Генералы и офицеры вермахта рассказывают

№24. СОБСТВЕННОРУЧНЫЕ ПОКАЗАНИЯ ГЕНЕРАЛ-ФЕЛЬДМАРШАЛА Ф. ШЁРНЕРА «О БЫВ[ШИХ] ГЕРМАНСКИХ ГЕНЕРАЛАХ ГАНЗЕН И ГЕРСТЕНБЕРГ, ПОЛКОВНИКЕ ДИТЛЬ И АДМИРАЛЕ ТИЛЛЕССЕН»

21 марта 1948 г.

Москва

Перевод с немецкого

Я вспомнил Ганзена некоторое время тому назад, прочитав на русском языке высказывание одного греческого философа:

Ганзен был, как говорят о таких людях «железным солдатом» и только солдатом. Он мог действовать только согласно приказам, его сообразительность и его решения не были быстрыми, но если уж у него создалось какое-нибудь мнение или он принял какое-либо решение, он твердо стоял на нем. Во всяком случае, он был недостаточно эластичным, чтобы разрешать политические задачи, которые были связаны с его должностью.

Я знаю Ганзена со времени его деятельности в должности начальника учебной части в военной школе в г. Ганновере. Я был с ним также в Генеральном штабе сухопутных войск, когда Ганзен работал начальником 1-го Оперативного отдела ОКХ. Я в то время был начальником группы (группенляйтером) 4-го Отдела Генерального штаба и мои служебные помещения находились над помещением его первого помощника Хойзингера, который позднее был первым помощником генерал-полковника Цейцлера.

Ближе я познакомился с Ганзеном, когда сопровождал его в Италию на маневры моторизованных войск в 1937 году (Верхняя Италия). Ганзен в то время был генерал-майором, я — подполковником. Точного представления о прошлой деятельности Ганзена я не имею.

Само собой разумеется, что 1-й отдел Генерального штаба сухопутных войск, который возглавлялся Ганзеном, непосредственно занимался подготовкой войны.

Во всяком случае, походы против Австрии и Чехословакии разрабатывались там. Вполне очевидно, что разработка Польской и Французской кампаний была осуществлена тоже 1-м Отделом в период работы в нем Ганзена, однако, я не думаю, что уже в это время разрабатывались серьезные оперативные планы против Советской России.

Назначение Ганзена начальником Оперативного отдела в то время было большой неожиданностью. Перед этим назывались некоторые имена в качестве кандидатов на этот пост, но, никогда не упоминалось имя Ганзена. Я склонен думать, что назначение Ганзена на эту должность следует отнести за счет благоприятных результатов учебных маневров.

Когда в конце марта 1944 года я был назначен командующим войсковой группой «Юг», в штаб-квартире в Берхтесгадене я объяснил мое отношение к «германскому генералу в Румынии» — Ганзену. Мне тогда уже было известно об отрицательных сторонах параллельной работы двух различных учреждений (моего штаба и штаба Ганзена), задачи которых соприкасаются.

Ганзен был мне подчинен в вопросах ведения войны. Наша совместная работа проходила без трений, он всегда был корректен и готов к сотрудничеству, я старался уважать его как старшего по возрасту. Подчинение немецкого генерал в Бухаресте мне, как командующему гр[уппы] «Юг», я думаю, было вызвано тем, что сама Румыния являлась ареной военных действий. Эта подчиненность решительно ограничила круг задач Ганзена, которому ранее были подведомственны все германские военнослужащие и все мероприятия немцев на территории Румынии.

В конце марта 1944 года штаб войсковой группы «А», т.е. группы «Юг» был переведен на территорию Румынии, в результате чего в Румынии, по существу, должно было бы остаться только одно командование. С этого момента в круг задач Ганзена в основном входили только задачи по линии ОКВ, т.е. военного атташе — руководство обучением румынских войск и осуществление связи между ставками германской и румынской армий. Эти задачи, мало относящиеся ко мне, Ганзен выполнял с усердием и энергией.

Связь со ставкой фюрера, при помощи которой получались ценные сведения, осуществлялась через штаб румынского генерала Гарбия[211], в котором умело и активно работал майор германского генштаба Хинкельдай^[212], имевший непосредственную связь с начальником германского Генштаба (Цейцлер).

Я очень сожалел об упразднении должности германского военного атташе в Румынии, должности генерал-майора Шпальке, моего бывшего коллеги по работе в 3-м отделе Генерального штаба сухопутных войск, которое произошло в связи с введением должности Ганзена, так как Шпальке был опытным специалистом, умным, рассудительным и лучшим знатоком обстановки в Румынии. Я поддерживал с ним тесную связь, неоднократно встречался с ним в Бухаресте и в штабе войсковой группы.

Антонеску очень уважал Ганзена и, поэтому, очевидно, по желанию его, Ганзен был послан в Бухарест во второй раз, после того, как на этой должности работал Хауфе.

Это второе назначение было тем более необычным, что Ганзен в это время являлся уже командующим 17-й армии под Ленинградом. Он сохранил это звание, тем самым внешнее положение его штаба в Румынии повысилось.

Совместная работа Ганзена с румынским Генеральным штабом, казалась мне с формальной стороны, хорошей и я припоминаю, что Ганзен сам мне говорил об этом.

Мне кажется, что Ганзен не замечал действительного взаимодействия сил в Румынии, которое к 1944 году развивалось со все возрастающим отрицательным отношением к немцам со стороны румынского Генерального штаба. Сегодня же становится ясным, что в обстановке, создавшейся в Бухаресте, он заблуждался.

Здесь мы имеем дело с таким же заблуждением, какое получилось у генерала Эрфурта в Хельсинки и генерала фон Риттельна^[213] в Риме. Фактом является то, что отдел «1-ц»^[214] моей войсковой группы, знал обстановку в Румынии намного лучше Ганзена, может быть, только он представлял ее себе более четко.

Правильность его суждений доказывали увеличивающиеся антигерманские выступления, наблюдавшиеся на фронтах и все более открытые выступления против немцев в румынском Генеральном штабе, начальник которого генерал Штефлея занимал по отношению к нам прямо-таки враждебную позицию.

Лично у меня было очень удрученное впечатление от посещения мною румынского короля[215] в Синайе. Сопровождающий меня начальник штаба моей войсковой группы Венк и я были убеждены в недостаточной верности нам этого румынского союзника, а также в мелкой величине его личности.

Его не интересовало, каково положение на фронте, имя Антонеску тогда совсем не упоминалось. Он интересовался только самолетами и приобретением запасных частей для своей собственной машины. Церемонно он показал мне собаку — подарок Гиммлера.

Подобное явление я наблюдал также при штабе 2-й румынской армии, командующий которой генерал Раковица неоднократно уклонялся от выполнения приказов, данных ему вышестоящим командованием — генералом Веллером (армейская группа) и мне приходилось вмешиваться в дела самому лично. Также его начальник штаба генерал-майор Антонеску мне казался неблагонадежным человеком. Его я знал еще по Берлину, где он ранее был румынским военным атташе.

Об обстановке в Румынии, и пошатнувшихся позициях маршала Антонеску в румынской армии и в стране, я сообщал в ставку фюрера письменно и устно, примерно 23.7.1944 года, при моем посещении ставки, когда я был переведен в Северную группу войск. Но тогда не поверили в величину надвигающейся опасности.

Сведения отдела «1-ц» группы «Юг» получал от германской контрразведки и от отделов «1-ц» подчиненных армий. В то время моим начальником отдела «1-ц» был полковник генштаба Бунтрок, очень умный человек.

Не думаю, что Ганзен имел особый орган «Абвера». По службе он на это не был уполномочен, по личной инициативе он не был способным идти на риск, предпринимая подобное мероприятие. Если бы он вздумал заниматься чем-либо подобным, то его люди ответили бы ему полным отказом.

Наконец, ему было бы очень трудно незаметно от германской тайной полиции и «Абвера» организовать какую-либо особую контрразведывательную работу. Подобное мероприятие требовало живого образа мыслей и дерзновенной отваги, чего не было у германского генерала в Румынии Ганзена.

Подробности этой общей контрразведывательной работы меня вообще никогда не интересовали, у меня были другие дела. В конце концов, я был просто удивлен, как мало представления имел о действительном положении в Румынии сам Антонеску, хотя вполне вероятно, что на эту тему он имел беседы со специальным разведывательным органом. Я считаю Ганзена убежденным национал-социалистом, во всяком случае, абсолютно лояльно настроенным по отношению к фюреру (Гитлеру).

Во время итальянских маневров в 1937 году он не производил на меня такого впечатления, к такому заключению я пришел на основании случайных его неблагожелательных замечаний в отношении фашизма и национал-социализма. Но, в конце концов, ведь никто из нас не родился национал-социалистом. Ганзен не был восторженным национал-социалистом, т.к. партийно-политический порыв и размах были чужды малорассудительному и сухому характеру Ганзена.

Я имел причины предполагать, что Ганзен был верен фюреру, и ни в коем случае не относился к лицам, которые старались использовать национал-социалистический режим в своих личных интересах, как это имело место среди части генералитета из Генерального штаба, которые использовали только имеющиеся некоторые преимущества данной системы, в остальном же отказывались от добросовестного сотрудничества с национал-социализмом.

При моей встрече на аэродроме 1 марта 1944 года в Бухаресте с группой генералов, ко мне обратились они с подчеркнуто германским приветом. Это было для меня непонятным явлением, учитывая состав генералов, присутствовавших при встрече. Ганзен, как старший по чину, обратился тогда с речью явно нацистского содержания. Принимая во внимание также и другие случаи, я могу сказать, что политические позиции Ганзена были весьма положительны к национал-социализму и высказывания его велись всегда в таком же духе.

Я думаю, не ошибусь, если скажу, что национал-социалисты всегда могли рассчитывать на его особое содействие. Ясно вспоминаю следующий случай: в связи с покушением на Гитлера (20.7.1944 г.), я послал на имя Гитлера телеграмму, в которой выражалось удовлетворение сотрудников группы «Юг» по поводу неудавшейся, бессмысленной попытки убийства фюрера. Но к моему удивлению я узнал, что Ганзен опередил меня в этом, он раньше меня послал телеграмму подобного содержания, тогда как он не мог этого делать через мою голову.

Из разговоров Ганзена о Гитлере и его сообщений в штаб-квартиру Гитлера, можно было видеть абсолютную преданность Ганзена главе государства. Таково было мое общее впечатление. Ясно, что сегодня я не могу вспомнить все в подробностях.

Из помощника Ганзена мне известны: подполковник генштаба фон Шевен, его преемник Дитль и майор или подполковник генерального штаба Хане.

Шевен — первый офицер штаба Ганзена, еще в ставке мне его рекомендовали как способного офицера, я знал его еще по министерству в Берлине.

Его совместная работа с офицерами из моей войсковой группы не всегда проходила гладко.

Я также слышал, что его позиция по отношению к румынскому Генштабу не всегда была удачной. Подчинение военной миссии штабу войсковой группы «Юг» для него было неприятным. После неоднократных бесед с офицерами моего штаба, я решил поставить вопрос о его смещении.

На должность начальника штаба военной миссии в Румынии ставкой был рекомендован, несомненно, более способный и деловой офицер Дитль, и с его назначением я был вполне согласен. Я знал Дитля еще со времени его службы фенрихом[216] и лейтенантом в Мюнхене, а в дальнейшем о его деятельности я слышал только хорошие отзывы.

Хане я знал по военной школе в Дрездене, где он работал адъютантом. Затем я его встретил, когда он служил в пехотной дивизии при армейской группировке «Никополь» и, наконец, у Ганзена в Бухаресте. Насколько мне помнится, он выполнял задачи квартирмейстера, допускаю, что он мог обрабатывать материалы в отношении поставок вооружения в румынскую армию. Во всяком случае, это входило в задачи майора Ген[ерального] штаба Хинкельдай, которого, как я уже упомянул выше, встретил, когда он сопровождал румынского генерала Гарбия.

Как разрешились эти задачи в подробностях, мне никогда не было ясно, и я не проявлял к этому интереса. Мне известно, что наиболее важные задачи согласовывались генеральным квартирмейстером командования сухопутных войск генералом артиллерии Вагнер, непосредственно с Антонеску. Во время своей деятельности в должности командующего группой «Юг» с этой целью Вагнер дважды был у маршала Антонеску, причем за свои старания получил высокий орден. Эти события произошли примерно за 2—3 недели до покушения на Гитлера.

Теперь я предполагаю, что это посещение Вагнера имело своей целью в определенной форме подготовить Антонеску к возможным событиям в ставке фюрера (речь идет о покушении на него). Насколько я помню, Антонеску мне намекал на это обстоятельство, но тогда эти намеки для меня были непонятными.

Генерал-лейтенанта авиации Герстенберга я раньше не знал, но, вполне возможно, что при каких-либо обстоятельствах встречался с ним, но этого я не помню.

Во время моего отъезда на румынский фронт, в ставке бывший начальник Ген[ерального] штаба германских воздушных сил генерал-лейтенант Грейпе^[217] рекомендовал Герстенберга с очень положительной стороны. При этом Грейпе действовал по поручению Геринга, с которым Герстенберг был в очень хороших отношениях. На это обстоятельство я обратил внимание, ведь Герстенберг в Бухаресте являлся воздушным атташе, и я полагал, что непосредственной связи он со мной не должен иметь. Только по приезде в Румынию мне стало ясно, почему он должен был иметь со мной связь.

Герстенберг был ответственным за обеспечение безопасности нефтяных месторождений и нефтеперегонных заводов района Плоешти. Это была чрезвычайно важная в военном отношении проблема. Для этого он имел особые полномочия и средства, о которых я не имел понятия.

Герстенберг в Бухаресте был самым активным и предприимчивым человеком. Возложенные на него задачи он выполнял с большим рвением и усердием, при этом его рвение иногда приводило его к превышению его полномочий.

В трудных случаях он умел обеспечить себе поддержку со стороны войсковой группы и помощь ему оказывали охотно, так как в румынских тылах он был единственным активным германским деятелем. Я имел указание Верховного командования оказывать Герстенбергу всевозможную поддержку в вопросе добычи и отправки нефти в Германию.

Активная деятельность и инициатива Герстенберга была не по душе некоторым румынским и германским представителям. Но мне кажется, что там, «в маленьком Париже», каждый усердно работающий человек был не по душе.

Работу Герстенберга в районе Плоешти я видел сам лично, где я был однажды по приглашению командования воздушных сил. Герстенберг тогда сделал отличный доклад о проведенных им мероприятиях по противовоздушной обороне нефтяных районов, о работе отдельных заводов и др. В связи с этим докладом он обратился ко мне с просьбой о выделении ему дополнительной рабочей силы для производства строительства оборонительных сооружений в районе нефтеперегонных заводов, а также поставил вопрос об улучшении питания для его людей. Насколько мне помнится, мы выполнили эти его запросы. И мне известно, что Герстенбергу удалось с этим справиться, исключив при этом надвигавшееся влияние румын на нефть.

Герстенберг был безупречным национал-социалистом, что вообще было присуще солдату германских военно-воздушных сил, точно так же, как это можно сказать и о военно-морском флоте. Внутренние разногласия в политических взглядах с национал-социализмом имели место лишь среди генералитета и Генштаба сухопутных войск.

Насколько я помню, Герстенберг имел близкую связь с «Железной гвардией» в Румынии и он долго поддерживал эту связь, возможно до того времени, когда политическое руководство решилось в пользу Антонеску. Во время моего командования в Румынии эти вопросы уже давно были разрешены и забыты, и об этом можно было слышать только лишь из разговоров.

С адмиралом Тиллессен я встречался всего один раз во время приглашения меня румынским военным или морским министерством в Бухаресте и Констанце. Я помню, какое импонирующее впечатление произвело появление этого уже пожилого представителя германского военно-морского флота. По службе я с ним не соприкасался.

Совместная служебная деятельность у меня протекала с контр-адмиралом Брикманом^[218], так называемым «командующим военно-морскими силами на Черном море». Насколько мне известно, Тиллессен был советником при морском штабе в вопросах обучения. Находясь на этой должности, он являлся руководителем германских военно-морских учебных команд. О результатах его работы я никогда не имел представления.

Я знал, что Тиллессен пользовался в германском военно-морском флоте большой славой. Раньше он занимал пост командующего военно-морским округом, что соответствовало должности командующего армейской группировки в сухопутных войсках. Несомненно, Тиллессен был также национал-социалистом, также лояльно настроенным по отношению к Адольфу Гитлеру.

Бывший командующий военно-морским флотом гросс-адмирал Редер сделал вышеуказанные взгляды правилом для своих офицеров и солдат.

ШЁРНЕР

25 марта 1948 г.

Показания отобрал: пом[ощник] нач[альника] отделения 4 отдела 3 Главного управления МГБ СССР майор МАСЛЕННИКОВ

Перевела: оперуполномоч[енный] 4 отдела 3 Гл[авного] Управления МГБ СССР лейтенант КУЩ

Копии настоящих показаний находятся в делах на Ганзена, Герстенберга, Тиллессена и Дитль.

майор МАСЛЕННИКОВ

ЦА ФСБ России. Д. Н-21138. В 2-х тг. Т.1. Л.229—237. Заверенная копия. Машинопись. Подлинник на немецком языке — т.1, л.д. 238—244 об.