Феникс. Служение (СИ)

Глава 17 Леса у Гослара. Заброшенная башня

Мы были почти похожи на местных рыцарей: я на Ингрид, которой явно не слишком нравилось вместо поклажи тащить свою хозяйку, Берт на своем могучем тяжеловесе, Ивер — на лошади попроще, и Милитаэль — в образе птицы сидевший на моем плече. Весил он, кстати, тоже как птица.

Берт сначала поглядывал на сойку, облик которой выбрал фронде, а потом перестал, не то смирившись, не просто решив, что если он перестанет смотреть на проблему, но и все связанные с ней чувства уйдут прочь. Ивер же глазел на птицу в открытую. Судя по всему, раньше он с Детьми Старших Богов не сталкивался.

Впрочем, с ними вообще мало кто сталкивался. Мне повезло в свое время найти одного такого слугу природы в родных джунглях, и потому о возможностях этих странных магиков мне было известно хоть что-то. Хотя в прошлый раз мне довелось увидеть лишь малую часть того, что на самом деле могли фронде, и Милатиэль это неустанно доказывал.

— Эй, Лекса, ты что, не остепенилась еще?

— Что? — иди мы сейчас галопом — точно бы с лошади сверзилась.

Какая Берту вообще разница?

— Нет, — лаконично ответила я.

И почему я вообще хоть что-то на эту тему сказать решила⁈

— О. Ты прости, — видать, мое лицо было достаточно выразительно, — я обиды чинить не хотел. Просто как-то принято у нас, ну у тех, кто на земле сидит или в Лес или к берегу ходит, спрашивать. Что б знать, когда звать в поход, а когда уже только в гости напрашиваться, — хохотнул рыцарь. — Вот я и спросил не подумав.

— Ты лучше вот что скажи, — обсуждать эту тему у меня желания вот точно не было, — можно ли верить слухам, что, мол, герцог сам что-то с наследницей сделал, чтобы партию ей без ее воли найти?

— Все-то ты знаешь… — Берт чуть настороженно оглянулся, — я тебе, Лекса, вот что скажу — я любым слухам поверю. И даже подсоблю, если только это не на руку близнецам будет. Знаю, что тебя не подкупить и приговор твоей рукой Огонь Владыки выносит, знаю. И что друзья твои наверняка такие же, и если следующей по площади голова не судьи катиться будет, а герцога — значит так тому и быть. Но все же буду надеяться и верить, что все по справедливости будет.

— Значит, россказни о том, что принц намерен отменить ваши, рыцарские, привилегии — правда?

— Да не при отроках будет сказано, — Берт покосился на Ивера, который тут же отвернулся и принялся с энтузиазмом рассматривать лес у дороги, — но некоторым в монарших родах вот не стоило на свет появляться. Да простят меня Владыки. В любом ином — но не у престола.

Ингрид фыркнула и едва не подпрыгнула в момент, когда в кустах рядом зашуршала мышь. Не слон, но тоже боиться.

Я же все же удержалась на лошади. С ней вот ухо востро держать нужно, да. И не только с ней…

— Я не люблю политику, Лекса. Я воин, — с какой-то тихой грустью проговорил Берт, — и наследовать меня воин будет, — он кивнул на оруженосца. — Я вот эти все браки, все расчеты, все просчеты, все законы и кулуарные разговоры не приемлю. Я доспех ношу, меч держу, на коня залезаю сам — а остальное уже не мое дело.

— Но все же ты считаешь, что ни принцесса, ни принц не будут достойными правителями?

— Ты сама видела, на что принц способен. Задели его самолюбие — и тут же он свою власть использовал, на честь наплевав. Ты меня прости конечно, но как вернемся — и друг твой чешуйчатый тоже наверняка по надуманному поводу вылетит. Чтоб наследнику путь на джостру открыть. Удивительно что, Андриан срразу этого не сделал. Думаю, считает, что савр поддаваться ему будет, как и остальные, или что по незакрытому лицу ударить сможет и удаль показать. И в таком он весь. Вряд ли бы правитель из него и хороший вышел. Они с принцессой, как с центра нашего, из сердца Первой Земли выбрались в поездку свою, так и привезли идеи заграничные. Хотят наши наделы в свое введенье забрать, самим с них оброк брать, и нанимать на службу тех, кому платить дешевле всего. Зачем нужен тот, кто плоть от плоти земли, кто сызмальства воевать обучен, кто экзамен жизни с мечом в руке держал, если можно платить по сербрушке в день любому проходимцу, себя воином величающему, и при том все деньги со всех окрестных земель в карман класть? Близнецы любят рассказывать, что мол в Гавани или на побережье все властители со всех земель оброк собирают, нанимают удалых людей на охрану или ополченцев воспитывают, из крестьян или босоты, которая за еду и кров будет службу нести. И так-то оно так, но там Леса рядом нет, из которого в любой день вылезти что угодно может. И с соседним Марбургом и Цанлором у нас мир пока, но только на словах. Если получится у принца свои задумки воплотить, многие под их знамена встанут, чтобы дом свой вернуть, и война будет.

— Ты говоришь о планах принца. А принцесса? Она не отдаст власть?

— Не отдаст, — покорно согласился Берт, — но я ее мыслей не ведаю. Но никто не видел, чтобы она на людях с братом спорила. Может и пойдет иным путем, но все же. К тому же у принца есть сторонники. Не только друзья его заморские, но и местные из крестьян и горожан, зубы уже на наши усадьбы точащие. Так что ежели принцесса править будет, то может принц попробовать все равно по-своему сделать.

— А третий ребенок?

Берт плечами пожал.

— Стефания мала совсем пока. Думаю, если вдруг она на престоле окажется, то править будет как скажут. Ей-то всего десять зим еще. Герцогиня еще три зимы назад к Владыкам отправилась, так что случись что с герцогом — многое в Госларе изменится, многое.

Хм. Может герцог решил если не сам проклясть ребенка, тогда проще уж насмерть, а ситуацией воспользоваться? Интересно, тут можно спящую с кем-то поженить по воле отца? А то было бы удачно — и дочка своевольная сладким сном спит, не тревожа никого, и городом правит тот, кого герцог в преемниках видеть хочет.

И чье было оружее в пещере? Принца, выходит, простой люд поддержит. Его? Или принцессы, о планах брата знающей? Или и вовсе то-то, кто решит посадить третьего ребенка, малого, чтобы управлять им по своей воле? Интересно, интересно.

Рыцари вряд ли поддержат принца. И он это наверняка знает. Разве что кто-то из совсем молодых, их перемены часто прельщают. К тому же арбалеты да кистени против рыцарей, конечно, неплохое оружие, но любое оружение надо уметь применять. Много ли наемников в Госларе? Крестьяне-то против воинов, с детства к войне приученных — не бойцы. Но если в городе внезапно все начнется, где тех рыцарей обычно всего ничего, живет большинство-то в своих поместьях, то может что и выгорит.

К тому же есть южанин — Тень…

Интересно, интересно. Хотя, очевидно, до конца турнира не начнется ничего. Рыцарей под стенами много, кто решит пикнуть и что-то с герцогом сотворить — мигом Стефанию силой клинков коронуют.

Понятно почему Андриан так турнир рвется выиграть.

И непонятно, как это все связано с Лоаком и колдунами в частности. Надо его искать среди южан из свиты принца? Или кинжал на поясе подмастерея как-то со всем связан? Может, кто-то не в свите, а торговый партнер или еще кто-то? При правителе… А кто сказал, что правитель должен быть старый?

— Берт, а что случиться, если джостру выиграет завтра Адриан? Он победителем будет? Он ведь сам не может на сестре жениться, хотя и может попытаться проклятия снять.

Рыцарь задумался.

— Непростой вопрос. Думаю, старый герцог еще какие-нибудь испытания затеет, может и те, где победа больше чем у одного будет. Понятно, что свадьба не состоится тогда, но все же, думаю, он попробует сделать так, чтобы получилась группа воинов, которым доверят дальнейшие поиски способа проклятия искать

— И из которых герцог будет наместника искать?

Рыцарь кивнул.

— Может если не мужем к Селене, то телохранителем к Стефании определит.

А что — умно.

— Не получилось наследника воспитать — то нового изыщет?

Берт хмыкнул.

— Выходит и правда что так. Герцог — человек мудрый, но он, как и его отец, и отец отца — рыцари. И такие правители и нужны Гослару. А не такие, которые в Гавани кого угодно за медняк на улицы выпускают горожан сторожить.

Положим там все совсем не так. Но какой смысл спорить?

За разговором мы как-то незаметно добрались до Старой Башни.

Это было действительно старое строение, расположившееся на небольшом лесном холме у реки. На деле простой «башней» назвать это здание было бы кощунством. Перед нами был старый, давным-давно оставленный, донжон, подобный тому, что находился в самом сердце Гослара и многих окрестных городов. Только это место, возведенное, конечно, не в сердце леса, но куда дальше от обжитых мест чем госларские хутора, едва ли могло стать чем-то большим, чем просто приграничной крепостью. Когда-то такие вот форты были защитой земель близ Первого Города от любой угрозы с любой из частей неизведанного тогда еще мира. После Падения Врат какие-то из них стали самостоятельными городами, какие-то остались не больше чем местом проживания владельца пары окрестных деревень, а какие-то, вроде этого, приходили все в больший и больший упадок.

Запах разложения и поганого колдовства бил в ноздри.

Я слезла с нервничающей лошади, привязав Ингрид к ближайшей подходящей для этого низкой ветки дерева, и вытащила меч. Спешились и рыцарь с оруженосцем.

Фронде принял свой настоящий облик. Присел на одно колено около ближайшего к форту дерева, приложил руку к его коре и прикрыл глаза, что-то шепча.

— Внутри что-то поганое есть. Возможно вам и не стоит туда соваться, — честно предупредила я Берта.

Рыцарь только плечами пожал. Потом на наруч Ивера указал:

— Его клинок все берет, и живое, и мертвое. Да и я может подсоблю чем. Хоть двери отворить, там поди прогнило все давно.

— А сколько вообще эта ваша Старая Башня не используется?

Следы темного колдовства могли быть и старыми… А могли быть и нет.

— Ой, да не скажу. С десяток зим уж точно. Раньше, при прежнем герцоге, мы частенько рядом с башней или и вовсе в ней лагерь разбивали. Ну, молились понятно Мортису за упокой тех, кто тут в подвалах лежит, и потом по реке вверх подымались пешими. Но мы в последний раз там все, что могли, вычистили, выжгли и могильники, и гнездовья химер, и гоблинские норы, и черных волков проредили. С нами священники были, они там поставили обереги, и нечисть всякая лезть оттуда и перестала. Даже навки, которые ох как докучали в Лесу всегда. Так что с того похода мы стали севернее забирать, ехали там до Урочного Холма, и потом на группы делились, там все расчищали, как надобность появлялась. Так что лет десять как, да. А люд здесь обычный, не останавливается, боится.

— Боится?

— Там, в подвале, во времена После Падения, остались не похороненными последние защитники. Говорят, когда Врата пали, Ветер во все стороны рванут. Кого-то принес сюда, кого-то — туда. Магия, что б ее… В общем вроде как что-то в Лесу тогда завелось много всякого разного. Ну а местные в башне остались без связи, без подкреплений, без провизии. Ну и итог, как понимаешь, не радужный. Ну и поднялись они призраками. Владыка Гослара и священники из храма нашего как нашли все это, так перезахоронили, упокоили, все чин по чину. Давно это было, века прошли, а все о том судачат. Не знаю уж почему… Один из основателей моего рода участвовал в том походе, записал все потом на старости лет как было. А местные, кажется, по сей день боятся, что призраки тут есть.

— А они есть, — отозвался фронде, отодвигаясь от дерева. — И умертвия тоже. На первом этаже, кстати.

Берт и Ивер сотворили обережные знаки Морта.

— Я давно тут не бывал, — рыцарь вытащил меч и начал осторожно посыпать его лезвие заговоренной серебряной пылью, — но с чего это похороненным по всем канонам, пусть и не сразу, обратно лезть? Или еще кого-то тут оставили волкам на съедение?

— Вот сейчас и выясним, — ответила я, направляясь к входу в башню.

От нее и правда несло мертвичиной, и чем ближе я подходила, те сильнее был запах.

Двери заброшенного форта на удивление еще были на месте. Впрочем, если раньше тут останавливались, то может поддерживал их кто-то в приличном состоянии. В отличие от стен, которые во многих местах уже начали осыпаться, словно кто-то когда-то стрелял в них из требуете.

Берт из лишних вопросов отворил передо мной тяжеленую резную створку. Я шагнула вперед, в удушливую темноту, позволяя огню течь по клинку. Серебро рыцаря на мече — это лучше, чем одна сталь, но все еще меньше, чем нужно, чтобы с нежитью толком сражаться.

А внутри немертвых было вдосталь. С десяток высохших, полуразложившихся тел, зашевелившихся при моем появлении. Умертвия. Тупые, примитивные, неспособные открыть дверь… Поднятые неизвестно кем и неизвестно зачем они просто толпились в пустом помещении первого этажа старого донжона, где когда-то, судя по всему, были вместительные казармы. Теперь же тут были только пыль, запустение, мох — и мертвецы.

Немертвые ненавидят Огонь. И это взаимно.

Твари рванули ко мне с прытью, больше приличествующей высшей нежити.

Я пошла им навстречу. Можно было отступить, отбиваться в дверях… Но тогда и оруженосец, и рыцарь, и форде могли бы пострадать, а это уж точно плохая идея.

Первую бросившуюся ко мне безмозглую тварь меч разрезал на две части. Лезвие, объятое Огнем, с легкостью прошло насквозь мертвое тело. В нос ударила вонь в тот миг, когда черная сила, поддерживающая нежизнь, расплавилась и исчезла.

Умертвие свалилось к моим ногам.

Как и следующее, разрубленное от пояса до плеча. Как и следующее — обратным движением клинка лишившееся головы. Еще двое напали разом. Пришлось шагнуть в сторону — и понять, что рядом со мной полыхает незнакомая магия.

Ивер. И его странный меч, горящий холодным серебристым светом и разрезающий мертяков на части.

Еще один уход в сторону, еще одно движение — и кто-то остался без ног. Удар, взмах, уворот…

Резкий, безумный крик, ударивший по ушам. Приближающийся черный невесомый силуэт. Взмах мечом. Вспышка огня, слетающая с клинка, разрезающая мир вокруг и обхватывающая призрака, что за мгновение исчезает в белом пламени.

Подкравшееся умертвие настигает меня. Зубы скрежещут о наруч. Толчок рукой, два точных удара — и последняя дохлая тварь рассыпалась на куски.

Рядом Ивер с остервенением бил уже четвертованный труп вновь убитого мертвеца.

Запах мертвичины исчезает. Запах зла — нет.

— Эй, перестань, — Барт, чуть позади нас с Ивером стряхнул с меча все-таки уничтоженное им с, поддержкой, кажется, фронде, умертвие, и подошел к оруженосцу.

— Спасибо, Ивер, — я хлопнула парня по плечу.

Успокаивать убивших своего первого мертвеца оруженосцев не входит в мои умения.

— Пойдем на воздух, — Берт вернул свой клинок в ножны и, подхватив за руку вцепившегося в свой меч Ивера, полууводит, полууносит его прочь.

Милитаэль же подхошел ко мне. Осмотрел мертвецов и выругался и на эльфийском, и на своем собственном языке фронде.

— Нарушителям Закона не место в лесах, — негромкого сказал он, — но все же они тут есть. Деревья и вода не лгали.

Я кивнула — и, отерев меч и вернув его в ножны, начала разжигать лампу. Без Огня — он уже прогорел.

Без подпитки смертью тела, что стали умертвиями, почти мгновенно вернулись к своему первоначальному скелетоподобному состоянию. Нечистая, магическая плоть, что заменяла им мышцы и жилы, распадалась с немалой скоростью — но все же куда медленнее, чем должна была.

— Что-то рядом подпитывает их, — заметила я. — Пойду, поищу.

Этим приходится заниматься чаще, чем хотелось бы. Искать проклятую вещь, какой-то артефакт суртопоклонников, или просто то, что стало проводником Черного Пламени в мир, вроде игрушки ребенка, заморенного голодом.

И после недолгих поисков я нашла то, что ожидала найти. В дальнем углу помещения, там, где потолок не имеел ни единой дыры, лежал на камне небольшой круглый кусок совершенно черного хрусталя. Свет на него не падал — ни из старых окон-бойниц, ни из дыр в стенах. Но все же в свете лампы я видела на камнях вокруг вещицы тонкие, но знакомые своей сутью линии.

Я вновь достала меч.

— Подожди. Дай я посмотрю, — фронде, невесть как обзаведшийся свитой из целого роя светлячков, подошел ко мне. Присмотрелся. Выругался и бросил: — уничтожай эту погань. Могу подсобить.

— Не надо.

Фитай, владыка мой, дай мне силы бороться с врагами твоими. Дай мне силы защитить мир от козней их. Дай мне силы сломать деянья их. Дай мне силы уничтожить чары их.

Болезненный теперь Огонь вновь разгорелся, пожирая не силы и ярость, а, кажется, саму душу. Разгорелся, стек по мечу, охватил клинок невообразимо ярким сиянием… Достаточно легкого тычка — и лезвие входит в твердый камень сферы как нож в масло. Металл и хрусталь — лишь видимость. Важнее — чернота и белый свет. Грязь — и выжигающий ее огонь.

Один вдох. Другой. Третий.

Огонь плавил разум. Выжигал душу. И уничтожал уродливую кляксу тьмы на полу без остатка.

Шар хрусталя треснул и рассыпался на многие куски с мерзким запахом горелой кости. Тьма, вырвавшаяся из него, шипела, словно пытаясь добраться до меня — но ей не достало сил, и Черное Пламя уходит прочь, к Змию-повелителю.

Я на мгновение прикрыла глаза, стараясь стоять ровно. Пережидала слабость — и убирала меч в ножны.

— Рисунок разрушен, — негромко сказала я наблюдающему за мной фронде.

Эльф кивнул. Он был задумчив и, кажется, немного грустен.

— Такой же я нашел там, где кто-то осквернил Круг. Такой же — и ту же вещь.

— Осквернил Круг?

— Здесь в лесах жили несколько подобных мне. Но их разум помутился после того, как кто-то сотворил отвратительные чары на Алтарном Камне, камне, что питает Круг и наши земли. Если мы связаны с Кругом, то связанны и с Алтарным Камнем. Некоторые в древности, пытаясь задобрить леса, думали, что мы — духи, и приносили на Камень жертвы. Это глупо. Но все же Камень важен для нас. Если его осквернить… Хранители этого леса лишились разума, обратились в зверей и сбежали прочь. Я сумел развеять чары и уничтожить проклятый предмет, и тогда ощутил еще один — здесь, в этой башне. Он никогда бы не появился здесь, будь жив хоть кто-то из Круга. Как и нежить. Но все же — эта вещь здесь. Была здесь.

— И как давно осквернили Камень?

— Сложно сказать. Но, думаю, не меньше двух месяцев назад.

Вроде как тогда же примерно прокляли и принцессу.

— Это может быть связано со случившимся с наследницей, — заметила очевидное я. — И ты знаешь, что это за магия?

— Не имею не малейшего понятия, — с сожалением ответил фронде. — Думаю, что эти черные сферы могут быть якорем, проводником чего-то темного, что и извратило Камень. Но это лишь догадки.

Интересные такие догадки…