Женщина, которая легла в кровать на год

Глава 11

Когда Ева пролежала в постели неделю, Руби вызвала доктора Бриджеса.

Ева слышала, как мать и доктор беседуют, поднимаясь по лестнице.

— Она с детства ужас какая дерганая. Еще ее отец говаривал, что на ее нервах можно сыграть скрипичный концерт. А у меня совсем плохо с ногами, доктор. Вены на внутренней стороне бедер прямо как виноградные гроздья. Может, у вас получится по-быстрому взглянуть на них перед уходом?

Ева не могла решить, остаться лежать или сесть. Вдруг доктор Бриджес сочтет визит к ней бесполезной тратой времени?

— А вот и доктор, милочка. Когда Еве было десять и она болела менингитом, вы добирались к нам сквозь метель, помните, доктор Бриджес?

Ева понимала, что доктор Бриджес уже давно устал от того, что Руби считала его почти членом семейства Сорокинс. Она села и прижала к груди подушку.

Доктор Бриджес навис над Евой. В твидовом кепи и стеганой куртке он больше походил на фермера, чем на терапевта. Гулким голосом он произнес:

— Доброе утро. Ваша матушка говорит, вы уже неделю не встаете с постели, это так?

— Так, — кивнула Ева.

Руби присела на краешек кровати и взяла дочь за руку.

— Она всегда была здоровенькой девочкой, доктор. Я ведь кормила ее грудью до двух с половиной лет. Совсем испортила свои бедные сисечки. Теперь они точь-в-точь как воздушные шары, которые сдулись в тряпочки.

Доктор Бриджес окинул Руби профессиональным взглядом. «Гиперактивная щитовидка, — подумал он, — и красное лицо. Наверное, выпивает. И эти черные волосы в ее-то возрасте! Кого она надеется обмануть?»

— Мне бы хотелось вас осмотреть, — сказал он Еве, а затем обратился к Руби: — Позвольте нам потолковать наедине, пожалуйста.

Руби обиженно встала — она-то собиралась подробно изложить доктору весь анамнез дочери — и неохотно вышла в коридор.

— Когда закончите, вас будет ждать чашечка чая, доктор.

Бриджес вновь переключился на Еву:

— Ваша мать утверждает, что с вами все в порядке… — Он замялся и добавил: — Физически. — Затем продолжил: — Перед визитом я посмотрел вашу карту и обнаружил, что вы уже пятнадцать лет не обращались за консультацией. Можете объяснить, почему вы неделю не встаете с постели?

— Нет, не могу, — вздохнула Ева. — Я чувствую себя уставшей, но все, кого я знаю, такие же «выжатые лимоны».

— И как давно вы чувствуете усталость? — спросил доктор.

— Семнадцать лет. С тех пор, как родились близнецы.

— Ах да, — сказал он, — двойняшки. Одаренные дети, верно?

— Вы бы видели мою гостиную, — донесся с лестницы голос Руби, — она вся заставлена чудесными математическими призами, которые они выиграли.

Доктор не удивился такой новости: он всегда считал, что близнецы Бобер страдают расстройствами аутического спектра. Но Бриджес строго придерживался презумпции неболезни. Если пациенты не жаловались, он оставлял их в покое, причисляя к здоровым.

Руби, делая вид, что протирает от пыли перила, заглянула в приоткрытую дверь и зачастила:

— А еще у меня ужасное давление. Когда в последний раз его мерила, врач в больнице — чернокожий такой — сказал, что никогда ничего подобного не видел, мол, мое давление ниже, чем задница у многоножки. Он даже сфотографировал показатели на свой телефон. — Руби пошире распахнула дверь и продолжила: — Простите, но мне необходимо сесть. — Она качнулась в сторону кровати. — Чудо, что я еще на этом свете. Я ведь уже умирала два или три раза.

Ева раздраженно перебила:

— Так сколько же раз ты умирала? Два или три? Нельзя так наплевательски относиться к собственной смерти, мама.

— Смерть не так плоха, как ее силятся представить, — убежденно сказала Руби. — Просто летишь, летишь по длинному туннелю к золотистому свету… не так ли, доктор? — Она повернулась к Бриджесу, который готовился взять кровь на анализ из вытянутой руки Евы.

Начав набирать кровь в шприц, доктор объяснил:

— Туннель — это иллюзия, вызванная гипоксией головного мозга. Кислородное голодание обеспечивает вам белый свет и чувство умиротворения. — Он поднял глаза на недоумевающее лицо Руби и добавил: — Мозг не хочет умирать. Считается, что яркий свет — сигнал тревоги.

— Значит, на самом деле, пока я была в туннеле, я вовсе не слышала, как Джеймс Блант пел «Ты красива»?

— Остаточные воспоминания, скорее всего, — пробормотал доктор. Он перелил кровь Евы из шприца в три маленькие пробирки, наклеил на каждую ярлык и положил в сумку. Затем спросил у Евы: — На этой неделе у вас что-нибудь болело?

— Сама я физической боли не испытываю, нет, — покачала головой Ева. — Но, пусть это звучит безумно, я словно впитываю в себя страдания и печали других людей, и это сильно выматывает.

Бриджес слегка рассердился. Его кабинет находился неподалеку от университета, вследствие чего у него хватало придерживающихся современного оккультизма пациентов, которые верили, будто кусок лунного камня или хрусталя способен вылечить их бородавки на гениталиях, мононуклеоз и многие другие болячки.

— С ней не происходит ничего особенного, доктор, — встряла Руби. — Это тот самый синдром. Который пустого гнезда.

Ева отшвырнула подушку и закричала:

— Да я считала дни до их отъезда из дома с момента их рождения! Меня словно захватили в плен двое инопланетян! Единственное, о чем я мечтала все эти годы, — улечься одной в постель и оставаться там сколько захочется!

— Ну, это не противозаконно, — рассудил Бриджес.

— Доктор, возможно ли, чтобы послеродовая депрессия длилась аж семнадцать лет? — спросила Ева.

На доктора Бриджеса внезапно нахлынуло острое желание уйти.

— Нет, миссис Бобер, такое невозможно. Я оставлю рецепт на лекарство, оно снизит уровень тревоги, и советую вам носить компрессионные чулки все время вашего… э-э… — Он оглянулся в поисках подходящего слова и выпалил: — Отпуска.

— Ну в этом же нет ничего страшного, а, доктор? — не унималась Руби. — Я бы и сама не отказалась лечь в эту кровать.

— А я бы не отказалась, чтобы ты легла в свою собственную кровать, — пробормотала Ева.

— Хорошего вам дня, миссис Бобер, — кивнул доктор Бриджес, защелкнул портфель и, следуя за медленно спускающейся Руби, зашагал вниз по лестнице.

До Евы донесся оживленный голос матери:

— У ее отца мелодрама была в крови. Каждый вечер после работы он врывался в кухню с какой-нибудь аффектированной историей. Обычно я ему говорила: «Почему ты рассказываешь о каких-то незнакомых людях, Роджер? Мне неинтересно».

Когда доктор уехал на своем внедорожнике, Руби снова поднялась к Еве и сказала:

— Я схожу в аптеку с твоим рецептом.

— Все нормально, я уже позаботилась о рецепте. — Ева разорвала писульку и положила клочки на прикроватную тумбочку.

— Об этом могут узнать, и тогда тебя накажут, — осуждающе поджала губы Руби. Потом включила телевизор, оттащила стул от туалетного столика возле кровати и села. — Я согласна каждый день приходить и составлять тебе компанию. — Она пощелкала пультом, и на экране появился Ноэль Эдмондс. Он быстро вскрывал большие коробки под вопли бьющихся в истерике участников конкурса. Вопли зрителей в студии и беснующихся конкурсантов резали Еве уши.

Руби уставилась в экран, слегка приоткрыв рот.

В шесть часов начались новости. Сестер восьми и десяти лет похитил со двора их дома в Слоу мужчина на белом пикапе. Женщина в Дербишире прыгнула в разлившуюся реку, чтобы спасти своего пса, и утонула, а целая и невредимая собака вернулась домой четыре часа спустя. В Чили произошло землетрясение, тысячи людей оказались под обломками. Осиротевшие дети бродили по руинам, оставшимся от родных домов. Малыш кричал: «Мама! Мама!» В Ираке шахидка-подросток взорвала самодельную бомбу, убив себя и пятнадцать полицейских-стажеров. В Южной Корее четыреста молодых людей погибли в давке, когда в ночном клубе начался пожар. Женщина в Кардиффе подала в суд на тату-салон, откуда ее пятнадцатилетний сын вернулся с татуировкой «ШЛЯПА» на лбу.

— Что за паноптикум человеческих несчастий, — прокомментировала Ева. — Надеюсь, этот чертов пес благодарен провидению.

— Наверное, они грешили.

— Думаешь, Бог их за что-то покарал?

Защищаясь, Руби сказала:

— Я знаю, что ты не веришь в Бога, Ева. Но я верю и думаю, что все эти люди каким-то образом его обидели.

— Ты веришь в того самого старомодного Бога, мама? — спросила Ева. — С длинной белой бородой и штаб-квартирой над облаками? Всезнающего и всевидящего? А прямо сейчас он смотрит на тебя с небес, мама?

— Слушай, я не собираюсь по новой начинать наш спор о Боге, — ответила Руби. — Я лишь знаю, что он за мной присматривает, и если я сойду с праведного пути, то он меня накажет.

— Но он же не уберег тебя от потери сумочки, билетов и паспорта в аэропорту Ист-Мидлендс? — вкрадчиво спросила Ева.

— Бог не может быть везде одновременно, а в пик сезона, должно быть, и вовсе замотался, — парировала Руби.

— И он не воспрепятствовал появлению у тебя онкогенной меланомы?

— Нет, не воспрепятствовал, но она же не убила меня, верно? — горячо отозвалась Руби. — А шрама почти не видно.

— Ты можешь представить мир без Бога, мама?

На секунду Руби задумалась:

— Тогда мы все разом вцепились бы друг другу в глотки, разве не так? А под его присмотром мы мирно сосуществуем.

— Ты думаешь только об Англии, — возразила Ева. — А что насчет остального мира?

— Ну, они же в основном язычники, да? У них свои, неправильные, верования.

— Так почему же Бог спас собаку и утопил женщину? Может, он больше любит собак? — Ева ухватилась за возможность сострить и спросила у матери, какую, по ее мнению, породу Бог избрал бы для содержания в Царствии небесном.

— Не представляю себе Господа с одной из этих задиристых корги, как у королевы. И с мелкой шавкой, которую можно таскать в сумочке, тоже его не вижу. Думаю, Бог выбрал бы нормальную собаку, вроде золотистого ретривера.

— Да, я прямо-таки вижу Бога с золотистым ретривером у престола. Пес рычит и тянет хозяина за подол белой мантии, просясь на прогулку. — И Ева усмехнулась.

— Знаешь, милая, иногда мне не терпится попасть в рай, — мечтательно сказала Руби. — Я устала от жизни земной — уж слишком она усложнилась.

— Но та женщина, которая утонула… Готова поспорить, она не устала от жизни земной, — заметила Ева. — Спорим, когда вода сомкнулась над ее головой, она боролась за жизнь изо всех сил. Итак, почему же твой Бог предпочел ей собаку?

— Не знаю. Наверное, она чем-то прогневила его.

— Прогневила? — засмеялась Ева.

— Да, Господь гневлив, и мне это нравится, — кивнула Руби. — Это ограждает рай от всякого отребья.

— Отребья вроде прокаженных, проституток и нищих? — подколола Ева.

— Не приплетай Иисуса, — поправила Руби. — Это совсем другой коленкор.

Ева отвернулась от матери, голос ее звенел:

— А твой Бог смотрел, как его единственный сын умирает в мучениях на кресте, и пальцем не шевельнул, когда тот кричал: «Боже Мой, Боже Мой! Для чего Ты Меня оставил?» — Ей не хотелось плакать, но сдержать слезы не получилось.

В восьмилетием возрасте она упала в обморок на школьном собрании, когда директриса в подробностях описывала процесс распятия.

Руби собрала свои вещи, надела пальто и шляпу, обмотала вокруг шеи ярко-розовый шарф и сказала:

— Должно быть, Иисус как-то согрешил. А если ты не веришь в Бога, Ева, то почему так разволновалась?

Ева успокоилась достаточно, чтобы суметь объяснить:

— Все дело в жестокости. Когда Иисус крикнул: «Жажду!» — ему поднесли уксус.

— Я иду домой в свою постель, — подытожила Руби.

Ее дом располагался на перекрестке, парадная дверь выходила на тихую улочку. Руби жила всего в километре с небольшим от Евы, но дорога к дочери казалась ей далеким путешествием. По пути ей несколько раз приходилось останавливаться из-за боли в бедре и на что-нибудь опираться.

Толстый черный кот Бобби уже поджидал хозяйку. Пока Руби отпирала замок, он терся об ее ноги и громко мурлыкал, и Руби подумала, что он рад ее возвращению.

Когда оба зашли в безупречно чистую гостиную, Руби сказала Бобби:

— Хотелось бы мне быть тобой, Боббикинс. Не знаю, как долго я смогу присматривать за нашей девочкой.

Руби положила три таблетки трамадола на язык и запила их глотком финиковой настойки. Зашла в кухню, взяла две чашки с узором из плакучих ив, потом опомнилась и вернула одну чашку на место. Пока чайник закипал, она просмотрела свой настенный календарь с изображением Ангела Севера. Рядом с ним висел перечень христианских праздников годового круга, написанный черной ручкой: «Святки, Рождество, Крещение, Покаянный вторник, Великий пост, Страстная неделя, Чистый четверг, Страстная пятница, Пасха, Троица, Успение Богородицы, День всех святых».

Руби проговорила список вслух, будто литанию. Эти дни были вехами ее жизни. И она пожалела Еву.

Ведь без праздников-указателей непонятно, как жить.