконец Имбирь, и его голос потерял противную оглушительность. Напротив, он стал приятным и мелодичным: и кто бы мог подумать, что такая мерзкая пищалка может нормально разговаривать! — Но я могу вас просто довести до города, а там уже вы и сами справитесь! Зачем вам фея в столице, ну скажите на милость? Это же стыд и срам один! Я буду плакать и скоро умру, и только помешаю вам…

— Да как будто ты сейчас нам не мешаешь, — проворчала Тилли.

Однако Кейтилин, к её ужасу, предложение Имбиря понравилось. Она слушала его так внимательно, как будто бы он говорил что-то дельное; её лицо стало сосредоточенным, а руки застыли на полпути к корзинке. Тилли напряглась: вот пусть только посмеет поверить этому проходимцу! С неё ведь станется…

— А ведь это хорошая идея, — задумчиво произнесла Кейтилин. — Как ты думаешь, Тилли? Он доведет нас до города, а там мы его и отпустим!

— По ушам ему настучать хорошая идея, — мрачно ответила Тилли. — Ты дура, что ли, он своих обманул! Как ему можно верить? Феи — это тебе не люди, Кейтилин!

— Но мы же его спасли, — робко возразила девочка. — Может быть…

— Может быть! Да все может быть, с проглотом этим! — Тилли сердито взглянула на Имбиря: тот немного поубавил спесь, хотя и продолжал смотреть на Тилли с заметной неприязнью. — Ну тебя, образина! Обманешь ещё, а нам потом расхлебывать!

— Не обману, — захныкал Имбирь. — Что мне, делать больше нечего! И не обманул я никого, а всего лишь поддался безрассудному велению сердца, вот как!

— То есть обманул.

— Нет!

— Хватит спорить, — вздохнула Кейтилин. — Тилли права: мы, конечно, тебе доверять не можем. Но и на волю не пустим — тебя же из дома прогнали, и деваться тебе больше некуда. Утром придумаем, как нам с тобой поступить, а пока побудь с нами. Может быть, — и голос девочки стал значительно тише, — может быть, ты себя будешь хорошо вести, и тогда мы чуточку тебе поверим. Но самую чуточку, ладно!

— Добрая девочка! — Имбирь обрадовался и в два прыжка оказался у ног Кейтилин. — Добрая, милая девочка! Конечно, я вас не подведу, не будь я принцем Имбирем!

— Принцем? — фыркнула Тилли. — Ты уже и принцем стал?

— И был им до того! — самоуверенно кивнул пикси, даже не глядя в сторону Тилли.

Девочка фыркнула и встряхнула головой, давая понять, что не верить случайно спасённому фейскому проходимцу ни единого мгновения. Однако возражать или ругаться она не стала: спорить с феей — это всё равно, что спорить с волком — глупо, да и небезопасно. Ты же всё равно не докажешь, что они — самодовольные тупые скотины, только проблемы себе наживёшь. Лучше даже не думать о том, что феи могут сделать с тем, кто сомневается в их могуществе. Этот-то, правда, ничего серьезного не совершит, кишка тонка, но подгадить может.

Ох, доиграется Кейтилин со своей жалостью ко всяким убогим. Пусть сама за ним и идёт, раз ей так жалко, а Тилли умная, Тилли не верит тому, кто обманывает свой народ. Что он там сделал, девушку из другого племени похитил?.. Какая разница: феи не люди, у них нет никаких оправданий, когда они творят что-то плохое для своих. Даже если бы он просто ложку у этого Амомума стащил — всё равно ему не стоило бы доверять.

Хотя чего она переживает? Если так, то оно и лучше: корзинка её останется, в таком случае. Жалко, конечно, Кейтилин спасала её кучу раз, но а что теперь сделаешь, раз она так доверяет первому встречному?

— Ладно, жри давай, — грубо буркнула она Имбирю. — Имей в виду, один пирожок! Съешь больше — так в землю глубоко закопаю, что нокеры не найдут. Нам с этим запасом ещё идти неизвестно сколько, а тут новый рот…

— Ты за кого меня принимаешь, бестолочь? — обиженно воскликнул Имбирь, отщипывая огромный для своего роста кусок. — Не объем я вас, конечно. Я ж не злыдень какой-нибудь. И вообще это ты меня обижаешь! И постоянно притом!

Тилли громко ему возразила, сжав тонкие кулаки, а Кейтилин посматривала на них исподтишка и слегка посмеивалась. И Тилли, и этот миленький фей (или как их там называют, пикси?) казались ей ужасно забавными. Ну, то есть с Тилли они уже не в первый день в походе, и Кейтилин точно знает, что на эту девочку можно положиться: она, конечно, невежливая абсолютно, да и помыться ей не мешает, но зато она очень добрая и смелая. Эх, Кейтилин бы такую смелость! А ещё Тилли фей видит. Это, конечно, очень полезно, хотя и странно немного: Кейтилин не могла вспомнить, чтобы хоть раз ей приходлось встречать людей, которые бы умели видеть прячущихся фей. Но зато какой полезный этот дар!

А Имбирь… что ж, Кейтилин почему-то казалось, что ему можно верить. Сложно сказать, почему — просто внутреннее чувство такое. Он милый, хороший, вежливый… возможно, плутоват слегка, но это же не повод бросать его одного в этом страшном лесу. Конечно же, он не выживет в одиночку, и странно, что Тилли этого не понимает. Ну, впрочем, она ко всем так относится, как к врагам. Вот и бедному Имбирю достается.

Все-таки госпожа тётушка правильно ей говорила, что надо слушать свое сердце. Сердце никогда не врёт, уж Кейтилин точно об этом знает. Вот ей показалось с самого начала, что Тилли добрая? Ну и вот, Кейтилин совсем не ошиблась на этот счёт. А теперь ей и Имбирь кажется добрым, и наверняка он таким и окажется.

А пока ей стоило бы разнять этих драчунов, а то ещё покусают друг друга, чего доброго. Это, конечно, будет очень смешно, но всё равно не здорово.

Кейтилин вздохнула; вокруг было тихо, пустынно и очень уютно. Никаких опасностей, никаких прячущихся злых фей за кустами — никого, только ветер, вечерние птицы, да ругающиеся Тилли с Имбирём.

Постепенно сгущались сумерки. Наступала пора разводить костёр.

Огонёк не находил себе места. Они потеряли около суток — подумать только, около суток! — просто на то, чтобы оклематься от последней битвы с фир-дарригами. Проклятые шутники! Огонёк ненавидел каждую из этих ухмыляющихся тварей, каждого морального урода с больным чувством юмора, которые смели издеваться над всеми — в том числе и над спригганами. Ох, и не следовало бы им этого делать! Никто не смел так нагло, так открыто оскорблять любимых детей Паучьего Короля: наоборот, все феи пытались подружиться с ними или хотя бы не вызывать раздражение у мрачных и сердитых колдунов леса. Кроме проклятых фир-дарригов, чтоб им было пусто.

Один из этих недоумков напоследок пошутил о влюблённости спригганов в человеческую внешность; большая, большая ошибка с его стороны, Огонёк теперь сделает всё, чтобы этот ублюдок больше никогда не смел смеяться над внешностью спригганов. Это правда, что люди вызывали у спригганов восторженный трепет: люди были для них воплощением идеала внешности, они обладали всем тем, что делает даже самого дурного из них потенциально красивым. У людей была гладкая кожа, круглые глаза, четкий контур рта и пышные волосы — не грива или редко растущая шерсть, а именно волосы. Иногда даже золотого цвета, подумать только! Единственные существа, которые точно так же могут похвастаться необыкновенным цветом волос, это феи; но не такие, как Огонёк и его братья, а те, которые водят хороводы в Сонной Роще и приходят людям в упоительных сладостных грезах. О-о-о, эти феи по-настоящему прекрасны! Но даже они лишь копируют внешность людей, добавляя к ней стрекозьи или бабочкины крылья, а также слабое свечение по всему телу. Ненужные излишества, бессмысленные и бесполезные: эти феи не летают на своих крыльях, как спрайты, и не освещают дорогу темной ночью своим телом, тогда зачем всё это нужно?..

Нет, люди всё-таки были лучше даже самой прекрасной из фей. Но, к сожалению, спригганы были так же далеки от людей, как жалкая лягушка — от парящего в небе орла… И совершенно не играет роли то, что лягушка может быть любимым творением Паучьего Короля, а орёл — глуп, бестолков и лишён колдовства, — какая разница, если всё равно орёл остаётся таким же прекрасным, а лягушка — уродливой и мерзкой?

И целые сутки, какое проклятье. За это время Огонёк с братьями могли бы нагнать проклятую девчонку и два раза снять с неё кожу живьём. А теперь они даже не представляют, куда она может уйти: Его Паучье Высочество не даёт никакой помощи своим детям, в чём он, конечно же, прав, и даже не намекнув ни на что, что могло бы натолкнуть их на верный путь. Может быть, проклятому Рифмачу… ну нет, это вряд ли. Фир-дарриги — не самые любимые из детей Короля, да и нет им нужды гоняться за этой девчонкой. Хотя они сильно обиделись на Огонька, и потому могли бы решить отнять у него жертву; фир-дарриги мстительны и никогда не упустят хорошей охоты. Ну и повода позлить своих старых соперников-спригганов.

Проклятые фир-дарриги. Чтоб весь их род перебило, чтоб их по одному закинуло по всему свету, чтоб табак в их трубке превратился в борщевик, чтобы им ни одного ребёнка в дальнейшем бы не забрать! Самое страшное проклятье для любого фейского народа — по крайней мере, для того, кто живет за счет подменышей. Таковыми были фир-дарриги, таковыми были и спригганы, к сожалению.

А ведь Огонёк мог бы быть на месте человеческого ребёнка. Он мог бы немного пожить той жизнью, о которой так сильно мечтал, к которой мечтает любой спригган, когда становится из человеческого ребёнка омерзительным существом, уродливым пятном во всем фейском роду.

А ведь он мог бы немного пожить как человек. Всему виной девчонка, проклятый глазач — и почему её мать не сожрал дракон, когда мог?! Какой толк в выдирании глаз, если эти твари продолжают плодиться и без них! Разве не в том ли суть, чтобы уничтожить любого, кто может увидеть жизнь фей? Зачем Его Паучье Высочество милостиво дал убежать этой малявке, когда мог просто отдать её народу спригганов?

Нет, что-то тут явно нечисто.

— Братец Огонёк! Братец Огонёк!

Чья-то тень спустилась вниз по сосновому стволу и выросла прямо перед огненным носом Огонька. Впрочем, он знал, чья: пикси Крокус теперь известен всему Гант-Дорвенскому лесу. И в самом деле, ну как можно не знать о злосчастном пикси, чью невесту утащил его сородич, да ещё и принц! Грустная, трагическая история. Огонёк бы даже проникся ею, если бы знал, что такое любовь.

— Здравствуй, братец Крокус, — прошелестел спригган, и голос его был похож на треск огня в ночную пору. — И что же тебя привело сюда? Насколько я помню, спрайты уходят теперь на юг, вместе с твоим народом. Вряд ли твоя дорога лежала в пещеры спригганов, если, конечно, ты не решил нам что-то сказать.

— Боюсь, что так, братец Огонёк. — Крокус считался красивым пикси, хотя, на вкус Огонька, у того были слишком беличьи лапы, слишком пушистый хвост и слишком острые мохнатые уши. Но, с другой стороны, Крокус хотя бы не был живым огнём, осклизким камнем с внутренностями или кузнечиком, как спригганы, так что лучше б Огоньку сейчас и помалкивать. — Я слышал, искали вы девчонку-глазача, которая отняла у вас ребёнка.

— Это верно. — Огонёк моментально вспыхнул. Хорошо Каменюке: тот просто покрывается мхом, когда чувствует злость! А Огонёк того гляди спалит случайно несчастного пикси… — Она была у вас?

— Ты верно подумал, братец, — Крокус встряхнул длинными каштановыми волосами, отряхиваясь от сосновой коры. — Она действительно была у нас. Вместе с ней подруга, златовласая девочка с голубыми глазами. Она оставила свои волосы, и я решил, что лучше отдать их тебе и другим спригганам. Мне они не нужны, а тебе эти пряди могут сослужить добрую службу.

И с этими словами Крокус бережно положил перед собой аккуратную горсть белокурых волос. Их было не слишком много, но для любой феи эти жалкие пряди были настоящим кладом: золотые волосы помогали в колдовстве, а ещё способны были сделать прекрасной даже самую уродливую фею. Достаточно было прицепить эти волосы к голове или повесит их на шею, вместо бус и монисто.

Глаза Огонька загорелись.

— Это волосы её подруги?

— Да, братец. — Крокус внимательно смотрел на старого сприггана. — Их тут не так уж много: сколько смог взять, прости.

— Они длинные и густые. Этого будет достаточно. — Огонёк побоялся спалить драгоценные волосы, так что не стал их брать в руки. — Но зачем ты принёс их мне? Насколько я знаю, пикси колдуют хуже, чем любая другая фея. Твоему народу эти локоны куда нужнее, чем спригганам.

— Братец, — голос Крокуса задрожал. — Эти девочки забрали с собой Имбиря — принца, похитившего мою Душицу. Я не знаю, зачем они решили спасти его, но произошло то, что произошло: златовласка отдала свои волосы моему королю, и теперь эти девочки унесли с собой этого проходимца, этого предателя, этого бесчестного вора, бесстыжего распутника… Я могу тебе показать, куда они пошли, но только прошу тебя, умоляю: дай мне убить Имбиря! Прошу тебя, добрый сосед! Я знаю, спригганы не братья пикси, но я точно знаю, что вы ищите этих девочек. Мне на них наплевать: не всё ли равно, сдохнут они от ваших рук или их уничтожит принцесса-фея? Но я прошу, дай мне убить того, кто посмел похитить мою невесту! Большего мне и не нужно: все равно не жить мне вместе с Душицей, но так я хотя бы смогу отомстить за поруганную её честь!

Спригган внимательно слушал жалостливый плач пикси и лишь досадовал, что этот народ так сильно любит поболтать: по мнению Огонька, всю эту речь легко можно было бы уместить в одну или несколько фраз. Однако Крокус продолжал говорить, и крупные беличьи его глаза медленно заполнялись слезами.

Впрочем, Огонёк не перебивал его. В конце концов, Крокус знает, куда ушли эти малолетние человеческие отродья, а это знание стоит того, чтобы чуть-чуть потерпеть чужое нытьё.

— Хорошо, — ответил спригган, когда Крокус закончил свою речь. — Я с удовольствием помогу тебе, братец. Этот пикси будет твой, делай с ним, что захочешь. Только, прошу, покажи мне, пожалуйста, куда ушли эти дети. Быть может, мы нагоним их, и тогда твоя месть свершится скорее.

Крокус с готовностью кивнул и немедленно вскарабкался по дереву. Огонёк взлетел вслед за ним и негромко поцокал языком, зател посвистел и трижды обернулся через себя самого. В то же мгновение на волшебный зов Огонька откликнулись его братья, самые безобразные существа Гант-Дорвенского леса: Каменюга, похожий на гигантский булыжник с лапками, Трясицвет — не то гигантская цикада с человеческим лицом, не то палочник с крыльями, Обормотыш, развевающийся на ветру, подобно грязному полотенцу… Все это были феи — точно такие же феи, как нежные спрайты или великолепные ланнан ши.

Крокус, не медля, двинулся вперёд, перепргивая с ветви на ветку, подобно настоящей белке. Огонёк полетел за ним, и пламя от его тела тухло, едва перекидываясь на растения и не нанося им никакого вреда; остальные спригганы двинулись следом — по земле, по воздуху, деревьям, верхом на маленьком облачке, зависшем прямо на уровне буйного кустарника…

И никто, никто из них не видел, как издалека, умело прячась среди камней и травы, за ними следили смеющиеся фир-дарриги. Они шутили и отпускали язвительные замечания о безобразных своих противниках, а Томас Рифмач с молчаливой весёлостью выпускал из трубки кольца густого дыма.

Ему тоже не терпелось поймать девчонку-глазача и её подругу с густыми золотыми волосами.