Следующий выходной, который выпадал на будний день, когда можно решать дела, выдался у меня аж в понедельник.
Так, и на что же его употребить? Пойти в райисполком за ордером или поехать в Управление железной дороги?
Учитывая, что в этой жизни у меня нет машины, я планирую по одному делу в день. Передвигаясь на своих двоих, немногое можно успеть.
За ордером надо идти чем быстрее, тем лучше. Но прежде этого следует выписаться с Енисейской и мне, и Ритке.
Но с этим моментом мне неожиданно помог дед. Рано утром он надел свой парадный костюм и начищенные ботинки. «Эх, еще бы надеть китель с орденами!» — подумала я невольно, поминая недобрым словом Володьку, который умудрился проиграть родительские награды. Подумав, дед достал из кладовки дефицитный цветной пакет.
— Что за пакет? — удивилась я.
— Да, это для девочек, тут коробка конфет и бутылка шампанского, — объяснил он.
— Откуда у тебя такие дефициты? — еще больше удивилась я. Что-что, а конфеты в коробках нелегко в это время достать.
— Да выпросил как-то у Петьки с пятого этажа, вот и пригодились.
— А девочки — это сотрудницы паспортного стола?
— Ну, конечно, не пойдешь же к ним с пустыми руками.
— Ну, удачи тебе!
Через час дед вернулся и, не разуваясь, крикнул мне:
— Альбина, тебе надо со своим паспортом к ним!
— Что, выпишут? — выбежала я из зала.
— Сказали, выпишут. Но им придется твой паспорт оставить на пару дней — штампы какие-то поставить.
— О, замечательно! — обрадовалась я. — Бегу!
В паспортном столе у меня забрали паспорт и велели прийти за ним в пятницу с утра. По пути домой я считала дни, загибая пальцы. Ура, в пятницу у меня как раз выходной будет!
Вернувшись домой, я похлебала супчика из куриных крылышек. Выпила чаю без сахара. Жаль, что нет весов! Мне кажется, я с начала своей жесточайшей диеты значительно похудела. Но как это проверить? Сколько я уже заходила в посудо-хозяйственные магазины, и каждый раз на вопрос, нет ли в продаже напольных весов, продавцы округляли глаза и смотрели на меня, как на дуру.
Поэтому приходилось ориентироваться лишь на одежду Альбины. А платья, действительно, уже становились посвободней.
Я взглянула на часы, пытаясь правильно рассчитать время. Поеду все же сегодня в Управление. Но надо продумать детали — как себя там вести, как правильно поговорить. И лучше, наверно, заявиться туда сразу после обеда. Говорят, именно после обеда, после приема пищи, люди наиболее благосклонны к посетителям.
Тем более, что Управление железной дорогой — это тебе не «ГлавДальСтрой». Это в гараже, где работал Вадим, люди простые. Потому что опасным и тяжелым трудом занимаются. А во всяких там управлениях, скорее всего, придется столкнуться с амбициозными вредными тетками. Вроде той, которая сидит в райисполкоме вся увешанная бриллиантами, как новогодняя елка.
Итак, время еще есть. И уж к встрече со строгими женщинами я подготовлюсь основательно. Перво-наперво надо поскромнее одеться. Для этой цели я вытащила из шкафа Альбины бежевую простую блузку и коричневую плиссированную юбку. Юбка была на резинке, поэтому вполне держалась на моей постройневшей фигуре.
Теперь — макияж. Вернее, полное его отсутствие, чтобы не злить теток. Но совсем без макияжа я уже не могу. Для меня это — все равно, что выйти на улицу в домашнем халате! Ладно, тогда умеренный макияж. Приглушенный тон помады, не такие яркие стрелки на веках, и обойтись без румян.
В вестибюле Управления я протянула вахтерше свою бордовую корочку сотрудника железной дороги.
— Мне в отдел кадров, — сказала я.
— Первый этаж, по коридору налево. Там будет открытая дверь — это и есть отдел кадров.
Из-за открытой двери в коридоре негромко звенел милый хрустальный голосок, по-видимому, льющийся из радиоприемника:
«А пока-пока по камушкам,
А пока-пока по камушкам,
По круглым камушкам река бежит!
В даль далекую, вдаль…»
— Эх, — услышала я мечтательный женский голос, — как же мне нравится Сенчина!
— Во дает! — отвечал ей грубоватый голос. — Всем Пугачиха нравится, а этой — Сенчина!
— Ну, кому «всем», кому «всем»? — возражал голос мечтательный. — Пугачиха твоя — вылитая продавщица из овощного. Мужик в юбке, вернее, в балахоне. А Сенчина — она такая женственная, такая нежная, не могу!
— А о чем твоя Сенчина поет? Ни о чем — о речках да о камушках! А вот Пугачиха как споет — так будто про меня песня! Ее тоже муж бросил с ребенком! Ушел, подлец! И она сама, в одиночку, пробивается, как мы все — лбом стены прошибает! Сильная, сильная женщина!
Я остановилась у двери, опасаясь войти и нарушить высококультурный спор. Еще нарвусь, чего доброго, на грубый прием.
Тем временем к спорящим присоединился третий женский голос:
— Ой, девочки! Я вам сейчас такое про Пугачиху расскажу, закачаетесь! У меня знакомая в Москву ездила. Так там столько интересного узнала про артистов! Оказывается, почему Пугачиха так прорвалась? Почему стала хозяйкой сцены? Попробуйте угадать! Ни за что не догадаетесь!
— Да говори уже! — торопили ее женщины на два голоса.
— Она дружит с Галей Брежневой, дочкой того самого, угу!
— Да ты что?
— Да-да, они вместе катаются по Москве на правительственной «Чайке» на бешеной скорости, а гаишники им только честь отдают!
— Ну и что? — процедила та, что с грубоватым голосом. — Хочешь жить — умей вертеться! Значит, она пошла по пути наименьшего сопротивления, и правильно сделала! А как еще матери-одиночке пробиться?
Я к тому времени устала стоять, как истукан, в коридоре, и решила постучаться и войти.
— Вам кого? — отнюдь не любезно спросила полная женщина в балахонистом платье с лохматой прической.
Я невольно широко улыбнулась, догадавшись, что это и есть поклонница Пугачихи.
— Кого — не знаю, — ответила я, с трудом сдерживая смех, — мне надо обратиться по вопросу перевода.
— Какого перевода?
— Со станции Спутник на другую станцию.
— Какую другую станцию? — все суровее и высокомернее спрашивала тетка. — У вас что, место есть на другой станции? У вас есть место? Или вы нас запутать хотите?
Я окончательно смутилась и тяжело вздохнула. Эх, не получилось у меня к ним подъехать!
И так обидно было осознавать, что к простому рабочему человеку так пренебрежительно относятся в Управлении! Неужели не понимают, что если я не буду продавать билеты, то у них не будет теплого местечка в этом кабинетике?
Но тут ко мне обратилась другая женщина — та, что с мечтательным голосом:
— Вы где работаете?
— Я работаю на Спутнике билетным кассиром, — терпеливо объяснила я, — хочу перевестись на другую станцию.
— Почему?
— Ну, мне не нравятся условия на Спутнике.
— Ох, и деловая какая, — влезла в разговор грубая тетка, — условия ей не нравятся!
И это опять же обидно. По всем правилам работодатель обязан обеспечить работникам безопасность и комфорт на рабочем месте. А на Спутнике даже умывальника нормального нет! И в туалет женщины в тазик ходят.
— Подожди-подожди, — перебила коллегу мечтательная и опять взглянула на меня: — А на других станциях места есть?
— Да я откуда знаю? — растерялась я. — Для того и приехала к вам, чтобы узнать.
— Но у нас нет такой информации! И мест, какие вас бы устроили, скорее всего, нет. Попробуйте подойти к начальнику отдела кадров. Следующая дверь.
— Спасибо.
Выходя из кабинета, я все же не удержалась и повернулась к тетке в балахонистом платье:
— Если что, Пугачиха ваша никакая не одинокая, она живет в благополучном браке. И вряд ли она была одинокой больше двух дней.
— Да вы, — тетка вытаращила глаза, — вы фильм видели?
— Какой фильм? О женщине, которая поет? Видела, и что? — мы действительно смотрели эту картину с Пал Санычем, и не один раз. — Брошенная женщина — это имидж у нее такой!
— Что? — не поняла тетка.
— Ну, образ, для поклонников. А вы слушаете и воображаете, что она такая же, как вы. Ну-ну!
Я подошла к следующей двери. А если начальник — такая же тетка, злобная на весь мир? Ну что ж, уеду ни с чем тогда.
Но когда я открыла дверь, то увидела сидящего за столом мужчину лет пятидесяти. Неужели повезло? Такие мужчины, как правило, добрые и мягкие. Ну уж во всяком случае адекватные. Я взглянула на табличку с его именем-отчеством.
— Здравствуйте, Виктор Николаевич, — сказала я как можно приветливее. — Разрешите обратиться?
— Здравствуйте, — мужчина указал на стул.
Я присела и заговорила:
— Вы меня извините за беспокойство, но я хотела узнать, нет ли мест для перевода на других станциях. Я работаю билетным кассиром на Спутнике, и мне там очень некомфортно. Отдельно стоящая деревянная избушка, никаких условий, даже телефона нет.
Он протянул руку к моему удостоверению и пробежал глазами записи.
— Подождите, но на Спутнике вы числитесь старшим билетным кассиром. А на других станциях если места и найдутся, то только рядовыми кассирами. На Угольной, к примеру, кассир ушла в декрет. Вы пойдете на место простого кассира, и то на время декрета?
До сих пор не понимаю, что значит старший кассир и рядовой кассир. Никакой особой власти я на себе не почувствовала за время работы на Спутнике. Как я поняла, старший отличается лишь тем, что составляет месячный отчет да имеет прибавку к зарплате рублей десять.
Но мне эти десять рублей сейчас не актуальны. Надрываться ради них — нет уж. Для зарабатывания денег в семье есть Вадим.
— Пойду, — твердо сказала я, с содроганием вспомнив мрачную темную избушку на курьих ножках. — Надеюсь, Угольная — серьезная станция, не деревянная?
— Да там как целый вокзал, — улыбнулся Виктор Николаевич, — на той станции даже поезда дальнего следования останавливаются. Но она находится дальше Спутника. Если из города ехать, так минут на пятнадцать раньше вам придется из дома выходить.
— Мне это подходит, — твердо сказала я.
— Хорошо, тогда я сейчас девочкам скажу, напишите у них заявление о переводе, и… — он сверился с какими-то бумагами, — на работу приезжайте… завтра, да, завтра.
— Даже график такой же, как был у меня на Спутнике, — заметила я.
— Пойдемте к девочкам писать заявление, — начал он вставать из-за стола.
— Подождите, у меня еще вопросы, — остановила я, и начальник вопросительно на меня уставился, — у меня такой вопрос. Я могу купить льготные билеты для себя и своей дочери до Москвы? Ну, и платные для отца и мужа?
— Конечно, можете. Раз в год у вас и одного иждивенца проезд бесплатный. Я тоже девочкам скажу, и они вам выпишут. Когда у вас отпуск по графику?
— Ой, даже не знаю, — я вдруг испугалась. А вдруг отпуск давно прошел? Или по графику стоит на осень или зиму?
Виктор Николаевич подошел к шкафчику и достал оттуда пухлую папку.
— Так, — спустя некоторое время сказал он, — отпуск у вас со второго июля по восьмое августа. Так что на начало июля вам будут билеты. Девочки выпишут соответствующие бумаги, по которым выкупите билеты в кассе межгорода.
— Где эта касса?
— В здании городского вокзала, рядом с нашим Управлением.
— Поняла, — кивнула я, — спасибо большое! И еще один вопрос. Может, он и не к вам. Но хотя бы скажите, к кому с ним обратиться.
— Слушаю.
— Я хочу поступить на заочное обучение. Техникум по специальности у меня есть, но хотелось бы получить высшее образование, чтобы продвигаться, так сказать, по карьерной лестнице.
— Вы хотите учиться?
— Да, и полностью к этому готова, — кивнула я.
— Что ж, весьма и весьма похвально, — обрадовался Виктор Николаевич, — надо же, какие кадры у нас работают! Мы вам поможем поступить без экзаменов, подготовим целевое направление.
— А сразу начать со второго или третьего курса возможно?
— Нет, как правило, учебу в ВУЗе начинают с первого курса. Но это опять же, на усмотрение учебного заведения. Если они пойдут навстречу, то все может быть.
— А в какой ВУЗ вы меня направите?
— В государственный университет.
У меня перехватило дыхание. Так, значит, мы там встретимся с Пал Санычем? Он ведь в 1982 году уже преподавал!
Из здания Управления я вышла с бумагами на приобретение льготных билетов на первые числа июля, но выкупать билеты торопиться не буду. Надо сначала обсудить с дедом, что да как. И неизвестно еще, поедет ли Вадим. Он же в моря устраивается.
И мне хотелось подпрыгнуть от счастья. Ведь больше не придется трястись ночами в избушке на курьих ножках, оторванной от жилого массива! И направление в университет у меня есть! А это значит, что раз в год у меня будет еще один оплачиваемый отпуск — учебный. Прекрасная возможность отдохнуть от работы. А в том, что я прекрасно справлюсь с учебой — я более, чем уверена.
И, наконец, мы поедем в Москву! Пусть на поезде, но ведь почти бесплатно. Да и потом, если мы вчетвером поедем, то купе будет полностью нашим.
Я огляделась. С одной стороны стоял городской железнодорожный вокзал, а с другой красовался огромный магазин — ГУМ. И я не я буду, если туда не зайду.
ГУМ оказался шикарнейшим. Три огромных этажа. Чего тут только нет — и ткани, и хрусталь, и обувь, и даже книжный отдел. Несомненно, ГУМ станет моим любимым магазином!
Возле книжного стояла длинная очередь.
— Что дают? — поинтересовалась я у людей.
— «Три мушкетера», — ответили мне.
Книга хорошая, и Ритке точно понравится, но стоять за ней?
Нет, я пошла дальше.
У отдела парфюмерии стояли всего несколько женщин.
— Какие шампуни есть? — с оптимизмом спросила я у продавщицы.
— Никаких нет, — ответили мне, — все разобрано.
— Ясно, будем искать, — сказала я совсем как герой старого советского фильма, искавший перламутровые пуговицы.
Никаких эскалаторов, конечно, не было и в помине. И о стеклянных лифтах пока еще никто не имел представления. Я поднялась по широкой лестнице на третий этаж.
Навстречу мне шли двое — высокий мужчина с густой волнистой шевелюрой и молодая длинноволосая фифа в розовом платьице с оборками и в белых босоножках на шпильках.
Может, я бы и не обратила на них внимания. Они сами странно себя повели. Мужчина приостановился, пристально на меня глядя. А фифа по-хозяйски схватила его за локоть и попыталась увести, с неодобрением на меня зыркнув.
Я оглянулась. Мужчина продолжал на меня смотреть, чуть ли не сворачивая шею. Кто такие? Хотя ясно, что очередные знакомые Альбины. Но кто они?
— Да ладно, давай подойдем, — мужчина не без труда высвободил локоть и приблизился ко мне.
Шли бы вы мимо, а? Такое настроение хорошее было, но нет же, опять придется как-то выкручиваться, изображать, что я их знаю.
— Алька, ну ты что такая серьезная? — Я подняла глаза. Мужчина смотрел насмешливо и доброжелательно. — Неужели продолжаешь дуться, а? Нельзя на брательника своего обижаться! — и он вдруг притянул меня и прижал к своей груди, так что смесь запахов сигарет и одеколона ударила мне в нос.
Я скрипнула зубами. Так это, стало быть, Володька, тот самый братишка Альбины! И даже из вежливости я не смогла выдавить из себя улыбку! Даже из формальной вежливости!
— Ну, как поживаешь? — Володька и его фифа разглядывали меня с ног до головы, не скрывая любопытства. — Работаешь там же, дворником?
Я почувствовала, как меня бросило в жар.
— Нет, на железной дороге работаю, по специальности.
Володька расхохотался, запрокинув голову.
— Ну надо же, и я теперь железнодорожник! Устроился рефмехаником на поездах. Знаешь, сколько мне в прошлом месяце начислили, у-у-у! Жена вон дома сидит, не работает, собой занимается. Девчонки такие хорошенькие растут, как куколки! Небось, хочешь с племяшками повидаться?
Ага, мечтаю!
Как же трудно натягивать безразличную маску, когда хочется взирать с лютой ненавистью!
А брательник продолжал хвалиться своими успехами:
— Ой, а я же в общество книголюбов вступил, представляешь? Теперь самые дефицитные книги достаю! А еще меня включили в очередь на машину, так что лет через пять «Жигули» куплю!
Фифа продолжала кидать на меня злобные взгляды и исподволь теребила мужа за рукав рубашки, намекая на то, что пора валить.
— Ладно, давай, — сообразил, наконец, Володька, — нам пора. А то оставили дочек у мамы. Это я так тещу называю — мама, — хохотнул он. Ну прямо обаяшка! — А ты не грусти, выше нос! Как-нибудь забегу к вам на Енисейскую, надо же старика проведать.
И они, стремительно развернувшись, убежали.
А я стояла, стиснув зубы. Впечатление было такое, как будто хлыстом стеганули по физиономии. Родную мать в могилу загнал, а тещу мамой называет? И кого он, падла, стариком назвал — нашего доброго, порядочного деда, который воевал для того, чтобы мы не знали войны?