Настроение с утра было превосходное. И, хоть окна моей спальни выходят на запад, я первым делом увидела летнее утреннее солнце. Оно заливало своим светом пятиэтажки напротив, вспыхивало и трепетало на листьях дубов и тополей, переливалось бликами в бирюзовых волнах морского залива.
Стряхнув с себя остатки сна, я помчалась в ванную умываться. Сегодня меня ждет столько нового! Я поеду в ателье заказывать железнодорожную форму, куда докачусь на троллейбусе без всяких пробок. Потом впервые буду дежурить в ночь на Угольной.
На кухне дед учил Ритку мыть посуду.
— Доброго утра! — пожелала я им.
— Доброе утро, — отозвалась Ритка, елозя по тарелке намыленной губкой, а дед поставил чайник на плиту.
— Что сегодня делать будете? — поинтересовалась я.
— То же, что всегда, — пожал плечами дед, — Ритка вернется из музыкальной школы, пообедаем, да пойдем к морю.
— Хорошо, — кивнула я.
Выбирая, что надеть, я в который раз задумалась — что же делать со своим гардеробом? Вещей у Альбины крайне мало, а в обычных магазинах чего-то приличного днем с огнем не сыщешь. Ехать на барахолку на Геологическую — не вариант, там одно платье будет по цене месячной зарплаты. А нам деньги нужны на поездку. Почаще ездить в ГУМ в надежде, что выкинут какой-нибудь дефицит и часами стоять о очередях? Переморщиться до поездки, а там, в Москве, и пополнить свой гардероб? Москва и в те годы была столицей.
Меня заинтересовала парочка платьев из шкафа, которые я еще не надевала. Одно с узорами в красных тонах, другое нежно-голубое в цветочек. Вроде летние, но материал плотный, так называемый трикатин. Невероятно модный по тем временам. Небесно-голубое платье показалось мне слишком ярким, а вот в красных тонах, пожалуй, подойдет на сегодня.
Я уже готова была выходить из дома, как дед, смотревший в окно, вдруг присвистнул:
— Светка с Володькой к нам идут!
— Как Светка с Володькой? — оторопела я. — Они что, знакомы?
— Да ты что? — на этот раз оторопел от изумления дед. — Не помнишь разве, как она за Володькой бегала?
Да, если бегала, то такое наверняка долго обсуждали и вряд ли бы кто-то забыл.
— Так это же давно было, — выкрутилась я. — А Володька наш, смотрю, нарасхват! И что в нем бабы только находят?
— Ну как что? Он высокий, видный, не пьет!
Да уж, не пьет — весомый аргумент!
— Так у них что-то было? — уточнила я. — Или она просто бегала?
— Да ты что, Володьку не знаешь? Светка же разведенная и с ребенком! Он ей и сказал сразу: «Зачем мне чужой ребенок, у меня своих полные штаны».
— Да уж, в логике ему не откажешь. Ладно, — я решила не терять времени, — я пойду их встречу и скажу, что уезжаю по делам. А про тебя скажу, что тоже куда-то ушел. Нечего им здесь делать.
Дед согласно кивнул.
Я опрометью бросилась вниз по лестнице, и с незваными гостями столкнулась в дверях подъезда.
— Ой, а вы что, к нам в гости? — изобразила я удивление.
— Да, — улыбаясь, защебетала Светка, — я к вам иду, и вдруг вижу — Володька идет! Я ему говорю: «Пойдем вместе к Альбине!». Ну, мы и пошли.
— Ой, а я уезжаю по важному делу, — на этот раз я изобразила смущение и сожаление, — какая жалость! И дед ушел в поликлинику, а это надолго. Сами знаете, какие там очереди.
— А Ритка? — в лице Светки заметалось явное неудовольствие, граничащее с обидой.
— Ритка в музыкальной школе, — развела я руками.
Однако, простые же они люди! Как три рубля после стирки! Лишь бы в квартиру влезть, пусть там всего лишь восьмилетний ребенок.
— Слушай, Альбина, поговорить надо, — подал голос Володька.
— И мне надо поговорить! — вторила ему Светка.
Я вздохнула.
— Мне по делу в центр города надо. Но, в принципе, давайте присядем на лавочку да поговорим, если недолго.
Мы расположились на лавочках вокруг доминошного стола, благо, в это время там никого еще не было.
— Ты что, ушла со Спутника? — начала разговор Светка. С лица ее не сползала гримаса недовольства оттого, что ее принимают во дворе на лавочке. А так хотелось забраться в уютную квартирку, чайку попить с бутербродиками на шару.
— Да, перевелась на Угольную, — ответила я спокойно.
— Ну ты, мать, даешь! Вот это номер!
— А что такого-то? Если мне не нравится на Спутнике…
— Так ты же сама попросилась на Спутник, чтобы место старшей занять!
— Думала, понравится, — объяснила я, — и ошиблась.
— Так ты туда рядовым кассиром перешла?
— Да.
Светка смотрела широко раскрытыми глазами:
— Так ты же десять рублей в зарплате потеряешь!
— И что, не в деньгах счастье…
— А в их количестве, — продолжил известную фразу Володька.
— Вот-вот, — сказала я, — десять рублей не стоят того, чтобы я сидела ночами в избушке без удобств.
— Ты так изменилась в последнее время, — растерянно пробормотала Светка. — А в город зачем собралась?
— Форму заказывать.
Женщина всплеснула руками:
— Как? Там и форму надо? А ты же возмущалась больше всех, когда нам говорили форму носить!
— А зря, — я спокойно на нее посмотрела, — форма очень даже приятная на вид. И очень удобно в ней на работу ездить. Не надо думать, что надевать.
Я убрала локти с доминошного стола, давая невербальный знак о том, что мне пора бежать по делам, и пора бы им закругляться со своими разговорами.
Но куда там!
— Слушай, сестренка, — заговорил Володька в своей обычной развязной манере, — а у меня, похоже, проблемы намечаются.
Ну, кто бы сомневался! Прямая связь — нарисовались проблемы, вспомнил про сестру.
— Что у тебя случилось? — с беспокойством взглянула на него Светка.
— Помнишь, на поминках матери недоразумение вышло? — Володька смотрел на меня. — Ну, когда моя Нинка сказала, что деньгами мы не поможем. Мол, старуха сама должна была откладывать деньги на свои похороны, должна была понимать, что умрет.
— Помню, — кивнула я.
Интересно, сколько же «старухе» лет было, если деду вчера всего шестьдесят два стукнуло?
— А про тебя она сказала: «Ну до чего не самостоятельная, горюет, что у нее мама умерла, как будто без маминой помощи прожить нельзя», а ты обиделась?
Я оторопела. По-моему, такое мог сказать лишь психически больной человек. Но вслух я сказала:
— Да, и это помню.
— Так вот, мы когда домой приехали, то увидели, что у нас разбилось зеркало. И не просто разбилось, а как будто нижняя часть чем-то ровно отрезана.
Я вскинула на «брательника» глаза:
— Надеюсь, вы не подумали, что это мы виноваты? Да и что с того, что зеркало разбилось? Как я понимаю, у вас все замечательно: в общество книголюбов вступили, в очередь на машину встали, телевизоры там всякие цветные покупаете.
— Да, поначалу все хорошо было, — Володька не замечал язвительных слов, или делал вид, что не замечает, — но последние полгода… В общем, Нинка стала путать окончания слов.
Я замерла в ужасе.
— Как это? Неужели правда? — воскликнула Светка.
— Да-да, — подтвердил Володька, видя нашу реакцию. — Например, вместо «надо поехать» она говорит «надо поехала». И ладно бы, один-два раза случайно оговорилась, но нет, у нее это постоянно! И еще она стала жаловаться на дикие головные боли.
— Да как же это? — всплеснула руками Светка и выразительно посмотрела на меня, как бы призывая к сочувствию.
— А я чем могу помочь? — спросила я. — Я не врач, в таких вещах не разбираюсь. Но если есть проблемы со здоровьем, то надо идти к врачу.
— У тебя же была подружка-врач, — напомнил Володька, — вот я и подумал, может, ты с ней договоришься, чтобы она мою Нинку осмотрела.
Какая подружка-врач? Если и была такая у Альбины, то мне-то про это как может быть известно?
— Какая подружка-врач? — так и сказала я Володьке.
— Ну, вроде Лянка или Линка, точно не помню. Странное такое имя.
Я уже две недели живу в теле Альбины, но ни разу не слышала ни про Лянку, ни про Линку. Может, когда-то давно и дружили.
— Ну вообще-то мы с ней давно уже не общаемся, — сказала я.
— Как не общаетесь? — поразился Володька. — Ты же всегда говорила, что за такую, как она, держаться надо! А то мать болеет, врачебная помощь требуется.
Смею лишь предположить, как было дело. Возможно, у этой Лянки или Линки был дурной характер, и Альбина терпела ее выходки из-за матери. Чтобы в случае чего было к кому обратиться. А когда матери не стало, «дружбе» и пришел закономерный конец. Но только мне про это ничего не известно.
— Подожди, — сказала я, — но раз у твоей жены такие проблемы, то почему она не сходит к врачу в поликлинику? Подумать только, полгода жуткие головные боли, ошибки в речи, а вы ничего не предпринимаете?
— Да ходила она к врачу, — признался Володька и нехотя прибавил: — недавно. Только ты же знаешь наши районные поликлиники. Ей сказали ехать в больницу и искать нейрохирурга, у него и консультироваться.
— Ты понимаешь, что с головой не шутят? — моему изумлению не было предела. — Как, впрочем, и с другими частями тела. Почему она обратилась к врачу лишь недавно? Человек полгода болеет, и продолжает сидеть дома. Сразу надо было тревогу бить! Конечно, теперь-то что врачи могут сказать? А, кстати, нейрохирург… чем он занимается?
— У меня соседка, Наташка из восьмой квартиры, в больнице работает, — вспомнила Светка, — по-моему, нейрохирург занимается операциями на мозге.
Офигеть!
— Ну, похоже, у Нинки серьезные проблемы, — резюмировала я, — и вам не подружек-врачей надо искать, а идти в больницу. И чем быстрее, тем лучше.
— Но я хотел через знакомых попробовать, — пробормотал испуганный Володька, — решил связи поднять.
До чего же люди в этом времени привыкли рассчитывать на блат и крепкие связи!
— А что, по связям тоже надо попробовать, — сказала Светка, — давай я поговорю со своей соседкой.
— Давай, — уцепился за мысль Володька.
— Можно сейчас и сходить к Наташке, если она не на смене, — предложила Светка, — а потом ко мне зайдем, хоть чаю выпьем.
Я покосилась на нее — это что, намек на то, что я им даже чаю не предложила? Или надежда опять побегать за Володькой? Пригласить на чашечку чая, а там, глядишь…
— Правильно, идите к Наташке, вдруг чем поможет, — сказала я, вставая, — а мне пора в ателье ехать, время поджимает.
Ателье оказалось огромным двухэтажным зданием из бетона и стекла. Называлось оно весьма претенциозно и, я бы сказала, самонадеянно — «Дом моды». Хотя, откуда мне знать, может, у них тут есть и модели, и показы. На моем направлении значилось, что мне надо на второй этаж, в двадцать девятый кабинет.
Я открыла дверь в кабинет. Здесь было прохладно — вертелись длинные лопасти вентилятора, подвешенного к потолку. Негромко играла музыка из приемника:
«Лучше, чем вчера, лучше, чем вчера, завтра будет лучше, чем вчера», — пел с энтузиазмом высокий мужской голос.
Навстречу мне поднялась со стула совсем молоденькая девчушка, небось, вчера только из швейного ПТУ выпустилась.
— Вам форму подогнать? — спросила она, ознакомившись с моим направлением.
— Нет, мне новую сшить.
— Тогда надо снять мерки.
— Хорошо, снимайте, — разрешила я благосклонно.
Девушка почему-то вспыхнула:
— Поверх одежды мерки будут неточными. Вам надо снять платье и остаться в одной комбинации. Вы не переживайте, я дверь закрою на ключ, никто не войдет.
Она и впрямь повернула ключ в замке. А я уставилась на нее с непониманием:
— Извините, а какую комбинацию вам надо?
— Вы что, — девица смотрела на меня, как на инопланетянку, — не носите комбинацию?
— Может, и ношу, — пожала я плечами, — да объясните хотя бы, что это!
Тут она проворно стянула с себя платье, и я увидела на ней легкую шелковую одежду с кружевами, длиной до колена. Боже мой, я же видела такие штуки в шкафу у Альбины — кремовые, голубые, черные! Но я думала, это что-то типа ночнушки. Никогда бы не додумалась надеть это под платье.
— Комбинация — неотъемлемый элемент нижнего белья, — строго объяснила мне портниха, — представьте, что платье у вас будет из прозрачной или полупрозрачной ткани. Из шифона, к примеру. Тогда без комбинации все будет просвечиваться!
— Ну да, ну да, — озадаченно пробормотала я. — Так ее только под прозрачное платье следует надевать?
— Под любое, — заявила девушка тоном, не терпящим никаких возражений.
И что мне теперь делать, раз нет комбинации? Я расстроилась. Неужели зря сюда ехала через весь город? И как я только две недели проходила без этой чертовой комбинации, и ничего страшного со мной не случилось?
А кстати! Меня аж в жар бросило. Такая штука была на мне в самый первый день попадания, под тем самым колхозным ситцевым платьем! Но я от расстройства даже не задумалась, для чего это было надето.
Девушка бросила на меня жалостливый взгляд:
— Ладно, сниму мерки и так, только платье снимите. Но на примерку чтобы обязательно приехали в комбинации. Тогда форма будет сидеть идеально.
— Хорошо, — облегченно перевела я дух.
Она повязала мне на талию шнурок и принялась последовательно измерять все части тела, попутно записывая их значения в специальную тетрадь.
— Если хотите, могу вам шить повседневную одежду, — предложила девушка во время процедуры.
— Хочу, — ответила я, вспомнив, что ткани продаются в огромном количестве без всяких очередей. И выбор хороший. Можно таким способом спокойно решить проблему пополнения гардероба.
— Меня Инна зовут.
— Очень приятно, меня Альбина. А в какое время лучше к вам приезжать для заказа и примерки?
— А вы мне сначала звоните, я телефон запишу. Всегда договоримся.
— Спасибо. А как быть с тканью — самой выбрать и сюда привезти?
— Нет, сначала мне позвоните и скажите, что именно хотите сшить, — наставительно ответила Инна. — Я вам скажу, какую ткань купить и сколько.
Как замечательно! Надо же, обзавелась портнихой!
Я бережно спрятала в сумочку бумажку с номером Инны.
В половине восьмого вечера я уже была на рабочем месте в кассе станции Угольная. Оказалось, что здесь у каждого кассира был свой график работы. И получалось так, что все трое сидели у своих окошечек лишь в дневное время, когда больше всего пассажиров. Рано утром и поздно вечером было открыто лишь одно окошечко.
Не зная этого, я поначалу задавалась вопросом: а как же мы втроем будем здесь ночевать, если диван для отдыха всего один? Но вскоре я поняла ритм работы этой кассы, и все вопросы отпали. С девяти вечера и до восьми утра я буду здесь одна.
В это дежурство меня насмешил один взъерошенный пассажир. Кто уж его обидел, не знаю. Но он подошел к кассе, положил мелочь на лоток и молча стоял.
— Что вы хотели? — спросила я его.
— Билет! — с вызовом ответил он.
— Понятно, что билет. А до какой станции вам?
— Ну, разве непонятно, до какой станции, если я даю тридцать копеек!
— За тридцать копеек можно уехать в город, а можно совсем в другую сторону, — резонно возразила я.
— В город, конечно, — нетерпеливо ответил он.
Теперь мне даже нравилось работать в ночь. Романтика! После десяти вечера народу почти нет, зато постоянно идут проходящие поезда. Их объявляют по громкой связи, они громыхают по рельсам, фонари и семафоры освещают им путь. Какие, должно быть, счастливые пассажиры в этих поездах. Они едут вперед, к неизведанному, размышляют под стук колес о чем-то своем.
Скоро и мы так поедем. Я буду лежать с книжкой на нижней полке, покачиваясь, как на волнах, и представлять необыкновенную встречу с Москвой. В своей прежней жизни мне, конечно, доводилось там бывать. Но то была Москва современная. А тут я увижу Москву восьмидесятых годов! Аж дух захватывало от счастья!
Почти всю ночь на станции шумела жизнь. Оформление товарных составов, разгрузка и составление вагонов. От фонарей и прожекторов было светло, почти как днем. Дежурный по станции, казалось, не спал никогда.
А я, когда уходила последняя электричка, немного читала — журналов и здесь было в достатке. Потом открывала ящик дивана, доставала свежее белье и готовилась ко сну. Кстати, белье действительно всегда было свежее. А кто его приносит, кто меняет — то меня не касалось совершенно. Благодать!