Глава 21

Пока Диньер нёс Эмелину по коридору, то и дело покрикивая на кота, «рмякающего», выписывающего под ногами «восьмерки» и вензеля, льерда ещё как — то сдерживала рыдания.

Но, оказавшись в спальне, всё же не вытерпела.

Разбей её гром! Да никогда в жизни Колючка Эмми не была любительницей хныканья. Над особо плаксивыми своими сверстниками так ещё сама и подсмеивалась…

Теперь же, усаженная мужем прямо в постель, уперев ноги, обутые в мягкие домашние туфли в покрывало и смяв его, гордая льерда Ланнфель утробно завывала зверем, заливалась слезами, зажимая ладонями рот.

— Что произошло? — начал было рявкать Диньер, сбросив с постели «уркающего» лийма — Что случилось, пока меня не было? Ну ладно… Эмми… Эй, Серебрянка! Перестань. Слушай, эй…

Присев рядом, прижал к себе дрожащее рыданиями тело, сильное и одновременно очень хрупкое.

Отерев мокрые щеки жены горячими ладонями, зашептал, будто торопясь куда — то:

— Посиди пока. Сейчас Кору тебе пришлю.

— Она спит, — замотала головой Эмелина, стараясь успокоиться — Не трогай её. Я сейчас сама… успокоюсь! Ох, Диньер! Ох! Тебя же кормить надо… Сейчас, сейчас…

Льерд Ланнфель неумело погладил её по спине:

— Сам поем, не маленький. В титьке и в сопливничке нужды нет. А лучше знаешь, что? Давай умойся и пойдем вниз. Вместе поедим. Там, в кухне, кажется, какая — то дрянь есть для успокоения нервов. Кора ставит, на сухих ягодах. Я её пробовал. Так ничего себе, только воняет бурдой…

— Вот ещё, — запротестовала супруга, мгновенно придя в себя — Чего не хватало, перебьёшься! Никаких тебе настоек. Ясно?

Льерд, уперев кулак в покрывало, внимательно посмотрел на жену, приподняв брови:

— Да мы понемногу, Эмми! Просто, чтоб пыль улеглась…

— Нетушки! — Эмелина скинула ноги на пол и отерла лицо ладонью — Иди вниз. Пыль ему… Только попробуй, выпей. Это Кора от простуды готовит, а не тебе выжирать. Ступай, я сейчас приду.

Вскоре, они уже сидели в кухне, стараясь говорить тихо, не нарушая интимности и тишины ночи.

— Ты меня прости, Серебрянка, — Диньер, несмотря на все протесты супруги, всё же плеснул в две приземистые, тяжелые чашки понемногу бордовой, ярко пахнущей жидкости — Из меня утешитель, как из говна боевой снаряд. Так что в купальне случилось? И что потом тебя расстроило?

Как сказать ему?

Призрак, конечно, до смерти «умён»… Сам не в силах поговорить с сыном, не в силах достучаться, не в силах… Похоже, и при жизни был не в силах! Не мог ничего, кроме как дитя заделать, да казнить его мать ни за что, ни про что. Тогда казнь на Кортрена переложил, может быть, и заплатил ему, а может, перепугал добродушного беднягу этими «змеями», да гибелью Мира? Тогда на Кортрена, теперь на неё, Эмми. И что теперь делать?

КАК СКАЗАТЬ ЕМУ⁈

Если поведать мужу о призраке, то придётся ему рассказать и о другом. О том, например, что кроме как игрушкой для услады она, Эмелина, быть Диньеру не сможет никем. Даже приятелем, либо партнером. Не то, что женой… Или жуткую правду об убийце отце. О матери. Нет уж! Лучше уж пусть останется льерда Анелла Ланнфель для своего сына просто легкомысленной шлюшкой, бросившей дом ради поманивших её удовольствий. Разумеется, это тоже не комильфо, однако всяко лучше мифических, жестоких чудищ. Да и отец — выпивоха много лучше отца — подлеца и убийцы. Верно ведь? Да, верно. Вне всяких сомнений.

Или как заявить о том, что у них никогда не будет детей? Конечно, сейчас они никому ни к спеху. Рановато, вроде? Но потом, со временем, обязательно надо бы. Вот и папаша Бильер в один из своих приездов на это намекал…

— Диньер, — начала осторожно, медленно поворачивая чашку, обхватив её тонкими пальцами — Что бы ты сказал, если б у нас появилось дитя?

Ланнфель шумно сглотнул:

— Ты что… ждёшь?

— Нет, но…

Она замолчала. Резко, будто тот призрак ей рот зажал сгнившей, смердящей ладонью.

А вот муж молчать не собирался:

— Эмелина, я был бы рад. Честно, очень рад. Подожди. Послушай…

Разом проглотив настойку, поднялся с места.

Наклонившись вперед, зашептал горячо и жарко, уперевшись ладонями в грубую, шершавую от частых помывок поверхность кухонного стола:

— Я понимаю, чего ты боишься. Что не потянем ребенка. Да? Так или нет? Женитьба не по зову сердца, и прочая глупость? Так, Серебрянка? Из — за этого твой рёв на весь дом? Помолчи. И вот что я тебе скажу… Потянем. Ты не захочешь, так я сам. Без тебя обойдусь, льерда Хныкалка! Не переживай, хватит ему обожания и баловства. А средства… я их сам заработаю. Маслобойня сейчас хорошо начала приносить. Зима, да и праздники скоро, снедь люди в запас брать начали. Не нищие мы, и нищими никогда не будем… Эмми, я тебя не призываю рожать их каждый год! Но одного — то нужно…

Льерда подняла на него взгляд.

Вроде как не врёт супруг… От сердца говорит? Похоже, что да…

Ну, и поддал, конечно, кхм… После горячей купели расслабился, ко всему сытный ужин и выпивка, вот и горит теперь, вот и полыхает диким огнём… Пылает весь, глаза лесным болотом потемнели и рассекла их надвое… что⁈ Золотая полоска?

«А вот этого я и вовсе не вижу, — трусливо подумала Эмелина — Кажется всё! Блазнь одна. И всё остальное блазнь! Поперлась в купальню… может, оскользнулась где, да и шарахнулась башкой об пол! Вот. Скорее всего, так всё и было! Нет никакого призрака. И „змей“ никаких нет. Причудилось всё, и покойник, и детские страшилки. Ну, а сейчас ведь тоже, выпила. О, Боги! Ведь и не хотела же, но Приезжий, он и Светлого Гостя уговорит выпить с ним. Вот, я выпила, и… кажется всякое… Вроде немного, а в голову хорошо дало…»

— Хорошо, Диньер! — нетерпеливо перебила, чувствуя, что и сама загорается вслед за ним — Я тебя поняла, просто спросила. Знаешь, может и так быть… Я рожу, а ты и взад пятки! Найдешь себе какую нибудь, побогаче, высокородную, да и сфинтишь к ней. Сам говорил, что тебя все везде ждут. Прямо нарасхват ты у нас, льерд Приезжий! А мне, знаешь ли, тоже неинтересно с пузом остаться, либо с младенцем. Папаша меня тогда живьем проглотит, что мужика не удержала. Охота, думаешь, всю жизнь, до смерти, попрёки выслушивать⁈

Внезапное тихое, очень тихое, а оттого и страшное шипение, наполнило кухню, обожгло слух:

— Значит, так ты обо мне думаешшшшь…

— Да я о тебе никак не думаю! — визгнула, срываясь с места прочь — Сказала, что есть! Всякое бывает!

Отскочила, сильно качнувшись и чуть не повалившись на пол. Выбросила вперед руки, защищаясь развернутыми ладонями, попутно мысленно хваля себя за выдержку и смелость.

Ведь вот она какая, Эмми Ланнфель! Храбрая. Всем отпор даст! И призраку, если он в самом деле есть, конечно… И болвану этому, Ланнфелю! Вот!

И вдруг её осенило…

Не блазнь это. Пошла в купальню, услышав мявканье кота, нашедшего, видно или крысу, или паука. Там, либо оскользнувшись, а может, просто сплохело… бывает же? Увидела этого «призрака», который её же собственные сомнения ей и «зачитал».

«Не рожай ему детей, Эмми. Он субъект ненадежный, повеса, гулёна, да и вообще…»

— Врун! — выпалила, медленно отходя к двери, попутно упираясь в неё пяткой, чтоб открыв, быстро выскочить прочь — Насмеяться решил? С довеском меня кинуть? Маслобойню отнять⁈ НЕ ВЫЙДЕТ!

…И впрямь, не вышло.

Сразу вслед за разоблачением, последовала и кара.

Только предназначалась она почему — то Эмелине.

Теперь, крепко схваченная невероятно раскаленными руками супруга, перекинутая через его плечо, аки мешок с зерном, храбрая льерда Ланнфель «поднималась» по лестнице.

— Я тебе щщщщас покажу «вруна», — не обращая внимания на яростные удары кулаков по спине и требования отпустить, шипел Диньер, исходящий жаром, яростью и уже знакомым Эмелине странным ароматом нагретых на летнем зное пряностей — Ты у меня получишшшшь… Как есть! Получишшшь…

Оказавшись в спальне и, уже прижатая к постели сильной рукой, опомнилась:

— Ну всё, всё! Я прошу прощения…

— Согласен, — кивнул супруг, икнув и резко дернув вязку домашних штанов — Проси. Только искренне, Эмми! Искренне…

Загрузка...