Съехать вниз изящно и бесшумно, как получилось тогда, в ночь неудавшегося побега самонадеянной Бильер, не вышло.
Лестница, на сей раз мокрая от крапающего дождя из верной союзницы превратилась в помощницу паскудницы Эмелины. Не желая удерживать на себе пылающего праведным гневом новобрачного слишком долго, дрогнув и скрипнув под его сведенными напряжением пальцами, выбросила ненужную ей тяжесть в мокрую траву.
Однако же, несмотря на неудачное приземление, Диньеру удалось сразу же встать на ноги, ободрав правда, себе ладони и ощутимо ушибив бедро.
— Сука! — рявкнул он, появляясь из влажной мглы прямо позади женушки, всхлипывающей и чирикающей ласковые речи, адресованные сведшему брови ниточкой и надувшему губы любовнику — Шлюха! Рвань, дешевка…
Обернувшаяся Эмелина, охнув, попятилась, раскинув руки. Желая, видимо, закрыть собой разлюбезного страдашку. Страдашка же, забегав глазами и заметавшись, явно собрался дать деру, поняв, что спасать теперь нужно не погибающую любовь, а целостность собственной шкуры.
— А ты, — оскалился рогоносец, объятый яростью — Погоди…
Каким — то одним, молниеносным движением отбросив в сторону завизжавшую аки поросенок под острым ножом, супругу, погнался за потерявшим было самообладание похитителем своей (а как же!) собственности.
В несколько прыжков догнав парнишку и повалив в траву, тут же припечатал согнутым коленом тому в грудь, пудовым же кулаком в глаз, а следом и в скулу.
— Обсосок сучий! — заревел зверем, не выпуская крутящегося по траве любовника жены — Так там ты был! Тогда, на дороге… Ты, сука? Сбежать решили?
Несколько раз ещё добавив Ригзу по ребрам и в челюсть, взревнул снова:
— Было что у вас? Говори! Убью…
— Было! — поднявшись на локтях, плюнул кровью Тинджер — Всё… б… было! Она моя! Эмми… МОЯ!
Несмотря на юные годы, субтильное сложение и полученные раны, отпрыск Ригзов оказался невероятно крепким. В этом не было ничего удивительного. Любого мага, даже молодого, непросто убить или нанести ощутимый вред несколькими ударами кулаков. И этот парнишка — провинциал не был исключением.
Кривя оба глаза, подплывшие кровью, Тин, всё же извернувшись, вдавил одновременно кулак в бок противника, а согнутое колено — в скользкий от грязи и дождя, обнаженный его живот.
— Ты НИКОГДА не будешь у неё первым, старикашка! — хохотнул юноша стремительно распухающими губами — Хоть усрись, а не… будешь… старая жопа!
Разум Ланнфеля застлала пелена, мозги закипели ключом, как вода в старом котле, вот — вот грозящая, прорвав изношенные стенки, выплеснуться наружу.
— Целуй мой след, Погорелец, — несколько раз харкнув кровавой слюной, юный маг подобрался, готовясь дать отпор хрипящему от ярости рогоносцу — Позорник!
Тут же в руку вольника, мертвой хваткой сомкнувшуюся на горле Тинджера, впилась дико и непрерывно визжащая Эмелина. Видно, визжала льерда Ланнфель уже давно, этим визгом и успев призвать помощь.
Сейчас на другой руке Диньера, занесенной для окончательного, а может быть даже и последнего, смертельного удара, повис не кто иной, как сам Глава Семейства. Поперек талии молодой супруг был перехвачен крепким объятием незнакомого, рослого, бородатого мужчины.
— Тш, льерд Ланнфель, — «чухнул» незнакомец в ухо несостоявшемуся убийце потомка Рода Ригзов — Тш!
Коротко и тихо добавив несколько непонятных слов таким же, «шипящим» тоном, не отпуская талию Диньера, рывком поднял того с распластанного тела поверженного бытового мага.
Развернув, пристально посмотрел вольнику в глаза:
— Успокоились? Мда… В себе… Он в себе, льерд Бильер. Утрясите тут всё… Я скажу Кортрену, чтоб заменил вас ненадолго. Гости съезжаются!
Наклонившись, помог подняться побитому парнишке, проговорив:
— Льерд Ригз, пойдемте со мной. Приведу вас в порядок. Осмотрю ваши раны и, думаю, сумею их быстро залечить…
Уважаемый папаша был явно озадачен и разозлен произошедшим.
Бросив смурной взгляд на дочь, сухо бросил ей:
— Быстро одеваться! Чтоб во мгновение ока была готова. Потом поговорю с тобой. Сейчас же живо по черному ходу в дом, не дай Боги попадешься кому из гостей на глаза в таком виде… Дрянь!
К истерично всхлипывающей, угвазданной в грязи новобрачной тут же, откуда — то сбоку подскочила та самая жопастая Кристи. Расторопная прислуга при этом не упустила возможности огладить крепкий стан медленно приходящего в себя Ланнфеля жарким, явственно влюбленным взглядом.
— Идемте, льерда, — проворковала она, уводя Эмелину к дому и несколько раз обернувшись на вольника — Какой… Ух, какой…
Молодой муж следил за всеми действиями набежавших «помогальщиков» словно сквозь мокрую вату или треснутое стекло.
Голова драчуна медленно остывала, сбежавший разум покорно возвращался в черепную коробку, подобно игрушечной, деревянной лодочке на веревке, повинующейся руке ребенка.
— Ох, Диньер, сынок, — стонал папаша Бильер, ведя зятя по черному ходу — Сейчас вымоешься, переоденешься! Успокоишься. Отчего драка — то случилась? Хотя что я, глупец, спрашиваю… Ясно и дураку, в чём причина скандала! Эмелина с Тинджером любезничала? Так? Но, я тебя уверя…
— Заткни хлеборезку, — глухо рыкнул Ланнфель, следуя за тестем — Простофилю во мне увидел. На порванной женил. Молодец, ничего не скажешь! Провернул дельце… Ну и куда мне теперь девать твою доченьку? Разводы у льердов уже несколько лет как запрещены.
Резко остановившись, хозяин дома обернулся к вольнику:
— Да с чего ты взял — то? С какого перепугу Эмми… порченая? Кто тебе такого натрепал?
— Как кто? — погано оскалился тот — Этот ваш, «друг Семьи». И у меня были все причины ему поверить.
Бильер нахмурился:
— Так Ригз, выходит, сам надергался… Из за этого подрались?
Получив утвердительный кивок, поджал губы.
— Ты подожди, — произнёс тихо и вкрадчиво — Не пори горячку. Иди мойся, сейчас служку пришлю, чтоб помог. Как соберешься, зайдешь ко мне в кибинет. Быстренько объясню, что нам с тобой стоит сделать. В убытке не будешь. Отвечаю.
…Неизвестно, о чём родственники беседовали в «кибинете» папаши Бильера, куда привел служка намытого до скрипа, разодетого в праздничный наряд Ланнфеля, а только…
Когда законный супруг наконец — то появился в парадной зале, начищенной, украшенной шелковыми, бело розовыми цветами и лентами, полной шумных гостей и ароматов вкусных блюд, лицо его сияло ярче, чем натертая утварь, коей были уставлены громадные столы.
— Мне от тебя одна выгода, дорогая, — присвистнул он, улыбаясь сквозь зубы и опускаясь рядом с притихшей Эмелиной на обитую плотной, золоченной тканью скамью — И так выгодно, и этак. Так что… долгой нам совместной жизни, любимая!
И, подняв чашу, полную пахучего, крепкого, ягодного настоя, пристально посмотрел прямо в подкрашенные, но всё ещё припухшие от слёз глаза ровно одеревеневшей супруги.
Темными, любопытными, холодными глазами неведомой Твари. Илистого дна, омута. Глубокого, зеленого цвета…