Ген поиска

Глава 13 Свадьба с сюрпризом — 4

Есть люди, которые, едва появившись где-то, словно перекраивают вокруг себя пространство. Татьяна Афанасьевна Орехова, безусловно, принадлежала именно к таким. Что еще интереснее, к той же категории относился и шеф. Неудивительно, что, едва хозяйка особняка вошла в кабинет сына, их с Мурчаловым взгляды встретились, да так больше и не расцепились.

— Ничего особенного, — ответил Василий Васильевич. — Мы всего лишь пытаемся пролить свет на таинственный случай, который может обернуться скандалом на свадьбе вашего сына.

«Спешите видеть! — подумала я. — Незабываемый аттракцион!»

— Матушка, не волнуйтесь, — проговорил Никифор. — Имеет место небольшой кризис, над которым я уже работаю.

Обычно Орехов-младший тоже из тех людей, который одним своим присутствием меняют обстановку в комнате, но становилось ясно, что перед своей родительницей он проигрывал. Может быть, просто из-за недостатка лет, может быть, из-за большей деликатности. Татьяна Афанасьевна производила впечатление человека, которого можно использовать в заводском цеху вместо тяжелого пресса для штамповки металла.

И все же Никифор умудрился слегка смягчить мать. Она с усилием прервала свой поединок взглядов с Мурчаловым и обернулась на сына, перестав походить чертами на монументальную статую.

— Какого рода кризис? — отрывисто спросила она.

— Есть предположение, что серьги, которые мне сегодня прислали из ювелирного дома «Филатов и сыновья», поддельные, — сказала Марина, вытаскивая из ушей сережки с красными камнями.

Татьяна Афанасьевна бросила один взгляд на них и фыркнула.

— Не вижу тут никакой проблемы! Всякому известно, что на крупные приемы, куда может пройти кто попало, никто не надевает настоящие драгоценности! Настоящие лежат в сейфе, а рискуют в толпе дешевыми репликами.

Надо же! Я и не подозревала…

Я бросила взгляд на шефа, на Никифора. То есть, выходит, мы тут зря запаниковали? Даже если кто-то кроме Аксенушкина и Эльдара заметит, что камни поддельные, скандала не случится?

— Все так, мадам, — церемонно проговорил шеф, — но дело в том, что, насколько нам удалось выяснить, всего было заказано три дорогостоящих гарнитура, причем все — от имени вашей семьи… но без санкции вас, вашего сына или даже вашей будущей — то есть уже настоящей — невестки. И, самое главное, украшения были изготовлены — судя по всему, весьма дорогие и качественные украшения, — а потом их украли прямо из вашего особняка во время праздника. Можно сказать, у вас из-под носа. Неужели вы не рассматриваете это как повод для расследования?

Шеф, когда хочет, умеет говорить вроде бы и вкрадчиво, но в то же время без малейшего намека на издевку или сарказм. Орехова, кажется, оценила.

Она хмыкнула и оглянулась, явно в поисках стула.

Я отодвинула ей один еще прежде, чем сообразила, что именно делаю, такая повелительная сила была в ее взгляде! Татьяна Афанасьевна совершенно не сомневалась, что стул для нее будет отодвинут — и сбылось по желанию ее.

Правда, она поблагодарила меня кивком и даже улыбкой. Кстати говоря, первой улыбкой, которую я увидела у нее с начала свадьбы.

Видимо, со мною, как с лицом услужающим, полагалось быть более вежливой.

— Так, — проговорила миллионщица. — Рассказывайте по порядку. Только быстро, время дорого. Мы не можем позволить себе отсутствовать перед гостями сразу втроем. Фергюс настоящий волшебник, но даже он не сможет долго прикрывать наше отсутствие.

— Вы могли бы вернуться в зал, мама, — Никифор приподнял брови.

На сей раз встретились взгляды матери и сына. Я была уверена, что Орехов уступит, но он, несмотря на то, что казался мягче и в некотором роде слабее, даже и не думал отводить взгляд.

Взгляд отвела Орехова.

— Пожалуй, мне стоит так и поступить, — хмуро сказала она. — Свадьба ваша, вам и разбираться… Но будь я проклята, если останусь не в курсе происходящего в собственном доме! Так что, Мурчалов — вас ведь зовут Мурчалов, не так ли? — потрудитесь уложиться в предложенные рамки!

И шеф, вот ведь удивительно, послушался! Даже не стал, как обычно, задавать театральные вопросы и играть на публику — действительно изложил суть дела минуты за три!

— Все ясно, — подвел итог Никифор. — Сейчас вы собираетесь отправить людей во все три ювелирные мастерские? Чтобы пригласить сюда их работников, которые смогут пролить свет на подробности заказов?

— Именно, — кивнул Мурчалов. — Дело крайне деликатное, и я считаю, что все разговоры лучше вести здесь, желательно, в присутствии ваших поверенных. Вы можете их вызвать?

— Да, наш основной нотариус с помощницей приглашен на свадьбу. Я сейчас договорюсь…

— Глупости! — проговорила Татьяна Афанасьевна. — Теперь я вижу, эта история в самом деле не делает Ореховым чести. Если даже случайно узнают, что нашим именем воспользовались… нет, обычных слуг туда отправлять нельзя! Я, пожалуй, рискну довериться только Фергюсу и еще, быть может, Ольге — но они оба нужны тут!

Фергюсом звали ворона Маккормана, а кто такая Ольга, я и понятия не имела. Может быть, дворецкая?

Но тут вступил шеф:

— Для этой цели я вполне могу отправить свою помощницу Анну, — он указал лапкой на меня. — Ей доверять можно.

Татьяна Афанасьевна вновь взглянула на меня, но уже оценивающе.

— Ха, — сказала она. — Молодая художница? Никифор мне про вас говорил. Пожалуй, она и в самом деле годится. А еще? Кроме мастерской уважаемого господина Филатова, — она кивнула оробевшему в таком обществе Аксенушкину, — ювелиров еще двое.

— Я могу съездить, — вдруг вызвался Эльдар. — Раз я все равно оказался здесь. Я знаю, как вызвать свидетеля на допрос, не сказав ничего лишнего.

— А кто вы… — Татьяна Афанасьевна нахмурилась. — Ах да, друг Марины Бикташевны по математическому кружку, работает в полиции, протеже начальника отделения особых расследований Пастухова… Никифор? — она обратилась к сыну. — Ты ему доверяешь?

— Мне не хотелось бы затруднять Эльдара Архиповича, — Орехов слегка поклонился Волкову. — Но если вы в самом деле готовы оказать нам такую услугу, мы будем очень благодарны.

— Очень! — подтвердила Марина, взяв мужа за руку. В ее голосе звучала не просто вежливая, но самая настоящая благодарность. — Только… я так хотела, чтобы вы оба хорошо провели время на свадьбе!

Она с сожаление посмотрела на нас с Волковым.

Мы переглянулись.

— Это веселее, чем сидеть у стены, пока все танцуют, — пожал плечами Волков.

— И интереснее, чем выступление Сильвестра Сильвера! — согласилась я.

Татьяна Афанасьевна хмыкнула.

— Но, Аня, ты, наверное, пропустишь аукцион! — судя по интонации, Марина только что это осознала. — Может быть…

— Нет-нет, — перебила я ее. — Даже хорошо, что пропущу, а то нервничала бы все время.

Так все и было решено: свадьба лучшей подруги официально превратилась для меня в самое настоящее расследование. Хорошо хоть, не какое-нибудь скучное — когда речь идет о драгоценных камнях, это всегда интересно!

Наши с Эльдаром пункты назначения находились не слишком далеко друг от друга — один в Дельте, другой в Аметистовом конце, но не под куполом, а рядом с ним. Учитывая, что скорость играла первостепенную важность, а суммы на проезд шеф с санкции Орехова разрешил тратить любые, я сходу предложила Волкову взять аэромобиль.

Тот тряхнул головой.

— Ты бери, если хочешь. Я не могу.

— Почему? — удивилась я.

Неужели стесняется тратить чужие деньги?

— Энноний, — пояснил оборотень. — Поле в аэромобиле слишком сильное, оно на меня воздействует.

— Перекидываешься? — я удивилась, но додумалась понизить голос на этом вопросе.

Волков пожал плечами.

— Под полнолуние могу и перекинуться… Сейчас луна новая, скорее всего, обойдется. Но неуютно.

Надо же! Никогда бы не подумала, что оборотню не стать пилотом аэромобиля… Это выходит, что Эльдару и билет на дирижабль не взять — там ведь тоже в электромоторах используются кристаллы эннония?

А странно, кстати, что на генмодов это поле не действует так же, как на оборотней. Гены-то, по идее, должны быть одни и те же.

Но было не до вопросов генетики: следовало поторапливаться.

— Тогда я возьму аэромобиль и полечу в Дельту, — решила я, — а ты езжай в Аметистовый конец на извозчике. Все-таки ближе.

— Разумно, — одобрил Эльдар. — Принимается.

Конечно, разумно, но мне почему-то стало обидно, что мы не отправимся вместе. С чего бы это.

Аэромобиль можно было вызвать прямо к воротам парка, окружавшего Ореховский особняк — для этого нужно было только потянуть вниз ручку семафора, чтобы к небу взвился красный вымпел. Извозчики парковались там же — сейчас, по случаю свадьбы, их скопилось порядочно, пять или шесть. Видимо, ждали, когда гости начнут разъезжаться, или когда слуги повалят с поручениями, или, может быть, репортеры светской хроники станут возвращаться к издательствам — да мало ли! Эльдар мог легко вскочить в любой экипаж, назвать адрес — и его бы умчали тут же.

Однако он почему-то пошел следом за мною к семафору, как будто опасался, что я его не найду.

Почему-то я тоже медлила, уже взявшись за ручку. Уж не знаю, почему.

— А может быть, поедем вдвоем? — вдруг предложил Эльдар. — Аэромобиль даст минут двадцать выигрыша, не больше.

Прикинув, я решила, что Эльдар лукавит — минут тридцать, пожалуй. Но… это если аэромобиль прилетит тут же. А можно и прождать с четверть часа. Тогда как извозчики вот они, сидят…

К тому же мне показалось приятным, что Эльдар, фактически, попросил составить ему компанию.

— Хорошо, давай, — сказала я. — Только помнишь, что при извозчике ничего важного говорить нельзя?

Эльдар хмыкнул.

— Хорошо, будем говорить о живописи.

Я думала, он пошутил! Но мы действительно все то время, что ехали от Опалового конца в Аметистовый, говорили о живописи! Оказывается, до начала церемонии и во время ее Эльдар болтался в том самом коридоре, рассматривал картины, в том числе мои. И сейчас его живо интересовало, что за аукцион вздумали провести Ореховы, знаю ли я других художников, которые там представлены, по какому принципу я отобрала картины на продажу…

— Вот не знала, что ты этим увлекаешься, — сказала я минут через пятнадцать подробных расспросов, слегка ошарашенная.

Эльдар пожал плечами.

— Не то чтобы увлекаюсь… Помнишь, говорил, что на гимназических курсах были бесполезные предметы? Там была история культуры. Можно было выбрать направление. Я взял живопись, хотя мне говорили, что по ней вопросы сложнее. Но проще запомнить сотню-две великих картин, чем прочесть десятка два романов. Меньше времени. Пока запоминал, нахватался то тут, то там.

Ну да, конечно! Я помнила варианты всеобщих экзаменов. Обычно все выбирали литературу, а не живопись, потому что все эти книги все равно нужно было читать в курсе словесности за все время гимназического обучения, а вот уроки художественной культуры были не во всех заведениях — да и лень таскаться в библиотеку за репродукциями. Но Эльдар в гимназии не учился, а в библиотеках, небось, и так сидел все свободное время.

Подумав еще немного, Волков добавил:

— Я не ценитель, конечно. И вряд ли когда буду. Но даже мне видно, что ты рисуешь очень хорошо. Гораздо лучше остальных, кто там висел.

Это слегка меня ошарашило. Почему лучше? Ни по технике, ни по композиции я никого там не превосходила, это не вызывало ни малейших сомнений. Я ведь почти что самоучка. Нет, конечно, в пансионе для благоразумных девиц у нас было рисование, и тогда я многие учебники по академическому рисунку и живописи штудировала сама — мне было интересно. Но позднее, в Школе сыщиков имени Энгелиуса, времени на практику совсем не осталось — да даже и на само рисование! А когда я начала работать на шефа, то и вовсе почти забросила краски, совершенствуя только технику быстрых набросков…

— Ты как будто видишь главное, — пояснил Эльдар. — Контуры слегка размыты, может быть, фону иногда глубины не хватает… Но на твои рисунки смотреть интересно. Например, тот портрет старого авантюриста…

— Какого бандита? — удивилась я. — Прохора, что ли? Это камердинер шефа!

— Знаю, — кивнул Эльдар. — Но ты так нарисовала, что видно, что молодость у него была бурная. Нет?

Я открыла было рот, чтобы возразить — и закрыла его. Да, Прохор всегда подчеркивал, что происходит из семейства потомственных личных слуг, и что его отец и дед состояли при влиятельных людях Необходимска. Однако ведь именно он учил меня драться и стрелять, не говоря уже о том, что шеф именно его просил о самых щекотливых поручениях, которые не доверял мне…

Но когда я писала портрет Прохора, я не думала о его прошлом или о том, каким я хочу его изобразить! Просто спросила его, не помешает ли ему это, когда он сидит по вечерам со своей любимой чашкой чая и газетой, и Прохор сказал — конечно, извольте, Анна Владимировна… А потом просто не обращал на меня внимания.

Ну и я не обращала внимания ни на что. Просто поправила лампу, чтобы мне было удобнее, и рисовала, как видела. А теперь вот Эльдар считает, что я увидела нечто ценное, то, что сама не осознала…

Мне вдруг стало очень тепло на сердце.

Извозчик остановился у конторы «Сиранские алмазы» — помпезного магазина с огромной стеклянной витриной, которой он, казалось, компенсировал то, что не удалось приткнуться внутри купола. На витрине изогнулись в причудливых позах новомодные манекены, на шеях и руках у них блестели разноцветные камни. «А ведь тоже наверняка подделка, — подумала я. — Кто же станет помещать настоящие изделия за тонким стеклом, которое любой может разбить?»

Эльдар вышел из возка и обернулся ко мне.

Мне не хотелось с ним прощаться и еще менее хотелось обрывать разговор о том, какая я хорошая художница — почему-то похвала от него меня так не смущала, как похвала от Марины, — однако теперь уже нельзя было придумать ни единого правдоподобного предлога, чтобы нам войти вместе.

— Так до встречи, Аня, — сказал Эльдар, пожимая мне руку.

— До встречи, — ответила я.

Он повернулся, чтобы уходить, а я подумала: а ведь когда он окончательно вырастет, то будет очень мощным мужчиной. Худым, но костистым. Если рисовать его, то лучше в полный рост. И не на волчью грацию делать упор — да и нет у него никакой особенной волчьей грации! — а вот на эту жесткость, надежность, уверенность, с которой он идет к своим целям или берет на себя ответственность. Ведь что ему эти драгоценности? А вызвался помочь, потому что Марина его друг, и потому что мог.

Да, надо будет нарисовать, как выдастся свободное время. Обязательно. И лучше бы не с карточки, как Марину, а с натуры.

Прежде чем свернуть на Саночную улицу, упитанная лошадь извозчика процокала копытами по Звездному проспекту — тому самому, что раньше был каналом, а потом стал плантацией для звездных деревьев. Все еще стоял яркий день, поэтому свечения шишек было не видно, однако я с некоторой ностальгией заметила дверь в лавку енота Кунова по изготовлению специальных цветных линз для людей и генмодов — когда-то в ней работал Эльдар, и там я его увидела в первый раз. Еще подумала, что ему лет, наверное, четырнадцать (потом выяснилось, что тут я ошиблась). И было это всего-то полтора года назад! А сколько всего произошло с тех пор.

Кунова, кстати, уличили в связях с городской организованной преступностью — опять же из-за дела Стряпухина. Но, как видно, не смогли ничего доказать, потому что вывеска была на месте, и прямо при мне из двери, жизнерадостно щебеча, показались две молоденькие девчушки. Коляска проехала совсем рядом, поэтому я сумела разглядеть, что обе они щеголяют неестественным цветом глаз: одна ярко-фиолетовым, другая — нежно-розовым. Ну да, видимо, дела Кунова в полном порядке.

Извозчик покатил дальше и вскоре остановился перед мастерской Степашенко.

Магазин кумпанства «Филатов и сыновья», насколько я помню, в высшей степени респектабельный и всем своим видом показывает: мы тут не один десяток лет! Никакой вычурности, ничего нарочитого. Пройдешь мимо и не заметишь (да я и проходила не раз. Если бы он не был расположен у нас в Рубиновом конце, да еще недалеко от нашего с шефом дома, ни за что бы не вспомнила). «Сиранские алмазы» блистали нарочитой роскошью. А вот магазин Степашенко всячески показывал: мы не такие, как все! Мы — особенные!

Вывеска у них над входом была словно бы сделана из среза березы и написана якобы от руки, корявыми буквами. Витрины — круглой формы и окаймлены чугунной лозой с плодами и цветами из разноцветного стекла. А витражная вставка в двери изображала закатные облака.

Войдя, я попала в полутемное помещение салона, где с потолка свисали мерцающие светильники из прозрачных, словно бы хрустальных пластин. Падающий из окон свет вместе со светом электрических ламп отражался от каждой грани, разбрасывая по помещению разноцветные зайчики. Красота!

Но, подумала я, в такой обстановке, должно быть, трудно разглядывать драгоценные камни. А вот выдать фальшивку за дорогой камень, должно быть, легче. Может быть, подделки изготовлены именно здесь?.. Хотя нет, Аксенушкин сказал, что у Степашенко тоже репутация…

Подойдя к прилавку ближе, я увидела, что и впрямь зря возводила на ювелира напраслину: на самом прилавке были установлены яркие электрические лампы, да и лотки с украшениями под стеклом хорошо подсвечивались. Очевидно, на клиентах здесь наживались иными способами.

Из-за прилавка ко мне вышел человек лет пятидесяти, крайне необычного вида: длинные светлые волосы до плеч — похоже, крашеные, — черные усы, красная шелковая рубаха без пояса, ни намека на сюртук или пиджак. Ладно бы студент так оделся, но работник уважаемого предприятия… Как его владелец терпит? Или это тоже одна из изюминок заведения?

— Добрый день, барышня! — жизнерадостно воскликнул он. — Ищете украшения на гимназический выпускной? Могу предложить серьги и кулон из жемчуга, красивые и по сходной цене…

Надо же! Неужели я настолько молодо выгляжу? Мне, как-никак, уже двадцать!

— Я по поручению от господина Орехова, — перебила я его. — По поводу заказа, который был сегодня доставлен к свадьбе.

— А, вы, должно быть, плату привезли? — краснорубашечный заулыбался еще сильнее. — И даже раньше обещанного! Рад и премного благодарен, знал, что Ореховы четко ведут дела!

— Не совсем, — мне жаль было его расстраивать, но тут уж ничего не поделаешь. — Видите ли, возникли некоторые вопросы… Нужно, чтобы тот сотрудник вашей мастерской, который принимал заказ, поехал со мной к Ореховым.

— О Господи, — выражение лица краснорубашечного тут же изменилось, стало раздраженным. — Какие еще накладки? Заказ я принимал самолично и готов ручаться, что все сделано в точности по спецификации!

— Вы — Степашенко? — удивилась я.

Ладно бы его внешний вид, но мне казалось, что владельцы мастерских редко работают с клиентами сами. Ну, еще с такими важными, как Ореховы, возможно, — но чтобы самолично выйти к прилавку, когда с улицы зашла обыкновенная девица, по своему виду явно большими деньгами не располагающая (что он отлично понял, раз предложил мне жемчуг, да еще по «сходной цене»)!

— Алексей Михайлович, к вашим услугам, — ювелир слегка поклонился. — Так что за претензии у ваших хозяев? С утра все было превосходно, распорядительница свадьбы у меня приняла гарнитур и все подписала! Вот, пожалуйста… — он вытащил из кармана брюк портмоне, достал оттуда сложенную бумажку и помахал прямо у меня перед носом.

Похоже, господин был настроен если не на драку, то на затяжное противостояние уж точно!

И тут я вспомнила, как Маккорман утихомирил Аксенушкина.

— Там сущая мелочь, — сказала я. — Должно быть, недоразумение, вот только надо его исправить срочно… Я, правда, не уполномочена это обсуждать, но в качестве компенсации за потерянное время вас пригласят быть гостем на свадьбе. Особенно если вы соберетесь немедленно. Как вы на это смотрите?

Степашенко поморгал. Потом выражение его лица изменилось: перспектива побывать на главном событии года явно скрасила пилюлю.

— Так что же мы теряем время! — воскликнул он. — Дайте только возьму инструменты…

Он ушел так быстро, что я не успела возразить: мол, инструменты вовсе не нужны.

Уже через десять минут мы выходили из мастерской. Степашенко был одет куда более консервативно и нес в руке объемистый кожаный чемоданчик. Он бормотал под нос что-то насчет девиц, которые преуменьшают окружность шеи и пальцев, а честные ювелиры потом должны возиться с исправлениями!

Видно, он решил, что его вызывают потому, что драгоценности оказались для Марины маловаты. Я решила его не разубеждать. Тем более, этот ювелир отлично умел внушить себе все что угодно, раз умудрился поддаться на посыл мошенников и изготовить дорогой гарнитур, даже не спросив предоплаты!

— Прошу прощения, — сказала я, пока мы ждали экипаж у его мастерской. — А кто именно передавал вам заказ? Можете приблизительно описать этого человека? А то у нас возникла небольшая путаница.

Про себя я прикидывала, что, наверное, мне придется опять рисовать словесный портрет, и по нему мы будем искать нужную особу среди слуг — возможно, самых доверенных.

— Как кто? — Степашенко посмотрел на меня с искренним недоумением. — Никакой не человек, а, разумеется, сам господин Маккорман, собственной персоной! Все знают секретаря Никифора Терентьевича. От кого бы еще я принял такое ответственное поручение?