Ген поиска

Глава 24 Как красть картины — 7

Несмотря на то, что в Необходимске живет много генмодов, не так много ресторанов знают, как правильно обслуживать хищных птиц. В этом есть свои тонкости.

В ресторане «Старый двор», что в Аметистовом конце — но не под куполом! — эти тонкости знали прекрасно. Если передо мною поставили обычную тарелку, то перед моей спутницей — довольно сложную конструкцию, которая состояла из небольшой П-образной перекладины, к которой на разной высоте были подвешены кусочки мяса, облитого соусом. Соус стекал в небольшую ванночку, предусмотренную снизу. На правой перекладине имелся небольшой вентилятор, ручку которого можно было крутить. Тогда под воздействием ветерка кусочки вяленого мяса начинали раскачиваться. Для хищной птицы это весьма способствует росту аппетита!

Разумеется, разумный генмод вполне способен ухватить и пищу, которая не выглядит для него съедобной инстинктивно. Но зачем бороться со своей природой, когда можно получить от нее дополнительное удовольствие? Это как с почесыванием за ушами. Само по себе, конечно, интимное действо, которого лучше не допускать на публике. Но с близкими и надежными людьми — почему бы и нет?

(Впоследствии я убедился, что почесывание меня за ушами успокаивает не только меня, но и почесывающего, если он принадлежит к людскому племени, и вовсю пользовался этим трюком. Но в молодости, конечно, мне неоткуда было набраться такого опыта.)

Официант предложил свои услуги по раскручиванию ручки вентилятора, но Елена отказалась и отправила его восвояси небрежным шевелением крыла. Даже не взмахом — взмахни она им, и могла бы официанта задеть. Ручку она взялась раскручивать сама, когтистой лапой. Одновременно сразу же ловила клювом приманчиво раскачивающиеся ломтики.

Гипнотическое зрелище, должен сказать! Для меня это раскачивающееся мясо тоже немедленно стало выглядеть исключительно привлекательно — кошачьи инстинкты, что поделаешь! Мы тоже всегда бросаемся на движущиеся объекты, с которыми можно поиграть. Особенно когда они так завлекательно пахнут.

Кстати говоря, у сов действительно очень длинные лапы. Вот бы никогда не подумал. Когда они сидят, прикрыв ноги перьями, по ним ни за что не скажешь.

— Хорошо, — сказал я Елене. — Рассказывайте подробнее, что там с вашим отцом.

— А! — она замедлила вращение ручки. — Папенька мой работает в Ратуше, он — депутат Городского собрания. А вообще-то сам по себе он немалая шишка в ЦГУП… Я же пока на службе ни там, ни там не состою, просто бываю у него периодически. Набираюсь опыта, так сказать.

— Вы еще студентка? — спросил я.

— Хуже, — усмехнулась сова, из чего я сделал вывод, что она, вероятно, уже окончила высшее учебное заведение, но по тем или иным причинам не спешила устраиваться на работу — должно быть, ждала, пока освободиться достойная ее должность. А может быть, ей больше нравилось носиться по коридорам таинственным призракам и распугивать случайных посетителей. — Так или иначе, я рассчитываю на место в папочкином аппарате… рассчитывала до недавнего времени. Мурчалов, сколько вам было, когда вы обнаружили, что ваши родители глупее вас?

— Честно говоря, до сих пор не могу сказать, что обнаружил, — сбитый с толку таким вопросом, ответил я.

Признаться, пока этот ответ не вылетел у меня изо рта, я понятия не имел, что не считаю свою матушку глуповатой. Иной раз я злился на нее за легкомыслие и драматизм, а также за неумение понять мои чаяния и увидеть мои достижения. Но, оказывается, я никогда всерьез не считал ее глупой. Может быть, слегка ограниченной… но ее ум и хитрость никогда не подлежали сомнению в моих глазах.

Елена нахохлилась.

— У-ху-ху! Ну что ж, вам тогда повезло… должно быть. Я же вот недавно выяснила, что папенька мой — набитый идиот, которым пользуются все, кому не лень! Он не глядя подмахнул контракт по строительству дренажных труб возле Ратуши — под тем предлогом, мол, что этой зимой много снега, и что архивы может затопить. Ему даже в голову не пришло поговорить с архивными работниками…

— А вам пришло? — уточнил я.

— Да! У архивов собственная система дренажа, очень надежная. И снега в этом году не особенно много. То есть эта зима выдалась очень снежной, но не аномально. Такое уже бывало, и ничего этим драгоценным связкам старых бумажек не грозило.

— Ясно, — кивнул я, пережевывая еще один кусочек отличной сырной запеканки с кусочками кролика (не единой рыбой жив генмод). — То есть вашего отца обманули. А вы можете сказать, кто?

— В том-то и дело, что нет! — сердито ответила сова. — Если бы я могла, я бы не стала прибегать к вашей помощи. Мне только удалось выяснить, что Ратуша подписала договора с несколькими разными подрядчиками по схожим «дренажным работам» в разных частях города, но я даже не знаю, где.

Я тут же вспомнил карту в кабинете деда с новыми станциями пневмотуннелей.

— А это уже знаю я, пожалуй.

— Вот как? — Елена доела последний кусочек мяса и очень естественным жестом вытерла клюв о салфетку. — Отрадно слышать! А может быть, вы еще и можете сказать, что объединяет все эти разные компании? Я подозреваю, что у них один владелец или владельцы!

— Как вы сами заметили, для этого достаточно зайти в Торговую палату и поднять договоры по названию нужных вам подрядчиков, — заметил я. — Так мы немедленно увидим, если ими владеют одни и те же лица.

— Скажем так, я не хочу светить там свое удостоверение личности, — проговорила Елена с апломбом.

Я усмехнулся в усы — правда, только мысленно, чтобы не обидеть собеседницу своим сарказмом. Что-то подсказывало мне, что Елене, скорее всего, было просто лень возиться. Или, может быть, она не располагала той информацией, на которую намекнула мне. Если так, то я, считай, угостил ее ужином впустую… ну что ж, не самая большая трата в моей жизни!

— Что ж, мое удостоверение личности ни у кого не вызовет вопросов, так что, если вы дадите мне названия, а лучше сразу регистрационные номера хотя бы нескольких из этих кумпанств, я охотно разыщу эту информацию для нашего совместного проекта.

— Без труда, — сообщила сова. — Вам есть, где записать?

— Вы их помните? — удивился я.

— Естественно, — фыркнула Елена. — Разум — самое надежное хранилище информации… Должным образом тренированный разум, разумеется! Не волнуйтесь, от вас я не жду того же. Я привыкла относиться к другим разумным снисходительно.

Положительно, эта девушка нравилась мне все больше и больше! Даже не знаю, что очаровательного я находил в такой высокомерной самоуверенности, но факт остается фактом: сова меня, определенно, притягивала. Может быть, в ней я видел ту личность, которой сам всегда хотел быть (или хотя бы казаться), но не решался под гнетом общественных и семейных обстоятельств.

— Сейчас позову своего слугу Прохора из ливрейной, — сказал я, спрыгивая с лавки, — и он все запишет.

Так мы и сделали.

Затем Прохор расплатился за наш ужин, и мы условились о новой встрече, чтобы обсудить результаты. К моему удивлению, Елена настояла на свидании в портовых складах.

«У меня предчувствие, что придется кого-то выслеживать, — сказала она. — А это лучше всего начинать именно там».

Почему лучше, этого я не понял, но сова обещала научить меня полезному трюку, которому не научит никто и ни за что; я покорился. Однако решил отправиться туда вместе с Пастуховым: портовые склады — такое место, где сопровождение лишним не будет!

Младший инспектор Травушкин оказался в точности таким, каким я представлял его себе после телефонного разговора: молодой человек с прыщами и потными ладонями. Впрочем, старательный и вежливый: поздоровался и с Прохором, у которого я сидел на руках в сумке, и со мной, но дальше уже к Прохору не обращался. Прохор ведь не был моим помощником, только слугой, а этикет требует игнорировать слуг, занятых переноской генмодов.

Прохору это правило всегда скорее нравилось, чем нет. Он говорил, что это позволяет легко оставаться незамеченным и, занимайся он все еще старым ремеслом, он бы немало карманов обчистил таким манером! Это несмотря на то, что чистка карманов для мошенника уровня Прохора всегда была скорее небольшим приработком.

Однако последнее время камердинер стал своей службой тяготиться. Ворчал, что вот при Анне было хорошо, и он мог проводить вечера (и большую часть дня) в свое удовольствие, а вот теперь приходится постоянно таскаться со мной! А возраст у него уже не тот, между прочим.

Понимая справедливость жалоб моего верного слуги, я тем не менее не торопился нанимать нового помощника. Во-первых, мне сложно было представить того, кто так же хорошо впишется в мои привычки и быт, как Анна, которую я все-таки воспитывал с момента обретения ею сознательности. Во-вторых, была у меня еще одна причина, по которой я хотел придержать место своего помощника… не то чтобы совсем основательная, но все же и не пустая. Однако об этом в другой раз.

Так вот, поприветствовав нас с Прохором по всем правилам этикета, Травушкин провел нас в багетную мастерскую.

Здесь приятно пахло древесиной и неприятно — лаком, полиролью и прочими веществами для подготовки рам, в которых я разбираюсь крайне поверхностно. Хозяйка мастерской — пожилая дама в очках на цепочке — встретила нас крайне радушно, если не сказать подобострастно.

Она уже знала, что привело сюда Травушкина: вчера полицейские успели ее расспросить.

— Как, господа инспекторы, — начала она, очевидно, приняв Прохора тоже за сотрудника ЦГУП (очки висели у нее на груди, а в магазинчике при мастерской, куда мы попали от входа, было не очень светло). — Неужели со вчерашнего дня остались непроясненные моменты? Вот, пожалуйста, я вам могу снова и квитанции показать, и бухгалтерскую книгу, и подпись Любови Егоровны — она эту картину принимала, собственноручно!

— Отлично! — обрадовался я, так как вопрос, кто именно отдавал картину на переделку рамы — Любовь Егоровна или кто-то из доверенных слуг — я и собирался прояснить помимо всего прочего. — Но меня больше интересует другое. Работает ли у вас некто Хохлов Игорь Евгеньевич?

Женщина слегка растерялась.

— Да, работает… А он замешан в чем-то? Он очень благовоспитанный молодой человек!

— Не сомневаюсь, — не удержался я от мурлыканья. — И над багетом для картины Кахетьева трудился именно он?

— Н-нет… — нерешительно проговорила хозяйка. — Не думаю… Да, точно не он! Я Валере Шустову отдала этот заказ…

Этого я, признаться, не ожидал. Ведь так все хорошо сходилось! Хотя не так важно, все равно картина была для Хохлова в пределах досягаемости.

Тут же из соседнего помещения, дверь куда была приоткрыта, выглянул лысый мужчина в рабочем фартуке.

— Прошу прощения, — сказал он твердо, — но на меня вы это дело не повесите! Я как раз с Хохловым поменялся — он упросил взять этот заказ, а мне отдал те два натюрморта.

— А ты и поменялся! — возмутилась хозяйка. — И мне ничего не сказал!

— Мы говорили, да вы запамятовали, — пожал плечами Шустов.

— А сегодня Хохлов здесь? — уточнил я, хотя уже понимал, что, разумеется, если бы он был в мастерской, то уже дал бы о себе знать.

— Нет, он сегодня с утра позвонил и сказался больным, — нерешительно произнесла хозяйка. — Вы все же его подозреваете в чем-то? Я уверена, что он не виноват!

— Не волнуйтесь, — я вспрыгнул на стойку и успокоительно коснулся лапой руки женщины, — если он не виноват, то мы разберемся. Поверьте, меньше всего мы хотим упечь за решетку не того, а преступника оставить на свободе!

Шустов при этих словах скорчил гримасу, но хозяйка, кажется, поверила и успокоилась.

Дальнейшие мои расспросы касались в основном порядка работы над картиной. Мне удалось выяснить, что Хохлов работал в отдельной комнатушке, как всегда, что работу его никто не видел. Что, поскольку мастерская была не единственным его местом работы, хозяйка разрешила ему приходить в неурочные часы и даже выдала ключ, так что он частенько являлся рано с утра и отбывал поздно вечером. И еще что картина пробыла в мастерской две недели, поскольку Любовь Егоровна не требовала ее назад. В общем, идеальные условия для изготовления не то что двух, а даже десятка копий!

Обыскивать мастерскую повторно мы не стали: все равно вчера это проделали профессионалы. Ясно было, что оригинала картины здесь нет, а если Хохлов все же умудрился спрятать ее в тайнике, то быстро мы его не найдем.

— Но нет, я не думаю, что картина спрятана в мастерской, — рассуждал я уже в казенном экипаже ЦГУП на пути к дому Кахетьева, благо, здесь было недалеко. — Если бы это было так, Хохлов бы стремился ее забрать… А он явно пытается держаться от мастерской подальше. Уже почувствовал, что оказался в числе подозреваемых.

Травушкин недоверчиво покачал головой.

— Ну и быстро вы работаете, господин Мурчалов!

— Отнюдь нет, — произнес я с безразличием, стараясь, чтобы оно звучало как можно искреннее. — Мне редко попадаются дела в этой области, да и связей практически никаких…

— Ну да, если не считать автора самой картины, — недоверчиво произнес Травушкин.

— Кроме того, и дело-то немудрящее, — продолжил я, не обращая внимания на эту реплику. — Любой бы догадался.

— Как это немудрящее? — удивился Травушкин. — По-моему, очень запутанное! Ладно бы, с аукциона продали оригинал, копию оставили владельцу — тут понятно. Ладно бы, на аукционе продали подделку — тоже понятно. Но зачем делать две копии и одну продавать?

— И в самом деле, — я независимо лизнул лапку, — зачем? Думаю, об этом стоит спросить у Любови Егоровны Кахетьевой.

Травушкин подумал и, кажется, пришел к очевидному выводу:

— Вы думаете, Хохлов в нее влюбился? И именно поэтому припрятал ее настоящий портрет, а еще одну копию сделал на продажу так, ну почему бы не заработать?

Я захлопал глазами. Признаться, такая версия даже не приходила мне в голову! Иногда молодежь способна меня удивить своим полетом мысли. Впрочем, с Анны во время оно тоже сталось бы предложить подобную версию.

— Младший инспектор, сколько времени вы работаете в ЦГУП? — спросил я его.

Тот слегка порозовел щеками.

— Н-ну… два года.

Надо думать, округлил в большую сторону, хотя вряд ли слишком.

— Вам очень, очень повезло с делами, которые вам поручали расследовать, — сделал я вывод.

Регистрационное бюро Торговой палаты занимает огромное, длинное здание на берегу реки Неперехожей, построенное специально для целей хранения регистрационных сведений сразу после Большой войны. Лишних денег тогда у города не было, поэтому в отличие от здания ЦГУП оно не отличается красотой. Честно говоря, оно вообще ничем не отличается: такой унылый кирпич еще поискать! Однако внутри на диво уютно: документы, знаете ли, нуждаются в постоянном режиме влажности и температуры. А это весьма ценно и летом, когда булыжники тротуаров плавятся от жары, и промозголой зимой, когда негде спастись от сквозняков.

Сыщику приходится довольно часто пользоваться регистрационным бюро. В бытность свою помощником Бонд я протоптал сюда широкую тропу и, должен сказать, провел немало приятных часов, заснув под зеленой лампой на столе в справочном зале! Не то чтобы я засыпал специально — просто обстановка располагает.

Доступ в это святилище («Скуки», — добавляет Прохор, и, говоря по совести, он прав! Но нет в мире совершенства) может получить кто угодно. Если вы полный или неполный гражданин города, то для вас бесплатно — достаточно показать удостоверение на пропускном пункте архива, где царят, по-моему, совершенно одинаковые тетушки. Они все люди, но тоже напоминают мне сов своими круглыми очками на цепочках, которые покачиваются, как брыли.

В тот день после беседы с Еленой это сходство казалось мне особенно сильным и вызывало умиление.

Как всегда, наши с камердинером документы не вызвали никаких нареканий: нас пропустили без проблем. Новенькая сотрудница даже попыталась продемонстрировать мне, как пользоваться картотекой, но я вежливо отказался. Мне и так было ясно, где найти сведения обо всех недавних договорах по городскому благоустройству.

Разумеется, полные копии договоров тут не содержались — для этого не хватило бы даже самого огромного хранилища. Но для наших целей было вполне достаточно и кратких описаний контрактов. Там указаны уникальные номера каждого кумпанства, а уж по тем легко найти краткие уставные документы, где, разумеется, указаны и собственники.

Копаясь во всем этом, я особых сложностей не предвидел… Как выяснилось, рано! Во-первых, обнаружилось, что большинство подрядчиков, выполнявших ремонтные работы, принадлежали каким-то третьим кумпанствам, а те — еще другим кумпанствам, причем часто на правах совместной собственности. Увы, даже работа с Бонд не подготовила меня к должности бухгалтера!

(Тут-то я и порадовался, что не пошел по стопам деда, одновременно пожалев, что так мало от него перенял).

А тут еще Прохор наотрез отказался мне помогать, заявив, что его обязанности как слуги заканчиваются на том, что он принес меня сюда, а потом отнесет обратно. «Могу еще снабдить вас водичкой или молоком, — безжалостно добавил этот подлец, — или шерсть вычесать прямо здесь. Не хотите? Ну а я не хочу копаться в пыльных документах, хозяин! В прошлый раз вы меня вынудили это делать, так у меня неделю аллергия не стихала!»

Тут Прохор преувеличивал: от силы три дня. Мне же из-за него пришлось лапами переворачивать многочисленные неприспособленные для этого страницы. Увы, подобная канцелярия редко печатается на хорошей, плотной бумаге.

Занимаясь всем этим, я размышлял об Елене. Почему она не хотела предъявлять на входе свое удостоверение личности? Шпионские игрища такого рода не делали ей чести.

С другой стороны, что мне в ту пору было известно о работе депутата Городского собрания? Ровным счетом ничего — и я отдавал себе в этом отчет. Поэтому я просто сказал себе, что не знаю всех мотивов Елены, не знаю, может ли повредить ее отцу тот факт, что дочь раскапывала в Торговой палате сведения о коммерческих сделках, где отец выступал представителем заказчика… В общем, нашел множество доводов. Мы всегда готовы оправдать того, кто нам симпатичен.

А самой вероятной причиной было то, решил я после нескольких часов, что она попросту свалила на меня самую скучную и неблагодарную работу.

За окнами между тем удлинняющийся февральский день перевалил за полдень. Бьющие в окна косые солнечные лучи так и приглашали вздремнуть. Однако я крепился. Мне хотелось закончить свое небольшое расследование уже сегодня, тем самым доказав Елене, что я ничуть не хвастался.

И… мне, кажется, все же удалось выйти на кумпанство под названием «Хвост и лапы», которое, если я все понял правильно, в основном и управляло этими многочисленными подрядными организациями.

Однако, когда я открыл список фамилий учредителей, мне показалось, что я все-таки задремал на столе. Пришлось даже потрясти головой, отгоняя впечатление полной нереальности происходящего.

Но список фамилий не изменился. Поразительно.