Ровно в восемь утра Ева рывком очнулась от дикого шума. Она села в кровати и на коленях подползла к окну. Сердце билось с такой частотой, что было трудно дышать.
На ветке клена, возле самого ствола, стоял мужчина в спецовке, обтянутый ремнями, в каске и сварочных очках и бензопилой срезал соседний сук. Ева в ужасе смотрела, как часть кроны клонится, отваливается и на веревке спускается на землю. Там другие рабочие ждали, чтобы освободить груз от веревки, откромсать мелкие веточки и скормить их грохочущему измельчителю.
Ева заколотила в стекло:
— Прекратите! Это мое дерево!
Но на улице было так шумно, что ее никто не услышал. Ева приоткрыла створку, получила в лицо порцию крошева из коры и щепок и быстро захлопнула окно. Лицо жгло. Потрогав щеку, Ева увидела на пальцах кровь. Она кричала и жестикулировала, обращаясь к рабочему на дереве, на секунду даже поймала его взгляд, но мужчина тут же повернулся к ней спиной.
Еву потрясло, как быстро расчленили дерево. Вскоре от клена остался только ствол. В душе еще теплилась надежда, что дерево лишь обрезали и весной следующего года оно даст молодую поросль.
Шум прекратился. Инструменты выключили. Ева видела, что сучья исчезли из палисадника, а рабочие пьют чай.
Она забарабанила по стеклу:
— Не трогайте ствол! Прошу, не трогайте!
Мужчины подняли глаза и рассмеялись. Чего они от нее ждали? Приглашения подняться наверх?
Вновь заработали инструменты, и спустя недолгое время ствол превратился в горку чурбаков. После зеленоватой тени, к которой Ева привыкла, в комнате было слишком ярко.
Ева была вся в поту, тело ее сотрясала дрожь. Она с головой заползла под одеяло.
Вскоре после полудня до Евы донеслись отрывочные возгласы, а на уровне карниза появилась верхушка лестницы — это был мойщик окон Питер. Ева поправила ночную рубашку, накинула истрепанный кашемировый кардиган, который использовала вместо халата, и машинально провела пальцами по волосам.
Питер крикнул через стекло:
— Значит, вы все еще здесь?
— Да! — ответила она с натужной улыбкой. — Все еще здесь.
Почему люди так бессердечны? — думала Ева. Неужели Питеру безразлично, что ее прекрасное дерево истребили?
— Прекрасное? — усмехнулся мойщик, когда она произнесла это вслух. — Это же клен, сорняк мира деревьев. Не хочу показаться наглым, Ева, но что такое с вашим лицом?
Ева его не слушала.
— Это все Брайан, — сказала она. — Он всегда ненавидел это дерево и утверждал, будто корни корежат асфальт.
— И вправду корежат, — подтвердил Питер. Ему не вовсе не улыбалось обсуждать какое-то там дерево. — А знаете, осталось всего сто двенадцать дней на покупку рождественских подарков, — сообщил он, забираясь в комнату.
До Евы донесся вопль Сэнди Лейк:
— Ева, я сержусь на тебя! Почему ты не хочешь со мной увидеться?
— Мы покупаем Эбигейл моторизованную коляску. Ну, мы и социальная служба, — радостно поделился Питер.
— Питер, не окажете ли мне услугу? — спросила Ева. — Помогите заколотить окно изнутри, ладно?
По мнению Питера, Ева быстро скатывалась по наклонной плоскости — в старые добрые времена они бы выпили по чашечке чая и выкурили по сигаретке.
— Конечно, — кивнул он.
За двадцать лет работы мойщиком окон Питер повидал немало эксцентричных клиентов, да что там — ему ни разу не попался полностью нормальный человек. Эта одежда, в которой они спят! Эти убогие комнаты внутри вполне солидных особняков! Странная еда! Или, к примеру, мистер Кроссли, у которого столько книг, что с трудом в комнату проберешься!
Заделать окно изнутри было совсем несложно. У Питера в грузовичке имелись необходимые материалы. Его частенько просили заколотить окно, случайно разбитое домочадцами или гоняющими в футбол мальчишками. Под ироничные возгласы толпы Питер спустился на землю.
Пока он шел к своему грузовичку, Сэнди Лейк следовала за ним по пятам.
— Меня слышно в спальне?
— Прекрасно слышно, — кивнул Питер.
Сэнди ударила по кузову и заорала:
— У меня крайне важное сообщение! Оно касается будущего всей нашей планеты!
Питер принялся собирать доски и инструменты, и Сэнди Лейк вдруг поняла, что ей представился шанс. Она быстро перебежала дорогу и резво, стокилограммовой козочкой, взлетела по приставной лестнице.
Увидев в окне обветренное лицо Сэнди, Ева покрепче прижала к животу подушку, словно то был щит.
Сэнди пристально посмотрела на Еву и процедила:
— Ну, теперь я по-настоящему зла! Что с тобой случилось? Да ты самая обыкновенная баба! В тебе нет ничего особенного! У святой не должно быть седины в волосах и морщин вокруг глаз, а у тебя-то они вовсе не из-за улыбок появились!
Сэнди попыталась перелезть через подоконник, но лестница слегка качнулась. Сэнди глянула вниз — раз, другой. Одни люди потом рассказывали, что Сэнди закачалась и полетела вниз, другие утверждали, будто она зацепилась каблуком за подол длинной юбки, а Питер мог поклясться, что видел бледную руку, оттолкнувшую лестницу от карниза.
Еве почудилось, будто дом содрогнулся, когда Сэнди рухнула в разросшийся куст лаванды, который Ева посадила много лет назад. Люди на улице завопили. Приземлилась Сэнди не в самой лестной для себя позе, и ее друг-анархист бросился к ней, чтобы одернуть задравшуюся выше головы юбку. Уильям любил Сэнди, но вынужден был признать, что обнаженная толстуха выглядела непристойно.
Сэнди вовсе не умерла. Уже через минуту она пришла в сознание, сползла с колючих веток лаванды и распласталась на траве. Анархист снял кожаную куртку и подложил ей под голову.
Врачиха прибывшей «скорой» отчитала Сэнди за то, что та скачет по стремянкам в длинной юбке и на каблуках.
— Этот несчастный случай буквально напрашивался, — неодобрительно проворчала она.
Ева и Питер принялись заколачивать окно под улюлюканье толпы и редкие испуганные возгласы. Увидев расхристанную, нечесаную женщину с помятым лицом, люди довольно быстро подрастеряли свою истовую веру в святую Еву.
Констебль Хоук выкрикнул:
— Будь она настоящей святой, являлась бы воплощением совершенства во всем!
Человек с биноклем воскликнул:
— Гляньте, да у нее под мышками пятна от пота!
Женщина в мужском костюме и собачьем ошейнике вынесла вердикт:
— Святые не потеют. Думаю, миссис Бобер — самозванка.
Констеблю Хоуку поступил приказ разогнать толпу, и он закричал:
— Ею овладел злой дух, который поселился в священной чапати!
И толпа двинулась к местной библиотеке, в окне которой была выставлена чапати — пропитанная консервантом, покрытая лаком. Оставшиеся адепты принялись собирать вещи. Началась суматоха, туда-сюда сновали такси, и вскоре на улице остался лишь Уильям Уэйнрайт, сидевший в палатке Сэнди Лейк. Завтра он навестит Сэнди в больнице — а может, и не навестит, кто знает.
В конце концов, он ведь вольная птица анархии. И никому не заманить его в сети обязательств.