Железнодорожница

Глава 23

Я сидела ни жива ни мертва от страха. Что случилось? Что нам Светка сейчас выпалит? Неужели самое страшное с Володькиной женой? Боже! Каким бы человек ни был, что бы он ни делал и ни говорил, а всегда страшно услышать о нем плохое известие.

Вадим подскочил и побежал на кухню. Вернулся с граненым стаканом, наполненным водой.

— На, выпей!

Светка отпила глоток, поперхнулась, неловко утерлась и что-то невнятное промычала.

— Да что случилось? — я смотрела в ее страшные, красные глаза и ожидала услышать, что угодно.

Светка тяжело дышала, и сначала из ее груди доносились лишь нечленораздельные звуки.

— Я… Ваш… — грудь ее в легком сарафанчике высоко вздымалась.

— Ты? Наш? Кто наш? — я уже смутно догадывалась, что речь пойдет о Володьке.

Светка вдохнула поглубже, опустила голову и прижала руку к ходящей ходуном груди.

— Ваш Володька, — она заговорила, продолжая всхлипывать и судорожно вдыхать воздух, — ваш Володька ездит к любовнице!

Светка опять зарыдала.

Вадим круглыми испуганными глазами уставился на меня. Маша закрыла лицо руками и сидела, не шелохнувшись — тонкая, чувствительная натура.

Одна я почему-то не удивилась.

— Во-первых, он давно уже не наш, он отщепенец, — спокойно сказала я, — и ты знаешь, почему. Во-вторых, это его личное дело, пусть хоть гарем заведет. Если бабы ведутся на такого, как он, их проблемы. А откуда ты, кстати, узнала? Он что, сам тебе это сказал?

Светка выудила из своей сумочки большой носовой платок в клеточку и шумно высморкалась.

— Нет, — покачала она головой, — не сам. Я за ним проследила.

— Ах, ты еще и следила за ним, — я изо всех сил старалась не выдать смешанных чувств, охвативших меня.

— А что мне оставалось? Я давно заподозрила неладное. Прибежит с утра, девчонок мне отдаст, и бегом куда-то. Я и так, и эдак: «Давай чаю попьем, давай сходим вместе куда-то». А он ни в какую. «Мне бежать надо», и все тут.

Какого чаю? Я смотрела на странную женщину и диву давалась. Ну, если ты уже когда-то за ним бегала, а он тебя послал? Неужели непонятно, что про такого мужика стоит забыть и не вспоминать?

— Так, может, ему с утра на работу надо? — предположил Вадим. — Или по делам важным?

— Ага, в выходной день? — возразила Светка. — В общем, сегодня он дочек привел, и бежать. А мне давно было интересно, куда он бежит все время? И я заранее с мамой договорилась, чтобы она с детьми посидела. Как только он побежал со стрелой в жопе, я выскочила следом. И что вы думаете? Он побежал на станцию и сел в электричку. Я — туда же, только устроилась так, чтобы он меня не видел.

— Неужели получилось, и он тебя не заметил? — Вадим смотрел на Светку с явным интересом и даже сочувствием. — И где он вышел?

— На Угольной, — Светка посмотрела на меня с такой злобой, как будто я в чем-то виновата.

— Что ты на меня так смотришь? — не выдержала я. — Да, я работаю сейчас на Угольной, но при чем тут Володькина любовница? Понятно же, простое совпадение.

— Извини, это я так, — махнула рукой Светка. — Ну, в общем, вышел он из вагона и идет в сторону жилого массива. Я — за ним. Смотрю, подходит к девятиэтажке, а там, во дворе, баба сидит. Самая обыкновенная, худая, с легкой химией, короткая стрижка. Не молодая, как вы понимаете. И возле нее двое ребятишек бегают, «Мама, мама». Одному лет двенадцать уже, второму поменьше. Как они Володьку увидели, бросились к нему. Баба на шее повисла, целуются на глазах у всех. А пацаны такие: «Ой, дядя Володя!», а он из кармана шоколадку достает и им протягивает. Потом он эту бабу обнял, и пошли они вместе в подъезд.

Светка остановилась ненадолго, утираясь платочком. А мы сидели ошеломленные и подавленные. Понятно же — раз целуются и обнимаются, — значит, и правда отношения между людьми. Тут не обязательно со свечкой стоять. Я думала, после этого Светка развернулась и уехала, но нет!

— Дети ее остались на улице, — продолжала она, — ну, я подошла к ним и спрашиваю: «А вы этого дядю давно знаете?». Они закивали так радостно: «Давно, полгода где-то! Он скоро нашим папой станет!». Ах, так? И меня такая злость взяла! Что же это такое? Пока я с его детьми сижу, кормлю их, на прогулки вожу! Швейную машинку у соседки одолжила, чтобы платьиц им нашить. А он в это время с какими-то бабами кувыркается? Люди, что делается? Ну, я у пацанов узнала, в какую квартиру они пошли, и…

— О-о, так ты и в квартиру поперлась? — я в ужасе зажмурилась. — И как тебя там приняли?

— Володька открыл, а сам уже без рубашки, — всхлипнула Светка, — и морду у него перекосило, как меня увидел. Ну, я ему и сказала все, что о нем думаю. А еще сказала, чтобы забирал своих детей и больше мне их не приводил. А он… он…

Она завыла в голос белугой. Маша вдруг неловко обняла незадачливую женщину, прижала к себе, стала гладить по волосам, успокаивая. Мы с Вадимом к тому времени уже воспринимали это все без трагизма. Переглядываясь, мы закатывали глаза и лишь многозначительно усмехались.

Прорыдавшись, Светка продолжила свой рассказ:

— В общем, он меня послал. Да-да, прямым текстом, и прямо туда. А я дала ему пощечину. И ушла.

Она с гордостью выпрямилась на диване.

— А я еще думала, и к чему мне такой сон странный приснился! — Светка была суеверной. — Представляете, приснилось недавно. Будто сижу я за машинкой, шью девчонкам платья, а они заходят и говорят мне: «Тетя Света, посмотри, какие шоколадки нам наша новая мама подарила!». И я как психану, как скину машинку со стола: «Так пусть ваша новая мама и шьет вам платья!»

— Слушайте, я понять не могу! — вскинулась я. — Что за такие выражения: «новый папа, новая мама»! Нинка-то еще жива! Она молодая, организм молодой, может, еще выкарабкается.

— Организм, может, и молодой, но очень нездоровый, — возразила Светка, — у меня же соседка в больнице работает, и я ее просила узнать, что там да как.

— И что? Что врачи говорят? — заинтересовался Вадим.

— Да хреново все. Голову налысо побрили, операцию сделали, а ни за что не ручаются. Хотят Нинку домой выписать. Мол, все, что могли, сделали.

Все подавленно замолчали.

— Хоть Володька мне родной сын, но я бы с ним в разведку не пошел!

Мы все повернулись на голос. В дверях стоял дед, которого мы даже не заметили, увлеченные беседой.

— Ты это давно понял? — спросила я.

— Очень давно, — подтвердил дед.

— И я давно, — мучительно покраснев, выдавила Маша.

— И я, — присоединился к их голосам Вадим.

— Я тоже, — согласилась я с ними.

И, хоть я не знала Володьку так долго, как они все, я его раскусила с первой же встречи тогда, в ГУМе. Обаятельный прохвост. Улыбается, трепется про свои успехи, хвастается своими заработками, вот глупые женщины и ведутся. И как еще дед сказал — «не пьет»? Да лучше бы он пил.

— Значит, я дура? — обиженно тряхнула кудряшками Светка. — Вы все ему не верили, а я одна поверила!

— Да никто тебе такого не говорит! — урезонил ее Вадим. — Тебя тоже понять можно, столько лет одна!

— Вот-вот, — тяжело вздохнула Светка, — так сильно замуж хотелось! И не подумала ни о чем. А ведь если человек один раз предал, непременно предаст еще раз. И главное, меня он тогда отшил потому, что я разведенная с ребенком. А у этой бабы аж двое детей, и ничего, не помешали.

Голос ее предательски задрожал, казалось, она сейчас опять заплачет. И дед поспешил перевести тему.

— То есть, пока у него жена в больнице, он по бабам бегает, — возмущенно сказал дед, — вот и кто он после этого?

— Подожди, а ведь дети сказали, он уже полгода к ним ходит, — вспомнила я детали Светкиного рассказа, — стало быть, он нашел другую бабу сразу, как у Нинки проблемы с головой начались. Он же говорил, что она полгода как стала окончания слов путать. Ну и гад же он! Слушайте, а давайте его накажем! Кто «за»?

— Мы накажем, а та баба примет и пожалеет, — возразил Вадим, — и толку?

— Так мы и с той бабой поговорим, да так, что и она больше не примет.

— Так он другую найдет, — засмеялась Светка сквозь слезы.

— И как мы его накажем? — тихо сказала Маша. — Мусора под порогом насыпем? Голубей к его балкону сгоним? Глупо же.

— Его жизнь накажет, — припечатал дед.

Тишину нарушали лишь веселые голоса Ритки и Юрочки, доносившиеся из маленькой комнаты.

Тем громче прозвенел очередной звонок в дверь.

Боже, да что же это такое? Когда это кончится? Кого там еще принесло?

В зал, как вихрь, внеслись две совершенно одинаковые девочки лет шести-семи. Все у них было одинаковое: и лица, и одежда, и даже бантики на макушке. Судя по тому, что следом за ними вошел Володька, это были его дочки.

— А как вас зовут? Танечка и Анечка? Здорово! — радостно загалдели Ритка и Юрочка, вбегая в зал. — А вы во что любите играть? А вы знаете, как мы умеем? Вы в скакалку пробовали? А в мяч?

— Так, дети, идите-ка играть на улицу! — выпроводил дед шумную ораву во двор.

Правильно, пусть себе играют, пока им неведомы взрослые проблемы. Представляю, какая грызня сейчас начнется!

— Ты что это натворила? — навис над Светкой Володька. — Детей бросила, сама куда-то побежала! Тебе их доверили, а ты!

— Да пошел ты со своими детьми! — Светка подпрыгнула с дивана, схватила мужика за руки и попыталась пнуть его коленом под причинное место. Однако, Володька перехватил ее руки и уворачивался, как мог. — На себя посмотри! Пока жена в больнице, к какой-то бабе на Угольную таскаешься! А мне что говорил? Что тебе женщина с ребенком не нужна, да?

Мы все подскочили со своих мест. Дед и Вадим пытались оттащить дерущихся друг от друга.

— Так ты не из добрых побуждений мне помогала, да? — яростно вопил и вырывался брат Альбины. — Ты хотела через детей меня к себе заманить? Только нахрен ты мне сдалась, такая экономная? Чтобы ты меня голодом заморила? Чтобы в столовую для слепых водила? Если хочешь знать, у моей женщины с Угольной все всегда есть — и первое, и второе, и салатик, и компотик!

Володька, удерживаемый Вадимом, вытянул ногу вперед и попытался наступить Светке на ее ногу, но она, вывернувшись, упала обратно на диван.

— Ну-ка сядь, отдышись! — дед отвел сына от Светки и подвинул ему стул. — Ты что тут концерты устраиваешь? Зачем орешь? Соседей пришел смешить? Хочешь поговорить — говори спокойно.

— А что она вытворяет? — Володька, весь красный, взлохмаченный, с перекошенным ртом, махал в сторону Светки рукой с оттопыренным указательным пальцем.

Я взглянула на Машу. Та смотрела на Володьку украдкой, но с нескрываемым отвращением. Вот и хорошо, пусть поймет, что не стоит он ее возвышенных чувств.

— Что тебя не устраивает, я не понял, — спросил дед, — ты сам привел своих детей в чужой дом и ждал, что там им жопу подтирать будут? А у людей что, своих дел нет? Знаешь, мы с матерью ни у кого своих детей не оставляли.

— Так я хотел их приводить в свой дом — нет же, Альбина в позу встала!

— Что? — я сделала свирепое лицо. — Какой еще твой дом? Этот дом перестал быть твоим с того момента, как ты родителей в суд повел, размениваться.

— А где мне было жить? — отчеканил Володька, разворачиваясь ко мне. — Где, я тебя спрашиваю? В очередь на квартиру меня не ставили, мол, и так городскую прописку имеешь, живешь в шикарных условиях. А Нинка не захотела с моими стариками жить ни в какую! Вечно шипела на мать. Вечно ей не нравились то шторы, то печка! Вон, отец помнит, как Нинка шторы с окон срывала и бросала матери в лицо: «Выбросите свой хлам!». Тебе хорошо, ты дворником работала и квартиру отдельную получила.

— Ага, в бараке! — напомнила я. — А кто тебе мешал пойти дворником поработать? И почему вы с Нинкой к ее маме не пошли жить?

— Ты же знаешь, что Нинкина мама — учительница! — у Володьки на лице был написан праведный гнев.

— И что? А я железнодорожница, и Светка тоже.

— Вы отработали свою смену, и свободны, как сопли в полете! А Нинкина мама с восьми утра до шести вечера отпахала, а пришла домой и садится тетради проверять! И живет она в однокомнатной. Нас там еще не хватало с двумя детьми. Еще судом меня тут попрекают, — он обиженно зыркнул. — А как было по-другому?

— Как по-другому? А по-человечески!

— Да как? Я начал искать варианты обмена, а старикам они все не нравились. Там первый этаж, там поблизости прачечная. Вот мы и придумали в суд обратиться.

— Ничего, укатают сивку крутые горки, — дед упрямо поджал губы.

— Папа, да уже укатали, — Володька чуть не плакал. — Думаешь, легко мне с Нинкой было? Вроде вся такая воздушная была, нежная, ну прямо девочка-ромашка! А потом началось! Куда-то с ней прийти стыдно! Вечно то поругается с кем-нибудь, то нахамит. То обидит людей до конца жизни. Пришел с ней однажды к закадычному другу. Вы его знаете, Генка. Так вот Генка с Люськой не могут родить. Люська сколько лет по врачам бегает, и все без толку. А Нинка была как раз беременная. И что ты думаешь, она сказала Люське: «Я это есть не буду, но тебе не понять, у тебя же детей нет».

— То-то у нее мама педагог, — съязвила я, — нормально так дочку воспитала.

— Я тоже так думал поначалу, — Володька смотрел на всех несчастными, задавленными глазами, — а потом понял, не в воспитании дело. Она просто больной человек. Когда у нее голова стала болеть да окончания слов стала путать, тут-то я обо всем и догадался. Пошел к ее матери, а та мне: «Ничего не знаю, ты ее замуж брал нормальную, это с тобой она такая стала».

— А тебе все говорили — женись на Маше!

— Дядь Лень, ну зачем вы? — Маша опять мучительно покраснела.

— Ты Юрку видел? — продолжал дед, не обращая на нее внимания. — Он же копия — ты! А ты все бросил и помчался за Нинкой, задрав хвост!

Володька тяжело вздохнул.

— Что прошлое ворошить? Маша давно про меня забыла. А тут подвернулась такая хорошая женщина с Угольной!

— Только странно, почему ты к этой хорошей женщине своих детей не водишь? — проворчал дед. — Или не примет она с детьми?

— Она меня любого примет, — с жаром сказал Володька. — Знаешь, как она меня любит?

— Вот и съезжайтесь с ней, вместе четверых детей подымайте, вместе за Нинкой ухаживайте.

— Да разве ж можно? Нинка такого не потерпит, — обескураженно проговорил Володька. — Слушай, папа, у тебя водки не найдется?

— Так, никакой водки! — я посмотрела на деда строгим взглядом и обеспокоенным — на Вадима. — Володя, я понимаю, что у тебя проблемы. Но если хочешь выпить, иди к себе и там пей. У нас в доме это строжайше запрещено!

Маша посмотрела на часы и ойкнула:

— Засиделась я у вас. Пойду, Юрку заберу и домой.

Я проводила гостью до дверей.

— Маш, ты не обижайся, если что, — попросила я, — может, зря я, конечно, про алименты…

— Что ты? — она присела на корточки, застегивая босоножки. — Я нисколечко не обижаюсь. Но какие могут быть алименты? Володьке и так несладко. Впрочем, он сам себя наказал. Отказался от меня, — она выпрямилась, — а теперь… Ладно, мне пора. Пока, до встречи!

— Маша, ты заходи к нам с Юрочкой, — я тоже помахала ей рукой.

Я смотрела в окно, как Маша подзывает к себе сына и идет с ним домой.

Заерзала на диване Светка:

— Что-то вы даже чаю не предложили, дорогие хозяева, пойду-ка я домой.

— Хочешь, поставлю чайник и принесу бутерброды? — предложила я.

— Да ладно, мне и правда пора уже.

— Вот видишь, папа, — Володька даже голос не снизил, даже не дождался, пока Светка уйдет, — разбегаются все, как крысы с корабля. Как поняли, что я залетел, так все!

Опять это словечко «залетел» в другом смысле.

— А мне тоже пора, — жестко сказал дед, — я Петьке с пятого этажа пообещал поддержать его в домино. Так что я во двор.

В зале остались только я, Вадим и Володька, который сиротливо сидел на стуле.

— Ой, сегодня же футбол, — вспомнил Вадим и начал настраивать телевизор.

Я поймала на себе вопросительный взгляд Володьки.

— Да-да, у нас тоже свои дела, — сказала я ему, — мы твои проблемы решить не сможем, даже если захотим. А если так случится, что девчонок и правда не с кем будет оставить, приводи их к нам, но только на тех же условиях. Помнишь?

— Да помню, — и Володька понуро побрел к выходу из квартиры. У входной двери он ненадолго остановился: — А помнишь, я подошел к тебе тогда в ГУМе?

Я кивнула, еще бы не помнить.

— Так вот, я тебя как увидел, сразу захотел помириться. Мы же по-прежнему брат и сестра, верно?

— Верно, — сказала я, — давай так и будем друг к другу относиться. Как брат с сестрой, с уважением.

— Согласен, сестренка. Я позвоню, пока.

Хорошие мне попались здесь люди. Я им так благодарна — и деду, и Ритке, и Вадиму. Они научили меня добру. С ними я поняла, зачем люди делают добро — не для кого-то или чего-то, а в первую очередь для себя самих. Просто потому, что любят.