Феи Гант-Дорвенского леса

Глава 32

В какой-то момент Тилли и Кейтилин просто обессиленно упали на землю. Они уже перестали убегать от возможного преследования, просто шли вперёд, с трудом передвигая ноги спотыкаясь об корни, слишком пышные пучки травы, ветки и даже об ровную землю. Девочки понимали, что, чем дальше они окажутся от болота, тем больше у них шансов не попасться в лапы спригганам или другим зловредным феям, поэтому они продолжали свой путь.

Однако теперь силы им отказали. Кровь стучала в голове у Тилли, и она не слышала ни собственных тяжелых вздохов, ни слабого сопения Кейтилин, ни оживленных переговоров фей вокруг. Девочка так сильно устала, что даже если бы кто-нибудь начал танцевать прямо на ней, она бы этого не почувствовала.

«У нас нет ничего, — даже мысли казались ощутимо тяжёлыми, сдавливающими голову Тилли стальным обручем. — Ни топора, ни еды, ни даже волшебных лекарств Кейтилин. Если кто-то на нас сейчас нападёт, мы не сможем им ничем ответить».

«Зато, кажется, мы живы».

Эта мысль не сильно обрадовала Тилли; она уже немного привыкла к ощущению своей близкой смерти, и спасение воспринималась ею лишь как отсрочка того, чего уже никак не избежать. Она с трудом приподнялась на руки: от одежды всё ещё воняло гвитлеонами, а ноги и полы юбки были испачканы в болотной жиже. Вот же мерзость…

Кейтилин просто лежала на земле, не подавая никаких признаков жизни. Если подойти поближе, можно было различить слабое, сбивчивое дыхание и увидеть пятна румянца на шее, но издалека развалившаяся на голой земле обессиленная девочка производила впечатление мёртвой.

Она просто устала от бега. Ничего страшного, скоро оклемается.

Тилли попыталась встать, но ноги её налились свинцом, а ослабевшие руки не смогли долго удерживать тело, и девочка с гулким треском рухнула на землю. Ох, проклятье, все косточки болят, как будто бы ею гвозди забивали! Ну не может так устать человек от простого бега! Давай, поднимайся, ты, рохля…

Не получилось. Даже наоборот, как будто бы стало хуже.

— Кейтилин, — выпалила Тилли; говорить пока у неё получалось, но не очень разборчиво. А ещё она продолжала тяжело дышать. — Ты как там?

Ответом ей было молчание; то ли Кейтилин ещё не пришла себя, то ли вовсе упала в обморок. Или не услышала. Или не поняла, о чём её спросила подруга, но у неё не было сил переспрашивать.

Ну и пусть лежит. Надо бы попросить Имбиря… кстати, где Имбирь? В последний раз Тилли видела его возле болота. Может быть, он ещё не догнал их? Или его поймали?

Проклятье, как же всё не вовремя-то. Надо теперь ещё и его спасать… снова. Если его ещё не сожрали гвитлеоны: вряд ли они простят ему засаду. Бедный Имбирь…

А, может, всё не так уж и плохо? Может, стоит его окрикнуть, позвать?

— Имбирь? — Из горла Тилли вырвался сиплый не то вздох, не то кашель. Как же сильно она устала. — Имбирь, ты тут?

И стоило только произнести эти слова, как сразу же раздался громкий шорох — как будто бы кто-то небольшой бежал по сухой опавшей листве. Сначала Тилли обрадовалась, подумав, что всё в порядке, и это просто Имбирь отстал от них, но затем, почти сразу, она удивилась тому, что он не ответил на её зов. Это странно, зная болтливость этого несносного пикси…

А ещё — почему тут раздаётся такой шорох, если вокруг — сплошные хвойные деревья?

— Тада-а-ам!

Нечто крупное приземлилось на спину девочки, придавив её к земле. Тилли попыталась резко встать и скинуть наглеца, но тут же её больно схватили за волосы и дёрнули со всей силы, а какие-то твари поменьше обступили со всех сторон, готовые придти на помощь своему товарищу.

— Эй, лучше не дёргайся, — раздался знакомый ленивый голос Томаса-Рифмача. — Как же ты смешно выглядишь, неряха!

Он встал прямо напротив Тилли и, по-совиному повернув голову набок, смотрел прямо в лицо девочки. Он ничуточки не изменился с того раза, как Тилли видела его в последний раз: всё такое же ехидное лукавое лицо, раскосые жёлтые глаза, рыжие бакенбарды и трубка в зубах, из которой шли узорные клубы дыма. Довольный-довольный, сволочь, как будто бы дрянную шутку услышал и теперь не может перестать смеяться.

Вот только его девчонкам сейчас и не хватало.

— Здорово вы придумали с этим пожаром, — заговорил Рифмач, не меняя своего странного положения тела. — Это ж надо было так додуматься: завести в болото блуждающих огоньков, а затем их разбудить! Прекрасная, чудесная, гениальная идея! Правда, парни?

Фир-дарриги оживлённо закивали, кто-то начал смеяться, одобрительно хлопать Тилли куда попало, отпускать восхищенное: «Ну молодец, коза, ишь как сообразила здорово!». Как будто бы это была её придумка!

Впрочем, не это должно её сейчас беспокоить.

— Да чего вам надо-то от меня, черти, — устало выдохнула Тилли. Солнце начинало припекать, и стало ясно, что днём будет жарко. — Там спригган в болоте тонет, идите лучше к нему!

— Э, нет, красавица, не так быстро, — шутливо произнёс Томас Рифмач, усаживаясь перед Тилли на толстые кроличьи лапки. — Уйти от тебя, чтобы просто потопить какого-то сприггана? Это скучно. Мы уже достаточно над ним посмеялись, когда вы с подружкой начали убегать.

— Он думал, что ползёт к берегу, — захихикал фир-дарриги, сидевший на спине Тилли, — а на самом деле попал в самую глубокую трясину!

— Отличная была шутка! — перебил его другой сородич, молодой и с торчащей по всему лицу клочковатой шерстью хорька. — А я попрыгал на голове у той маленькой гвитлеонши! Сколько смеху было!

— Тоже мне, хорошая шутка, попрыгал он по голове, — фыркнул третий фир-дарриги. — Эка невидаль! Вот когда мы с Томом изображали сестрицу Солнышко, чтобы столкнуть тех малолеток в болото — вот это действительно было смешно!

«Вот ублюдки», — свирепо подумала Тилли, слушая рассказы фир-дарригов. Ей вовсе не было жалко гвитлеонов и Огонька, но самодовольное хвастовство главных шутников Гант-Дорвенского леса изрядно рассердило её: сволочи, нашли чем хвалиться — попавших в беду потопили и обманули!

— Ну будет, будет, — остановил поток речей Томас Рифмач. Хотя он это делал с явной неохотой: даже Тилли было видно, что он получает искреннее удовольствие от этих рассказов. — В общем, милая, так ты нас не прогонишь. Этот скучный спригган застрял там надолго, и к тому моменту, как он освободится (если, конечно же, не утонет), мы уже сотню раз успеем отдать тебя Паучьему Королю. Или…

Тилли задержала дыхание. Она и не думала, что фир-дарриги могут исполнять приказы Паучьего Короля, а не только беспределить ради своего удовольствия. Может быть, конечно, слова, сказанные Рифмачом, тоже были такой дурацкой шуткой, просто чтобы напугать глупую Тилли… но разве не знает она, что фир-дарриги — одни из любимых детей Паучьего Короля?

И к чему было сказано это «или»? Ещё, главное, смотрит с таким намёком на неё, сволочь. Смеётся, потешается, думает, что Тилли совсем глупенькая и не поймёт, о чём он с ней говорит.

И ведь абсолютно прав же, Тилли в самом деле не понимала, к чему он клонит.

— Или что? — наконец не выдержала она.

— Эй, не перебивай, глупая девка, это нечестно! — моментально вспыхнул Рифмач, и Тилли испугалась: она не видела прежде фир-дарригов в такой ярости. Впрочем, он тут же успокоился, ленивая коварная улыбка вернулась обратно, и Рифмач продолжил: — Скажи, ты больше маму или папу любишь?

Тилли опешила. Она не сразу поняла смысл этого вопроса, и он ей показался бессмысленным. Мама или папа… да причём тут они вообще? Зато потом Тилли всё поняла и вновь испугалась: что ж, мама рассказывала ей, это одна из любимых игр фир-дарригов — когда они заставляют человека делать выбор, постепенно подводя его к самому страшному. То есть сначала спрашивают о клубнике и чернике, после чего выбранные ягоды падают изо рта, затем про кошку и собаку, и потом показывают труп того животного, которое не было выбрано… ну и так далее, пока человеку не придётся выбирать между своей жизнью и чужой.

Может быть, получится отвлечь их внимание?

— Давайте в прятки лучше поиграем? — предложила Тилли. Томас Рифмач сердито стукнул лапой об землю, и разлетевшаяся пыль попала девочке в глаза.

— Какая же ты скучная, нудная девочка! — рассерженно прокричал фир-дарриг, едва не роняя трубку на землю. — Ты что, кроме пряток других игр и не знаешь?!

— Да успокойся ты, нелюдь, — прошипела Тилли, сощуривая заслезившиеся глаза: проклятье, и не протрёшь их никак… — Играем так играем. Ну мать, например.

— А чего не отец, неблагодарная дрянь? — ехидно спросил кто-то из фир-дарригов. — Вот он обрадуется, когда мы к нему придём и скажем, что его дочка терпеть не может!

— Тогда топай на кладбище бедняков, придурок, — огрызнулась Тилли. — Послушала бы я, как ты будешь с мертвяками разговаривать!

Фир-дарриги взорвались громким хохотом — даже тот, кому так грубо ответила Тилли. Девочка решила не выяснять, что же так развеселило фир-дарригов: себе дороже. Они же совсем больные ублюдки, и смерть для них так же смешна, как какашки или пуки.

— Отличная шутка, человеческое дитя! — заговорил Томас Рифмач, смахивая концом своей трубки выступившие слёзы. — Отличная! Так смешно на моей памяти никто из людей не шутил! Ну хорошо, а если фея или человек?

— Великаны, — вяло ответила Тилли и тут же вскрикнула: сидевший на спине фир-дарриги вырвал у неё из головы целый клок волос. Томас Рифмач нахмурился, но продолжал улыбаться и покачал головой:

— Э-э-э, нет, девочка, не смей с нами жульничать! Ишь какая хитрая, ещё даже до замужества не доросла, а смеет хитрить с фир-дарригами! Ещё раз так пошутишь, мы вырвем твои волшебные глаза, имей это в виду!

— Да у вас просто выбиралки какие-то глупые, — фыркнула Тилли. — Даже пошутить про это ничего не могу! Может, ну эту игру скучную?

Глаза Томаса Рифмача сощурились и потеряли прежнее выражение весёлости. Тилли надеялась, что он собирался её убить — на самом деле, этот исход был бы лучше всего, ведь тогда куча проблем решилось бы одним махом… например, больше никто из-за Тилли не пострадал бы.

Вот только что будет дальше с Кейтилин…

— Скучная, говоришь? — нарочито ласково пропел Томас Рифмач, пристально глядя в светлые глаза Тилли. — Пожалуй, ты права. Ну а как тебе такое: скажи, мама или твоя подружка?

Тилли опешила: такого варианта развития событий она не ожидала. Вот тупая голова, могла бы предположить, что чем-то подобным дело и обернётся! Не зря же он начал свою дурацкую игру!

Мама или Кейтилин… То, что ей говорил Паучий Король…

Как назло, именно в этот момент Кейтилин начала просыпаться: она сонно замычала и тихонько ахнула — видимо, её держало ещё несколько из банды фир-дарригов.

— Тилли? — пробурчала она. — Тилли, что происходит?

— Доброе утро, красавица! — весело поздоровался Томас Рифмач и затем ехидно добавил: — Если тебя, лысая башка, так можно назвать.

Фир-дарриги снова засмеялись, и, прежде чем разгневанная Тилли смогла вставить своё слово, Томас Рифмач продолжил:

— Ну так что… Тилли, так тебя зовут? Кого ты выбираешь, мать или вот эту лысую бесполезную лягушку? Ты хотела интересную шутку, вот, пожалуйста. Куда уж интересней!

— Не буду я выбирать, — пробурчала девочка, пытаясь скрыть панику и начинающуюся истерику. — И вообще эта шутка не смешная!

— Да что ты? — Томас Рифмач вытряхнул на землю сгоревший табак из трубки и начал забивать её заново. — А вот Его Величество смеялся без умолку, когда мы её рассказали. Или ты сомневаешься в чувстве юмора Его Величества?

— Тилли, что происходит? — повторила вопрос Кейтилин, и сердце Тилли сжалось. Она уже знала, кого выберет в этой страшной игре Томаса Рифмача, просто… не хотела, чтобы оно выглядело вот так.

Ох, почему, почему, почему бы им всем просто не убить её? Вот прямо сейчас, пока есть возможность?

— Я повторяю свой вопрос, девочка, — Томас Рифмач сделал решительный шаг вперёд, почти наступив своими кроличьими лапами на нос Тилли. — Мать или твоя подруга?

— Или, может быть, нам сделать выбор за неё? — неожиданно выпалил кто-то другой из фир-дарригов, которого прежде Тилли не слышала. Лицо Томаса Рифмача расплылось в улыбке, и он одобрительно сложил лапки, будто бы аплодируя.

— Отличная идея, Джерри Лгун! — воскликнул он громко. — Как я сам не догадался! Итак, девочка, либо ты делаешь выбор — я дже сосчитаю до десяти, чтобы у тебя было время, либо мы забираем и твою мать, и эту наглую, бесстыжую, лягушачью морду. Всё поняла? Поехали!

— Эй-эй-эй, это нечестно! — ошарашенно воскликнула Тилли. — Вы не делаете выбор, вы жульничаете!

— А нам можно, мы сами игру и придумали, — насмешливо ответил один из фир-дарригов. В то же время Томас Рифмач всплеснул руками-лапками и, перебивая своего товарища, начал громко считать:

— Раз, два, три, десять!

— Ну мама!!! — истерично вскричала Тилли, сжимая раскинутые руки в кулаки. — Мама, допустим! Мама! Всё, ты доволен, ублюдок рыжий, доволен?!

Сначала повисла тишина — недолгая, но ощутимо тяжелая, как если бы сейчас на них сейчас легла невидимая большая кошка. Затем фир-дарриги начали смеяться, тихо, но все вместе; их смех был похож на тот шорох листьев, который Тилли услышала сначала, приняв этот звук за шаги Имбиря. Кейтилин негромко повторяла одно и то же слово («Тилли, Тилли, Тилли»), то с вопросительными, то вообще непонятно с какими интонациями. Наконец Томас Рифмач хлопнул в ладоши и улыбнулся так широко, что казалось, будто бы его дурацкая улыбка выходила за границы его маленького фейского лица.

— Да, я доволен, — сказал он. — Очень доволен. Это была хорошая игра, девочка Тилли. Обязательно запомню твоё имя.

И тотчас же фир-дарриги вместе с Кейтилин растворились в воздухе, словно их и не бывало. Тилли осталась одна, совсем одна, наедине с издевательски хохочущим над её горем лесом.

Как ни странно, сейчас Тилли не хотелось плакать. Она лежала на земле, уткнувшись носом в затекшую руку, и думала о том, что это было неожиданно просто. Конечно, помучалась изрядно, но все мучения её происходили до того, когда она наконец произнесла нужную фразу.

Теперь всё закончилось.

Тилли поднялась на ноги. Тело всё ещё болело, но уже не так сильно, как после побега. Зато теперь вся одежда грязная, в болотной жиже и пыли. Странно, что она на это обратила внимание, раньше бы Тилли совсем не беспокоилась о том, насколько чистой выглядит. Наверное, это всё Кейтилин…

Ох, Кейтилин.

Тилли зажмурилась, пытаясь не представлять себе, что с нею произойдёт.

— Прости, — тихонько прошептала девочка себе под нос. — Прости…

Она медленно вздохнула, и горячий воздух немного согрел её: на удивление славная погода. Вокруг не то чтобы тихо, но никаких признаков погони или очередной опасности: ни криков, ни топанья маленьких ножек, ничего такого. Феи разговаривали друг с другом, смеялись, раздавалось приятное шуршание их крылышек (ну, тех, у кого они были), деревья шумели ветками…

Лес был спокоен. Словно никакой страшной трагедии, никакого предательства и не происходило.

Вот как оно на самом деле называется. Предательство.

Тилли никогда не думала о том, что такое предавать — ей и предавать-то было некого… ну, кроме семьи, но семья — это не друзья, это совсем другое. Мама никогда не рассказывала ей об этом: вероятно, полагала, что Тилли и в голову не придёт идея предать семью, и была абсолютно права. А друзья… да нет никаких друзей у глазачей, и быть не может: это слишком опасно, дружить с глазачом. Вот и Кейтилин поплатилась…

И опять во всём виновата Тилли.

Феи вновь окружили девочку, поняв, что она не будет их отталкивать или топтать. Волшебные эители леса совсем осмелели и нагло забирались ей на одежду, в руки, используя их как качели, путались в лохматых кучерявых волосах, дергали за полы платья, бегали прямо под ногами. В другое время Тилли бы прогнала их, однако сейчас она была равнодушна к их проказам; ну феи бегают, ну да какая разница? Это она в их лесу, они — его хозяева, и не ей капризничать и предъявлять претензии. Особенно когда просто так отдала свою подругу… которую, впрочем, планировала скормить Королю ещё с самого начала путешествия.

Нет, Тилли вовсе не хотелось плакать. И лицо у неё было сухое-сухое, как земля в долгий период засухи.

«Надо найти Имбиря», — подумала она. Да, пожалуй, это хорошая мысль. Хоть узнает, убили его, не убили, что с ним вообще произошло. Может, его тоже фир-дарриги похитили, зачем им тогда было спрашивать про фею и человека…

— Покажите мне, где Имбирь, — вслух проговорила Тилли. Голос её был таким низким и уставшим, будто бы он ей и не принадлежал, но Тилли это не беспокоило. — Покажите мне, где Имбирь, пожалуйста.

Феи переглядывались, смотрели маленькими (а иногда совсем не маленькими) любопытными глазёнками на девочку и шептались между собой. Затем смешной этлертлон, полупрозрачный и легкий, похожий на человекообразный оживший гриб с крыльями, схватил её за прядь и потащил за собой. Остальные феи оживились и начали подталкивать Тилли и вести за собой, проявляя неожиданную для жителей этих мест доброту.

Или же они собираются завести её куда-нибудь, а там убить. Даже если оно и так, Тилли от этого ничего не теряет.

И она покорно пошла следом за ватагой ползущих, прыгающих, летающих, перекатывающихся или просто идущих, пританцовывая на каждом шаге, фей.

— Сдохни! Сдохни! Сдохни!

Душица кричала пронзительно и словно искрила во все стороны дикой яростью. Она указала фир-дарригам, куда направились эти несносные человеческие дети, и фир-дарриги даже не стали над Душицей шутить (вероятно потому, что до того они изрядно поиздевались над попавшими в беду Огоньком и сестрицей Солнышко). Потом… потом она бросилась на выручку. Огонёк справился сам, хотя его и попытались утопить, создав отвод глаз (проклятые фир-дарриги!), а вот сестрице Солнышко с дочками требовалась помощь. Конечно, пятидюймовая Душица не смогла бы вытащить тяжеленных гвитлеонов самостоятельно, зато она смогла призвать своих сестёр и всем вместе наклонить деревья и кусты, чтобы утопающие могли за них схватиться… Девочкам выбраться удалось, хотя и не без труда, а вот сестрица Солнышко пошла ко дну, когда из-за колдовства фир-дарригов схватила камень, приняв его за свою дочь, и начала бултыхаться в болоте. Ужасная, ужасная смерть! Душица старалась её спасти, но всё было напрасно…

И потом она увидела, как этот подонок, этот обманщик, вор и убийца фей почти что избил её возлюбленного Крокуса. Увы, магии гневной Душицы не хватало для того, чтобы придушить ублюдка тоненькими корнями заячьей капусты, зато теперь он валялся на земле, крепко связанный и пытался порвать свои путы.

— Я уничтожу тебя, — почти шипела она, искрясь на солнце от ненависти и злости. Помимо произошедшего Душица прекрасно помнила, как эта мразь, пытаясь привлечь её внимание, колотил беднягу Крокуса, который был куда меньше своего соперника и не такого знатного происхождения (не принц же, ха-ха!). — Клянусь, я позову всех своих сестёр, этих бедняжек, которых лишил матери, твоего отца, всю твою семью, Паучьего Короля, и ты расплатишься за своё…

— Отпусти его.

Душица вздрогнула: она не ожидала, что её кто-то будет останавливать. Фея обернулась и вскричала от изумления.

Неподалеку стояла одна из человеческих девочек — причём та самая, которую Душица безуспешно пыталась заколдовать. Она одной рукой крепко держала пытавшегося вырваться Крокуса и не обращала внимания на то, как отчаянно возлюбленный Душицы кусал её, царапал и грыз.

— Отпусти его, — спокойно повторила девочка, — и тогда я не раздавлю твоего дружка. Выбирай сама.

Душица злобно прошипела. Ей хотелось, напротив, напрячь все свои волшебные силы и окончательно задушить ублюдка Имбиря, чтобы этой человеческой твари было неповадно шантажировать фей. Однако Душица немного испугалась: ведь её волшебство потребовало бы значительного времени, а девчонка-то могла убить бедного Крокуса и в один момент.

Вероятно, ей больше ничего не оставалось, кроме как подчиниться.

Корни заячьей капусты ослабили хватку и уходили под землю, вползая в неё, как неестественно тонкие черви; наконец проклятый Имбирь был свободен и теперь катался по земле, кашляя и потирая лапками те места, которые сдавливали путы.

— Теперь ты довольна, малолетняя дрянь? — с вызовом произнесла Душица, сжимая маленькие кулачки. — Отдай моего жениха, и, будь уверена, мы сотрём тебя в порошок!

— Стой. — Голос девочки был непривычно холоден и строг, Душица раньше такого у неё не слышала. И где её подружка пропадает, кстати? Неужто фир-дарриги всё-таки забрали? — Расскажи про красные перчатки, как их снять.

— Эй, маленькая обманщица, ты же говорила просто отпустить твоего раба! — закричала Душица, и с её крыльев посыпалась серебристая пыльца, растворявшаяся в воздухе. — А ну немедленно освободи моего Крокуса, ты!..

Девочка молча сжала руку, и Крокус издал слабый писк. Кожа Душицы испуганно засверкала: фея не предполагала, что руки у этой девочки окажутся настолько сильными и крепкими… и что она всерьёз собралась убивать её возлюбленного.

— Хорошо, хорошо! — раздраженно сдалась Душица. — Ладно! Просто говоришь вслух «Я забыл, и ты забудь, пикси весел, пикси счастлив, пикси теперь убежит», и твой ненаглядный ублюдок будет свободен. Отдавай моего Крокуса, бесстыжая дрянь! Человеческое отродье!

Девочка не обращала внимания на брань Душицы: она разжала руки, и обессиленный Крокус камнем упал на землю. Душица с испуганным криком подлетела к нему (гигантский синяк на плече, проклятье-проклятье-проклятье! чтоб эту девку федалы съели!), а девочка тем временем скрестила руки на груди и тихим, но твёрдым голосом начала произносить заклинание:

— Я забыла, и ты забудь. Пикси весел, пикси счастлив, пикси теперь убежит.

И как бы ни была занята Душица своим возлюбленным, то, что произошло дальше, привлекло внимание их обоих — а также всех фей Гант-Дорвенского леса, находящихся рядом.

Красные перчатки на руках Имбиря начали исчезать. Но они это делали не так, как другие волшебные путы и оковы — ни падали с грохотом на землю, ни растворялись в воздухе, ни исчезали, сопровождаемые ярким свечением. Нет, они как будто бы разматывались, как клубок ниток — или даже, вернее, шкурка от яблока, превращаясь в длинную красную ленту и освобождая руки изумлённого пикси. Наконец перчатки полностью размотались, после чего обе ленты сплелись в воздухе друг с другом и с силой стукнулись об землю, поднимая в воздух клубы пыли. Когда наконец пыль развеялась, на земле завороженные необыкновенным зрелищем феи длинную красную змею, которая решительно уползала в сторону болота.

Однако Имбирь куда-то пропал. И это не было похоже на волшебное исчезновение, которое бывает при похищении или смерти феи: маленький ублюдок, скорее всего, просто сбежал.

Остальные феи, вероятно, этого не заметили — ну или не придали значения. Конечно, какое им дело до принца пикси, только что устроившего засаду на гвитлеонов и сприггана — ведь никто прежде не видел, как человек снимает с подчиненной ему феи красные перчатки, а зрелище-то завораживающее! Кто-то из любопытных зевак начал охоту за красной змеёй, остальные просто оставались на своих местах и оживленно обсуждали друг с другом увиденное. Душица посмотрела на девочку: та опустила руки, а выражение её лица выглядело потерянным. Похоже, она тоже обратила внимание на исчезновение Имбиря.

Душица мстительно усмехнулась. Ну и поделом ей!

— Теперь ты видишь, какая неблагодарная сволочь этот Имбирь? — заговорила она, крепко сжимая руки Крокуса. — Теперь ты понимаешь, за что его все ненавидят? Какого лживого, лицемерного, отвратительного негодяя ты стала защищать и опекать? Хорош помощничек, ему дважды спасали жизнь, а он просто взял и сбежал! Стой теперь на месте и страдай, что ты оказалась такой дурой, раз решила ему помочь! Давай, давай, плачь, лей горькие слёзы — всё равно он к тебе не вернётся, только обманет и сдаст твоим недругам! И ты сдохнешь в этом лесу, а Паучий Король сожрёт весь ваш вонючий человеческий город. Надеюсь, ты довольна тем, что решила спасти бесчестную мразь, бросившую тебя одну!

Крокус крепко сжал руку Душицы, словно останавливая её гневный поток ругани и оскорблений. Любимая посмотрела на него: кажется, всё с ним было в порядке, и он мог передвигаться самостоятельно.

Крокус молча кивнул в сторону леса, намекая, что им пора уходить. Душица слабо улыбнулась ему, а затем снова посмотрела на человеческое дитя: та продолжала стоять на месте, абсолютно не меняя своей позы. Разве что теперь из широко распахнутых волшебных глаз глазача медленно струились слёзы.

Душица не знала, плачет ли эта дрянь из-за неё или же ей стало так горько и обидно по какой-то другой причине, но вид её страданий полностью удовлетворил рассерженную фею. Она презрительно плюнула на платье девочки и высокомерно бросила ей:

— Давай-давай, хнычь, да погромче! Тогда, может быть, братец Огонёк с друзьями тебя услышат и убьют наконец! Тупое бессовестное дитя, которое даже своих сородичей защитить не в состоянии!

Она крепко сжала руку Крокуса, и они ушли, оставляя позади себя потерянную маленькую девочку, чьи слёзы постепенно перерастали в горькие рыдания. Она больше не интересовала влюблённых фей: Тилли отпустила Имбиря, и теперь Крокусу с Душицей придётся искать его по всему лесу.