Жестокие игры

Глава девятнадцатая

Феликс

В комнате царит тяжелая и гнетущая тишина, я смотрю на книгу, которую держу в руках, и пытаюсь прочитать слова в который раз.

Завтра последний день занятий перед каникулами в честь Дня Благодарения, и вместо того, чтобы радоваться возможности уехать домой и на неделю сбежать от всего мира, я боюсь этого.

Праздники имеют огромное значение в семье Киллиана, и в этом году наша очередь принимать гостей. Это означает, что моя мама проведет первую половину каникул в панике, поскольку она не только организует ужин для огромной семьи Киллиана, но и следует традиции, пытаясь превзойти все, что было запланировано в прошлом году.

Из-за того, что моя мама присоединилась к семье Киллиана не совсем социально приемлемым образом, она всегда очень нервничает по поводу планирования любых семейных мероприятий и использует их, чтобы доказать, что она принадлежит к этой семье и является одной из них.

Большинство членов его семьи приняли ее из уважения к отцу Киллиана, но для моей мамы этого недостаточно. Она не просто хочет, чтобы ее приняли. Она хочет, чтобы ее чествовали и относились к ней так, как будто она не предала память своей лучшей подруги и не узурпировала ее жизнь. Это означает, что я проведу свою неделю отпуска, избегая ее, чтобы не потратить его на подготовку к ужину, на который я даже не хочу идти, и на общение с толпами людей, которые будут в доме во время этого дурацкого ужина.

Честно говоря, я бы предпочел остаться в школе и провести каникулы в одиночестве, но это не вариант. Я упомянул об этой возможности маме несколько недель назад во время одного из наших редких звонков, но она просто начала вызывать у меня чувство вины, говоря, как сильно она скучает по мне и как она с нетерпением ждет встречи со мной, хотя я точно знаю, что она больше беспокоится о том, что все будут говорить, если меня не будет, чем о том, чтобы провести со мной время.

Завтра также состоится ежегодная вечеринка «Rebels», и, если честно, это меня беспокоит больше, чем День Благодарения или что-либо еще, что может произойти во время каникул.

Вечеринка — это, по сути, повод для невероятно эксклюзивного списка гостей, чтобы накуриться и предаться гедонизму в последнюю минуту перед каникулами. Я не знаю, что там на самом деле происходит, так как меня никогда не приглашали, но тот факт, что все участники должны подписать соглашение о неразглашении, прежде чем их пустят внутрь, говорит мне о том, что там происходит.

Обычно мне плевать, чем занимаются люди и как мои избалованные одноклассники решают выпустить пар, но мысль о том, что Киллиан предается тем вещам, которые мое воображение выдумывает каждый раз, когда я думаю о завтрашнем вечере, заставляет меня хотеть пробить кулаком стену.

Мне не должно быть дело до того, что делает Киллиан, и теперь, когда он официально свободен, он имеет полное право делать все, что хочет, с кем хочет. Я знаю, что то, что, между нами, — это просто часть игры, в которую мы играем друг с другом, но становится все труднее помнить, что это всего лишь игра.

Киллиан не любит меня и не пытается защитить меня, потому что заботится обо мне. Он делает это, потому что так поступает его семья. Я его сводный брат, поэтому нападение на меня — это нападение на него. Вот и все.

То же самое и со всем, что произошло, между нами. Все это — не более чем игра и новый способ получить удовольствие. Ничего из этого не имеет значения, и мне нужно перестать зацикливаться на этом и перестать думать о том, куда мой чертов сводный брат может или не может засунуть свой член в ближайшем будущем.

Мягкий звонок моего телефона вырывает меня из оцепенения, и я качаю головой, возвращаясь в реальность.

Рассеянно я беру его и открываю переписку с Иден.

Иден: Я так сильно ненавижу Дж.

Я: Что он наделал на этот раз?

Иден: Он просто сказал мне, что я должна уехать завтра после занятий, а не уезжать с ним и ребятами в субботу.

Мое сердце падает в пятки. Мы с Иден планировали устроить ночевку в качестве последнего веселого мероприятия перед праздниками, так как Джордан будет отвлечен Распятием и не будет иметь времени контролировать каждую мелочь в своей жизни. Я с нетерпением ждал возможности провести ночь, смотря плохие фильмы ужасов и сплетничая с моей лучшей подругой, чтобы отвлечься от всех проделок, которые будет вытворять Киллиан.

Я: Что? Почему?

Иден: Не знаю.

Иден: Я подумала, что, может быть, он как-то узнал, что мы устраиваем пижамную вечеринку, и решил проявить свой контролирующий характер, но он не ответил, когда я спросила, почему я должна уходить рано, а ему разрешено остаться.

Иден: Я так устала от этой ерунды. Я даже пыталась поговорить с мамой и посмотреть, может быть, она хоть раз будет на моей стороне, но она просто отмахнулась и сказала, что мне повезло, что у меня такой заботливый старший брат, и я должна быть благодарна, что он заботится обо мне.

Я: Она знает, что есть разница между заботой о тебе и контролем над каждым твоим шагом?

Иден: Похоже, нет.

Иден: Конечно, блядь.

Я: Что?

Иден: Хайди только что пришла домой пьяная и, похоже, сейчас будет блевать.

Я: Мерзость.

Иден: И она только что обрыгала весь пол

Иден: Мне нужно идти. Утром будет проверка дома, и я должна позаботиться об этом, чтобы не получить еще одно предупреждение в моем деле из-за того, что моя соседка не может держать алкоголь.

Я: Удачи тебе.

Иден: Спасибо.

Иден: Мне она понадобится

Я жду, не скажет ли она еще что-нибудь, а когда экран гаснет, отбрасываю телефон в сторону.

Я как раз беру книгу, когда дверь с грохотом открывается и в комнату входит Киллиан.

Он выглядит раздраженным, но это его обычное состояние, так что кто знает, может, что-то не так, а может, это просто его лицо. Он бросает на меня взгляд, закрывая за собой дверь, но ничего не говорит и направляется к своей стороне комнаты.

Я сижу тихо, пока он снимает толстовку и бросает ее на кровать. Затем он снимает одежду, пока не остается только в боксерах.

Ни один из нас не произносит ни слова, пока он идет в ванную, чтобы сделать свои дела.

Когда за ним закрывается дверь, я откладываю книгу и вылезаю из постели, чтобы снять свою одежду и выключить свет. Когда все готово, я ложусь в постель и переворачиваюсь на бок, лицом к задней стене.

Мне не приходится долго ждать, пока Киллиан выходит из ванной и забирается ко мне в постель. Он прижимается ко мне и обнимает меня за талию. Я прижимаюсь к нему, чтобы наши тела полностью соприкасались, и он обнимает меня еще крепче, прижимая к себе, а его тепло обволакивает меня, как одеяло.

Это та же самая рутина, которую мы выполняем каждую ночь с тех пор, как я перестал принимать таблетки, и я ненавижу то, как я мгновенно расслабляюсь и как большая часть напряжения, которое я в себе держал, тает при его прикосновении.

— Ты принял душ? — спрашивает Киллиан. Его губы рядом с моим ухом, и его голос — низкий, хриплый, от которого по мне пробегает дрожь осознания.

— Нет, — шепчу я, и мои щеки и шея загораются от воспоминания о том, как он кончил на меня ранее и сказал, чтобы я не смывал это.

Он издает довольное урчание и прижимается своим членом к моей заднице. Он твердый, но, как и каждую ночь, он не делает ничего больше, чем несколько раз потереться об меня, а затем замирает.

Запах чего-то цветочного щекочет мой нос. Он тонкий и нежный, и мне нужно секунда, чтобы его опознать.

Это духи.

Моя грудь сжимается, и в желудке появляется кислое ощущение. Он что, только что вылез из постели какой-то девушки и забрался в мою? Поэтому на нем запах духов?

— Тебе понравилось ходить с моей спермой на себе? — шепчет он мне на ухо.

Я дрожу, когда его горячее дыхание обволакивает мою кожу, и пытаюсь вытеснить из головы мысли о том, как он обнимается с кем-то другим.

Неважно, с кем он был и чем они занимались. Он снова официально свободен; конечно, он захочет развлечься после всего того дерьма, что произошло с Натали. Мне нужно взять себя в руки и понять, что это такое, а что нет.

— Да, — шепчу я правдиво. — Мне понравилось.

Он снова рычит и прижимает меня к себе еще сильнее.

Я стараюсь не думать о том, что, вероятно, я не единственный, кто сегодня близко познакомился со спермой Киллиана, но не могу остановить боль и унижение, которые наполняют мою грудь и оседают в желудке.

— Да, тебе понравилось. — Он снова трется своим членом о мою попку. — Шлюха, — добавляет он, но в его голосе слышится нотка ласки, которая сглаживает резкость этого слова.

— Только для тебя, — шепчу я, не успев себя остановить.

Он снова издает один из тех глубоких рыков, которые меня убивают, и прижимает меня к себе еще сильнее.

Я закрываю глаза и пытаюсь выкинуть из головы все мысли, пока Киллиан расслабляется позади меня. Мне просто нужно пережить эту ночь, и тогда я не буду беспокоиться о том, что увижу его снова, пока не закончится вечеринка и мы не отправимся домой.

Я только начинаю расслабляться, когда Киллиан нежно целует меня в шею и просовывает одну из своих ног между моими. Я замираю, дыхание застревает в горле, когда он снова прижимается губами к моей шее.

Его ритмичное дыхание и тяжесть его руки вокруг меня говорят мне, что он находится в том состоянии между бодрствованием и сном. Он либо не имеет представления о том, что делает, либо думает, что я кто-то другой.

Я лежу неподвижно, не смея даже дышать, пока он еще несколько раз целует мою шею, затем удовлетворенно вздыхает и наконец расслабляется позади меня. Подъем и опускание его груди на моей спине успокаивает меня, как и тепло, исходящее от его тела и окружающее меня, как кокон. Я пытаюсь сосредоточиться на этих знакомых ощущениях, а не на остаточном запахе духов или своих беспорядочных мыслях, закрывая глаза я расслабляюсь в его объятиях.

— Доброе утро, солнышко, — говорит глубокий голос у меня над ухом, мягко выводя меня из сна.

— Э? — бормочу я и прижимаюсь лицом к подушке.

Пахнет приятно, так тепло и уютно, что не хочется просыпаться.

Рука скользит по моей заднице, прикосновение легкое и дразнящее. Я стону и прижимаюсь к ней.

Мягкий смешок щекочет мое ухо, затем что-то скользит между моих ягодиц и трется о мою дырочку. Я выгибаю спину и сжимаюсь вокруг его пальца.

— Проснись, котенок, — говорит мягкий голос в тот же момент, когда этот озорной палец погружается в меня.

Я прижимаюсь лицом к подушке, когда завеса сна наконец поднимается, только чтобы понять, что то, во что я вдавливаю лицо, — это не подушка. Это грудь Киллиана.

— Доброе утро, солнышко, — повторяет он и снова погружает палец в меня. Он проникает неглубоко, но этого достаточно, чтобы все мое тело загорелось огнем.

Я извиваюсь под ним и тихонько стону.

Он тихо смеется и обхватывает мою попку.

— Ты сегодня идешь на занятия? — спрашивает он, как будто только что не был во мне.

— Я не планировал, — говорю я, все еще пытаясь понять, что происходит.

Киллиан и я можем спать вместе, но мы не делаем этого.

Каждое утро с той первой ночи, когда мы спали в одной постели, я просыпался, когда Киллиан отрывался от меня, чтобы выскользнуть из-под одеяла. Мы не разговариваем, не обращаем друг на друга внимания, и он точно не трогает меня так, как только что.

Лежать вместе в постели так странно, но я не против.

Мы остаемся так еще несколько секунд, потом Киллиан вздыхает и отстраняется.

Я выскальзываю из его объятий и смотрю, как он садится и свешивает ноги с кровати. Не заботясь о том, что я слишком очевиден, я провожу взглядом по его сильной спине и широким плечам. Киллиан в отличной форме, и изгибы и рельефы его мышц так же завораживают, как и возбуждают.

Он оглядывается через плечо.

— Нравится, что видишь? — спрашивает он с ухмылкой.

— Думаю, это и так очевидно.

В его глазах мелькает что-то, что я не могу понять, но через мгновение это исчезает.

— В планах произошли изменения, — говорит он, вставая.

— Что ты имеешь в виду? — я сажусь и потираю затылок.

— Вчера вечером в главном доме произошел инцидент. — Он поднимает руки над головой и вытягивает спину.

От этого движения его боксеры сползли вниз, и из-под пояса выглядывает небольшой пучок волос, демонстрируя его подтянутый живот и заметную V-образную линию его пояса Адониса.

— Смотри сюда, котенок. — Он опускает руки.

Я поднимаю взгляд, но расслабляюсь, когда вижу, что Киллиан ухмыляется мне.

— Инцидент? — спрашиваю я, когда он ничего не отвечает.

— Да. Домой запрещен вход всем, кому не нужно там находиться, до окончания перерыва.

— О, это… жаль. — Я делаю паузу. — А как же Распятие?

Его отменили? Это объясняет, почему Иден уезжает домой сегодня, а не завтра.

— Его перенесли.

— Куда?

— Сюда.

Я моргаю.

— Сюда, то есть в общежитие?

Он кивает.

— А, понятно.

— Вернись в эту комнату к семи. — Он скрещивает руки на груди и пристально смотрит на меня. — И убедись, что у тебя есть все необходимое, потому что ты не уйдешь, пока я не разрешу.

Меня как будто ударило в грудь чем-то неприятным. Он ожидает, что я буду сидеть в его комнате, пока он трахается с той, кто носит те дешевые духи, которыми он был облит вчера вечером, в том же чертовом здании?

Неприятное чувство в груди усиливается, и мне требуется секунда, чтобы понять, что это ревность. Я ревную к тому, с кем Киллиан собирается провести ночь. Что за хрень? Я никогда никого не ревновал, но сейчас я чертовски ревную.

— Понятно? — спрашивает он, когда я не отвечаю.

Я киваю, стараясь сохранить бесстрастное выражение лица.

В его глазах мелькает что-то мрачное, затем он направляется к краю комнаты, делая длинные и уверенные шаги.

Я выскальзываю из постели и спешу в ванную. Включаю воду и прислоняюсь к раковине, пока она нагревается.

— Это всего лишь игра, — бормочу я про себя. — Ты сам ее начал. Ничего из этого не имеет значения.

Я повторяю это несколько раз, пока не успокаиваюсь, и проверяю воду. Она все еще холодная, но я все равно вхожу в душ. Она нагреется, пока я буду принимать душ.

Когда я выхожу из ванной, Киллиан все еще в комнате. Он сидит на кровати в темных джинсах и черной рубашке. Одежда простая, даже скучная, но, конечно, он выглядит в ней как модель с обложки журнала, особенно с тем, как он на меня смотрит.

Киллиан умеет смотреть так, как никто другой, и я ненавижу то, как сильно мне нравится, когда он смотрит на меня. Я никогда не стеснялся, в основном потому, что мне плевать, что люди думают обо мне или находят ли они меня привлекательным. Но есть что-то возбуждающее в том, что Киллиану нравится то, что он видит. Может, это из-за запретной связи между сводными братьями, а может, из-за вынужденной близости соседей по комнате, которая заставляет меня забыть, что все это должно было быть игрой. А может, я просто шлюха, как он говорит, и он тот, кто случайно раскрыл мои извращения. Кто, черт возьми, знает.

— Нравится, что видишь? — спрашиваю я, когда замечаю, что он смотрит на мою задницу.

Его горячий взгляд встречается с моим, и он настолько интенсивен, что я практически чувствую его как физическое ощущение. Не говоря ни слова, он встает, и я невольно сглатываю, когда он направляется ко мне, его шаги размеренные и целеустремленные.

Я стою, застыв, пока он срывает с моей талии полотенце и бросает его на кровать. Я тверд как камень, и головка моего члена касается его джинсов, когда он поднимается. Шуршание денима о мою кожу заставляет меня с шипением вдохнуть. Это больно, но в лучшем смысле этого слова.

— Достань мой член, — говорит он низким рычащим голосом.

Мои руки дрожат, когда я расстегиваю его джинсы и раскрываю ширинку настолько, насколько это возможно.

Он не отрывает от меня взгляда, пока я запускаю руку в его боксеры и вытаскиваю его член. Он горячий, твердый и уже покрыт предъэякулятом, и мой собственный член пульсирует, когда он проводит зубами по нижней губе. Я быстро поглаживаю его и отпускаю.

Уголок его рта поднимается в ухмылке.

— Ты хочешь этого?

Я не отвечаю. Он знает, что хочу.

Прежде чем я полностью осознаю, что происходит, Киллиан поворачивает меня и толкает на кровать.

Я приземляюсь на живот и издаю небольшой возглас удивления, а затем еще один, когда Киллиан ложится на меня, накрывая меня своим большим телом.

Прикосновение его одежды к моей коже заставляет меня затрепетать изнутри. То же самое происходит от того, что он полностью одет, а я совершенно голый. Неравенство сил должно было бы напугать меня или заставить почувствовать себя уязвимым, но этого не происходит.

Киллиан кладет руки по обе стороны от моих рук и впивается коленями в кровать, чтобы зажать мои бедра и не дать мне раздвинуть ноги. Его губы рядом с моим ухом, и его тяжелое дыхание, когда он перемещается, пока его член не скользит между моих ягодиц, достаточно, чтобы заставить мою кровь закипеть.

Я сжимаюсь вокруг него, сдавливая его член так сильно, как могу. Он рычит, издавая низкий и дикий звук, и прижимается губами к моей шее.

Мой стон слишком громкий, когда он сосет и кусает мою шею. Он не нежен, и я не хочу, чтобы он был нежен. Я наклоняю голову в сторону и прижимаюсь к нему, давая ему лучший доступ и молча прося еще.

Он издает один из тех довольных рыков и покачивает бедрами, чтобы провести своим членом по моей складке.

Бездумно я протягиваю руку назад и хватаю его за волосы. Но вместо того, чтобы тянуть его за волосы или пытаться оттолкнуть от себя, я притягиваю его ближе и держу на месте, пока он разрывает мою шею своим талантливым ртом.

Он стонет, прижимаясь к моей коже, и резко двигает бедрами, его темп становится яростным, когда он трахает мою складку так, как я хочу, чтобы он трахал меня.

Я едва осознаю звуки, которые издаю, пока мой сводный брат использует меня как секс-игрушку. В моей складке скапливается влага, а его предэкулят создает для него скользкий проход.

Каждый толчок его бедер достаточно силен, чтобы раскачать меня на кровати, и грубое трение одеяла о мой чувствительный член невероятно, так как боль и удовольствие смешиваются, создавая что-то новое.

Киллиан наконец отпускает мою шею, и резкая боль и жжение от множества засосов и следов укусов, которые, я уверен, там есть, только усиливают мое удовольствие.

Все одеяло мокрое, но у меня хватает сил сжать ягодицы вокруг его члена. Все годы плавания дали мне невероятно сильные ягодицы и бедра, и я вознаграждаюсь задушенным стоном, который точно говорит мне, насколько ему нравится это движение.

Ощущение полного окружения им почти так же возбуждает, как то, что он делает с моим телом. Невозможность двигаться, сжатые ноги, пока он использует мою попку как секс-игрушку, гораздо эротичнее, чем должно быть, и слишком легко погрузиться в эти ощущения.

Его дыхание учащается, и его тихие стоны и сдавленные крики — одни из самых возбуждающих звуков, которые я когда-либо слышал.

Киллиан не скрывает от меня своих эмоций, когда мы играем, но он тщательно контролирует себя. Я никогда не слышал, чтобы он так расслаблялся, и то, как он беззастенчиво использует меня, чтобы получить удовольствие, заставляет меня хотеть большего.

Он слегка сдвигается на мне, и при следующем толчке головка его члена задевает мою дырочку. Он не проникает в меня, но раскрывает меня настолько, что его кончик на мгновение погружается в меня, а затем выскальзывает обратно.

Я дергаюсь, как будто меня ударило током, когда жидкий огонь наполняет мои вены, и последние функции моего мозга отключаются. Прикосновение было простым, случайным и быстрым. Но, черт возьми, Киллиан ввел часть своего члена в меня.

— Сделай это, — говорю я, задыхаясь.

Киллиан не останавливается, но его ритм слегка сбивается, давая мне понять, что он так же удивлен моими словами, как и я.

Я хочу его, и я больше не буду притворяться, что это не так. Если он собирается провести эту ночь, трахаясь и развлекаясь с кучей случайных девушек, пока я буду сидеть один в нашей комнате, то я хочу его сейчас.

Для него это ничего не будет значить, я уже знаю это, но небольшая часть меня надеется, что, может быть, он подумает об этом позже, когда будет по уши в какой-нибудь случайной девчонке, которая приглянулась ему, или в той, что носит вонючие духи, которыми он был облит вчера вечером. И даже если он не подумает, по крайней мере, я не буду видеть его до конца вечеринки и смогу провести следующую неделю, прячась от него, когда мы вернемся домой, пока не переживу то, что со мной происходит.

И помимо всех этих мелочных мыслей, главная причина, по которой я хочу, чтобы он меня трахнул, заключается в том, что я не могу перестать об этом думать. Я никогда не был с парнем, никогда не думал о том, чтобы меня трахнули или отсосать член, но теперь я думаю только об этом.

Спать с ним, обнимающим меня каждую ночь, утешительно и избавляет меня от кошмаров, но это также разрушает мое душевное равновесие и либидо. Я не имею понятия, почему, но он никогда ничего не начинает ночью. Несколько невнятных слов и он трется своим твердым членом об мою задницу, и все.

Каждую ночь я крепко засыпаю, а просыпаюсь чертовски возбужденным в своей пустой постели, и это дразнит меня до безумия. Мне просто нужно однажды обладать им полностью, тогда я смогу снова думать о нем как о своем надоедливом сводном брате, с которым я иногда дурачусь, и перестать быть так чертовски одержимым им.

— Не говори того, чего не имеешь в виду, — предупреждает он тихим голосом. — Иначе ты получишь именно то, чего хочешь.

Я не колеблюсь, когда говорю:

— Трахни меня, старший брат.

Он снова издает грохочущий стон и засовывает руку между нашими телами, чтобы сжать и ухватить мою попку. Он не нежен, и я не хочу, чтобы он был нежен. Я хочу почувствовать его, хочу потом увидеть его следы.

— Смазка? — Его хриплый голос скользит в мое ухо, как теплый мед, и я делаю неопределенный жест в сторону прикроватного столика.

Вес его тела исчезает с меня. Холод проникает в мою кожу, когда он резко открывает ящик и вытаскивает бутылку смазки, которую я там храню.

Я не могу сдержать стон удовольствия, когда он снова накрывает меня своим телом, и я извиваюсь, прижимаясь к его твердому члену. Шуршание его одежды о мою обнаженную кожу напоминает мне, что он все еще полностью одет, а я совершенно голый, и это противоречие заставляет мой член пульсировать.

Я слышу щелчок открывающейся бутылочки смазки, а затем Киллиан вставляет колено между моими бедрами, заставляя меня раздвинуть ноги для него.

— Последний шанс остановиться. — Предупреждение в его голосе ясно, но я не обращаю на него внимания.

Я хочу этого. Я знаю, что это огромная ошибка, но мне все равно. Я могу возненавидеть себя позже.

Когда я ничего не говорю, Киллиан просовывает скользкий палец между моих ягодиц и прижимает его к моему отверстию. Я провел беглое исследование о том, как принять член, не чувствуя, что меня разрывают пополам, поэтому я знаю, что нужно вдохнуть, а затем выдохнуть и напрячься.

Он издает еще один из тех довольных звуков и вталкивает палец в меня.

Я задыхаюсь и инстинктивно выгибаю спину, когда он погружается в меня глубже. Это не больно, но странно. Я ожидал странного давления, но есть еще и ощущение наполненности, которое мне не очень нравится.

Киллиан вводит палец в меня до конца, глубоко и сильно, и останавливается только тогда, когда его рука касается моей попки. Я вскрикиваю и сжимаюсь вокруг него, но не потому, что хочу, чтобы он остановился, и не потому, что это слишком сильно.

Небольшая боль и жжение от растяжения в сочетании с давлением и наполненностью создают смесь ощущений, которые одновременно невероятно интенсивны и чертовски приятны.

Киллиан просовывает свободную руку под мою грудь и прижимает меня к своему телу, фиксируя мои руки. Единственные части тела, которыми я могу двигать, — это лодыжки, одна нога и руки. В остальном я полностью обездвижен и погружаюсь в ощущение беспомощности и полной зависимости от него, пока он жестко трахает меня пальцем, работая как с моим телом, так и против него, раскрывая меня.

— Еще, — стону я и сжимаюсь вокруг него.

Его смешок мрачен и полон обещаний, когда он добавляет второй палец. Растяжение и жжение усиливаются, как и ощущение переполненности, но все это смешивается и создает что-то захватывающее и чудесное, что заставляет меня хотеть еще больше.

Я задыхаюсь и стону под ним, пока он растягивает меня, и я с удовлетворением вздыхаю, когда он вводит в меня третий палец. Я настолько увлечен, что приветствую дополнительное жжение и приступы боли и сразу же толкаюсь на него. Это так хорошо, но этого недостаточно.

Я не могу сдержать крик, когда он проводит пальцами по моей простате, и небольшой всплеск удовольствия пронзает меня. Я никогда раньше не играл со своей задницей, и я не верил, что это какая-то волшебная кнопка удовольствия, но, черт возьми, это действительно так. Я сжимаюсь и напрягаюсь вокруг него, и самые восхитительные ощущения охватывают меня, когда он снова и снова проникает в это место.

— Пожалуйста, — я наполовину умоляю, наполовину хнычу, когда он трет это место, как будто пытается вызвать джинна из волшебной лампы.

— Пожалуйста, что? — хрипит он мне на ухо. — Пожалуйста, трахни тебя?

— Да! — Мне даже не важно, насколько я отчаян, как я выгляжу в его глазах. Все, о чем я могу думать, это не только о том, как сильно я его хочу, но и о том, как сильно я в нем нуждаюсь. — Трахни меня, Киллиан.

Он издает низкий, дикий звук и вытаскивает из меня пальцы. Я вскрикиваю от ощущения пустоты и от того, как чертовски это возбуждает. Мне нравится, что я свел своего брутального сводного брата к простому рычанию и ворчанию.

Он поднимается с меня и просовывает руку, между нами, одновременно с помощью колен снова сжимая мои ноги. Я вздыхаю и прижимаюсь щекой к простыне, мое тело почти безвольное, когда он прижимает свой член к моему отверстию.

— Дрочи, пока я вхожу в тебя, — хрипит он мне на ухо.

Я просовываю руку под тело, но не могу сделать ничего больше, кроме как сжать член, пока его вес прижимает меня к матрасу. Вместо того, чтобы дрочить, как он сказал, я держу член и сосредотачиваюсь на моменте, чтобы запомнить каждую секунду, когда он впервые входит в меня.

Легким толчком бедер он прорывается через мое внешнее кольцо и погружает головку члена в меня.

Мы оба стонем, пока он продолжает толкаться, проникая все глубже, пока мое тело не напрягается. Он останавливается и целует мою шею, давая мне возможность привыкнуть к его члену внутри меня.

Это так хорошо, но в то же время странно, и я должен бороться со своим естественным инстинктом, который хочет вытолкнуть его.

Он надавливает на меня немного сильнее, и это дополнительное давление помогает мне расслабиться настолько, что он проникает еще глубже. Я понятия не имею, почему быть полностью беспомощным и находиться в его власти так возбуждает, но я не собираюсь с этим бороться. Он и так знает, что мне это нравится, нет смысла притворяться.

Жжение и боль возвращаются с новой силой, когда он наконец достигает дна, и у меня появляется безумное желание поцеловать его. Просто повернуть лицо и захватить его губы своими.

Но я не делаю этого, потому что дело не в этом. Это просто секс и ничего больше. Вместо того, чтобы позволить этим фантазиям сорвать все, я сжимаюсь вокруг его члена, пока боль не пронзает меня и не опустошает мой разум, позволяя мне сосредоточиться на том, что мой сводный брат находится во мне.

Киллиан снова целует мою шею, не кусая и даже не сося, и это дразнящее прикосновение помогает мне избавиться от последних отвлекающих факторов, пока он качает бедрами и вводит, и выводит свой член из меня. Боль теперь полностью ушла, и я инстинктивно толкаюсь назад, как могу, пока он меня прижимает.

Он обхватывает мою шею рукой, и я прижимаюсь к ней, заставляя его держать меня крепче. Он исполняет мое желание и сжимает мое горло. На этот раз он не давит на мои артерии, и недостаток воздуха ударяет сильно и быстро, мир вокруг меня становится размытым, и все кажется слегка несинхронным.

Все мое тело покалывает, электричество танцует, между нами, везде, где мы соприкасаемся. Каждое движение его члена вызывает во мне волну удовольствия, а его вес заставляет мой член двигаться по кругу в моей руке с каждым толчком его бедер.

Все чувствуется хорошо, и я погружаюсь в этот момент и наслаждаюсь тем, что меня используют. Мне даже не важно, кончу я или нет. Я просто хочу продолжать чувствовать его на себе, вокруг себя. Во мне.

Как раз когда мир вокруг меня темнеет, Киллиан ослабляет давление на мою шею и кусает меня за плечо. Боль сильная, но настолько приятная, что я издаю невнятный крик, а все мое тело охватывает восторг.

Киллиан стонет низко и глубоко, и это так чертовски возбуждает, что по мне пробегает дрожь желания, когда его темп становится неровным, а бедра замирают. Он двигается так сильно, что я качаюсь на кровати, и волны удовольствия пронизывают меня, когда мой член движется в зажатой руке с каждым толчком его бедер. Он снова сжимает мою шею, и я задыхаюсь от дополнительного давления.

Я не имею понятия, как долго мы остаемся в таком положении, пока Киллиан трахает меня до потери сознания, то перекрывая мне доступ воздуха, то давая мне достаточно кислорода, чтобы я оставался в сознании.

Затем рука Киллиана исчезает с моего горла, и он выходит из меня. Я лежу, дезориентированный и в бреду от желания, пока моя голова постепенно проясняется благодаря притоку кислорода, который я могу глотать.

Звук кожи о кожу пробивается сквозь мою мглу, и я оглядываюсь через плечо. Киллиан стоит на коленях надо мной, его большая рука работает над его членом, а он смотрит на мою задницу так, что это можно описать только как властный взгляд.

Его глаза встречаются с моими, и наши взгляды скрепляются. Он великолепен, сверкая глазами и сильными мускулами под темной одеждой.

Он отрывает взгляд от моего и снова смотрит на мою задницу. Через секунду его бедра дергаются, и он издает сдавленный крик, когда его член пульсирует в его руке.

Я жадно наблюдаю, как он кончает мне на задницу. Мокрые брызги его спермы невероятно возбуждают, и я счастливо стону, когда он вталкивает свой все еще брызгающий член в меня, наполняя меня остатками своей спермы, пока трахает меня до оргазма.

Я лежу под ним, без сил и стону, как шлюха, которой я, по-видимому, и являюсь, пока он вытаскивает свой член из меня и втирает каждую каплю своей спермы в мою кожу. Я понятия не имею, почему это так возбуждает и почему мне понравилось провести весь вчерашний день, зная, что я ношу на себе частичку его, но сейчас мне все равно.

Когда он наконец поднимает глаза, чтобы встретиться с моими, взгляд в них настолько мрачен и интенсивен, что я перестаю дышать.

Не говоря ни слова, Киллиан хватает меня за бедра и переворачивает. Я ложусь на спину, его колени обхватывают мои бедра, а его мягкий член свисает между ног.

— Руки за спину, — рычит он.

Я немедленно подчиняюсь.

Он как бы падает на меня, удерживая себя одной рукой, так что оказывается сверху. Меня пронзает дрожь по всему телу, и я извиваюсь под ним, мой твердый член комично подпрыгивает в воздухе.

Он еще несколько секунд смотрит на меня, его взгляд пристальный и интенсивный. Я невольно облизываю губы, и в его глазах вспыхивает что-то еще.

Без слов он хватает мой член у основания и сильно поглаживает его. Я громко и безудержно стону, а уголок его рта поднимается в ухмылке.

Его хватка крепкая, а темп быстрый, он дрочит мой член именно так, как мне нравится. Я выгибаюсь навстречу его прикосновениям, гонясь за удовольствием, пока он с каждым движением руки приближает меня к разрядке.

Он пробегает взглядом по мне, его глаза перемещаются от моей шеи и следов, которые, я знаю, он оставил на мне, вниз к моему члену и обратно к моему лицу.

Я так близок, что мое тело кажется одним огромным обнаженным нервом, поскольку удовольствие продолжает нарастать и пронизывать меня электрическими всплесками. Это так хорошо, но в то же время это слишком, слишком интенсивно, и мой оргазм остается недосягаемым.

— Кончи для меня, Феликс.

Этого единственного приказа достаточно, чтобы сломать все, что меня сдерживало, и я не просто достигаю оргазма; я врезаюсь в него со всей силы.

Я едва осознаю что-либо, кроме того, как хорошо мне, когда я кончаю на себя. Я кричу и, вероятно, говорю что-то, корчась под ним, но мне плевать на все это, пока я катаюсь на волнах своего освобождения, и мир снова становится туманным.

Что-то мягкое скользит по моей шее. Прикосновение нежное, даже ласковое, и я открываю глаза.

Киллиан смотрит на следы, которые он оставил на мне, и нежно проводит пальцем по моей измученной коже. Теперь, когда туман оргазма рассеивается, боль становится все сильнее, и его прикосновения помогают успокоить ее, когда я снова полностью осознаю свое окружение.

Я ожидаю, что он слезет с меня и уйдет, как всегда, но он остается в таком положении на несколько минут и наблюдает, как я прихожу в себя, нежно поглаживая свои следы.

— Не принимай душ, — говорит он, когда мое последующее возбуждение наконец угасает, нарушая тишину и убирая руку с моей шеи.

Меня пробирает дрожь, и не только от хриплого тона его голоса или его приказа. Холодный воздух на моей коже помогает мне вернуться в реальность, и я медленно киваю.

Он издает еще один из тех довольных рыков и слезает с меня.

Я лежу, ошеломленный и покрытый спермой, а он стоит и прячет себя.

— Хороший разговор, — говорит он с игривой улыбкой, застегивая брюки.

Я выдыхаю растерянный смешок и сажусь. Я чувствую, как большая, глупая улыбка растягивает мои губы, и я снова странно смеюсь, когда Киллиан улыбается мне в ответ.

Мы остаемся так на несколько секунд, просто глядя друг на друга, затем его улыбка сменяется одной из его фирменных ухмылок.

Моя улыбка исчезает, но вместо того, чтобы почувствовать пустоту или желание закрыться, я провожу пальцем по одной из полос спермы на своей груди.

Киллиан не отрывает взгляда, когда я подношу палец ко рту и сосу его кончик. Мой вкус взрывается во рту, и я чувствую прилив гордости, когда он глотает, его горло работает, пока он смотрит, как я сосу палец, очищая его.

— Шлюха, — говорит он тем же слегка ласковым тоном, что и раньше.

— Только для тебя, — повторяю я, и мой голос звучит хрипло от всех тех криков и воплей, которые я только что издавал.

— Не принимай душ, — повторяет он. — Я хочу, чтобы ты оставался покрытый нами обоими до конца дня.

Я скромно киваю.

— Не буду принимать душ.

Его ноздри раздуваются, а взгляд становится горячим, но он просто поворачивается на каблуках и возвращается к своей кровати, чтобы взять свою толстовку.

Я откидываюсь на руки и беззастенчиво наблюдаю, как он надевает толстовку и накидывает куртку на руку.

— Вернись до семи, — напоминает он мне, когда доходит до двери.

Этих трех слов достаточно, чтобы разбить последние остатки моего блаженства, и меня охватывает холод, проникающий до костей.

— До семи, — повторяю я, стараясь не показать своего отчаяния.

Киллиан кивает, затем выходит из комнаты.

Я сижу, все еще покрытый нашей спермой, и подтягиваю колени к груди. Мысли о Киллиане с случайными безликими девушками, пахнущими дешевыми духами, прогоняют последние остатки приятных ощущений от моего оргазма, оставляя меня пустым, одиноким и чертовски глупым за то, что я снова забыл, что это всего лишь игра, и хотел того, чего никогда не будет.