Гарри Гудини

Вызов профессионала

Когда Гудини перешел от трюков с упаковочными коробками и металлическими сейфами к освобождениям от приспособлений, выпускаемых для психоневрологических клиник, он время от времени стал получать приглашения от работников этих учреждений, такие, как, например, вот это: «Оксфорд, Управляющему (театра. — Ред.) мистеру Блит-Платту, мистеру Гудини. Дорогой сэр, узнав, что Стюарт Мартин из лондонского приюта Бедлам не может снабдить Вас никакими смирительными приспособлениями, хотели бы сообщить Вам, что мы, нижеподписавшиеся, опытные работники клиник для душевнобольных, можем участвовать в номере, привязав Вас к койке сумасшедшего. Это обычный метод усмирения больных, склонных к буйству или самоубийству. Если Вы попытаетесь освободиться на глазах у зрителей, мы приедем в Оксфорд в среду вечером и подвергнем Вас испытанию. Уильям Маршал (брат милосердия с десятилетним стажем, Джон Дю Кия (брат милосердия, 4 года стажа в Лондоне и 9 лет в Северной Дакоте), Альберт Дайэдемс, Европейский госпиталь (3 года стажа в Кейн-Хилл)».

Гудини принял вышеуказанный вызов и осуществил попытку освободиться на глазах у зрителей от смирительных пут вечером в среду 11 ноября 1908 года. Речь, понятно, шла всего лишь о койке для душевнобольных, номере, который Гарри уже питался поставить одиннадцать лет назад в Нью-Йорке. Но теперь вызов бросили профессионалы, и это меняло дело.

Чтобы освободиться из койки, надо было поизвиваться, но зато публика принимала трюк на ура. До конца сезона братья милосердия работали с Гудини как члены его группы. В их обязанности входило профессиональное надевание на Гарри смирительной рубашки, завязывание ремней койки и конечно же пеленание его в мокрые простыни.

В конце января 1909 года Гарри получил длинное и интересное письмо от Айры Эрастоса Давенпорта. Старый артист предлагал Гудини вместе совершить кругосветное турне, во время которого он, Давенпорт, будет выступать с лекциями по спиритизму, а Гудини — выступать со своими номерами, используя специальную кабину и занавес, чтобы публика не могла узнать, как проделываются трюки. Однако осуществлению этого замысла помешала кончина Давенпорта в 1911 году. Еще раньше, в апреле 1909 года, погиб один человек, смерть которого пробудила в душе Гарри смешанные чувства. Он вырезал заметку об этом событии из лондонской «Дейли мейл»: «Ландшут, Бавария. Так называемый Король наручников, назвавшийся Рикардо, который появился здесь в мюзик-холле сегодня утром, спрыгнул в наручниках с моста Люитпольд, чтобы снять наручники под водой. Попытка не удалась, и он утонул».

Летом Гудини снова затосковал по своей матери. Он пригласил ее приехать к нему вместе с матерью Бесс. Миссис Вайс и миссис Ранер прекрасно провели время. Гарри и Бесс то и дело

Встраивали в их честь банкеты. Каждый день Гарри выдавал им по фунту стерлингов на расходы и, разумеется, оплатил им обратный проезд.

Под конец их пребывания в Англии Гарри дал специальное представление в Плимуте, и оно было вполне в его духе. Через Коллинза он устроил вызов работников государственных доков, которые сделали посылочный ящик с гвоздями в два с половиной дюйма длиной. Освободился Гарри за рекордное время.

Возможно, что истерия толпы, дожидавшейся Гудини у выхода из театра, не была уж совсем спонтанной, но, во всяком случае, в гостиницу его несли на руках. На глазах у двух матерей публика устроила Королю освобождения десятиминутную овацию. Не каждому удается предстать перед матерью и тещей в столь выгодном свете!

Но что-то, казалось, омрачало триумф Гудини. Во время визита матерей домашняя собака Гарри, Чарли, заболела, ее отвезли к ветеринару, а затем опять домой — подыхать. Гудини и Бесс, не имевшие детей, были очень привязаны к своей собаке, и смерть «маленького песика Чарли» очень омрачила их лето, лучезарное во всех других отношениях. Этот пес жил у них восемь лет, с той поры, когда они впервые отправились завоевывать Европу.

Уилл Голд стон рассказывал о своей первой встрече с Гудини, которого он знал по печати еще за несколько лет до того, как последний пересек океан. Как-то в 1900 году Голдстон брел по Лайм-стрит в Ливерпуле. Голдстон увидел идущего ему навстречу невысокого человека в поношенном костюме и обтрепанной шляпе. Воротник пальто у мужчины был поднят, чтобы защититься от ветра. Когда они поравнялись, Голдстон увидел, что мужчина несет под пальто маленькую собачку, укрывая ее от холода. Узнав мужчину по фотографиям, Голдстон подошел к нему, извинился и спросил: «Вы не Гарри Гудини?» Потрепанный человек ответил настороженно: «Да. А кто вы?» — «Уилл Голдстон».

Американец просиял, сердечно пожал руку Голдстона и буквально сразу же спросил: «Скажите, Голдстон, где я могу достать пару открытых кожаных ботинок? Они нужны мне для выступлений. Не могу найти обувного магазина, в котором такие продаются».

Голдстон отвел Гарри в ближайший магазин, где тот нашел подходящую пару. Затем Гудини попросил своего английского друга показать дорогу в американский бар, сказав, что ему необходимо сейчас быть там.

Выполнив его просьбу, Голдстон выяснил, по какому делу Гарри должен был зайти в бар. Гудини сказал, что его владелец учредил денежный фонд в пользу вдов иллюзионистов. Гудини вложил в этот фонд около двух фунтов, сам оставшись без гроша. Гонорар, который Гудини получал за свою работу, был очень мал. Но Гарри без колебаний отдавал все деньги, когда речь шла о милосердии. Попрощавшись с Голдстоном, он отправился в театр, неся маленького песика Чарли под пальто.

В 1909 году Голдстон занимался изданием книги Гудини «Секреты наручников». Рассказывая о способах освобождения от смирительной рубашки, Гудини, в частности, резко писал: «В Германии есть странствующий самозванец, который освобождается от смирительной рубашки, из которой вылезет и ребенок. Он сшил ее из мягкого холста, с очень длинными рукавами и коротким подолом, хотя, когда ее надевают на него, создается впечатление, что рубашка натянута плотно. Освобождаясь, он вертится, как настоящий псих, и в конце концов снимает ее».

Между тем этот покрой рубашки с длинными рукавами и коротким подолом на самом деле был находкой, и позже Гудини сам использовал такую рубашку: в ней его подвешивали вверх ногами над запруженной народом улицей.

В этой книге о секретах наручников имеется и любопытный абзац об отмычках. Он начинается так: «Всегда можно найти правильную форму бородки ключа, приложив к нему мягкий воск…» И заканчивается: «Небольшая коллекция отмычек всегда имеется в наличии у любого взломщика». Абзац проиллюстрирован двумя рисунками — ключа с бородкой и отмычки, которые открывают один замок. Интересно, что абзац этот почти дословно повторяет статью о замках в Британской энциклопедии, а оба рисунка — просто копии с энциклопедических иллюстраций.

Все это говорится не для того, чтобы дискредитировать Гудини: он мог переписать текст, скопировать рисунки за несколько лет до создания книги, затем забыть об источнике и перепутать переписанные заметки со своими собственными набросками. В конце концов, Голдстон слово в слово вставил абзац в книгу.

Доход с продажи своих сочинений Гарри часто отдавал различным фондам помощи беднякам в тех городах, где он выступал; он всегда помогал жертвам наводнений или аварий в шахтах. Если во время представления об этом иногда и объявляли, чтобы оживить торговлю книгами, то в прессе о благотворительности Гудини не упоминалось никогда. Его личный кодекс чести предписывал творить добро без шумихи.

Осенью 1909 года Гудини выступал в Олдхэме, где не было синагоги. На годовщину смерти отца Гарри поехал в Манчестер, одолжил шапочку для моления у одного мужчины и заказал поминальную. Он не был благочестивым иудаистом, а просто верным сыном, который знал, что маме будет приятно, когда он напишет ей об этом.

Гудини никогда не обращал ни малейшего внимания на текущие события. Спорт его не привлекал, разве что в тех случаях, когда он полагал перенять и усовершенствовать какое-нибудь упражнение. Его музыкальные привязанности ограничивались мелодиями, которые он мог насвистывать, и теми, под которые шли представления. Читал он запоем, и не только те книги, которые могли привлечь его как профессионала-иллюзиониста.

Бесс давно поняла, что ее Гарри непредсказуем. Она к этому привыкла, но все же немало удивилась, когда в начале 1909 года Гудини стал скупать картины, гравюры, этюды. Похоже, что поначалу его интерес к графическому искусству объяснялся интересом к картинам с магическими сюжетами. Собиратели афиш и реквизита иллюзионистов обычно обделяли эту живопись вниманием. Но когда Гарри принялся покупать картины, стало ясно, что искусство привлекает его само по себе. Он быстро учился всему, и, чтобы стать ценителем, ему не понадобилось много времени. Он начал посещать аукционы и приносить в гостиничные номера приобретенные там полотна. Бесс разделяла хобби своего мужа. Но на одном из аукционов он взвинтил цену и купил старую гравюру какого-то шарлатана, изображавшую кубки и шары. Такая картина не имела большой художественной ценности, и, следовательно, торги не были оживленными. Потом ему понравился пейзаж Ватто, и Гарри потерял голову. Бесс испугалась, как бы это турне по Европе не разорило их. Гарри всегда-сорил деньгами. То благотворительность, то какие-нибудь редкие книги по магии. Бесс откладывала на жизнь ровно столько, сколько было нужно, чтобы не пришлось влезать в долги.

Но вскоре увлечение искусством сошло на нет. Когда Гарри выступал в Гамбурге в ноябре 1909 года, он посетил ипподром и там обратил внимание на приспособление для полета по воздуху, которое заставило его напрочь забыть о картинах. Менее чем через неделю он имел точно такое же и снял помещение, чтобы хранить его.

Его новым хобби стала летающая машина, биплан. Прежде чем Гарри научился летать на нем, на корпусе машины появилось горделиво выписанное слово «ГУДИНИ», а в кабине красовалась его фотография, изображавшая его стоящим со сдвинутой на затылок кепкой, как это делали авиаторы. Он был намерен летать, даже если это сулило ему гибель. Впрочем, Гарри был уверен, что не погибнет. Возможно, эта уверенность и спасла ему жизнь. Ведь Гарри был подвластен «магии веры».