Мартин Бек был королем шоу-бизнеса в западных штатах. «Орфей» — огромное зрелищное предприятие — имел целый ряд филиалов в городах на побережье. Кроме того, Бек жил по принципу «Хочешь иметь — плати!». По сравнению с крохоборами, с которыми Бесс и Гарри вынуждены были годами иметь дело, он казался чуть ли не божеством. Кроме этого, Бек являлся генератором идей в шоу-бизнесе.
— Я хочу, чтобы вы ограничили себя двумя трюками — тем, что с наручниками, и заключительным фокусом. — И он обрисовал молодому иллюзионисту технику постановки номера.
В заштатных цирках можно было гнать халтуру напропалую. По в шоу, пользующемся шумным успехом, публика желает видеть все лучшее, и артист обязан вести себя соответственно, заявил Мартин Бек и добавил:
— Я дам вам семьдесят долларов и, если вы им понравитесь, увеличу плату.
Они начинали в Сан-Франциско в первых числах июня. Когда Гудини садились в поезд, у них оставалось пять долларов. Учитывая стоимость еды, Гудини захватили с собой в дорогу корзину с провизией и устроились вдвоем на верхней полке.
На второй день поездки снедь начала портиться. В Албукерке Гарри сошел с поезда размять ноги. Бесс осталась в вагоне, изнемогая от жары.
Поезд стал набирать скорость, и Бесс уже начала тревожиться, когда появился Гарри, неся большой сверток. Он проходил мимо игорного дома, вошел туда с тремя долларами, а вышел с сорока пятью. В свертке было мороженое, которым он принялся угощать пассажиров. В этот день судьба его сделала резкий зигзаг. Теперь ему не придется выступать в дешевых театрах.
Требование Бека оставить карты, шелк, голубей и сосредоточиться на наручниках в заключительном трюке, который по настоянию Бека был назван «Исчезновение», поразило Гудини не меньше, чем предложение семидесяти долларов в неделю. Фокусника без карт, платков и голубей он вовсе не считал фокусником…
Работая с Беком над сокращением своего номера, Гудини решил обезопасить себя от незнакомого инвентаря, поскольку в разных городах участились случаи, когда на артистов добровольцы надевали заклинивающиеся наручники.
В городах на западе США могли существовать наручники, о которых Гарри даже никогда не слышал и для которых у него не имелось подходящих ключей и отмычек. Он должен быть осторожен, должен думать о себе и Бесс: та робела перед шумной публикой.
Гарри нашел один верный способ прикарманивать наручники. Он с обезоруживающей улыбкой спрашивал публику: «Если я освобожусь, смогу ли я сохранить их на память?» Публика обычно соглашалась, и владелец, не желая прослыть сквалыгой, тоже говорил «да». Таким образом Гудини приобрел множество пар стандартных наручников. Иногда ему приходилось, сидя в шкафу, обрабатывать наручники напильником, если заедал замок. Тогда он резким движением мог раскрыть наручники. Это значительно упрощало дело, а в случае каких-нибудь неожиданностей он мог выдать пару наручников за те, которые на него надевали.
Ключи, которыми он пользовался, Гудини прятал в разных местах. Он обнаружил, что ключи, если их немного подпилить, подходят ко многим наручникам и кандалам. Это позволило сократить число ключей и отмычек.
Секрет успеха номера с наручниками заключался в том, что публика подозревала о существовании приспособлений для их отпирания. Трюк с «абсолютно обнаженным артистом» был убедителен, но он годился только для газетчиков. Однако этим трюком не стоило пренебрегать. Играя в театрах, Гарри сбегал из тюрьмы в каждом городе!
Полиции Сан-Франциско Гудини впервые представил сотрудник фирмы Бека. Полицейские надели на него все наручники и кандалы, которые у них имелись, а Гарри еще прибавил к ним пару из своей сумки. Он объяснил, что это для фотографов, для пущей зрелищности. Он быстро постиг основное правило работы артиста: важно не то, что ты делаешь на самом деле, а то, что публика, включая зрителей в театре или репортеров в полицейском участке, думает о тебе.
Например, репортерам совершенно не обязательно было знать, что большинство самых замысловатых наручников принадлежали Гудини. Полицейские, которые надевали их на него, проверяли механизм, открыв и защелкнув его, как им и предписывал Гарри.
Ему пришлось потрудиться, чтобы сдружиться с прессой и полицией. Гудини нашел ключи к сердцам полицейских очень простым способом: он говорил им, что газетчики, в сущности, неплохие парни, но слишком уж большие всезнайки. И предложение оставить их с носом обычно бывало по сердцу блюстителям порядка.
Взяточничество среди полицейских в Америке было распространено не так широко, как в других странах. Многих офицеров мзда могла оскорбить. Другое дело — тюремщики. Во всяком случае, в 1899 году Гарри Гудини обнаружил, что к большинству из них не подступишься, пока не пригласишь на «обед с индейкой» самого надзирателя с женой и не сунешь им вкрадчивым движением пяти долларовую бумажку — «на скромный подарок вашим детишкам». Эти слова обычно сопровождались обворожительной улыбкой и помогали сотворить чудо: Гарри получал возможность рассмотреть ключ камеры, в которую он в скором времени должен был быть заключен под неусыпным наблюдением газетчиков. В одной руке он прятал мягкий ластик — идеальное приспособление для снятия отпечатка с ключа.
В коллекции Сиднея Раднеа в Холионе хранится небольшой темно-красный металлический чемодан, на котором белой краской выведено: «Гудини». А внутри чемодана — чудеса: коллекция самых невероятных отмычек и ключей. Там есть небольшие тиски, которые прикрепляются к ноге и используются для изготовления нового ключа или переделки старого. Есть ключи, ушки которых обернуты ватой, чтобы поворачивать их зубами. Одно устройство снабжено маленьким деревянным зубчатым колесиком, которое вращалось при перекатывании его по замшевому днищу ящика и использовалось для отвинчивания стопоров с наручников английских моделей. Другой типичный инструмент из коллекции Гудини — ключ с двойным секретом, возможно для того, чтобы отпирать двери камеры и дверь коридора одного и того же здания.
Некоторые связки ключей пристегивались безопасными английскими булавками. Другие хранились в небольших кошельках. Лишь немногие были снабжены ярлыками и этикетками — Гудини знал свои ключи на ощупь и по памяти.
Неизбежно возникает вопрос: как Гудини, сидя в ящике, с кандалами на руках и ногах, с парой наручников, всегда находил нужный ключ? И как пользовался им?
Иногда Гарри наверняка прятал ключи под ковром или под драпировкой ящика. Впоследствии, когда он достаточно разбогател, чтобы нанять постоянного надежного помощника, ключи можно было передавать через трубку, которая находилась на задней стенке и, разумеется, была невидима публике.
Гудини быстро понял, что, чем более громоздкими и тяжелыми кажутся цепи и кандалы, тем проще работать с ними на сцене. По мнению зрителей, труднее всего было снять наручники, кандалы и множество цепей с висячими замками, плотно обвивающих фокусника. Очевидная тяжесть, прочность и количество цепей, тусклый отблеск которых зловеще переливался в свете рампы, — все это помогало достигать гораздо большей зрелищности. Зрители недоумевали, как это он освободился? А это было не так уж и трудно. В отличие от кандалов, цепи можно было снять, не открывая замка. Если артист напрягает живот и расправляет плечи перед тем как его обвяжут длинной цепью, а потом расслабляется, то может освободиться при помощи крючков, имеющихся в ящике.
Существовал и другой способ — простой и остроумный. Гарри научился ему у силовых жонглеров. Можно было, хотя и с посторонней помощью, разорвать цепи, напрягая пресс.
Перед началом спектакля край цепи вставлялся в тиски, и надо было расшатать соединения при помощи плоскогубцев. Тогда при чуть большем натяжении металлическое звено лопалось, ибо сталь была «усталой».
Когда Гарри и Бесс приехали в Сан-Франциско с программой, ограниченной номерами с освобождением от наручников, кандалов и цепей, Бесс работала с ним только в основном трюке. С ее одобрения Гарри приступил к созданию нового трудного номера.
Контракт с «Орфеем» прервался осенью 1899 года, и Гудини опять остались без постоянной работы. Гарри был уверен, что после триумфа на Западе восточные театры будут домогаться его услуг. Но там, как выяснилось, никто не нуждался ни в трюках с освобождением, ни в его фокусах. По мнению Гудини, его программа была в диковинку в восточных штатах, где зрелищные заведения имели стойкие традиции, а их директора отличались непроходимой тупостью и не могли оценить ее.