Гарри Гудини

Мечты сбываются

Весной 1925 года представлением на нью-йоркском ипподроме началось последнее (хотя он сам об этом еще не знал) турне Гудини.

Все оно почти целиком было посвящено разоблачению спиритов. Закончилось представление номером с пыточной водяной камерой, который, как всегда, имел шумный успех.

Когда Гудини во время представлений чувствовал потребность в разрядке, он полностью менял программу и начинал со смирительной рубашки, затем переходил к иголкам и заканчивал подменным сундуком с Бесс. Его доход за неделю составлял тысячу двести долларов. Тридцать лет назад за это же он получал двенадцать долларов. Единственное отличие состояло в том, что Бесс немного пополнела: в девичестве она была худенькая, как спичка.

Его турне предшествовала поездка по местам, где проходили гастроли посланной им вперед шпионской команды. Узнав о каком-нибудь медиуме, вызывавшем голоса или духов, Гудини появлялся у него на сеансе в полюбившемся ему в те годы облике согбенного трясущегося старца в седом парике и с фальшивой бородой, и дребезжащим голосом просил дать ему возможность услышать хотя бы одно слово «своего умершего сына». После уплаты стариком денег появлялся дух сына или слышался его голос. Тогда Гудини вытаскивал свой мощный фонарь, который в таких случаях он всегда имел при себе, и направлял его свет на медиума, прижимавшего в это время к губам трубу под прикрытием светящейся кисеи. Когда зажигался свет и медиум пытался урезонить старика, Гудини драматическим жестом срывал с себя парик и бороду и гневно восклицал: «Это я, Гудини! Я обвиняю тебя в мошенничестве! Я доказал твою виновность!»

Репортеры страшно веселились, а у публики такой сеанс имел несравненно больший успех, чем просто гудиниевские трюки с подводным ящиком или смирительной рубашкой в положении вниз головой.

В этом, 19251 году ему исполнился пятьдесят один год, как раз в пасхальное воскресенье. Он сделал себе в этот день подарок, купив Бесс новый наряд к Пасхе.

Турне закончилось там же, где началось, а именно на нью-йоркском ипподроме, на котором Гарри продемонстрировал номер со ста двадцатью иголками. Скорее для Бесс, чем для себя, снял он в Гленхеде, Лонг-Айленд, коттедж на лето, рассчитывая немного отдохнуть. Но отдыхать ему было некогда. После нескольких дней купания и солнечных ванн он начал работать над осуществлением мечты всей своей жизни — над полным вечерним представлением, в котором он мог бы объединить все лучшее, созданное им в области магии, над своего рода «Экстравагантной гудиниадой». Там бы он показал фокусы с картами и шелковыми шарфами, иллюзии с появляющимися и исчезающими прекрасными девушками, различные освобождения, заканчивающиеся его старым добрым «вверх тормашками», привидения и грифельные послания. В таком гала-концерте он получил бы возможность показать все, что угодно, он сумел бы «дать им (медиумам. — Ред.) жару».

Готовясь к такому представлению, Гудини в то же время продолжал читать цикл лекций об уловках спиритов и гадателей перед слушателями нью-йоркской полицейской академии.

Но все чаще и чаще возникали у него тревожные мысли о будущем. Он был слишком искушенным артистом, чтобы не понимать, что его борьба с медиумами не может длиться вечно. Поэтому он должен был найти какую-то замену этой близкой к исчерпанию теме.

Гудини всегда был заядлым карточным фокусником. Демонстрируя свою ловкость полицейским, он понял, что они больше интересуются уловками профессиональных карточных игроков, ведь к ним постоянно обращались молокососы, проигравшие жуликам большие деньги. «Как они это сделали? Они надули меня, играя моими собственными картами!» — спрашивали пострадавшие, и полицейские не знали, что ответить. У Гудини возникли планы, которыми он поделился только с самыми близкими помощниками. Он должен начать кампанию против карточных шулеров, разоблачить их уловки на сцене!

Но для этого ему нужно было упражняться до изнеможения. За годы, посвященные освобождениям и медиумам, он не практиковался в картах, а искусное исполнение карточных фокусов требует настоящего профессионализма.

Как и многие другие проекты Гудини, этот тоже не был оригинальным. Были многочисленные «исправившиеся» шулера, долгие годы выступавшие на ярмарках. Их демонстрации нечестной игры, карточных подтасовок и хитростей собирали множество любопытной публики.

Между тем еще далеко не все возможности были исчерпаны и в показе уловок спиритов. Можно было повторить снова программу друга Гудини Эла Джонсона, вместе с которым он основал клуб артистов: «Не уходите, ребята, вы еще не все видели!»

Осенью мечта Гудини сбылась. Он отправился в турне, подготовив полное вечернее представление. В прошлом он дважды пытался осуществить это, но терпел неудачу. Теперь он был твердо намерен костьми лечь, но довести дело до конца.

Варьете яростно боролось за существование, но полное вечернее шоу все еще могло иметь шумный успех в провинции, где не было больших эстрадных театров и где, как был уверен Гудини, жаждали сенсационных зрелищ.

Представление, впервые показанное осенью, длилось два с половиной часа. Гудини почти непрерывно находился на сцене. В первом акте он показал свою интерпретацию номера «Мечта скупца», который назвал «Деньги ни за что». Он также продемонстрировал свою версию знаменитой «Лампы йога» Гарри Келлара: вначале зрители видят лампу, светящуюся сквозь наброшенный на нее носовой платок, затем произносятся магические слова, платок быстро поднимается… лампы нет. После этого фокуса Гудини показывал множество других, основанных на использовании шелковой ткани. Затем неожиданно появлялся живой кролик; девушка превращалась в розовый куст; сжигались, а потом снова восстанавливались куски разорванного одним из ассистентов тюрбана. Затем следовал трюк с иголками. На сцене появлялась Бесс, которую Гудини представлял публике следующими словами: «Вот девочка, с которой я путешествую уже тридцать один год». Вместе они исполняли «метаморфозу»: радиоприемник, из которого лилась громкая музыка, накрывался шелковым платком и сразу же исчезал, причем в момент дематериализации музыка резко обрывалась. Один из фокусов был настолько стар, что большинство зрителей его никогда не видели, да и не слышали о нем — слишком молоды они были: пять карт, выбранных кем-нибудь из публики, разрывались на мелкие кусочки, которые засыпались в волшебное короткоствольное ружье с раструбом. Ружье выстреливало в позолоченную звезду, а карты, совершенно целые, появлялись на кончиках пальцев фокусника. Под шелковым платком обнаруживался аквариум с живыми золотыми рыбками. Оглушительно звеня, исчезали и появлялись будильники.

Второй акт начинался с освобождения из смирительной рубашки; затем Гудини быстро отвязывался от столбов, выходил из гробов, разного рода ящиков и так далее. Заканчивал он обычно камерой для пыток водой.

Третий акт был посвящен разоблачениям местных медиумов, сведения о которых его тайные агенты собирали в течение нескольких дней, предшествующих началу гастролей. Тут он пускал в ход всю свою «тяжелую артиллерию». Медиумам, казалось, льстило внимание Гудини, они, как правило, посещали его представления. Гудини, разглядев их среди публики, высвечивал их прожектором и делился со зрителями различными забавными случаями из их практики, известными ему благодаря агентам или даже подстроенными ими: то одна женщина, являвшаяся, конечно, агентом Гудини, получала на сеансе послания от своих мужей, тогда как на самом деле она была старой девой, то девушке приходило письмо от ее якобы умершей матери, хотя ее мать, жившая в Бруклине, пребывала в добром здравии.

Медиумы, освещенные прожектором и осыпаемые градом насмешек и обвинений, поспешно ретировались из зала. Иногда, правда, впоследствии выяснялось, что медиум, подвергшийся таким нападкам на сцене, вовсе не медиум, а один из дальних родственников Гарри или Бесс, нанятый Гудини для этой цели. Ну что ж, тогда все это можно было объявить забавной шуткой.

Высказывались предположения, что самые сенсационные разоблачения медиумов на сеансах, на которых Гудини появлялся в облике выжившего из ума старика, часто были инсценировкой. Кое-кто из медиумов, будучи уверенным, что преданность их поклонников непоколебима, был не прочь участвовать в таком спектакле за вознаграждение. Все это вполне вероятно, хотя невозможно утверждать, какие из этих разоблачений были настоящими, а какие — подстроенными. В любом случае газетная шумиха гарантировала надежную рекламу.

В этом можно убедиться, просмотрев заголовки в балтиморской «Ньюс» только за одну неделю гастролей Гудини в этом городе. На первой полосе номера этой газеты от 3 ноября 1925 года красовалась такая «шапка»: «ГУДИНИ РАЗОБЛАЧАЕТ БАЛТИМОРСКИХ МОШЕННИКОВ». «Ньюс» поможет разоблачить темные махинации. Гудини, известный исследователь спиритизма, почетный лейтенант нью-йоркской полиции, всемирно известный иллюзионист, бросает смелый вызов балтиморским медиумам. Приходите в музыкальную академию 9 ноября».

Далее перечислялись многочисленные денежные призы (тысячи долларов), предназначенные тем, чьи «явления» или «послания» будут признаны подлинными.

На следующий день та же газета поместила почти такое же объявление (случай очень редкий в журналистской практике): «ГУДИНИ НАМЕРЕН РАЗОБЛАЧИТЬ БАЛТИМОРСКИХ МОШЕННИКОВ». На этот раз под заголовком был приведен рассказ самого Гудини и дано его фото на две колонки, на котором связанный Гарри прикован цепью к колесу локомотива.

Еще через день, 5 ноября, заголовок шириной в восемь колонок гласил: «Гудини собирается вывести балтиморских провидцев на чистую воду».

Под заголовком — фотография Гудини в наручниках и кандалах.

Шестого ноября: «Гудини готов ответить на любые вопросы о спиритических явлениях». Ниже заголовка — рассказ о том, как Гудини договаривался со своими друзьями о посмертных закодированных посланиях и о том, что эти уговоры ни к чему не привели. Ни разу за все годы изучения спиритизма он не получил ничего существенного. Гудини отвечал на вопросы, присланные читателями. Кадр шириной в три колонки из фильма «Тайна тайн», на котором «эмиссары» связывают Гудини.

Седьмого ноября: «Гудини вышел на тропу войны с медиумами». Кадр из фильма на две колонки: Гудини, привязанный к крыльям мельницы.

Понедельник, 9 ноября, вечерний выпуск (день начала гастролей): «Гудини начинает войну с медиумами». Ниже идет рассказ о том, как агенты Гудини за двадцать пять долларов выдавали себя на сеансах за приверженцев спиритизма. Фотография на две колонки: полицейский надевает на Гудини смирительный жилет.

В следующем вечернем выпуске: «Гудини разоблачает секреты темной комнаты».

Среда, И ноября: «Гудини вызывает медиумов на испытание». (Впервые на первой странице нет фотографий Гудини.)

Рассказ о том, как за настоящее привидение был предложен приз в пятьдесят тысяч долларов.

Четверг: «Медиумы не отвечают на вызов Гудини».

Пятница, 13 ноября: «Вызов Гудини пока без ответа».

Я возьму этот лист бумаги, покажу вам обе его стороны, сверну его в трубку и пропущу через нее три носовых платка.

И — удивительно — ведь вы видели, что это просто лист бумаги, — белые платки выходят с другой стороны трубки красный, белый, синий.

Для большего эффекта теперь я пропущу эти три патриотически окрашенных носовых платка через эту, другую, картонную трубу, и смотрите: они слились в один американский флаг!

В чем секрет?

Вы должны помнить, что я достал лист бумаги (не слишком тонкой) и показал вам обе его стороны.

Переднюю часть я показывал вам медленно, а заднюю — быстро, потому что держал лист своей правой рукой, не собранной в кулак. Я не хочу, чтобы вы заметили, что в моей руке скрывается маленькая бумажная трубочка, прикрепленная к краю большого листа. Затем я скатываю большой лист и держу его при этом моей левой рукой, а потом пропускаю три белых носовых платка — правой рукой.

Все, что мне надо было сделать, это вынуть окрашенные шелковые тряпочки из другого конца спрятанной трубочки.

Что касается большей трубки из более плотной бумаги, которая выступает на вторых ролях в этом трюке, я не держу ее слишком близко к вам, но позволяю вам глядеть внутрь нее и тем самым доказываю, что это — совершенно «пустая» трубочка из картона.

Неудивительно, что вторая трубочка кажется свернутой из более плотного картона! Ее толщина объясняется тем, что на самом деле это две трубочки, одна внутри другой, а в маленький зазор между этими двумя трубочками спрятан целый американский флаг. Если учесть, что он имеет три фута в длину, то, значит, может вмещаться в трубку вдвое меньших размеров, и, как вы видели, прекрасно выйдет из этой, хоть и смятый, зато родной!

В течение десяти дней Гудини заполнял подобной рекламой первую полосу газеты одного из крупнейших городов Соединенных Штатов. Но даже при самом тщательном изучении газетных сообщений нельзя сделать вывод, что Гудини на самом деле разоблачил хотя бы одного балтиморского медиума. Но зато сама рекламная кампания была проведена блестяще.

Но одно событие этого турне прошло почти не замеченным прессой на фоне хвастливой рекламной шумихи. Это был спектакль, данный Гудини по просьбе балтиморских фокусников, членов общества американских иллюзионистов. Выступление самого Гудини длилось на двадцать минут дольше обычного, после чего фокусники Балтимора показывали жителям родного города свои лучшие номера.

Гудини уже в восьмой раз избирался президентом этого общества.

Как-то накануне ежегодного банкета, даваемого обществом в Нью-Йорке, Гудини позвонил его ревностный поклонник, почти мальчик, отчаянно хотевший попасть на представление Гудини на этом банкете. Однако все фонды билетов и приглашений были уже исчерпаны. Мальчик срывающимся голосом упрашивал великого человека:

— Мистер Гудини, мне страшно неприятно вас беспокоить, но… я должен быть на этом спектакле. Я просто не могу иначе…

— Да, сынок, конечно. Я понимаю.

— Может быть, я сумею купить билет в кредит?

— Не беспокойся, сынок. Ты сядешь за мой столик с миссис Гудини и моими родными. Назови только свое имя контролеру на входе. Дайка я запишу. Как тебя зовут?

— Китинг, сэр. Фред Китинг.

Впоследствии этот мальчик стал одним из самых знаменитых магов, он блистал и в кино, и в театрах на Бродвее.

Такие маленькие проявления великодушия и щедрости обеспечивали Гудини преданную дружбу многих людей.

В конце сезона, когда Гарри прощался со своими коллегами-фокусниками, к нему снова подошел Китинг, очень подавленный и удрученный. В ответ на вопрос Гудини он сообщил, что умерла его мать. Глаза Гудини наполнились слезами. Он похлопал юношу по руке и произнес неожиданно хриплым голосом:

— Я знаю, что это такое, мой мальчик. Это тяжело. Я знаю…

Фред признался, что он хотел бы установить контакт с матерью при помощи одного из самых известных медиумов. Гудини в ответ чуть заметно улыбнулся. Улыбка была доброй, но одновременно отрешенной, почти олимпийской.

— Не надо, мой мальчик. Невозможно говорить с любимыми, если они ушли. Я знаю. С ними нет связи. Нам приходится страдать в одиночестве.

Но Китинг упорствовал. У него было такое чувство, что попробовать стоит. Гудини лишь пожал плечами:

— Мой дорогой, как можешь ты так говорить? Ведь я, Гудини, сказал тебе, что это невозможно!