Ева мечтала наконец-то обнять близнецов, особенно теперь, раз ей уже не придется убирать в их комнатах, перестилать постели, а за их питание и рождественские подарки будет отвечать кто-то другой. Вполне возможно, пришла очередь Брайана возмущаться неряшеством детишек.
«Да, — думала Ева. — Да, пусть кто-то другой ползает под их кроватями и выгребает оттуда миски с окаменевшими хлопьями, чашки, тарелки, бурые яблочные огрызки, почерневшую банановую кожуру и грязные носки».
Ева расхохоталась в своей чистой белой комнате.
Брианна и Брайан-младший впали в прострацию, увидев мать сидящей на постели посреди белой коробки, в которую обратилась родительская спальня. Ева раскинула руки, и близнецы пришли в материнские объятия.
От наплыва чувств голос отказал, она обнимала своих детей, прикасалась к их телам — ощутимо изменившимся за три месяца, пока они не виделись.
Брианна нуждалась в стрижке. Ева подумала, что даст дочери шестьдесят фунтов на приличного парикмахера.
Брайан-младший был чем-то обеспокоен — Ева почувствовала, как напряжены его мышцы, — а лицо сына обросло непривычной трехдневной щетиной, отчего он походил на светловолосого Орландо Блума. Но черные волоски на лице Брианны требовали срочной записи на эпиляцию.
Близнецы отстранились от матери и неловко сели на краешек кровати.
— Ну же, рассказывайте, — подбодрила их Ева. — Нравится вам в Лидсе?
Брат с сестрой переглянулись, и Брианна сказала:
— Да, разве что…
Тут внизу послышался чей-то крик:
— Ух ты, я уже чувствую себя как дома!
И следом призыв Брайана-старшего:
— Эй, ребята, помогите-ка с багажом!
Близнецы снова обменялись взглядами, встали и поспешили прочь.
С лестницы донесся топот, и через несколько секунд Еву обнимала странная девушка в вульгарном коктейльном платье, поверх которого незнакомка напялила стариковский халат, а кушак от него обернула вокруг головы подобием тюрбана Каддафи. Ева погладила гостью по спине и плечам, отметив, что белые бретельки лифчика посерели от грязи.
— Боб Гелдоф круглосуточно дежурит у постелей моих родителей, — заявила необычная девушка.
— А вы кто? — поинтересовалась Ева.
— А вы что, не знаете? — удивилась незнакомка. — Я Поппи, лучшая подруга Брайана-младшего и Брианны.
Ева услышала ворчание и сопение детей, с трудом втаскивавших багаж по лестнице. И вздрогнула от яростного вопля Поппи:
— Надеюсь, вы там не мои чемоданы швыряете! В них бесценные артефакты!
Гостья соскочила с кровати и нырнула в туалет, оставив дверь нараспашку.
Несколько секунд спустя Поппи говорила по телефону:
— Здравствуйте, будьте добры, переключите на Персиковую палату.
Тишина.
— Здравствуйте, это сестра Кук?
Тишина.
— Все хорошо. Я у друзей в деревне.
Тишина.
— Как мама с папой?
Тишина.
— О нет! Мне приехать?
Тишина.
— Уверены? Я легко могу…
Тишина.
— Как думаете, сколько им осталось? Скажите, я должна это знать!
Тишина.
— Нет! Нет! Всего шесть недель! Я-то надеялась, что они будут рядом со мной на выпускном!
Тишина.
— У меня сердце разрывается, как подумаю, что это их последнее Рождество! (Пауза.) Спасибо, сестра, но я хочу сделать то, что сделает для умирающих родителей каждая любящая дочь.
Тишина.
— Ах, если бы у меня нашлись деньги, чтобы навестить папу с мамой на рождественских каникулах, но у меня нет ни гроша, сестра. Я истратила все до пенни на билеты и, хм… на виноград.
Тишина.
— Нет, я единственный ребенок, но стараюсь не унывать.
Тишина.
— Нет, я не отважная. Если бы я была (всхлип) отважной (всхлип), я бы сейчас не плакала.
Ева опустила голову на подушку и притворилась спящей. Она слышала, как Поппи вернулась в спальню, раздраженно цыкнула и прогрохотала вон в своих армейских ботинках, которые носила без шнурков. Ботинки протопали вниз по лестнице, к входной двери и на улицу.
Брайан-старший, Брианна и Брайан-младший обсуждали в чью комнату нести багаж Поппи.
Брайан-младший с нехарактерной для себя горячностью твердил:
— Только не в мою, пожалуйста, не в мою.
— Папа, ее пригласил ты, а значит, она должна спать в вашей с мамой комнате, — убеждала Брианна.
— Между мной и мамой не все гладко, — вздохнул Брайан. — По ее просьбе я теперь сплю в сарае.
— О боже! — воскликнула Брианна. — Вы разводитесь?
Одновременно с сестрой Брайан-младший спросил:
— Значит, в этом году нам придется наряжать две елки, пап? Одну для нас в доме и вторую для тебя в сарае?
— Что вы нудите о разводе и чертовых елках? Меня тошнит от ваших слов. Но не обращайте внимания на выдворенного старика-отца! С чего бы ему наслаждаться теплом и светом дома, за который он, черт возьми, до сих пор платит?
Брайан хотел, чтобы дети обняли его. В молодости он как-то смотрел по телевизору «Уолтонов». Мать в это время красилась, готовясь к свиданию с очередным «дядей». Брайан помнил запах ее пудры и как искусно Ивонн управлялась с кисточками. На финальной сцене сериала, когда вся семья желала друг другу спокойной ночи, у Брайана в горле всегда вставал ком.
Но Брианна сердито выпалила:
— Так куда нам тащить сумки этой тупой коровы?
— Она же твоя лучшая подруга, Брианна, — одернул дочь Брайан. — Я логично полагал, что, конечно, она будет спать в твоей комнате.
— Лучшая подруга! Да я скорее подружусь со страдающей недержанием и больной на голову шлюхой, чем с этой…
Брианна не могла выразить словами свое отвращение. Она приехала домой и обнаружила там очевидно выжившую из ума мать, не встающую с постели в белой-белой комнате-коробке, а теперь еще и отец вообразил, что дочь станет жить в одной комнате с кровосоской Поппи, которая уже испортила ей первый семестр.
Багаж по-прежнему громоздился на лестничной площадке, когда Поппи позвонила Брайану-старшему и сообщила, что «старик с ужасным уродским лицом маньяка» преследовал ее от газетного киоска, где она покупала бумагу для самокруток. Она сообщила в полицию и теперь прячется в парке по соседству.
Брайан ответил:
— Это, очевидно, Стэнли Кроссли, он чудесный человек, живет в конце нашей улицы.
Брианна выхватила у отца телефон:
— Его лицо изуродовано, потому что мистер Кроссли чуть заживо не сгорел в «Спитфайре». Или ты не слышала о Второй мировой войне? А про летчиков-истребителей тоже не слышала? Сейчас же позвони в полицию и скажи, что ошиблась!
Но требование запоздало, снаружи уже выли сирены. Поппи сбросила звонок.
Рассерженная Ева ударила кулаками по подушке. Ее покой был разбит вдребезги. Она не хотела слышать разговоры на повышенных тонах в коридоре и вой сирен на улице. И не желала видеть эту придурочную врунью в своем доме даже пять минут. Она знала Стэнли Кроссли, всегда сдержанный, учтивый, он приподнимал шляпу, когда встречал Еву на улице.
Прошлой весной он сел рядом с Евой на деревянную скамейку, которую установил в память о своей жене Пегги. Они с Евой обменялись банальностями о погоде. А затем старик внезапно заговорил о сэре Арчи Макиндо, хирурге, который восстановил ему лицо, пришил веки, нос и уши.
— Я был совсем мальчишкой, — сказал тогда мистер Кроссли. — Восемнадцать лет. Симпатичный, наверное. Но в казармах, где мы жили с ребятами, не было зеркал.
Ева ожидала, что он продолжит, но старик встал, приподнял шляпу и захромал в сторону магазинов.
Она в отчаянии откинулась на подушки. Брайан-младший и Брианна препирались в соседней комнате.
Прежде Ева едва ли не каждый день собиралась зайти к Стэнли, который жил в каких-то ста метрах от Боберов, хотела пригласить ветерана на чай. Ева представляла, как накроет стол белой скатертью, разрежет торт, поставит фарфоровое блюдо с огуречными сэндвичами. Но к стыду своему, проходя мимо дома старика по меньшей мере дважды в день, она так его и не пригласила.
Ева злилась на мужа. Приволочь эту невозможную Поппи, когда обстановка в доме и так накалена — да с таким же успехом он мог притащить динамит на Ночь костров.
— Брайан, отправляйся и отыщи эту маленькую дрянь, — велела она. — Ты за нее в ответе.
Пару минут спустя Ева увидела, как Брайан в домашних тапочках спешит в конец улицы, где уже толкались полицейские машины, мотоциклы и собаки.
Брайан направился к коренастой полицейской даме, гадая, кто столь неаккуратно сломал ей нос.
— Думаю, мы быстро сможем прояснить всю эту чушь с преследованием, — сказал он.
— Вы — тот джентльмен, которого мы ищем, сэр? — строго вопросила сержант Джудит Кокс.
— Однозначно, нет! Я — доктор Брайан Бобер.
— Вы приехали для медицинского освидетельствования, доктор Бобер?
— Нет, я астроном.
— Значит, вы не в медицинском смысле доктор, сэр?
— Между прочим, врачи учатся всего семь лет, а мы, профессиональные астрономы, учимся до самой смерти. Новые звезды и теории рождаются ежедневно, сержант…
— Бобер, сэр? Как «шустрый маленький строитель плотин»? Истребитель деревьев? — Прежде чем Брайан успел ответить, полицейская добавила: — Я хочу получить ответ на один важный вопрос, астроном доктор Бобер.
Брайан приосанился, готовый слушать.
— Я Овен, и один из знакомых констеблей недавно пригласил меня на свидание. Собственно вопрос: если он Стрелец, мы совместимы?
— Я сказал — астроном, а не астролог, — возмутился Брайан. — Вы пытаетесь меня спровоцировать, сержант?
— Да это просто шутка, сэр! — рассмеялась та. — Мне тоже не нравится, когда меня на людях обзывают свиньей.
Связи Брайан не уловил, но вспомнил про свою миссию:
— Я могу лично поручиться за мистера Стэнли Кроссли. Он эрудит и джентльмен, и можно только желать, чтобы в Англии было побольше таких граждан, как он.
— Возможно, это все и правда, сэр, но в Бродморе до сих пор ходят легенды о безупречных манерах серийного убийцы Питера Сатклиффа. — Полицейская прислушалась к треску из нагрудной рации и сказала в микрофон: — Нет, у меня лапша с говядиной под устричным соусом.
Она откозыряла Брайану и отправилась в парк допрашивать Поппи, жертву преследования.
Стоя на коленях, Ева наблюдала, как Стэнли Кроссли провезли мимо в полицейском автомобиле. На случай, если он в эту секунду глядит на дом Боберов, она помахала, но изувеченный ветеран смотрел прямо перед собой. Ева ничем не могла помочь ему и ничем не могла помочь себе. Ее переполняла ярость, и Ева впервые в жизни поняла, как же легко решиться на убийство.
Мимо проехала еще одна полицейская машина. На заднем сиденье скрючилась Поппи — видимо, в рыданиях.
Ева смотрела, как Брайан тяжелой поступью идет по улице, как развевается на ветру его борода, как он наклоняет голову, защищая лицо от секущего снега. Ева боялась, что муж поднимется к ней и примется рассказывать о произошедшем.
«Вот прямо сейчас, — подумала Ева, — я бы с наслаждением прикончила этого дурака».
Брайан ворвался в темную комнату Евы энергичным, заросшим волосами Гермесом, которому невтерпеж передать послание. Он включил верхний свет и сообщил:
— Поппи до крайности расстроена, хочет покончить с собой, сидит внизу. Понятия не имею, что с ней делать.
— Как Стэнли? — спросила Ева.
— Ну, ты же знаешь, каковы эти старые вояки — лицо как маска. О боже! Я не должен был так говорить, учитывая, что у бедняги и вправду, считай, маска вместо лица. Интересно, как политически корректно называть кого-то вроде него?
— Можешь называть его Стэнли, — предложила Ева.
— У меня от старика сообщение. Он хотел бы повидаться с тобой до Рождества.
— Можешь принести наверх мой стул? — попросила Ева.
— Который супом заляпан?
Ева кивнула:
— Удобнее разговаривать с человеком глаза в глаза, а тут это Рождество…