Женщина, которая легла в кровать на год

Глава 54

Предки Боберов приобрели семейный участок в тени небольшой, но густой хвойной рощицы на кладбище Святого Гуфлака. Механическая землеройка между деревьями не проходила, а корни превращали выкапывание новых могил в испытание на силу и выносливость.

Под гулкий звон колокола подъезжая к неприветливому зданию Норманнской церкви, скорбящие родственники наблюдали, как парочка юных могильщиков швыряется друг в дружку комьями земли. Брайан, Титания и близнецы услышали вопль одного из юнцов:

— Ах ты, мудила, ты ж мне чуть глаз не вышиб!

Брайан приказал водителю остановить машину, вышел и целеустремленно зашагал к вырытой могиле.

Мальчишки бросили снаряды и схватились за лопаты.

— Я в курсе, что уроки обсценной лексики входят в расписание вашей ущербной средней школы, но эта яма, которую вы должны выкопать, станет последним пристанищем для моей матери. Не обзывайте друг друга «мудилами» над ее могилой.

Произнеся эту отповедь, Брайан вернулся к лимузину.

Как только дверь машины закрылась, один из недорослей поймал взгляд Брайана, буркнул «Мудила!» и спрыгнул в могилу.

Брайан дернулся было снова выбраться из автомобиля, но Брайан-младший помешал ему:

— Брось, папа.

Брайан злился. Около пяти километров они тащились за катафалком, в котором везли гроб Ивонн. За ними по пятам всю дорогу плелся Александр в своем старом грузовичке, где на пассажирском сиденье умостились Руби и Стэнли Кроссли.

Сестры Ивонн, Линда, Сюзанна и Джин, стояли у церковного крыльца и курили, стряхивая пепел в ладони. Брайан подумал, что на паперти курение вкупе со слишком декольтированными ключицами — верх неприличия. Он много лет не общался с тетками. После некоего «инцидента» на семейном сборище по поводу крестин. Ивонн так и не решилась посвятить сына в подробности — из нее удалось выжать только скупое «Все слишком много выпили». Но давний конфуз, возможно, объяснял, почему тетки пялились на него с таким злорадством.

На Титанию они уставились еще враждебнее, жадно разглядывая ее лицо, волосы, черный костюм, сумочку и туфли. Сестры покойной не скрывали интереса. Как посмел Брайан притащить сюда полюбовницу? А его сумасшедшая женушка мало того, что опозорила семью, выставив себя и свою постель напоказ всему свету, так теперь еще и оскорбила их фамилию, не явившись на похороны свекрови.

Женщины отошли в сторону, чтобы пропустить в церковь Александра, Стэнли Кроссли и близнецов. Руби, уловив напряжение, поспешила на поиски дамской комнаты.

Она явилась в зал, когда все уже расселись. О ее появлении объявила с грохотом захлопнувшаяся тяжеленная церковная дверь. Священник и скорбящие, стоявшие на коленях перед алтарем, подскочили и развернулись как раз вовремя, чтобы увидеть приросшую к полу от испуга Руби. Стэнли Кроссли с черной повязкой поверх рукава темного костюма сидел в заднем ряду. Он встал и помог Руби присоединиться к сидящим в первых рядах членам семьи.

Руби рассердилась, увидев на постаменте у алтаря нечто, похожее на картонную коробку.

— Кто посмел оставить этот ящик в церкви посреди службы? — прошептала она Брайану. — Где гроб Ивонн?

— Это и есть гроб, — тихо пояснил Брайан. — Экологически чистый.

— А если сказать попроще?

Священник принялся внушать кучке собравшихся, будто Ивонн родилась во грехе и скончалась во грехе.

— Она хотела ореховый гроб с медными ручками, обитый красновато-коричневым атласом. Мы вместе выбирали по каталогу, — шептала Руби.

— Ее похоронная страховка не покрывала стоимости орехового гроба, — ответил Брайан.

Похожий на барсука в стихаре преподобный сочным голосом произнес:

— Мы собрались здесь этим дождливым и ветреным утром, чтобы проводить в последний путь сестру нашу, Риту Коддингтон.

Сердитое бормотание и сдавленный смех явственно указывали, что паства заметила ошибку, но священник отрешенно продолжил:

— Рита родилась в 1939 году в семье Эдварда и Айви Коддингтон. Роды проходили тяжело, и акушерке пришлось воспользоваться щипцами, поэтому голова Риты так и осталась немного продолговатой. В школе из-за этого ее дразнили, но…

Руби встала и перебила прощальное слово:

— Простите, но все, что вы сейчас сказали, — полная чушь. Женщина в этой картонной коробке — Ивонн Бобер, ее родителей звали Артур и Перл, и у нее была абсолютно нормальная голова.

Священник покопался в записях на аналое и понял, что перепутал заметки об Ивонн Бобер с теми, что подготовил к следующему отпеванию.

— Я располагаю только теми сведениями, что мне дали. Прежде чем продолжить, могу ли я уточнить кое-какие моменты? Во-первых, гимны. Вы заказывали «О всех созданиях прекрасных и разумных»?

— Да, — кивнул Брайан.

— И «Вперед, Христово воинство»?

Брайан снова кивнул.

— А из популярной музыки: «Желтая субмарина» «Битлз» и «Сыромятная кожа» Фрэнки Лэйна?

— Да, — буркнул Брайан.

— До замужества покойная работала на производстве перфокарт?

Еще один утвердительный кивок Брайана.

Брианна громко вмешалась:

— Послушайте, может, наконец начнем?

— Надгробную речь произнесет внук Ивонн, Брайан-младший, — возвестил преподобный.

Те, кто знал Брайана-младшего, с опаской смотрели, как он идет к аналою.

— О Иисусе сладчайший, не-е-ет, — не сдержал стона Александр.

Надгробная речь Брайана-младшего была его первым официальным публичным выступлением. Начало вышло совсем недурным — Брайан-младший позаимствовал его на веб-сайте «Надгробные речи». Но вот шпаргалка иссякла, и он принялся импровизировать, решив рассказать о детских воспоминаниях близнецов о бабушке.

— Она была кошмарной чистюлей и, когда мы оставались у нее ночевать, отбирала у меня мишку, а у Бри — ее мартышку и отправляла в стиральную машину, чтобы утром они встретили нас свежими и чистыми. — Брайан-младший оглядел церковь: резные колонны, знаки и символы, которые он не мог расшифровать. Снаружи было пасмурно, но витражи сверкали, отчего знакомые библейские силуэты оживали в стекле. — Она унесла с собой запах мишки.

С первого ряда Брианна добавила:

— И мартышки.

Брайан-младший вытер глаза рукавом пиджака и продолжил:

— Знаю, некоторых из вас беспокоит очевидная хлипкость бабушкиного гроба, и поэтому я добавлю про цикл разложения человеческого тела. Учитывая бабулин рост и примерный вес и принимая во внимание климат и температуру, нетрудно высчитать, что ее гроб и тело продержатся примерно…

— Спасибо, Брайан-младший! — перебил оратора Брайан. — Иди сюда, сынок.

Священник быстро занял место за аналоем и, прежде чем Брайан-младший уселся в первом ряду, дал знак органисту играть первый гимн, «Мы пашем, и мы сеем».

Стэнли и Руби охотно запели — ни ему, ни ей не требовался сборник гимнов.

Руби покосилась в сторону Стэнли и подумала: «Удивительно, к чему только человек не привыкнет, если дать ему время».

Ева наслаждалась роскошью тишины. Дождь прекратился, и по свету на белых стенах она догадалась, что время близится к полудню.

Снаружи было тихо. Ливень загнал большую часть толпы в палатки и под крыши.

Она подумала об Ивонн, которую двадцать пять лет видела как минимум дважды в неделю, и принялась перебирать воспоминания.

Ивонн на пляже вытряхивает на ветру песок из полотенец.

Ивонн с детской рыболовной сетью пытается ловить с близнецами головастиков.

Ивонн в постели планет от артритных болей.

Ивонн задыхается от смеха во время комедийного шоу эксцентричного Нормана Уиздома.

Ивонн клацает зубами во время воскресного ужина.

Ивонн спорит с Брайаном о креационизме.

Ивонн роняет сигаретный пепел в рагу, которое собиралась подать на стол.

Ивонн вне себя от ужаса в ресторане во Франции, обнаружив, что стейк-тартар — попросту кусок сырого мяса.

Ева с удивлением осознала, что действительно скорбит о смерти свекрови.

В церкви же священник, пытающийся держаться свежих течений, вместе с паствой пел «Желтую субмарину».

Когда песня закончилась, он глубокомысленно изрек:

— Знаете, жизнь как банан. Плод еще зеленый, и приходится дать ему дозреть… — Пастырь помолчал. — Но иногда вы забываете о банане, а когда вспоминаете, кожура уже почернела, и что же представляет собой фрукт, если его очистить?

Из первого ряда Брайан-младший быстро ответил:

— Из банана выделился этилен, который в итоге окислился и разложился на газообразные компоненты эквивалентной массы.

— Спасибо за дополнение, — кивнул преподобный и продолжил: — Да, в конце концов тело Ивонн обратится в прах, но ее душа обретет вечную жизнь в Царстве Божьем и навсегда останется в вашей памяти.

Брайан-младший засмеялся.

Священник попросил паству снова встать на колени, пока он зачитает строки о воскрешении из Библии короля Якова. Стоять осталась только Руби, которая, указав на свои ноги, одними губами произнесла: «Колени не гнутся!» — и покачала головой.

Закончив декламацию, преподобный оглядел собравшихся. Скорбящие переминались с ноги на ногу, поглядывали на часы и зевали. По-видимому, пришло время благодарностей и прощания, и, кашлянув, он повернулся к гробу и возгласил:

— Давайте же вверим Ивонн Примроуз Бобер милосердию Господа, нашего Создателя и Спасителя.

Брайан-младший громко сказал:

— Создателя? Мне так не кажется. — И добавил, словно находился на семинаре: — Изменчивость плюс дифференцированное размножение плюс наследственность равно естественный отбор. Дарвин — Бог, один — ноль в пользу Дарвина.

Преподобный посмотрел на юного выскочку с мыслью: «Бедный парень, синдром Туретта — тяжкий недуг».[32]

«Когда же это закончится? — думал Александр. — Когда же эта ужасная, бестолковая церемония подойдет к концу?»

На последних похоронах, где он присутствовал, вдохновенно пел церковный хор, играли на барабанах и танцевали. Люди качали бедрами и трясли над головой руками, радуясь, что усопший вскоре очутится в объятиях Иисуса.

Когда преподобный произнес: «Вверяем Ивонн милосердию Твоему, Господи, во имя Отца и Сына, который умер и воскрес и царствует вместе с Тобой отныне и во веки веков», собравшиеся дружно выдохнули «Аминь», единодушные в искренней благодарности, что церемония наконец завершилась.

Четверо похоронных служащих торжественно прошли к алтарю, подняли экологически чистый гроб на плечи, под аккомпанемент «Сыромятной кожи» вышли из церкви и направились к небрежно вырытой свежей могиле.

Скорбящие потянулись следом.

Брайан тихо подпевал Фрэнки Лэйну, щелкал воображаемым кнутом и представлял, как гонит бегущий скот по прериям Техаса.

Когда картонный гроб поставили у могилы, к похоронной процессии присоединилась горстка почитателей Ангела с Боулинг-Грин-роуд. Во главе новоприбывших шагали Сэнди Лейк и ее новый друг, анархист Уильям Уэйнрайт.

Сэнди несла единственную лилию, купленную в магазине мистера Бартхи. Тот не хотел потрошить готовый букет из шести цветков, но Сэнди проявила упорство, и продавец в итоге сдался, а позже сказал жене, что во время торга думал закрыть лавочку и начать новое дело в какой-нибудь сфере, где не придется взаимодействовать с людьми.

Жена проворчала: «Ха! Значит, теперь будешь играться с роботами? Пойдешь обратно в университет, получишь степень по кибернетике и следующую — по робототехнике? К тому времени тебе уже стукнет семьдесят, жирный дурак! А я умру от голода, и наши дети будут мести улицы!»

Поедая рис быстрого приготовления, мистер Бартхи искренне раскаивался, что разоткровенничался с женой. День для него и так выдался нерадостным. Миссис Ивонн Бобер была хорошей клиенткой и интересной собеседницей, в отличие от своего зануды-сына.

Он скучал и по миссис Еве Бобер. Раньше он ящиками закупал консервированный томатный суп «Хайнц» в мелкооптовом магазине специально для нее. Ева каждый день съедала банку такого супа на обед. Больше никто в семье Боберов его не любил, у каждого были собственные пищевые пристрастия.

На Боулинг-Грин-роуд слышались крики и оскорбления, которыми обменивались противоборствующие клики. Поклонники вампиров поносили группировку фанатов Гарри Поттера.

Пытаясь абстрагироваться от шума, Ева поставила перед собой задачу — вспомнить все свои самые любимые песни с детства до настоящего времени. Она начала с «I’m A Pink Toothbrush» Макса Байгрейвса, затем перешла к «Walker Brothers» и их «The Sun Ain’t Gonna Shine (Anymore)», а теперь пыталась вспомнить «Back To Black» Эми Уайнхаус. Ева знала, что у нее хороший голос с идеальным тембром. Ее огорчало, когда профессиональные исполнители попадали мимо нот.

Мисс Бейли, школьная учительница музыки, как-то записала Еву в участницы музыкального фестиваля графства. Ева должна была исполнить а капелла «Форель» Шуберта перед усталым жюри. В конце песенки она взглянула на улыбающиеся лица судей, решила, что те смеются над ней, и умчалась со сцены — по длинным коридорам она выбежала в сад, где другие конкурсанты обедали, устроившись на скамейках. Все тогда просто вытаращились на Еву.

А в понедельник утром директриса мисс Фосдайк на школьном собрании после молитвы объявила, что Ева Сорокинс получила на музыкальном фестивале графства золотую медаль. Ева была потрясена и сочла гром аплодисментов невыносимым. Она покраснела и опустила голову. Когда мисс Фосдайк вызвала ее на сцену, Ева протолкалась через ряды девочек и выскочила за ближайшую дверь. Шагая к гардеробу, она слышала из актового зала громкий смех. Чувствуя, что в школе больше оставаться не может, она взяла пальто и ранец и под моросящим дождем бродила по окрестностям, пока не пришло время возвращения из школы.