На первом привале после выхода из Толара я в свете костра рассматривала саблю, пытаясь решить, что именно делать с оружием, которое долгие годы не брала в руки и надеялась никогда и не взять.
В том роду, где мне посчастливилось появиться на свет, и мужчин, и женщин обучали владеть такими клинками. Посредственно, прямо скажем. Ну или мне не повезло.
Я взвесила руке оружие, редко покидавшее юг. Знакомый баланс, совсем иной, чем у моего меча. Поговаривали, что люди, заселившие южные земли, в мире, из которого пришли, жили племенами, как нынешние орки. Кочевали, проводили дни и ночи на конях — и умели оборонять себя и свои пожитки, не вылезая из седел. Доспехи у них стоили немало и ценились, но все же самым важным было сохранять подвижность. От того многие и использовали искривленные клинки, облегченные версии тех, что любили орки. И савры, как выяснилось. Хотя, может, оружие Арджана как раз дань его прошлому на юге?.. Так или иначе, на моей родине хранили и передавали из поколения в поколение сабли. И сражаться те, у кого деньги и время были, учились верхом. Не в копье, как рыцари, а по-своему. И стрелять из лука тоже учились, да.
В семье, в которой я когда-то родилась, средств на обучение конному бою и лучному искусству не было. Но сабля фамильная была, и не одна. Интересно, в чьих руках сейчас та из них, что мне, как наследнице рода, по праву завещана?..
Я осмотрела клейма на захваченном клинке. Провела пальцами по оплетки рукояти, чей хвостовик зачем-то немного свисал вниз тремя линиями. Это ведь тоже оружие наследника рода. Род мне незнакомый, но все же. Раджа какого-то мелкого города за долги решил продать семейную реликвию? Или клинок украли? Или сняли с тела?..
Какая мне разница, вообще-то. Сабля — и сабля. Металл неплохой, но не более. Можно запрятать во вьюки и потом, как с Протипола выберемся, продать. Особенно если найти южанина-торговца, они цену такому клинку знают.
— Умеешь сражаться с такой? — фронде появился рядом внезапно.
Как и всегда впрочем — подкрадываться он умел мастерски.
Арджан, сидевший неподалеку и точивший один из своих клинков длинными, ласкающими движениями, покосился на меня, явно заинтересованный вопросом. Чародейка и маг уединились под натянутым тентом, огородив себя рядом вещей. От них не доносилось ни звука, да и смотреть в ту сторону не хотелось. Иллюзия. Заклинание неслышимости, бившее мне в ноздри чем-то копченным.
Врать не хотелось.
Дианель сама пошла погулять в одиночестве. Но все равно как-то не было желания отправлять подальше эльфа с его вопросами. Словно я как-то причастна к проблемам его сестры.
— Плохо, — лаконично ответила я.
— Но, думаю, все же лучше чем любой из нас.
Я пожала плечами. Глянула на Арджана. Савр в ответ продемонстрировал рукоять своего клинка, явно намекая, что эту саблю попросту нормально в руку взять не может.
— Это оружие твое по праву, — продолжил эльф, — но ты смотришь на него как на опасный артефакт.
— Это не мой клинок, а оружие той семьи, которая много веков назад заказала его у одного из прославленных оружейников, — клейма на таких саблях я читать умела. Этому учили многих благородных. Клейма нельзя было подделать, и иногда клинок мог служить подтверждением личности его владельца. — Его надо вернуть. Или продать кому-то из южан, и такой торговец охотно доставит его в род владельца или в род его сеньора.
— Но ты можешь пока сражаться им, так? Как попытался сделать тот юноша.
— Тот юноша — идиот. И сражаться этим клинком я могу — но не буду.
— Почему?
— Это не имеет значения.
Знал бы Берт, искренний, наивный и светлый рыцарь, что отдал свое сердце черной гадине, свою семью задушившей… С кривым клинком в руке.
Я поднялась на ноги и отправилась к Ингрид. Сооружать подобие ножен и искать сабле место в поклаже, сейчас сложенной под небольшим плащом-навесом неподалеку от прилегшей лошади.
Разумеется, аспат здесь не было — действующих. На той, где мы остановились сейчас, уже давно поблекли рунные камни, не подпитываемые магами. Благо, та сила, что сочилась из бреши в центре оставленного города, сюда не доставала. Думаю, не было труда любому магику напитать камни… Но властители Толара не заботились о путешественниках на своих землях. Впрочем, спать в круге уже не активных, но все же когда-та заклятых силой Владык камней все же лучше, чем спать просто в голом поле.
Дозор мне сегодня выпало нести первой. И когда я разобралась с саблей, то обнаружила, что Арджан уже спит на своей жесткой подстилке неподалеку от тента влюбленных. А вот эльф, несмотря ни на что, ложиться не собирался, по-прежнему сидя около костра.
— Твоя очередь…
— В час волка, да, — проговорил Милатиэль негромко, — я помню. Но мне не нужно много сна, и коль наблюдавший за нами фамильяр отправился по своим делам, а зверей тут правда нет, да и даже если бы и были — спрашивать у них пока мне нечего. Да и даже если бы вопросы и были, то я все равно хочу говорить с тобой.
— Да, да, я представляю для тебя интерес как карманная зверюшка, — откликнулась я, вытягивая ноги у огня и бросая в костер еще немного заготовленных дров.
Как-то мы уже говорили с фронде об этом. И он считает меня «любопытной». Дети леса, что б их. Прицепился к сабле…
— Ты не зверюшка, — возразил эльф.
— И поэтому ты тут, да.
— Ты забываешь, что я знаю Арджана и Дианель много лет, а тебя мало. Витор же занят, по крайней мере вот сейчас.
А ко мне значит можно лезть…
— К тому же, как ты знаешь, мое призвание не только разговаривать со зверьми да оборачиваться в птичек, — усмехнулся фронде, — но и исцелять.
— Лес, ага. Я похожа на дерево, что ли?
Фронде склонил голову, словно желая рассмотреть во мне что-то, одному ему ведомое.
— Твоей вины в похищении Ди нет.
— Разумеется. Это тут при чем?
Эльф коротко улыбнулся.
— Ни при чем. Совершенно точно абсолютно ни при чем. Легкой стражи, — он поднялся на ноги и отправился чуть поодаль от костра, к ближайшему дереву.
Прикоснулся рукой, что-то тихо прошептал — и пара низких ветвей, самые густых и близких друг другу, словно бы чуть-чуть подвинулись, образуя небольшой навес. Фронде сел у дерева, скрестив ноги, и, опершись спиной на ствол, закрыл глаза. Дыхание его почти сразу выровнялось.
Магии я все еще не ощущала, но почему-то казалось, что так фронде словно бы слился с деревом, отдыхая умом эльфа и живя умом иного существа. Полезная возможность.
Пару десятков вдохов и выдохов я просто глазела по сторонам. Потом в разум прокралось скрипучее:
Зря ты.
С чего это?
Фронде редко интересуются кем-то, кто ходит на двух ногах.
Ну значит мне с браком попался. Да и к тому же Милатиэль с сестрой путешествует, тебя это не смущает?
Не «с», а «из-за». Он — эльф. Для вашего племени узы родства священны.
Для нашего? А ничего, что я человек?
Полукровка. И могла бы обрести в лице фронде ценного союзника, между прочим.
Мне не нужны союзники. Я иду по жизни в одиночестве.
Я тоже так думал. Мы все так думали, признавая лишь друг друга. И итог ты видишь сама. Много бы ты сумела, взявшись за это дело в одиночку?
Какая разница? Все равно скорее всего там, у Врат, наши пути разойдутся навсегда. Ну если только ты не представишь каких-нибудь невероятных доказательств своей непогрешимости.
Собственно, о доказательствах. Я видел в твоей памяти дневник Тоа. Можешь прочитать несколько страниц?
Я не знаю языка.
Да и не нужно. Будешь просто смотреть на те места, куда я укажу.
Вот же наглость.
Тебе все равно нечего делать. И так я быстрее закончу все у врат.
Аргумент.
Наглось, да. Но под мерное листание страниц и глубокомысленные и ничего незначащие для меня комментарии духа дозор прошел довольно быстро. Ястреб, чьим бы он ни был, не возвращался, и никто не приближался к нашему лагерю.
Ранним утром меня разбудил тихий разговор. Он воспринимался весьма странно, словно бы я стояла у двери и подслушивала в замочную скважину. Но до конца проснуться не выходит, и потому приходиться разбирать тихую чужую речь.
На эльфийском. Впрочем, эльфийский я знаю, пусть и погано. На моей родине таких как я, полукровок, рожденных высокородными матерями в «Ночь Возвышения» от эльфов, и принятых в рода отцами не по крови, учили жить и как люди, и как долгоживущие. Мое обучение закончилось в пятнадцать, но все, что было после, все же немного позволило сохранить старые знания. Благо, говорили не на высоком, а на простом диалекте, чьи конструкции были куда проще и понятнее.
— Ты должен был охранять! — чародейка.
— Свою смену, — невозмутивый как всегда фронде.
— Нет, она…
— Она спасла тебе жизнь на болотах. И ринулась вытаскивать твою недалекую голову из проблем по первому зову человека. Что тебе еще нужно?
— Болота были случайностью. А в клетку пришел ты, и…
— И мне не пришлось прорываться с боем через поместье, полное бандитов. Твой человек был воспитан в одной истине. Тот, кого носит на поясе Феникс — носитель другой. Только и всего. Мы идем в опасный путь, и глупо ждать удара в спину.
— Но…
— Я сказал. И еще раз ты не послушаешь прямого предупреждения хоть Феникса, хоть человека, хоть Арджана — мы отправимся домой тотчас. Ясно?
— Мил…
— Ясно?
— Да.
Разговор отдалился. Непонятное оцепенение оставило меня, словно бы позволяя наконец полностью проснуться.
Рассвет еще занимался. Дианель и Милатиэль о чем-то говорили около дерева, и от них не доносилось ни звука. Арджан спал, как, предполагаю, и Витор.
Ну и зачем ты мне это показал?
Мы тоже, каждый, шли сами, терпя рядом с собой лишь временных попутчиков. И тебе известен результат.
Иди ты.
Завтрак в молчании, сбор лагеря — и мы отправляемся дальше. Фронде вновь предпочел остаться в своем эльфийском облике.
В вышине нет-нет, а мелькали за облаками крылья ястреба, но ниже фамильяр не спускался. Не то его хозяин приказал следить за нами, не то птица просто следла за всем близ старой столицы.
Мы шли через заброшенные поля. Удивительно, как они еще не пали под гнетом сорной травы, но все же тут во многих местах росла рожь, почти полность сожранная чернотой. И, что вызывало тревогу, в нескольких местах видели небольшие участки, с которых явно собрали урожая.
— Здесь же вроде нельзя жить? — с сомнением заметила Дианель, когда очередная давно оставленная и порядком разбитая мощеная дорога вела нас мимо очередного такого поля. — Или соврала, Служительница?
— А ты не чувствуешь?
Здесь, уже ближе к Протиполу, в воздухе разлит тонкий-тонкий, почти неуловимый кислый аромат. Тонкий-тонкий — пока. Ближе к окраинам он усилится и начнет мешать ощущать что-либо еще. Но до окраин еще дойти надо.
— Нет, — лаконично ответила Дианель. — Так что что-то у меня есть вопросы к твоей идее про «опасную магию».
— Напряжение магического поля тут правда, кажется, выше, — немного словно бы извиняясь заметил Витор, — но насчет полей…
— Смерть не мгновенна, — отозвалась я. — И обычно местные охотники за сокровищами приходят на руины на несколько недель, а потом возвращаются в Толар или дальше, в родные поселения. В год — три-пять ходок, не больше. Те, кто остаются слишком долго и слишком часто — меняются быстрее других. Но, вполне возможно, какие-то безумцы решили пожить тут. Особенно после того, как в Толаре воцарился бардак. Хотя вряд ли это кто-то из местных, знающих о том, что бывает с теми, кто слишком жаден до ценностей и слишком много времени проводит в Оставленном Городе. Но идиотов в мире много, может кто-то и решил, что именно его-то скорбная участь минует, несмотря на предупреждения и здравй смысл.
Дианель фыркнула — но ничего не ответила.
Убранная целыми проплешинами в полях рожь попадалась все чаще и чаще. Но людей не было. Хотя в паре мест на дороге попадались следы конских копыт, так что кто-то тут и правда жил.
Вечером на горизонте показались остатки гигантской каменной стены, над которой возывышались кое-где сохранившиеся, но медленно разрушающиеся белые башни древней столицы. Безмолвный памятник человеческой подлости.
Первое тело мы нашли на второй день пути, когда направлялись к Борисконскому Колодцу, одному из немногих мест, где, по уверению орки из трактира Толара, сохранилась пригодная для питья, правда строго после кипячения, вода.
Человек лежал на обочине дороге, смотря куда-то в бесконечно высокое синее небо. Ступни его, как и ладони, почернели и ссохлись, словно бы оплавленные.
— Черный огонь? — не без недоверия поинтересовался вслух Витор.
Я покачала головой.
— Не тот, что проклятие. Тот, что прорастает в ржи, которую эти безумцы решили присвоить.
Мертвец лежал явно не один день. Он был в одном исподнем и выглядел крайне истощенным. Колени и локти стерты. Полз. И немало.
— Тайтел — не суртово творение, — спокойно парировал фронде, — это лишь маленькое растение, которое не стоит есть в пищу ни Равным, ни скотине. И о том все знают.
Эльф осматривал мертвеца, водя над ним своими ладонями, и едва ли обнюхивал.
— Его глодала и иная болезнь, — наконец заключил он, распрямляясь, — рожденная магией. Не думаю, что он в одиночку собрал всю рожь, что мы видели.
— Наверняка нет.
А значит, есть и иные. Безумцы, пришедшие в эти земли себе на погибель.
Тело бедолаги мы предали огню. Как и два следующих, что нашли. Как и еще с десяток тех, кто явно пытался покинуть эти негостеприимные места. Мужчины, и мужчины довольно молодые — почти все. Интересно, почему?
Ответ обнаружился около колодца.
В его тени сидел, привалившись к камням, мужчина, на вид не старше Витора. Живой.
При виде нас он чуть повернул голову. Протянул руку, попытавшись сотворить какое-то заклинание — но не смог, и просто безвольно уронил кисть на землю.
Магик был бос и одет в обноски. Кончики нескольких пальцев на его левой руке почернели, хотя правая на вид была цела. Одна нога человека была сломана в нескольких местах. Притом кто-то явно пытался вернуть ей подвижность — на обрывках штанов были остатки тряпок, к которым примотали шину из каких-то крепких палок. Теперь палки были сломаны, тряпки — размотаны, а сам мужчина смотрел на нас мутным взглядом.
— Вестники Пути… — прошептал он.
— Ага, очень похожи, — хмыкнула я, подходя и садясь рядом.
Вообще-то обычно я в Пламя отправляю, а не на Путь.
— Я могу справиться с ногой, — заметил фронде, — и с тайтелом. Но вот другая хворь мне мало подвластна. Хотя он и пытался защититься.
— Пытался, — я видела даже сейчас не до конца истаявшую магию вокруг мужчины.
Он явно старался как-то оградить себя от влияния того, что ползло из Врат.
— Ладно, набирайте воду, — вздохнула я, — попробую привести в порядок единственного, кажется, свидетеля происходящего здесь.
Фитай не всем дает милость. Не всех исцеляет.
Но этого мага мне почему-то было жаль. Из-за явной, для его породы, молодости? Ведь пусть у него и книги не было, но все же это — маг, а не чародей или колдун. Или из-за чего-то еще?
Фитай, дай силы помогать невинным. Дай стойкости выдержать милость твою и волю твою.
Пламя зародилось внутри. Пробежало по телу, прошло руке, которую я положила на грудь потерявшего сознание человека. Не отпрянуло, не потухло, вливаясь и вливаясь в тело. Распаляясь и распаляясь — и сжигая.
Я сжала зубы. Пламя уничтожало скверну. Уничтожало отраву. Давало силы. И сжигало — меня.
Это было больно. Это всегда было больно.
Долгие вдохи и выдохи огонь бушевал, охватывая нас обоих пламенем невидимым, но очень, очень ощутимым. А после потух, словно его и не было.
Мужчина вздрогнул — и открыл глаза.
— Вы…люди… Пожалуйста…Вода. Еда. Отдам взамен что угодно…
— Так себе у тебя позиция для торгов, — заметила я, пока фронде возился с ногой раненного.
Огонь исцелил его от скверны, избавил от черноты в руке — но срастить кости мне не хватило сил. И даже так шевелиться из-за боли не хотелось. Отвар закончился, и теперь оставалось только ждать, пока тело, слишком слабое для столь большой милости Фитая, само исцелит раны.
— Пожалуйста…
— Ты расскажешь о том, что происходит в столице. Откуда на дороге сюда тела и как ты тут вообще оказался.
— Расскажу. Обещаю. Я не враг. Исследователь, летописец, — мужчина на секунду прикусил губу, когда фронде явно начал сдвигать кости, — Тайовин. Тайовин Мерде. Я шел через Мид на западе, — он жадно присосался к поданной Витором фляге. — с наемником. Я знал как защититься от излучения Прорехи во Вратах. Но мой наемник, как оказалось, был из людей Худа, безумного проповедника. Они поселились в руинах и верят, что их Владыка Титар защитит от всего на этих землях. Считают их своими, хотя живут тут меньше чем пару месяцев. Всех заставляют или жить с ними, или попрощаться со всеми вещами. Я пытался отбиться. Попал в плен. У них нет ни еды, ни воды толком, и их колдовство не спасает от порчи. И всех, кто испорчен, они высылают прочь, ведь от них отвернулся Титар. Прочь в одном исподнем. Я попытался бежать с очередной партией. Но сумел дойти лишь сюда.
— И почему люди вообще там живут?
— Худ обещал им дома, провизию и изобилие. Некоторые верят, что надо лишь стараться больше. А те, кто не верит… Для убеждения их есть Потерянный.
Вот только этого нам не хватало…