Жена для отщепенца, или Измены не будет (СИ)

Глава 31

После пробуждения Ланнфель почувствовал себя гораздо лучше.

Исчез гул в ушах. Тело больше не ломило. А тяжелый, словно из мокрых тряпок ком, поселившийся было в голове, невесомо улетучился, уступив место безмятежной, спокойной пустоте. Когда только проснулся, иногда так и бывает — пустое тело, пустая голова… Легкость, тишина и легкая, нежная леность…

Теперь льерд очень благодарен был жене, которая всё же уговорила его поспать. Иногда всё же нужно слушать Эмелину. Во всяких бытовых, приземленных вопросах льерда Ланнфель гораздо более преуспела, чем он сам.

Наскоро умывшись, и сменив мятую одежду на свежую, Ланнфель спустился вниз, почему — то остро желая видеть супругу. Странно, но чем больше проводили они вместе времени, чем дольше жили, чем чаще приходилось им делить становящиеся совместными радости, заботы и горести, тем дольше становились разговоры, и тем острее становилось то самое желание — видеть её. Просто видеть. И ничего, кроме этого.

Обнаружив пустыми холл и столовую, заглянул в кухню, услышав голоса оттуда.

Там, в сверкающей, слегка пахнущей чистоте, на высоком стуле сидела Кора, приглушенным и нудным тоном объясняя что — то худой, долговязой девице с умным, некрасивым лицом.

— Льерд! — завидев в дверях Хозяина, прислуга сорвалась с места — Знакомьтесь, это Тина. Льерда говорила вам о ней? Наша новая работница.

— Разумеется, — кивнул Диньер — Оставайтесь, Тина. Будем рады… Работы здесь пока немного, но есть. Жалование обговорите с Хозяйкой, если ещё не сделали этого.

Девушка, сразу произведшая хорошее впечатление, кивнула, подтвердив, что всё уже решено, обговорено и уже сейчас она готова приступить к работе.

— Отлично, — сказал Ланнфель — А вы, Кора, рановато поднялись. Всё же удар головой, это не шутки.

— Сущие пустяки, — ответствовала та, коротко отмахнувшись — Я сама виновата. Стоило смотреть под ноги и не спотыкаться на скользком полу. Расходы за услуги целителя, льерд Ланнфель, вычтите из моего жалования. Я всё понимаю, и не хочу быть вам в тягость.

Диньер, конечно, покивал серьезно аки послушный теленок. Про себя же однозначно решив, что от нескольких паршивых злоток не убудет ни у него, ни у Эмми. Ни у этого Дома. Ещё у дурака — стражника он забрал бы пару монет, но у бабы, вынужденной мыть полы и драить посуду, чтоб выжить… просто нет. Ничего. Эту разницу Кора уже отработала с лихвой. Хотя бы тем, что в любой момент может поставить на место не умеющую держать себя в руках Серебрянку…

Также, пообещав себе, забить досками двери злополучной купальни до выяснения всех обстоятельств, льерд отправился на поиски благоверной дальше.

Долго разыскивать супругу не пришлось.

Эмелина оказалась в библиотеке. Свернувшись в глубоком кресле и поджав под себя ноги, льерда сосредоточенно смотрела в раскрытую книгу, лежащую на коленях.

Надо сказать, что библиотека, носившая это гордое название, пока что была просто комнатой, небольшой и светлой. С беленными, каменными стенами, узким окном, прикрытым широкой, светлой шторой и двумя полупустыми шкафами, стоящими друг напротив друга.

По памяти Диньера, прежде, ещё при жизни отца, Ланнфеля — Старшего, литературы в доме было немного. Дишен любителем печатного слова не являлся, имея под рукой разве что пару томов «Свода Законов и Правил» да «Гран — Талльских Историй», двух или трех замызганных, ветхих книг с засаленными, темными листами, покрытыми то ли жирными пятнами, то ли ещё какой — то гадостной дрянью.

Сам Диньер, всю рукописную и печатную науку освоив в Призонской Школе и Ракуэнской Академии, больше к этому тошнотворному делу — чтению, не прикасался.

Поэтому о наполнении шкафов библиотеки поместья «кораблями мудрости» особо не и заботился.

Немного книжек всё же появилось тут с приездом Эмелины. В основном, по швейному и кулинарному делу, купленных супругами в бумажной лавке Призона во время деловых и увеселительных поездок. Также имелась здесь и большая, фамильная книга Астсонов по домоводству, доставшаяся льерде Ланнфель в наследство от матери. Непонятно как затесался меж ними пухлый том руководства по выкладке печей и каминов. Несколько словарей и учебников, привезенных Корой. И немного дешевых, любовных романчиков в ярких обложках, украшенных аляписто намазанными на них бантиками, бабочками и цветами.

Один из них Ланнфель даже прочел, через слово скабрезничая, плюясь и хохоча. Окончив же, наконец, мучить себя приторной мутью о двух всё никак не могущих воссоединиться любящих сердцах, отшвырнул прочь поганенькую книжонку.

— Харчок на постном масле, а не рассказка, — объявил он тогда супруге — Всю дорогу друг другу мозги клевали, а в конце умерли. Бред собачий.

Льерда же Ланнфель в ответ на эту критическую рецензию пожала плечами, предложив супругу «написать лучше». Добавив, что Приезжий сам — то пока не написал ничего, кроме непристойностей на стенах нужника, либо ученических столах.

— Пока учителя твои трудились, ты сидел да расписывал бумаги невесть чем! Умничаешь тут…

— Пф! Сама — то… Светоч науки. Гордость Пансиона Для Чистоплюек, Великолепная Бильер…

Словом, любителями чтения никто из них не был, вот поэтому — то сейчас неожиданно льерду Ланнфелю было наблюдать супругу свою, уткнувшуюся в книгу, подобно прилежной пансионерке — отличнице.

— Я тебя видеть не могу, — голос Эмелины странно хрипел и дрожал — Мы же сколько раз договаривались не врать, Диньер… А ты… Ну вот как ты мог⁈

— Да что такое? — вольник попытался развернуть жену к себе — Что опять произошло?

Коротко всхлипнув, льерда, вырвавшись, бросила на низкий столик злосчастное, скомканное письмо.

— Кто она? — злые всхлипы рвались из горла Эмелины, перемешиваясь с рыданиями и тяжелыми, рваными вздохами — Какое «будущее» там ещё… С ней, да? И какое там… Давно у вас началось? Ну! Что молчишь? Давай, рассказывай, Приезжий! Кто такая эта дрянь? Давно ты с ней крутишь, а? ОТВЕЧАЙ, Я ТЕБЕ СКАЗАЛА!

Да твою же… мать!

Ну, письмо. Понятно, что придется объяснять о предстоящем визите в Ракуэн. Да он, Ланнфель, и объяснил бы! Всё равно рассказал бы супруге про свой скорый отъезд. Это да.

Только вот… что сейчас плетет Эмми? Что она имеет ввиду?

— Серебрянка, — начал очень осторожно и вкрадчиво — Это письмо от Саццифира, в ответ на твоё послание. Его сегодня доставил гонец. Я бы тебе и так рассказал… После праздников оставлю тебя у папаши, да и съезжу. Сам, по быстрому. Зачем тебе мотаться? Далеко это, да и… ну просто, зачем?

Потерявшая терпение льерда Ланнфель сорвалась с места.

Размахивая руками и истошно вереща, принялась выкладывать мужу свои догадки, перемежая их слезами, обвинениями и угрозами.

— Так вот что, дорогой мой Приезжий! Ничего она не получит, ясно? Может, там у вас и любовь была до самого потолка, а может, и дитя имеется… Однако, тебя я НЕ ОТДАМ! Ясно? Тебе понятно? Сбежишь, поеду за тобой следом. Разыщу и прибью, аки клопа. И ей, тварюшке этой, волосы повыдергаю! Ты мне НЕ ИЗМЕНИШЬ! Понял?

С трудом вычленив из сумбурного потока истерических воплей смысл, Ланнфель внезапно… расхохотался.

Заставив супругу ненадолго оторопеть от этого смеха, шагнул к ней. Сдавив в объятиях трясущееся, всхлипывающее, вырывающееся тело, крепко прижал к себе жену.

— Ох, Серебрянка, — жарко прошипел в пушистую макушку, ощущая странное торжество и какую — то внутреннюю удовлетворенность — Ты ерунду придумала. Нет у меня никого, Эмми. Нет, дорогая моя. И не будет. Никогда. Это я уж точно знаю. Слышишь? Не плачь, нельзя тебе так… волноваться. Эмелина! Я кому говорю?

Не в силах вывернуться из тяжелого кольца рук, льерда что — то пробурчала в грудь супруга.

— Выпущу, когда успокоишься, — без особого труда поняв её, шипением ответил, плавя изумруды своих глаз иномирной, болотной жижей — Успокоишшшься… Придешь в себя. Пообещаешь, ну… хотя бы не вопить на весь дом.

Обдав всё тело льерды тем самым, пряным жаром, сильнее сомкнул кольцо рук, обнаженных до локтей, и уже покрывшихся уверенными, зелеными пластинами тугой чешуи.

— Ревнуешь! — подытожил почему — то радостно — Мне нравится. Мне всегда это очень нравится, Эмелина Ланнфель…

Чувствуя становящийся вязким воздух, уже начавший забивать горло и грудь, Эмелина резко рванулась прочь из опасно сдавившего её кольца.

Тщетно. ТЩЕТНО…

— Ладно, — полузадушенно, примиряюще запиликала она, стараясь придать голосу ласковый оттенок — Ну же, Диньер! Ну, хорошо. Если там у тебя никого нет, тогда зачем же ты хотел ехать один? Ведь хотел же, правда? Ты вот сейчас сам ска… зал… Пусти, пожа…

Его руки слегка ослабли.

Зверь пока не решался отпустить жертву, будто размышляя, что ему делать далее…

Подобным образом с пойманными зверьками забавляются кошки и некоторые змеи.

Например, садовые «зеленоглазки». Эмелине, много раз видевшей эти игрища, такое было доподлинно известно.

Иногда добыче удавалось улизнуть от мелкой, но сильной и верткой, жестокой змеи. Для этого пойманная и уже приговоренная к съедению мышь или лягушка просто напросто прикидывалась мертвой. «Зеленоглазка» тут же теряла к ней интерес. Охотника, ей подобного, привлекала только живая, ещё дышащая еда.

— Всё очень просто, Эмми, — поддаваясь ласковому тону, руки Ланнфеля из горячих постепенно становились просто теплыми, а жесткие пластины уже почти все спрятались под кожей — Не хотел говорить всего, ну уж ладно. Слушай. Всё дело в том, что я когда — то, очень давно… сильно навредил одному из близких друзей Саццифира. Слышала о министре Каднизе? Слышала. Ну хоть что — то ты знаешь… Так вот. Ему. Вернее, даже и не ему, а его старшему сыну. Именно за это я и оказался в Каземате, Серебрянка. Что смотришь? Я очень легко отделался, Саццифир меня выручил. Спас от казни. И вот, поскольку я ему остался обязан, мне надо ехать. Тебе — нет.

Воодушевленная сменившимся настроем супруга льерда вопросительно посмотрела на мужа:

— Но ведь сказано в письме «с супругой», Диньер. Значит…

— Значит, ты остаешься дома. Всё это никого, кроме меня, не касается. После праздников отвезу тебя в Бильер. Сам же поеду к Саццифиру. В Ракуэнскую Академию. Не переживай, никаких баб там уж точно нет. Да даже, если б были… на хрен бы я был им нужен? Видишь ли, дорогая моя… Как постепенно выясняется, нужен я, по всей вероятности, только тебе…

Поцелуй долгий, тяжелый, коричный и пряный накрыл губы Эмелины.

И, начав уже таять под его напором, подобно последнему снегу под весенними, яркими лучами, льерда Ланнфель подумала о том, что…

…завтра, чтоб не откладывать, они всё же навестят папашу. Нужно выполнить данное ему обещание. Да и потом, она, Эмелина, очень скучает по отцу! И по братьям, которые наверняка уже гостят в Бильер.

И следующее отметила в памяти льерда, успев до того, как жар заставил её тело закипеть. «Пламя страсти», как называли это в тех самых, любимых ею дешевых романчиках…

Теплую, дорожную юбку надо дошить сегодня же вечером! Уже просто, ах… аааххх… И ещё собрать сумку…

…срочно. Срочно, Эмми Ланнфель. Путь предстоит неблизкий, и подготовки он требует серьезной…