— Так, — начала Тилли, поджимая под себя колени. — Часть из костей на столе человеческие, тут нигде не видно отвода глаз или какого другого волшебства, а ещё феи, живущие в этом доме, совсем не боятся металла и они умеют пользоваться ножами. Проклятье, куда же мы забрели!
Кейтилин сидела на на той части пола, почти свободной от пыли, пятен крови и гор протухшего мусора. Её била крупная дрожь: ведь это она различила человеческие кости среди обглоданных останков на столе… а ещё увидела чью-то закоптившуюся руку в печи. Это произвело на бедную девочку такое сильное впечатление, что Кейтилин всерьёз начала опасаться, что грохнется в обморок — а сейчас этого делать было ну никак нельзя!
Тилли и сама сильно переживала из-за увиденного; только если Кейтилин хотелось сжаться и спрятаться подальше от этого ужаса, то Тилли, сжав кулаки и нахмурив лоб, беспокойно ходила по помещению, пытаясь придумать выход из сложившейся ситуации. Кто бы в этом доме ни жил, он непременно будет рад такому сытному обеду!
Разумнее всего было бы уйти, но, когда Тилли открыла дверь, за невидимой преградой тут же возник дракончик, уставившийся на девочку с тупой решимостью голодной твари. Также ей не удалось найти никакого чёрного хода или хотя бы открыть окно… Оставалось только вылезти из печной трубы, но, когда Тилли попыталась это провернуть, то, во-первых, под её ногами хрустнули чьи-то кости, и она от страха чуть не свалилась вниз, во-вторых, оказалось, что печная труба перекрыта тяжеленной крышкой, которую ну никак не получалось подвинуть, даже вдвоём.
И теперь девочки, расстроенные, грязные, все в саже и печном пепле, задавались вопросом, удастся ли им спастись и каким образом.
— Может быть, в служанки хозяевам дома навязаться? — шмыгнула носом Кейтилин. — У них тут грязно… Мы бы могли убраться, пол помыть, еды сготовить…
— Угу, из детей маленьких если только, — мрачно ответила Тилли, легонько колотясь головой об грязную, покрытую жиром стену. Хотя вообще-то идея даже показалась ей хорошей: феи непостоянны и очень любят, когда им льстят или рвутся за них делать всю грязную работу. Сколько таких сказок уже было!
Однако Тилли сомневалось, что ей хватит духу готовить или участвовать в трапезе хозяев дома. У неё просто рука не поднимется живого человека варить, а без этого, по всей видимости, никуда.
— Ночь уже… — растерянно произнесла Кейтилин, глядя в тусклое окно. — Может, они и не придут вовсе? Как думаешь, Тилли?
— Хорошо бы, — вздохнула девочка, спиной опираясь на печь. — Ночь обычно самое такое время для фей. Они по ночам у людей гуляют. Может, обойдётся… но я б не надеялась.
Кейтилин сжала кулаки. Она бы предпочла, чтобы Тилли промолчала.
— Может, нам стоит спрятаться? — Кейтилин начала размышлять вслух, чтобы отвлечься от неприятных мыслей. — Тут какая-то одежда валяется… наденем её на себя, сами уткнёмся куда-нибудь — авось, пронесёт.
Тилли приподняла голову и с уважением посмотрела на Кейтилин. Конечно, идея была так себе, но ничего лучше им в голову пока не приходило.
— Это хорошо ты придумала, — кивнула она. — Я б всё равно попробовала бы, правда, выбраться как-нибудь… Но, если не получится, то ничего другого нам и не остаётся.
Одежда нашлась сразу: по всему помещению валялись грязные засаленные портки, юбки, рубахи и даже какая-то полусъеденная шубейка. Все вещи были покрыты пятнами от еды, крови и чего-то белого, так что даже Тилли было противно держать эту гадость в своих руках. Однако они уже сделали выбор и девочки, едва сдерживая отвращение, напялили эти грязные тряпки поверх собственной одежды. Кейтилин ныла, что теперь ей придется избавляться от вшей, а Тилли внимательно искала место, куда они могли бы спрятаться.
И вот тут у подруг начались проблемы.
В подпол они просто не смогли открыть дверь: она была такая тяжёлая, такая большая, что не получалось её даже слегка подвинуть, не то чтобы поднять. Чердака у фейской избушки не было, так что им бы не удалось подняться наверх. Тилли предложила залезть в печь, но Кейтилин резонно возразила, что туда хозяева дома направятся в первую очередь — готовить себе еду.
— Всё пропало, — тихо произнесла она, кусая губы и готовясь расплакаться. — Нам негде здесь скрыться. Теперь нас поймают и…
Тилли вдруг резко напряглась и зашипела на Кейтилин, чтобы та замолчала. Девочка настороженно прислушалась, и её дыхание стало слабым-слабым, как будто бы она уже готовилась прятаться.
Спустя несколько мгновений глаза Тилли расширились, а Кейтилин в страхе посмотрела на неё: даже она уже слышала приближавшиеся к избе шаги и громкие разговоры.
Кто бы это ни был, он возвращался домой.
Решение проблемы нашлось в тот же самый моменр: взгляд девочек одновременно упал на стоявший где-то далеко в куте короб, и они, не медля ни минуты, открыли его, поочередно залезли внутрь, прикрылись вытащенными ранее одеялом, ветошью и корзиной, и едва успели захлопнуть над собой крышку, как дверь в дом отворилась настежь. Кейтилин слегка вздрогнула, и Тилли легонько, чтобы не обжечь её, хлопнула по плечу: ещё не хватало, чтобы их нашли!
Как только они спрятались, раздался громкий, оглушительно-раскатистый низкий голос, который едва не оглушил бедняжек:
— Ах проклятье так проклятье! Ишь чё творится, домой спокойно дойти не дадут!
Это восклицание едва перекрикивало детский плач на несколько голосов; впрочем, какой это был детский плач! Раздававшиеся голоса явно не принадлежали человеческим детям: они звучали так, будто бы взрослые люди зачем-то решили передразнивать младенцев. От такой какафонии закладывало уши, и девочки пожалели, что не нашли способа убежать из этой проклятой избы: к чёрту опасность, но слушать подобные вопли просто невыносимо!
Одновременно раздался тяжёлый стук, словно на пол уронили что-то тяжелое, а затем послышались шаги какого-то большого и массивного существа. Омерзительный плач не прекращался ни на секунду: кто-то лихорадочно топал ногами, будто бы пытаясь пробить пол насквозь. Судя по лязгу, всё в доме ходило ходуном, и даже тяжеленный короб с двумя спрятавшимися в нём девочками слегка подпрыгивал от постоянной тряски.
— Ну, тихо, тихо, Беляночка, тихо, Розаночка… Да будь проклят этот треклятый дракон! Кой чёрт ему тут потребовалось, гнилое отродье, что он тут вообще забыл!
— Мама, мама, — заговорило писклявым басом одно из существ, и девочки с ужасом поняли, что предыдущий голос принадлежал женщине, — пойдём, убьём его, мамочка!
— Да куда же тебе, Розаночка, идти, — голос существа старался звучать нежно, хотя впечатление было такое, будто здоровенный страшный бандит просит вторую порцию пива в таверне. — Посмотри, как он тебя покусал! Я лучше сама в следующий раз поймаю его и убью, а потом приготовим из этой твари вкуснейшее рагу!
— Ура! Ура! Рагу! — зашумели голоса.
Кейтилин чувствовала себя очень неловко: ей было страшно, она уже заранее боялась этих существ, они представлялись ей абсолютно ужасными людоедами… Но то, как мама заботилась о своих детях, как она сейчас за ними ухаживала после нападения дракона, заставляло Кейтилин думать, что, возможно, эти создания не такие уж и плохие, и, возможно, им стоило хотя бы поговорить друг с другом…
А Тилли просто пыталась справиться с охватившим её ужасом и ждала, когда этот кошмар закончится. Внезапно раздался хруст разделываемого мяса, и девочка чуть не потеряла сознание: Тилли даже думать не хотелось, кого там разрезают эти твари.
— Вот, ножечка для Беляночки, ручечка для Розаночки…
— А мне, а мне? — заканючил наиболее противный из голосов, режущий уши своей неестественностью.
— А тебе — по губе, и по жопе палкой! — сурово ответил мужеподобный голос и раздался сильный шум, словно кого-то со всей дури ударили по голове. Этот кто-то с грохотом повалился на пол и огласил избу противным криком на одной ноте. — Ишь чего захотела, у сестриц своих еду отнять! А ну марш печку топить, или я тебя саму в печку брошу!
— Так уже кида-а-ала-а-а, — громко ныло существо, поднимаясь на ноги. Но, по всей видимости, спорить не стало: не затыкаясь ни на мгновение, оно направилось к печи, с шумом достало крышку и начало подкладывать толстенные тяжеленные дрова. От этого шума и тяжелых запахов начинала болеть голова даже у Тилли, а Кейтилин так и вовсе едва справлялась с тошнотой. К тому же в коробе было ужасно душно сидть…
Ко всем звукам добавилось жалобное блеяние. Кейтилин неожиданно вздрогнула, и Тилли едва сдержалась, чтобы шикнуть на неё. Нашла время шевелиться! Что на эту придурошную нашло вообще?
— Кто тут такой вкусный? Кто такой маленький? Ишь, смотри-ка, лягаться пытается! Какой борзый козлёночек, толстенький, вкусненький!
— Не хочу козля-я-ятину, — продолжал тянуть надрывно мерзкий голос. — Хочу челове-е-ечину…
— А ну заткнись там! — и очередной удар вновь опрокинул жалующееся чудовище на пол. Короб заметно пошатнулся, и девочки едва удержали его от падения. — Как будто бы кто-то тебя спрашивает! Нет, ну вы посмотрите, какая наглая! Жрёт за семерых, не работает, а всё туда же! Человечину она хочет! Да ты своего Тома Круглую Голову не доела!
Противный голос начал жаловаться на то, что он маленький и костлявый, а Тилли посетило странное и в то же время ужасное чувство узнавания: неужели это имя ей знакомо?.. Где она могла его слышать прежде? Ведь точно где-то же слышала, но среди знакомых, кажется, ни у кого не было такого прозвища…
Вместе с тем Кейтилин тоже била слабая дрожь: жалобное блеяние козлёночка было ей очень знакомо, и ей оставалось только надеяться, что она ослышалась, и эти твари не схватили её козлёнка, маленького ласкового Бодуна…
Но проверить это она не успела: раздался хруст костей, несколько хлюпающих шуршащих звуков входящего в мясо ножа — и последнее жалобное блеяние истеричным криком застыло в воздухе.
Тилли сглотнула и благодарила судьбу за то, что это был не человек. Сердце Кейтилин упало куда-то вниз, ближе к ногам, и она сама не почувствовала, как начала плакать.
— Вот это толстенький, вкусненький козлёночек, — удовлетворенно прогрохотал голос. — Эй, ты, дура! Печку зажгла?
— Сейча-а-ас… Я не уме-е-ею…
— Вот же растяпа тупая! Послало же небо мне такую обузу на плечи! А ну брысь отсюда, сама всё сделаю! Клуша неблагодарная…
Пока они ругались, Тилли безумно хотелось разогнуться. Её тело, не привыкшее к пряткам и неудобным положениям, начинало ныть и требовать немедленного движения. Девочка с ужасом представляла, как она проведет целую ночь в этом коробе, скрутившись в зюзю: это же просто кошмар какой-то, она ж после этого ни ходить, ни бегать не сможет…
Кейтилин продолжала плакать. Ей тоже хотелось вылезти, но вовсе не потому, что девочке было неудобно (напротив, она часто играла в прятки и забиралась в ещё более неудобные для человека места): ей хотелось закричать, поколотить со всей дури тех ужасных чудовищ, которые только сейчас совершенно ужасно убили маленького козлёночка. Кейтилин до сих пор слышала отчаянный крик малыша и громкий хруст его детских костей — да какой зверь так делает! Да даже колбаски, даже котлеты из малышей не делают! Да как они посмели!..
Гневные и обеспокоенные размышления обеих девочек прервал стук в дверь: не очень громкий, но заставивший всю кошмарную шумную семейку замолчать.
— Это кто это к нам пришёл-то такой? — удивленно пробасило большое чудовище. — Вроде я никого не звала…
— Я открою! Я открою! — зашумели двое других существ, и они, громко топая и сбивая всё на своём пути, ринулись к входу. Девочкам снова приходилось прикладывать усилия, чтобы короб вместе с ними не перевернулся и не упал на пол; как же это было непросто!
— Это дядя Огонёк, мама! — закричало одно из существ, и сердца Тилли и Кейтилин снова ёкнули: только этого не хватало!..
— Огонёк? — удивилась мама-чудовище. — Ну и гостей у нас на сегодня! И чего это сприганнам понадобилось в нашей избушке? Ну пускай входит, только, девочки, возьмите наш глиняный горшок и прикажите ему туда нырнуть, затем выпустите его в печку. У нас и огонь как раз будет, и домик наш он не подожжёт.
Раздалась громкая и шумная возня: Беляночка и Розаночка, по всей видимости, искали тот самый горшок, про который им говорила мама. Они подняли с пола что-то невероятно тяжёлое (весившее, судя по всему, как целый дом), и затем вдвоём распахнули дверь. Всё это время подруги напряженно ожидали, затаив дыхание, какого-нибудь чуда: чтобы они внезапно оказались не в этой кошмарной избушке, а где-нибудь в лесу, чтобы пришёл Имбирь и спас их, чтобы всё это оказалось кошмарным сном…
— Здравствуйте, дядя Огонёк!
— Привет, девочки, — ответом был шуршащий голос старого сприггана, и подруги с ужасом поняли: всё именно так плохо, как они думали. — Не впустите старика к себе?
— Конечно, дядя Огонёк! — ответило одно из чудовищ.
— Просто прыгните сначала в горшок, а мы вас в печку выпустим, — с воодушевлением продолжило второе.
После этого раздался стрекочущий звук костра, тяжелые шаги Беляночки и Розаночки, с трудом несущих заметно потяжелевший горшок, скрип дверных петель и радушный лепет хозяйки дома, не то приветствовавшей гостя, не то отчитывающей третью дочь.
— Огонёк, сколько лет!.. А ну пошевеливайся, корова ты этакая, не видишь, девочкам тяжело!.. Ох, прости, я только с охоты, не приодетая совсем, знала бы — прибралась… Ну куда ты под ноги лезешь, дура, сейчас споткнемся и уроним к чертовой матери! Людей, знаешь ли, совсем теперь не поймать — пуганые стали, проклятые твари… Вот, теперь вылезай!
Огонёк запрыгнул в печь, и раздался веселый треск загорающихся дров.
— Фух, ну славно, братец, что ты тут, — тяжело дыша, проговорило чудовище. — Ты к нам с добром или чем пожаловал? Слышала про твою историю с тем ребёнком. Сочувствую тебе, братец, сейчас подмёнышам всё тяжелее и тяжелее приходится…
— Благодарю за доброту, сестрица Солнышко, — перебил её сухо спригган: он, по всей видимости, не хотел говорить о спасённом Тилли ребёнке. — Я к тебе делу пришёл: феи поговаривают, что у тебя в избушке прячутся дети, которых я очень ищу. Ты никого тут не видела?
Наступила полная тишина, даже огонь прекратил трещать в печи. Девочки, прятавшиеся в коробе, совсем перестали дышать от ужаса: казалось, что любое моргание, любой случайный слабенький вздох или выступившая на коже капелька пота вдруг привлечёт к себе внимание и их немедленно схватят. По их ощущениям, прошла целая вечность перед тем, как в избе раздался неловкий и растерянный голос сестрицы Солнышко:
— Да что ты, братец, какие ещё дети в моей избушке? Я бы их немедленно почуяла, ты же знаешь, какой у меня острый нюх. Кто тебе это вообще сказал?
— Феи, что живут вокруг твоего домика, феи, что шли вслед за проклятыми девчонками, ну и феи, которые просто любят потрясти языком, — ответил Огонёк. Тилли ужасно хотелось закусить губу от волнения, но она боялась, что даже это крохотное движение могут услышать, и тогда… ох, что тогда будет! — Ты ведь видела дракона возле своего дома, правда?
— Видела, чего ж тут не видеть. Эта тварь мою Розаночку покусала и пыталась отнять добычу. Сам знаешь, как сложно сейчас доста…
— Этот дракон преследует тех же детей, что и я. Так что даже если их нет у тебя сейчас, то они определенно точно были в твоей избушке, пока тебя не было дома.
— Мама, мама, у нас был человек? — заголосили все разом дети сестрицы Солнышко. — Дядя Огонёк не шутит? У нас правда был человек?!
— Не знаю, не знаю… — задумчиво ответила хозяйка дома. Судя по звукам, она почесывала какую-то часть своего тела, и девочки с напряжением ожидали, что же она скажет в дальнейшем. Ещё теплилась слабая надежда, что сестрица Солнышко начнёт всё отрицать и проводит страшного гостя прочь из своего дома… — Пожалуй, надо бы проверить, не прячутся ли эти паразиты где-нибудь сейчас. Эй, девочки! Помогите маме, обыщите каждый угол, каждый закуток! А когда найдёте, не съедайте их сразу: я хочу посмотреть в глаза тем бесстыжим отродьям, которые смеют проникать в наш дом!
Девочки почувствовали, что всё кончено. Эти слова полностью уничтожили надежду на спасение: ещё немного, и подруги бы сами выползли из короба, не в силах больше терпеть этот тяжёлый, неподъёмный страх. Но вместо этого они продолжали сидеть в неудобной позе, не дыша и не шевелясь, с нервной сосредоточенностью ожидая, когда же их наконец найдут и схватят.
А снаружи вовсю шёл поиск. Опрокидывались вещи, двигались тяжелые предметы, открывались дверцы, шумели ставни, билась туда-сюда дверь, ведущая в подпол, скрипела лестница кладовой… Иногда тяжёлые шаги приближались к коробу с девочками, и они мысленно готовились к тому, что их сейчас обнаружат; но нет, шаги просто проходили мимо или застывали рядом с другим, не слишком очевидным для пряток предметом.
Казалось, время тянулось бесконечно.
— Золушка, что ты такая ленивая! — обиженным басом заканючила одна из сестёр. — Всё лежишь и лежишь на печи, как будто бы тебе ничего не надо! А ну спустись вниз и помоги, поищи где-нибудь!
— Не хочу искать, — угрюмо ответил противный голос. — Я вам печку сегодня топила и устала очень, сами ищите!
— Эх, ты! — с упрёком произнёс второй голос. — Мама вон надрывается, а тебе и дела нет! Хоть в том коробе посмотри, раз такая ленивая!
— Вечно вы меня обижаете, — захныкала Золушка, судя по звукам, спускаясь с печи. — Вечно вы меня работать заставляете, обзываете… Вот стану королевой и покажу вам всем, сволочи!
И девочки с ужасом поняли, что ворчащая и хныкающая Золушка медленными шаркающими шагами приближается к ним. На секунду они хотели поверить в то, что она, как и её сёстры, просто пройдёт мимо и направится в другое место, но все их сомнения развеялись в тот момент, когда Золушка открыла крышку короба.
Потрясение оказалось настолько сильным, что Тилли и Кейтилин даже не смогли вздохнуть от ужаса, а просто застыли, как каменные истуканы. Кейтилин даже показалось, что она уже умерла, просто сидя на месте, а Тилли считала мгновения перед тем, как Золушка закричит, что она их нашла и схватит за шиворот.
Неужели это конец?
— Нет тут никого! — девочек оглушил громкий и противный басовитый голос, и затем крышка захлопнулась обратно. Тилли не могла поверить в произошедшее, а Кейтилин начала беззвучно плакать: как же им повезло, как же им несказанно, невероятно повезло! — Дёргаете меня, дёргаете… Нет чтобы самим хоть что-нибудь сделать!
— Ну её, Беляночка, — с отвращением произнёс другой голос. — Пусть себе валяется, как королева, всё равно толку от неё чуть!
— Согласна, — шмыгнула носом вторая сестрица. — Сами всё сделаем!
Тилли тут же напряглась, подумав, что эти двое будут проверять их короб более тщательно; но нет, её страхи оказались напрасными — больше никто не подходил к их тайнику. Тилли ждала до последнего, что их обнаружат: слегка вздрагивала от любых резких звуков, даже если они раздавались далеко от короба, напрягалась при звуке шагов, ожидая, что вот сейчас-то кто-нибудь задастся вопросом: «Эй, а, может быть, осмотреть этот короб более тщательно, чем балда-Золушка?», и тогда им с Кейтилин несдобровать… Огонёк трещал в печи и давал советы, но почему-то ничего не говорил про гигантский короб, стоящий в куте.
«Он же в печке сидит, — подумала Тилли. — А оттуда этот кут просто не видно».
Однако даже эта мысль совсем не успокаивала мелко дрожащую девочку; и лишь когда хозяйка дома, с тяжелым пыхтением и одышкой поднялась наверх из погреба и заговорила, Тилли осознала, что опасность миновала.
— Фух, фух… Ну, братец Огонёк, прости великодушно, но никаких людей мы тут не заметили. Сам же видишь, как тщательно мы всё обыскали.
— Да? — голос Огонька звучал удивлённо, и Тилли не смогла сдержать злорадной ухмылки. — Странно, как же они тогда смогли сбежать… у вас же нет чёрного хода…
— Может, феи твои ошиблись? — сочувственно предположила сестрица Солнышко. — А дракон этот, будь он трижды проклят, просто так за нами увязался. Мелкий же он, да и глупый наверняка.
— Может быть, хотя это всё очень странно… Ну ладно, я прошу прощения, что так обременил тебя.
— Да всё в порядке, заодно хоть мусор разгребли! Заходи почаще, братец Огонёк, мы тебя человеческим мясом накормим! Вон у дурынды этой до сих пор младенец недоеденный лежит…
— Как-нибудь непременно. Если вдруг их найдёте, то сообщите мне: одну, так и быть, себе оставьте, а вторую я бы лично хотел убить.
— Как скажешь, братец! Эй, девицы, тащите горшок сюда!
И, когда девочки были готовы выдохнуть от облегчения, что хотя бы одна опасность прошла мимо, а дочери сестрицы Солнышко вновь подняли с пола необыкновенно тяжелый глиняный горшок, раздался резкий стук открываемой двери, и весёлый голос Имбиря, торжественно прокричавшего в помещение: «А вот и я!», заставило сердце Тилли и Кейтилин упасть обратно.
Только этого им не хватало.