Жена для отщепенца, или Измены не будет (СИ)

Глава 5

В небольшом зале, где будущие супруги оказались, проследовав за Бильером и Кортреном, был накрыт стол.

Беглого взгляда было достаточно, чтобы отметить простые, но сытные блюда, незатейливые приборы, аккуратно выставленные на простую, но сытную… кхм. Домотканую скатерть, по виду деревенского холста, либо шиврских нитей

Шивр — материал грубый, плотный, силы катка не хватит, дабы привести его в надлежащий вид! Однако же этот, устилающий стол кусок ткани, мало того, что выбелен был до боли в глазах, так ещё странно, но не выглядел смятым, как бывает обычно с шиврскими или прочими подобными материалами.

Хотя… было б чему удивляться?

Бильеры — бытовые маги. Что им стоит придать приличный вид какой — то скатерти? Дунул, плюнул, щелкнул пальцами… Ну, или что они делают в таких случаях? Шепчут заклинания? Потирают ладонь о ладонь?

Да и не суть важно! Важно то, что отчистить закопченный, угвазданый жиром горшок или вот, к примеру, откатать шиврский холст им по силам, просто подумав об этом.

«На кой Бильеру вообще прислужки? — бегло подумал Ланнфель, созерцая убранство стола. Внезапно взгрустнулось вольнику оттого, что давненько он не жрал, как полагается, вот так чистенько, со скатертями и расписными, глиняными чашками — Шир, пыр, и всё готово. И платить никому не надо! Вся домовая челядь здесь так… стариково самомнение тешить, не иначе.»

Кивнув отодвинувшему стулья слуге, носатому и долговязому, Бильер предложил дочери и гостю:

— Присаживайтесь, дети! Не скромничай, Диньер. У нас всё по — простецки. Посидим, вкусим прекрасной пищи, да обсудим наши дела…

Очень надо было скромничать бывшему узнику, соскучившемуся по приличной трапезе, да за приличным столом!

Кого тут смущаться, Бильера? Так старикан сам вперед всех навалился на изрядную порцию жаренного мяса, ароматного, пересыпанного мелко наструганной зеленью и горьким перцем!

Или, может быть, стесняться невестушку, всё ещё багровеющую щеками не то от злости, не то от укушенной за задницу собственной гордыни?

— Так вот, Диньер, — сытно отдыхивая, щуря глаза и не обращая никакого внимания на надувшую щеки дочь, начал хозяин дома — Что я предлагаю. Раз вы с Эмелиной так быстро поладили, что меня очень радует, конечно… так и оставайся пока здесь, дорогой сынок. Комнат в моем доме предостаточно, какой прок болтаться по гостевым дворам? Только средства тратить, мда… На приведение имения Ланнфель в порядок уйдёт время. Сам понимаешь, парой дней и даже недель там не обойтись. Тебе надо будет найти артель, договориться с работягами, и прочее. Кортрен в этом поможет, расходы же я возьму на себя. Живи здесь пока, до самой свадьбы. Которая, к слову, состоится очень скоро.

Упоминание о скором бракосочетании вполне удовлетворило Ланнфеля.

А вот юная невеста же попыталась взвиться, вновь расфыркавшись и расшипевшись:

— Я, папаша, — начала, сменив цвет лица со рубинового на снежный и сжав кулаки — Я вам говорила же! Вы ровно как не слышите…

По напрягшимся желвакам на круглом, нечисто выбритом лице Бильера, вольник безошибочно прочувствовал, что именно хотелось бы сейчас сделать почтенному хозяину.

Сжав кулак, треснуть изо всех сил по кипенно — белому холсту, вот что. Да так, чтоб соусник, подпрыгнув, излил бы пахучее содержимое, осквернив сверкающую, почти девственную чистоту скатерти.

Или еще лучше — влепить бы зарвавшейся доченьке хорошую такую оплеуху. Чтоб знала наглючка своё место!

Хм, это когда же бабы так разболтались? Что произошло в округах Призона, да и во всём Гран — Талле, пока он, Ланнфель, давил боками вшивые топчаны гостеприимного Каземата? Раньше, голову дал бы наш вольник на отсечение, а не было такого.

Или, может быть, просто баб таких не было?

«Сердечно сочувствую, — подумал, встретившись с сердитым взглядом будущего тестя — Ничего, Бильер. Ты нас только благослови и денег дай… Доченькой твоей я сам займусь. Сдается мне, под силу будет выбить из змеищи и строптивость, и родовую астсоновскую дурь.»

Стоявший всё это время за спиной хозяина поверенный покачал головой. Склонившись было к Бильеру, разогнулся тут же, получив от того упреждающий жест, отмашку рукой.

— Помолчи, Эмми, — тон голоса сдержавшегося таки старика был ровным, хотя заросшие светлой бородой щеки багровели — Всё обговорено ранее. Твоё слово здесь, ровно опоздавший в очереди. То бишь последнее. Поженитесь. Поживете здесь, пока поместье Ланнфель не отладят. А там и с глаз моих долой… Ты, моя дорогая, не шарф и не платок. На шее моей не место тебе. Я сказал.

Эта недлинная тирада невесту разозлила окончательно.

Попытавшись выскочить из за стола, строптивица тут же была возвращена на место каменным взглядом отца и тяжелой рукой жениха.

— Сидеть, — глухо бухнул Ланнфель, не больно, но ощутимо оскорбительно сдавив тонкое девичье запястье — Благодарю, льерд Бильер. Принимая ваше покровительство, я… буду должен.

— Ни в коем случае, — старик протестующе поднял обе руки, тут же опустив их — Сынок… Даже и не смей.

Вздохнув, охватил бокал с вином толстыми, короткими пальцами, сбивчиво, с придыханием, продолжил:

— Мы с Ланнфелем — Старшим мало того, что дружили. Мы были почти как братья! Просто ты, Диньер, рано покинув родной дом, не мог знать о том, насколько мы сблизились, когда он остался один… Дишен сильно переживал из за твоего отъезда! Ну, а неприятность, которая с тобой случилась, вообще сбила его с ног. И я, только я виноват, что, называясь другом твоего родителя, не смог оказать ему должного внимания и поддержки. За это вини меня, если хочешь. Пока же прошу принять мою помощь и расположение. Войди в семью, и позволь мне хоть как — то оправдаться. Перед старым другом и памятью о нем. Перед тобой. Перед покойной матерью Эмелины, которая взяла с меня слово, что я не брошу дочь на произвол Судьбы… И перед Богами, если уж на то пошло. Лет мне уже довольно много, мой мальчик. Скоро придет срок отбыть за Черту… Неохота предстать пред Гранталльским Кругом с мешком мусора за плечами.

— Дело прошлое, — уклончиво ответил вольник, насильно переплетая свои пальцы с тонкими, прохладными пальцами невесты, дышащей загнанной лошадью — Ещё раз благодарю. Обещаю в свою очередь, что надолго мы с Эмелиной не стесним вас. На поиски артели я думаю отправиться завтра же. Либо даже сегодня. Если разумеется, уважаемый льерд Кортрен меня сопроводит.

Поверенный затряс башкой так, что Ланнфель обеспокоился всерьез за целостность шеи служки.

Однако же хозяин дома решил иначе:

— Это подождет. Никакому делу не пойдет впрок, если начать решать его второпях. Потрать сегодняшний день на обустройство здесь, сынок. После всех злоключений тебе надо прийти в себя, я думаю. И ничего, поверь мне, не лечит душу лучше, чем отдых и домашний уют. Договорились?

Конечно же, договорились.

Ещё бы нет. Надо было быть дураком, чтоб отказаться от столь сахарных предложений.

Уютная, небольшая комната на втором этаже, тихая и чистенькая, радовала глаз.

Прогулка по аккуратненькому саду в сопровождении льерда Бильера и обозрение владений будущего тестя также пошли на пользу Уже — Почти — Родственнику.

— Думал расширяться, — рассказывал старик, то и дело поправляя спадавший с плеч плащ — Сад маловат, и парк немного запущен. Да и хлебных поля у меня всего два. С них хорошей торговли не наладишь. Ну вот, мыслил я прикупить кое что из ничейных угодий. Те земли Призону принадлежат, там у меня связи есть, можно было б договориться… А тут кризис, и город земли поприжал. Невыгодно им, видишь ли, пока продавать за бесценок! Их законники считают, что упадок долго не продлится, город и округа из кризиса выйдут, тут можно будет цены поднять, да и разгуляться. Идиоты. Земля пока «пустая» стоит, обедняется. Кому потом будут нужны иссосанные травой поля? Их насытить да удобрить встанет дороже… Идиоты недальновидные…

Так, в суете, приятных хлопотах и обсуждениях прошёл день.

Завершившись мягким вечерним светом и вкусным ужином, пообещал он спокойствие и тихую ночь, по осеннему прохладную и свежую ровно юная невеста на брачном ложе.

Но — на всё оказалась Воля Богов! Именно той самой невесте суждено было взбаламутить покой и негу прошедшего дня.

…Диньеру не спалось, хотя чистая, мягкая постель ласкала тело, не идя ни в какие сравнения с жесткими подстилками Каземата.

Несмотря на все уверения будущего тестя, нутряным, звериным каким — то чутьём чувствовал подвох наш вольник.

С чего бы Бильеру так о нём заботиться, так печься? Нет. Все объяснения папаши не вызывали подозрений, и кусочки витража идеально подходили друг другу, красиво складываясь в цельную картинку. Но всё же…

Что — то изнутри грызло, не давая покоя. Вот чуял Диньер Ланнфель, что за чудесным витражом, искусно расписанным травками да цветочками, есть ещё один, погрязнее и пострашнее. Но и поинтереснее!

…Ланнфель перевернулся с боку на спину. Закинув руки за голову, стал смотреть в потолок.

Ужасно захотелось курить. Помня и уважая просьбу своего покровителя не курить в комнатах, поднялся с постели. Ему и самому — то не хотелось осквернять табачищем чистенькие, намытые апартаменты.

Отбросив плотную штору, вольник вышел на округлый балкончик, откуда открывался прекрасный вид на сад и дорожку к «черным», запасным воротам.

Молодая, ещё только начавшаяся ночь выдалась светлой. Видел же Ланнфель даже в темноте отлично, так что ему не составило труда опознать движущуюся к «черному» выходу маленькую, девичью фигурку, закутанную в легкий плащ…

— Ах ты, стерва! — выдохнул вольник тихо и зло, одновременно терзаемый праведным гневом и радостным предвкушением близкой погони — Ну, льерда Бильер… беги быстрее… давай…

Крепко уперевшись отчего — то внезапно раскалившимися ладонями в широкие, каменные перила, с легкостью перекинул через них крупное, но пластичное, тренированное тело.

Вмиг оказавшись на узкой, запасной лестнице, тянущейся рядом с балконом, переливающимся мышцами змеем сполз в сад по холодному, слегка шершавому железу.

…И вот теперь хищник следовал за ничего ещё не подозревающей жертвой.

Мягко и быстро крадучись по короткостриженной, влажной, прохладной траве, выдыхая гарь ярости и вдыхая аромат ночи.

Хорошо видя уже добычу, положившую руку на прутья калитки, и светло пепельные волосы, струящиеся из под свалившегося на худенькие плечи капюшона.

Судя по тому, как напряженно и взволнованно вероломная невестушка принялась вглядываться вдаль, Диньер тут же уверился, кого она тут поджидает!

— Любовничка ждёшь, сучка? — горячо выдохнул в маленькое ушко, передавив уже раскаленным объятием стройную, крепкую талию — Убью… Удушу, Эмелина…