Железнодорожница

Глава 8

Господи, как же мне пережить этот рабочий день? Время, как нарочно, тянулось так медленно! А мне хотелось поскорей пойти с Вадимом в райисполком и во что бы то ни стало заполучить заветный ордер на квартиру! В том, что его придется вырывать с боем, я уже не сомневалась. Не просто же так Альбина отказалась даже попытаться. Не все так просто с этими бесплатными квартирами.

Был бы, как в той моей жизни, телефон и интернет, порылась бы и нашла жилищное законодательство. И узнала, что там положено, а что — нет.

От скуки я принялась листать журналы, которые нашла в избушке. Конечно, им далеко было до современных глянцевых. Да и читать там оказалось особо нечего. «Планы партии — наши планы», «Краны над Волгой», рубрика «Семейные страницы». Работницы какого-то «Кислородмаша» — все, как на подбор, с короткими стрижками, без грамма косметики. Ой, а вот статья с Инной Чуриковой и ее фото из фильма «Начало»! Но статья про актрису быстро закончилась, и начались какие-то скучные выкройки. «Работница», — прочитала я на обложке журнала.

А стрелки на часах только-только приближаются к пяти вечера. Еще три часа на работе!

Но все когда-нибудь заканчивается. И в полвосьмого я увидела из окошка свою сменщицу — Светку. Кудряшки заколоты пластмассовым «бананом», новая кофточка с рюшами, которой она, безусловно, гордится. А я, по обычаям того времени, должна обязательно похвалить обновку.

И я хвалила — до зубовного скрежета:

— Ой, новая кофточка! Ой, тебе так хорошо!

— Да, — улыбнулась Светка, — удалось достать вчера в ГУМе. А ты, я смотрю, тоже стараешься выглядеть. Вся такая с прической, с макияжем.

— Да, я теперь всегда буду хорошо выглядеть.

Светка удивленно вскинула бровь. Но сразу же переключилась на другое.

— Ой, а я заходила к вам в воскресенье, — радостно тараторила она, — а вас дома не было! Ни тебя, ни деда, никого!

Она вопросительно на меня уставилась. Как будто мы обязаны целыми днями сидеть дома и только ее высматривать, когда же придет. А потом еще и отчитываться, по какой такой причине нас дома не было!

Тут у меня созрел план, как узнать побольше информации об Альбине. Но для этого придется немного соврать.

— Да мы ездили в гости к Олечке, — сказала я как можно небрежнее.

— К кому? — произнесла Светка не своим голосом, бухнулась на стул и смотрела на меня широко распахнутыми глазами.

— К Олечке, — спокойно повторила я, — ты же в курсе, что у меня сестра есть?

— В курсе, — Светка продолжала на меня смотреть так, как будто привидение увидела. — Но… но… А они что, вернулись?

— Ну да.

— Но как ты могла к ней поехать? А дядя Леня, он-то как мог?

— Ну, родственников не выбирают, — решила я подлить масла в огонь, — какая ни есть, а родной человек.

В глазах сменщицы нарастали ужас и недоумение.

— А она — как родной человек поступила? — не унималась Светка. — Она тебе всю жизнь исковеркала, она все испортила! Альбина, очнись! Разве такое можно простить?

— Ну, а что она такого сделала? — мягко начала я.

Светка подскочила со стула, как ошпаренная.

— Что сделала? А то, что она к твоему жениху поехала, ничего тебе не сказав, и быстрей-скорей замуж за него вышла?

Я поморщилась:

— Сядь, пожалуйста, а. Не нависай тут надо мной.

Светка послушно уселась обратно на стул.

— Тебе не кажется, что, раз так получилось, значит, не судьба мне была выйти за Диму? — высказала я свое подозрение. — Давай спокойно разберемся…

Тут очень некстати в окошечко постучали. Я продала билет и вновь повернулась к Светке.

— Смотри, если он на ней женился, так, может, и не любил меня вовсе? Ведь не под дулом пистолета его в ЗАГС отвели?

— Он любил тебя, — упрямо замотала головой Светка. — Он так тебя любил, как немногие могут.

— А тогда почему же так вышло? — задала я вопрос, который очень волновал меня в последнее время.

Светка подняла на меня глаза.

— А я не знаю, Альбиночка. Я тебе тогда говорила: «Позвони ему, спроси, что случилось», но ты же уперлась, как баран: «Не хочу унижаться, не хочу, не буду». Да и смысл звонить, когда дело уже сделано? До сих пор не понимаю, как так получилось.

За окошком уже толпились несколько человек. Пока я выдавала им билеты, Светка просматривала мой дневной отчет.

Потом мы опять вернулись к теме разговора.

— А ты не помнишь в деталях, как это произошло? — спросила я. — Просто я не все помню, времени много прошло.

— Да как же такое забыть? — всплеснула руками Светка. — Не помнишь разве, как мы все переживали, как ты места себе не находила? Дима ведь до этого каждый день тебе звонил из военного училища. И все каникулы вы вместе проводили, и все праздники вместе встречали. Все же прекрасно было. А тут дело идет к выпуску, и он вдруг пропадает.

— Как это?

— Ну, не звонит, не пишет. У вас-то все решено было — что ты приедешь на его выпуск, вы поженитесь и уедете в ГДР.

— В ГДР? — так называлась в советские годы восточная часть Германии. — А почему в ГДР?

— Ну, Дима же был отличником боевой и политической подготовки. Поэтому его распределили в ГДР, самое козырное место службы. Ой, мы все так тебе завидовали! Представляешь, пожить несколько лет за границей?

Представляю. Для жителей Советского Союза, при железном занавесе, это было запредельной мечтой.

— А тут вдруг Ольга уезжает куда-то в колхоз, — продолжала Светка, — и Дима перестает тебе звонить. Ох, говорила я тебе: «Позвони сама!». А вскоре родителям твоим письмо пришло со свадебной фотографией. «Олечка и Димочка, — Светка фыркнула, — поздравьте нас, мы поженились».

— Неприятная история, — вздохнула я.

— Не то слово!

— Значит, она вовсе не в колхоз поехала, а прямиком к Диме в училище?

— Выходит, так, — развела Светка руками, — она знала, что Диме необходимо до выпуска жениться. Его в ГДР распределили с условием, что он туда женатый приедет.

— Но почему вдруг Дима, любивший меня, берет и женится на Ольге?

— А ты ее не спросила, когда вы в гости ездили?

— Нет, мы на эту тему не заговаривали. Сама понимаешь, семейная встреча через столько лет. Там, в основном, общие фразы были.

— Ну, а что тут думать особенно? — Светка достала из своей сумки платочек, промокнула лицо. — Скорее всего, Ольга сказала ему что-то о тебе нехорошее. Например, что ты с другим встречаешься или что-то в этом роде. Вот же тварь!

Глядя на Светку, я поняла, почему Альбина так привечала своих подружек. Они ведь горой за нее стояли. Равнодушными не были к ее бедам, поддерживали. А все эти хитрости с обедами и ужинами — не более, чем обычная человеческая слабость. А слабость, в отличие от предательства, простить можно.

— Ладно, поеду я домой, — я встала, взяла сумочку, — электричка скоро.

— Кстати, — спохватилась вдруг Светка, — я вчера с Юлькой договорилась, чтобы она меня и тебя записала к себе на «химию».

— Какую еще «химию»? — испугалась я.

— Ну, «химия», прическа такая. Ты что, забыла? — удивилась Светка. — Сама же просила!

— А, — я сделала вид, что вспомнила, — нет, мою запись отмени, пожалуйста. Я передумала.

— Ты что, это же так модно сейчас! К Юльке очередь на запись, а я договорилась…

Может, Альбина уже делала раньше «химию», потому и волосенки такие жидкие стали? Как я поняла, «химия» — это перманентная завивка, которая полгода держится. Да ну, полгода ходить как баран, с кудряшками! И волосы палить — нет уж, увольте!

— Договорилась, значит, сама и иди. А мне не надо.

Я побежала по лестнице на электричку, которая уже громыхала где-то рядом.

Уставшая после рабочего дня, но довольная, я пришагала во двор на Енисейской, дом два. Настроение было прекрасное. Уже завтра мы с Вадимом идем получать ордер, и я не я буду, если не смогу выцарапать у государства квартирку! Но все пошло не так.

И вроде бы такая идиллия меня встретила во дворе, а к сердцу подкрадывалось какое-то непонятное предчувствие.

Во дворе было полно народу. Дед сидел с другими мужиками на лавочке у доминошного стола, под сенью раскидистого дерева. Ритка бегала по траве с другими детьми, занятая какой-то игрой. У каждого подъезда на лавочках сидели старушки с платочками, и все они приветливо со мной здоровались. В беседке собралась молодежь: кто-то пел, кто-то играл на гитаре.

— Садись, Альбина, — окликнули меня с одной из лавочек старушки, — посиди с нами.

Сидеть со старушками? Зачем?

— Да некогда, — я приветливо им улыбнулась, — дома дел полно!

И вдруг во двор с ревом и грохотом ворвался знакомый грузовик с голубой кабиной. Все, кто был на дороге, отошли в сторону. И я в том числе. Вадим, что ли? Заехав в кармашек, грузовик потарахтел минут несколько и заглох.

Я увидела, как дед и Ритка побежали к грузовику.

Дверь кабины некоторое время не открывалась. А, когда открылась, из нее вывалилось тело, которое дед едва успел подхватить.

Я остолбенела. Вадим до такой степени пьяный? И в таком состоянии ездит по городу, заруливает во двор, где полно ни в чем не повинных людей?

Он же ходить не может в таком состоянии, как он ездит?

Мужики подскочили со своих лавочек и побежали помогать деду поддержать алкоголика в устойчивом положении.

Вадим с трудом встал на ноги, машинально отряхнул брюки, и завис, раскачиваясь на одном месте.

— Пойдем, пойдем домой, — дед и еще какой-то мужик подставили свои плечи и поволокли его к нашему подъезду. Расстроенная Ритка шла рядом. Брови и губы у нее дрожали от сдерживаемого плача. Другие дети, застыв, смотрели на нее.

Бормоча что-то несвязное, Вадим вдруг остановился, как вкопанный.

— Пойдем, пойдем, — уговаривал его дед, но пьяный мужик не слушал, мотал головой и продолжал что-то бормотать.

Непослушными руками он принялся расстегивать ширинку. Я замерла в ужасе. А Вадим на глазах у всего двора все-таки вытащил свое хозяйство и принялся поливать мочой асфальтированную дорожку перед домом.

Двор замер. Люди — все, кто там находился, повернули головы в сторону безобразника и расширенными глазами наблюдали за происходящим.

Я почувствовала, как жгучий стыд горячей волной заливает лицо и шею. Мне хотелось провалиться сквозь землю от стыда. Я взглянула на Ритку. Девочка смотрела прямо перед собой с отреченным и обреченным видом. Такое впечатление, что ей не впервой видеть подобные выкрутасы отца.

Сделав свое дело, Вадим опять начал переставлять ноги по направлению к подъезду. Дед с соседским мужиком продолжали тащить его. Кто-то перед ними открыл деревянную дверь подъезда. Медленно, но верно, операция по доставке тела в квартиру продолжалась.

Я тоже шла медленно, прощаясь со своими мечтами пойти завтра в райисполком. Мы с Риткой зашли домой, когда Вадим уже валялся в ботинках на диване.

Я без сил бухнулась в кресло у журнального столика. Чувство стыда перед дедом, перед Риткой, перед всем двором не отпускало меня. Хотя в чем я-то виновата?

А еще некоторые умники говорят «главное — дети». Вон у такого хорошего деда трое детей. А что с них толку? Один проиграл все родительские награды, а потом чуть по миру не пустил с разменом квартиры. Другая привела в дом мужа-пьяницу. Третья умотала в ГДР, облапошив собственную сестру, а, вернувшись, и носа не кажет.

Дед как раз заглянул в зал:

— Может, тебе суп разогреть? Я сегодня суп сварил из куриных шеек.

— Слушай, ты прости меня, что я привела в дом это, — я кивнула на Вадима.

Дед остановил на мне изумленный взгляд из-под стекол очков.

— Неужели он и тебя довел? Ты раньше всегда защищала его, говорила, что не виноват. Мол, все пьют, и он пьет. Ладно, — махнул он рукой, — потом поговорим. Ты, наверно, голодная после работы.

— Не понимаю, как он мог напиться. У него ведь денег нет.

— Свинья везде грязь найдет, — со знанием дела констатировал дед.

— Интересно, отпросился он на завтра с работы? Надо же в райисполком идти, — поделилась я своей тревогой. — И опять же, сможет ли он пойти с такого бодуна?

— Да ты и сама можешь сходить. Покажешь им штамп в паспорте, что жена законная.

— Жена-то жена, однако, он ответственный квартиросъемщик, у него прописка на Русской, 27-в. Но, если не проспится, придется самой идти. Хотя бы проконсультироваться.

Наевшись супу с куриными шейками, я крепко задумалась. Совершенно ясно, что надо получать ордер и переселять Вадима в другую квартиру. Можно, собственно, и не разводиться. Просто пусть поживет один. Пусть посидит пару дней на голодном пайке. Может, тогда и придет в себя?

Когда ко мне прибегали измученные мамы наших двоечников и плакали:

— Ой, не знаю, что с ним делать. На машине привожу его к университету, а он дождется, пока я уеду, и идет гулять вместо занятий. Говорю ему, говорю — сынок, образование надо получить. А он: «Выйди из моей комнаты!» Дверями хлопает, орет на меня. Ему бы только в игры свои на компьютере играть!

Я таких мам утешать не пыталась, всегда рубила правду-матку:

— Вы поймите, пока вы за ним бегаете, уговариваете, на машине возите, квартиру и еду оплачиваете, компьютеры покупаете, толку не будет! Вашему сыну есть восемнадцать лет? Вот и отправьте его на свои хлеба. Какая его комната, это ваша комната, которую вы заработали и оплачиваете! Он сам что-нибудь заработал, чтобы дверями хлопать?

— Но ребенок сам не сможет добиться, — лепетали такие мамы, — ему помочь надо.

— Чем быстрее вы ему дадите пинка в самостоятельную жизнь, тем он быстрее всего добьется, уж поверьте. Пару раз с работы уволят за опоздание или прогул. Пару дней посидит голодный и без интернета. Вот тогда научится правильно себя вести.

Но, понятное дело, мамы в слезах выбегали из моего кабинета, не сделав никаких выводов. Они думали, что раз я своих детей не имею, то ничего не понимаю в психологии и воспитании. Наивные!

А я лишь плечами пожимала. Ну, хотят люди тянуть своих великовозрастных детей, пусть тянут до самой пенсии, не моя проблема…

Посреди ночи я проснулась оттого, что хотелось в туалет. Выйдя в коридор, я увидела, что на кухне горит свет, и оттуда доносятся какие-то странные, чавкающие звуки.

Я заглянула в кухню.

На маленьком столике стояла кастрюля с супом. Вадим — с красной мордой, лохматый, опухший и грязный, с полуприкрытыми глазами, -покачиваясь, стоял рядом. Поглощенный своим занятием, он меня даже не видел. Поварешкой он черпал суп и с чавканьем жадно хлебал прямо из поварешки. Вся его одежда и стол были забрызганы супом. На полу валялись скорлупки от яиц.

У меня промелькнула шальная мысль. А что, если врезать ему сковородкой по затылку, да и прекратить мучения этой семьи? Как говорится, лучше ужасный конец, чем бесконечный ужас. А сковородку выбросить. Пусть докажут потом, что его дома ударили. Весь двор видел, как он выпал из машины, как его вели, а он едва переставлял ноги. Значит, он мог падать и до того, как залез в машину.

«Нет-нет», — отогнала я от себя страшные мысли. Во-первых, мне совершенно не хочется брать такой грех на душу. А во-вторых, у меня на Вадима такие планы! Ордер на квартиру без него не получишь. Да и в моря же я хотела его загнать.

— Папочка любит сырые яйца, когда напивается, — пискнул сзади Риткин голосок.

Да, не слышали они еще о сальмонеллезе, раз сырые яйца жрут. А вообще, сырые яйца полезны для печени. Интересно, Вадим знает об этом и специально их поглощает? Или это у него на подсознательном уровне?

— А кто убирать будет все это свинство? — не удержалась я.

— Я уберу, — поспешно заверила Ритка, — сейчас папа наестся, уйдет спать, и я уберу.

Утро опять началось с Гимна по радио. Я сразу же подскочила и пошла умываться. Надо перехватить Вадима, а то как бы он не убежал на работу.

И точно, только я успела выйти из ванной, а Вадим уже надевал ботинки в прихожей.

— Ты далеко собрался? — подбежала я к нему.

— Мне на работу надо! — попытался он от меня отмахнуться.

— Ты что, не отпросился на сегодня? — ахнула я. — Мы ведь идем в райисполком за ордером!

На шум прибежали из своих комнат дед и заспанная Ритка.

— Вадим, ну вам же действительно сегодня в райисполком надо, — урезонивал дед мужика.

— Папочка, останься! — пропищала Ритка.

По запаху перегара и всклокоченным волосам видно было, что Вадим еще не совсем трезвый. А если он похмелится с утра и будет весь день пьяный за рулем?

Встав в дверях, я заорала во весь голос:

— Ты никуда не пойдешь, понял? — и мне все равно было, что соседи услышат, что мы опять весь дом перебудим. — Ты никогда больше не сядешь за руль! Таким, как ты, категорически запрещено управлять машиной! Ты что, хочешь ДТП устроить? Ты хочешь сбить кого-нибудь? Чтобы твоя дочь всю жизнь за это расплачивалась?

Я была настроена крайне решительно. Вплоть до того, что, если он вырвется и убежит, позвонить в ГАИ и потребовать, чтобы пьяницу изловили и забрали права к чертовой матери.

Вадим вскинул на меня недоумевающий взгляд:

— С чего бы она расплачивалась? Ты совсем уже?

— Да с того! За грехи твои будет расплачиваться! И речь не о деньгах! Если ты убьешь человека, у нее потом ребенок не родится! Или замуж не выйдет! А ты думал, просто так все это? Бумеранг никто не отменял — все, что ты натворишь, тебе и твоим детям вернется! Разувайся и марш в зал! Смысла никакого от твоей работы — все равно все деньги пропиваешь!

— Какой еще бумеранг? Вот дурко! — с ненавистью и презрением проговорил Вадим, но ботинки скинул и, обреченно вздыхая, протопал обратно в зал, к своему дивану.