Сделав «большие глаза», льерда Ланнфель погрозила кулаком пустоте.
Потом, помахав руками у себя над головой и отрывисто «ойкнув», велела супругу:
— Так, Диньер. Сейчас пойди, и скажи Анелле, чтоб, не дай Боги, не выходила пока из комнаты. Так и скажи, едет мой папаша, а его надо сперва подготовить. Думаю, что он останется ночевать, чтоб вечером не мотаться ему туда — сюда. Уговори мамашу! Я ему сама всё расскажу, а потом пусть уж она появится.
Вольник скривился, давя в горле уже рождающийся там смех:
— Она выйдет… а вот тут добряга Бильер и обделается! Эмми, ведь он сразу поймет, что она не совсем… живая.
— Поймет, разумеется, — Эмелина поджала губы — Он же маг. Так я к чему и веду, что надо бы сперва рассказать… Позже хотела папеньку в это посвятить, ну да ладно… Что будет, то будет. Всё, иди. Давай, Приезжий, давай. И хватит гоготать. Ничего смешного, милый, не происходит.
Проводив недовольным взглядом непонятно чему развеселившегося мужа, льерда неодобрительно покачала головой:
— И вот ведь сделает вновь всё не как надо…
Тут же, подобрав юбки и повернувшись на каблуках, побежала по лестнице вниз, прыгая сразу через две ступеньки и надрывно при этом заливаясь:
— Кора! Тина! К вечеру у нас гость ожидается! Поторопиться бы…
Если говорить начистоту, то тёплым, радушным приёмом Эмелина Ланнфель желала если и не усыпить, то хотя бы заставить слегка задремать папашину бдительность.
И, надо отметить, у неё это получилось. Ну… почти.
Итак, сноровисто приготовив всё потребное для приема гостя, льерда Ланнфель устроилась у окна во втором этаже, оттуда хорошо видно было подъездную дорогу.
Едва только заметив знакомый, тяжеловесный, старомодный экипаж, магичка похлопала себя по щекам, нагоняя на лицо сочный, жизнерадостный румянец.
— Ну и как? — вопросила она заглянувшего в комнату супруга — Сказал?
— Агашеньки, — использовав любимое супругой слово в насмешливом ключе, хмыкнул тот — Агашеньки, Серебрянка! Анелла поклялась, что не предстанет пред чужие взгляды до определенного срока…
— И кем же определенного? — льерда Ланнфель сложила губы в вежливой, «дежурной» улыбке — Уж не ею ли самой? Ух, чую, влетит нам от папеньки. Ладно. Пойдем, миленький.
Супруги спустились вниз как раз в тот момент, когда прибывший льерд Бильер шагнул в гостеприимно распахнутую перед ним дверь.
— Папашенька! — заверещала Эмелина, сбегая по лестнице и кидаясь в объятия родителя — Оюшки, как мы рады! Проходи, проходи, всё давно уж готово. Ждем тебя, родненький! Так рады, так рады…
Намеренно используя обращение «ты» и помня о том, что именно это «тыканье» несколько расслабляет отца, Хитроумная Ланнфель решила себя этим немного подстраховать. Обычное «вы, папаша» для этого не годилось.
— Так рады, — проворчал тот, принимая ласку дочери и похлопывая родное дитятко по узкой спине — Так рады, что по приезду не отметились. Или что, Эмми? Мужем заслонилась, о родительском доме забылась? Понятно, не нужен стал папенька, теперь другие заботы есть… Диньер, здравствуй, сынок!
Отечески обласкав и Ланнфеля, Бильер наконец — то разоблачился. Скинув тяжелый, опушенный мехом плащ на руки Коре, стянул и шапку.
Отряхнув от снега, также протянул горничной:
— Просушите одежду получше, над печью. Снегопад зарядил, пока до крыльца шел, весь облип, аки комок снежный. Но это и хорошо! Пастбища и огороды водой напитаются, всё поменьше сухостоя весной… Ну, так и как съездили? Рассказывайте, дети. Как там в округе? В городах? Где побывали?
Взяв отца под руку, льерда Ланнфель округлила глаза, этим умоляя супруга хотя бы теперь быть посерьезнее.
— Отлично съездили, — ответил Диньер — До Ракуэна прокатились. Я ведь там учился, отец. Ну, и пожелалось, так сказать, по забытым местам…
Торопливо покивав, Эмелина принялась заливать в уши родителю приготовленную заранее ложь. Тот слушал молча, степенно, слегка прикрыв тяжелыми веками глаза…
— Ой, папашенька! — прижавшись к плечу Бильера, пропела льерда Ланнфель, уже радуясь, что всё, вроде бы, проходит спокойно — Пойдемте все за стол. А ещё мы подарки привезли и тебе, и братьям! Надо бы посмотреть. Волнуюсь, что не понравится…
— Вот за это спасибо, дочь, — ответил папаша Бильер — Что помнила о нас, очень приятно. А вот теперь скажите — ка мне, дети мои…
Сведя брови и прищурившись, выдохнул почти шепотом:
— Никого и ничего больше не прихватили из путешествия? М? Чужое присутствие ощущаю в вашем доме… И, если уж быть честным, не только здесь, а и до самого моего поместья докатилось беспокойство… Дорогой никого не… зацепили?
Супруги коротко переглянулись.
— О чём вы, отец? — равнодушно спросил умевший быстро брать себя в руки, вольник — Как это «зацепили»?
— А так, — Бильер тяжело сжал руку дочери — Ракуэн гадкое место… Дороги к нему от Сарта — Фрет, да и обратно… Озолоти меня, и тогда не поеду по ним… Ладно уж. Идемте, поужинаем. Каких диковин накупили, покажешь, Эмми.
…Но, как только льерда Ланнфель, мысленно сделав глубокое «ффффух!», принялась вновь беззаботно стрекотать, взяв под руки отца и супруга, со стороны лестницы послышался шелест.
Легкий, зловеще отдающий ароматами духов, теплых пряностей и… сухой, мертвой земли.
Эмелина, тихо хныкнув, свела лопатки и выпрямилась так, будто ей только что прошлись крепким, кожаным кнутом вдоль спины.
— Доброго вечера, — промурлыкал тот «кнут» — Льерд Бильер, если я не ошибаюсь? Ммм… Не желаете поздороваться? Знаете, это просто верх неприличия, уходить вот так, повернувшись к даме спиной…