Жестокие игры

Глава седьмая

Феликс

Мне кажется, что мой мозг пытается вырваться из черепа, когда я тащусь по комнате и падаю лицом в постель.

Я провел большую часть дня, зарывшись под одеялом и пытаясь отгородиться от мира, но человек не может долго игнорировать полный мочевой пузырь, прежде чем рискнуть испачкать простыни. И после всего, что произошло за последние сутки, я отказываюсь мочиться в постель, как малыш.

Я не помню многое из того, что произошло прошлой ночью, по крайней мере после того, как я добрался до бассейна, но одна часть, которая ясна как день, — это когда Киллиан нашел меня лежащем на полу в ванной.

Я бы очень хотел, чтобы моя временная амнезия охватила эту часть ночи, потому что мое общение со сводным братом сбивает меня с толку не меньше, чем тот факт, что кто-то пытался меня убить.

Он был таким… милым, и его защитная реакция беспокоит меня гораздо больше, чем я хочу признать.

Киллиан не любит меня, и я не люблю его, но вместо того, чтобы оставить меня лежать на полу, он помог мне. И он позаботился обо мне по-своему, по-киллиански.

Я не знал, как на это реагировать. Он мог просто оттащить меня на кровать и оставить там, но он этого не сделал.

Он спросил, что случилось, действительно выслушал меня, а не отмахнулся, как от лжеца, и поверил мне.

А потом он осмотрел мою травму головы и сказал, что я его.

Я не выбирал этого, и я не хочу, чтобы ты был здесь, но ты здесь. Это значит, что ты мой, и я всегда защищаю то, что мое.

Он действительно так думал, или это было под влиянием алкоголя и всего остального, что я почувствовал от него вчера вечером? Он ходил на вечеринку в King House, а они известны своими незаконными развлечениями. Вчера вечером он определенно употреблял не только алкоголь.

Или, может быть, я неправильно все запомнил, и весь этот разговор был каким-то сном после сотрясения мозга. Может быть, он просто отнес меня обратно в постель, и не было никаких разговоров, проверки травм или заверений, что он мне верит и найдет того, кто пытался меня убить, потому что я для него важен.

Но я не важен, на самом деле. Он сказал, что нападение на меня — это нападение на него, но не потому, что ему не все равно, что кто-то пытался меня убить. Он обижен только потому, что моя мама вышла замуж за его семью, а мужчины из семьи Хоторн одержимы защитой своего ближайшего окружения.

Ему плевать на меня и мое благополучие. Он просто злится, что кто-то посягнул на то, что он считает своим.

Со стоном я переворачиваюсь на спину и смотрю на богато украшенный резной потолок и нелепую люстру, висящую над моей кроватью.

Я не имею понятия, который сейчас час, но урчание в животе подсказывает мне, что уже, по крайней мере, полдень. Мне следует попробовать что-нибудь съесть, но я едва дошел до ванной, не потеряв сознание. Я ни за что не дойду до столовой.

И даже если бы смог, сомневаюсь, что сейчас смог бы что-нибудь удержать в желудке. Я голоден, но мне также кажется, что меня стошнит, если я буду двигаться слишком быстро или пытаться делать что-то, кроме как лежать на спине, как инвалид.

В дверь резко стучат.

— Да? — отвечаю я и морщусь, потому что мой собственный голос причиняет боль голове. — Дверь открыта.

Я чуть не теряю дар речи, когда дверь распахивается и в комнату входит Уильям, одетый в латексный костюм французской горничной с высокими сапогами на каблуках, маленькой белой кружевной шапочкой и крошечной юбкой с разрезом сбоку.

Я настолько отвлечен его нарядом, что мне требуется секунда, чтобы заметить поднос, который он держит в руках.

— Да? — спрашиваю я, когда нахожу свой голос.

— Меня прислал Киллиан, — говорит он монотонным голосом, а его выражение лица холодное, как Арктика.

Я могу только смотреть, как он ковыляет в комнату и останавливается возле кофейного столика. На нем толстые каблуки, но они не менее семи сантиметров, и он явно не привык к ним.

— Ты хочешь, чтобы я поставил это здесь или там?

— Что это? — спрашиваю я, все еще полностью ошеломленный его нарядом.

Это наказание за что-то? Должно быть, да? Почему же еще он это носит?

— Еда, — говорит он, как будто я глупый.

— Еда? — спрашиваю я, фактически подтверждая его предположения.

— Да. — Он смотрит то на кофейный столик, то на мою кровать. — Ты хочешь это здесь или там? — повторяет он.

— Здесь, — говорю я, все еще не до конца понимая, что происходит.

Он шатается, и скрип латексного костюма становится громче, чем ближе он подходит.

— Киллиан тебя послал? — спрашиваю я, когда он ставит поднос на мой прикроватный столик.

Он кивает.

Я бросаю взгляд на поднос. На нем стоит серебряный термос, коричневый бумажный пакет, наполненный чем-то, две большие бутылки воды и тарелка с тостами с маслом.

— Тебе еще что-нибудь нужно? Он сказал мне принести тебе все, что тебе понадобится.

Я моргаю, глядя на него. Что, черт возьми, происходит? Это часть того, что Киллиан называет «я защищаю то, что принадлежит мне»? Или это просто какая-то странная обязанность сводного брата, и он делает это только для того, чтобы не попасть в беду за то, что позволил мне умереть с голоду?

— Нужно? — уточняет он, когда я не отвечаю сразу.

— Нет, — отвечаю я автоматически.

Он вытаскивает телефон из кармана своего белого фартука с оборками и протягивает его мне.

— Что это? И не говори, что это телефон. Я имею в виду, почему ты его мне даешь?

Он пожимает плечами.

— Понятия не имею. Киллиан сказал мне отдать его тебе, так что я отдаю.

Я рассеянно провожу большим пальцем по гладкой поверхности экрана.

— Ты в порядке? — спрашивает он.

Я киваю.

Не говоря ни слова, он выходит из комнаты, шатаясь на каблуках.

Когда он уходит, я смотрю то на телефон, то на поднос с едой, а в моей запутанной голове крутятся вопросы.

Очевидно, что сейчас я не получу никаких ответов, поэтому я кладу телефон и подбираюсь ближе к прикроватному столику. Запах масляного тоста не вызывает у меня тошноты, и только тогда я осознаю, как сильно хочу пить.

Осторожно беру поднос. Вода и термос неустойчиво качаются, но мне удается поставить его на колени, не пролив ничего.

Открыв одну из бутылок с водой, я подношу ее ко рту и делаю осторожный глоток. Вода прохладная, но не холодная, и я сразу же чувствую облегчение, когда она скользит по горлу, успокаивая боль, которая еще осталась с прошлой ночи.

Выпив еще несколько глотков, я закрываю бутылку, чтобы не запачкать постель, и беру кусочек теплого тоста. Я осторожно откусываю кусочек, готовый выплюнуть его, если мой желудок взбунтуется.

Но этого не происходит, и я делаю еще один укус, заглядывая в пакет. Внутри находится набор закусок, в том числе мюсли-батончик, несколько разных марок протеиновых батончиков, яблоко, пакет смеси орехов и завернутое пирожное.

Из любопытства я достаю пирожное. Это квадратик с финиками из столовой.

Я смотрю на него, не совсем понимая, что и думать. Финиковые квадратики — единственные десерты, которые я ем здесь, но это мое личное предпочтение, а не показатель кулинарных талантов поваров дома. Я никогда не был большим любителем сладкого и ненавижу вкус шоколада, но финиковые квадратики — один из немногих десертов, которые я люблю с детства.

Покачав головой, я кладу его обратно в пакет. Это просто совпадение. Квадратики — основной десерт в столовой и один из немногих десертов, которые можно взять с собой. Он оказался в пакете просто потому, что это удобно, а не потому, что кто-то знает, что это мой любимый десерт.

Последнее, что я проверяю, — это термос, и вместо ожидаемого кофе я нахожу суп. Или, по крайней мере, бульон.

Я наливаю немного в серебряную чашку термоса и делаю глоток. Бульон жидкий и невзрачный, но он теплый и ароматный, и взрыв соли и специй наполняет мои чувства, а теплая жидкость успокаивает мое больное горло.

Это костный бульон.

Киллиан знает, что я люблю пить костный бульон вместо кофе по утрам? Или это еще одно совпадение, и тот, кто готовил поднос, добавил его, потому что суп — это нормальная вещь, которую дают больному или раненому?

Покачав головой, я делаю еще один глоток бульона. Киллиан не составлял этот поднос и не имел к нему никакого отношения, кроме как попросил Уильяма принести его мне. Ничто на подносе не имеет никакого значения, и я должен перестать искать то, чего нет.

Я как раз заканчиваю есть тост, когда дверь распахивается и входит Киллиан.

— Ты еще жив, — замечает он и оглядывает меня, как будто проверяя, все ли со мной в порядке.

— Пока что да. Спасибо. — Я указываю на поднос.

Он пожимает плечами.

— А где твоя сумка?

— Моя сумка?

— Вчера вечером. Когда ты шел в бассейн, у тебя была сумка, но, когда уходил, ее уже не было.

— Не знаю. Когда я наконец включил свет, ее уже не было.

— Но они оставили твою одежду?

Я киваю.

— Она не была в сумке, может, поэтому?

— Возможно. Что в ней было? — Он подходит и становится рядом с моей кроватью.

— Не много. Мой телефон, запасное полотенце, наушники и блокнот, — говорю я, мысленно перебирая содержимое сумки.

— А твоих документов и ключей не было?

Я качаю головой.

— Они были в моих шортах.

Он задумчиво хмыкает.

— Думаешь, поэтому он забрал мою сумку? — спрашиваю я. — Потому что ему нужен был мой паспорт?

— Это имеет смысл. Если бы у него были твои документы и телефон, ты бы застрял в бассейне, пока кто-нибудь не заметил бы твое отсутствие и не пошел бы тебя искать. Ты видел, как он шел к стульям, прежде чем погас свет?

Я качаю головой.

— Я почти ничего не видел. Я был слишком занят тем, чтобы не утонуть.

Он кивает, выглядя большим и устрашающим, возвышаясь надо мной.

Обычно это бы меня раздражало, но сейчас мне приятно, что я не один.

— Вы что-нибудь видели на камерах? — спрашиваю я, не любя тепло, распространяющееся от моего живота.

Он качает головой.

— Нас взломали.

— Взломали?

Он мрачно кивает.

— И тот, кто это сделал, находится на территории кампуса.

— Правда? — спрашиваю я, и мой голос звучит выше, чем обычно.

Я не знаю, почему, но осознание того, что на территории кампуса находится хакер, достаточно опытный, чтобы взломать систему «Мятежников», пугает меня не меньше, чем осознание того, что кто-то пытался меня убить.

— Да. Аксель и Джейс работают над обратной инженерией взлома, чтобы выяснить, кто они и как именно они проникли, но это не была удаленная работа. Им пришлось либо физически подключиться к системе, либо воспользоваться внутренней сетью дома, и оба этих метода означают, что они должны были находиться рядом со зданием. Джордан и Нико хотят поговорить с тобой, — продолжает он. — Я рассказал им все, что ты мне рассказал, и они посмотрели запись, но у них есть вопросы.

Я киваю. Это неудивительно. Как лидерам дома, было бы странно, если бы они не хотели услышать всю историю непосредственно от меня.

Я не знаю о Джордане, Акселе и Нико ничего, кроме их репутации и того, что мне рассказала Иден, но они последние люди, с которыми я бы хотел связываться. Если слухи правдивы, все трое безжалостны и жестоки и не гнушаются делать все необходимое, чтобы достичь своей цели. Они также составляют невероятно сплоченную группу, и если один из них вовлечен, то два других недалеко.

По словам Иден, они были лучшими друзьями с детства и росли как братья, даже не имея между собой никаких кровных или родственных связей. Они все делают вместе, и все знают, что если задираешь одного, то задираешь всех.

— Они злятся? — спрашиваю я, не успев себя остановить.

— Они чертовски злы, но не на тебя. По крайней мере, пока.

— Пока? — осторожно спрашиваю я.

— Они согласились позволить тебе жить здесь из-за того, кто ты есть, и потому что мой отец сильно на них надавил, чтобы они не сопротивлялись, — говорит он. — Если окажется, что все, что произошло, произошло из-за того, что ты облажался или сделал что-то, что принесло твои проблемы в наш дом, то ты заплатишь столько же, сколько и те ублюдки, которые с тобой так поступают.

Я невольно сглатываю, когда по моему позвоночнику пробегает дрожь страха. Я достаточно долго жил в его мире, чтобы понять, что это не пустая угроза.

— Можешь придумать какую-нибудь причину, по которой кто-то мог бы на тебя нацелиться?

Я качаю головой.

Он сжимает губы, как будто хочет сказать, что это чушь.

— Это правда, — выпаливаю я. — Я не вовлечен в дела твоего отца, я всего лишь приемный сын. Твой отец не будет слишком огорчен, если меня убьют, но он сжег бы весь мир, если бы что-то случилось с тобой. Его врагам нет никакой выгоды в том, чтобы мстить мне.

— А что насчет семьи твоей матери?

Меня не удивляет, что Киллиан не знает много о семье моей матери. Он не является ее большим поклонником, а моя мама слишком занята ролью покорной жены, чтобы беспокоиться о том, как ладить с Киллианом.

— Они социальные выскочки, но не вовлечены ни в что, что могло бы сделать меня мишенью. У них нет ни власти, ни влияния, чтобы представлять проблему для кого-либо.

Он кусает уголок губы так, что у меня сжимается желудок.

Что за хрень?

— А как насчет семьи твоего отца? Или твоей мачехи?

Я качаю головой.

— Сомневаюсь. Семья моей мачехи еще менее влиятельна, чем семья моей мамы. И все они меня ненавидят. Они первыми будут радоваться, если меня убьют.

— А твой отец? — настаивает он. — Может быть, кто-то пытается отомстить ему, преследуя тебя?

— Возможно, но это не самая удачная стратегия, учитывая, что он мертв, — говорю я ровным голосом. — И даже если бы он был жив, причинить вред моей мачехе и сводным братьям и сестрам — это был бы способ добраться до него. Он практически не участвовал в моей жизни с тех пор, как он и моя мама расстались. Он их отец, а не мой.

Киллиан снова принимает задумчивый вид.

— Даже если тот, кто стоит за этим, думает, что то, что я первенец, что-то значит, он ошибается. Мой дед контролирует семейные финансы, а мой дядя с рождения готовился к тому, чтобы занять место деда, когда тот уйдет на пенсию. Мой отец был запасным, а не наследником. И все, что он мне оставил, было помещено в траст, к которому я не имею доступа до тех пор, пока мне не исполнится двадцать пять лет. Я настолько далек от того мира, насколько это возможно, при этом нося фамилию семьи.

Он кивает на телефон, который все еще лежит на кровати рядом со мной.

— Джейс установил трекер на твой старый телефон. Если тот, кто его взял, достаточно глуп, чтобы включить его, мы узнаем, где он находится. Он также скопировал все твои данные на этот телефон и удалил старый.

— Мне стоит беспокоиться о хакерских навыках Джейса? — спрашиваю я, не в силах сдержать улыбку. — Он прошел долгий путь от взлома школьных архивов, чтобы изменить оценки, до взлома местного полицейского участка, чтобы удалить штраф.

У Киллиана дрогнули губы в подобии улыбки.

— Он определенно вырос с тех пор. Просто не попадайся ему на глаза, и тебе не о чем беспокоиться.

— Замечено. — Я беру телефон и переворачиваю его в руках.

— В нем есть отдельный трекер, который будет работать, даже если ты вытащишь батарею или положишь его в сумку Фарадея[2], — говорит он, указывая на телефон. — А если ты три раза встряхнешь его, он отправит SOS-сообщение на мой телефон и телефоны близнецов с твоим местоположением. Не встряхивайте его, если у тебя действительно нет проблем. — Он пристально смотрит на меня. — Помнишь сказку про мальчика, который кричал «волки»? Здесь то же самое.

— Не трясти телефон три раза, если меня не убивают. Понял.

— Мне нужно идти на собрание. — Он быстро оглядывает меня. — Не делай ничего глупого, чтобы мне не пришлось тебя спасать.

Я сдерживаю желание закатить глаза и вместо этого улыбаюсь ему своей самой милой улыбкой.

— И не подумаю, старший брат.

В его глазах вспыхивает что-то темное, дикое и волнующее, но через мгновение это исчезает и заменяется скучным безразличием, к которому я привык.

— Не будь идиотом, — повторяет он, затем поворачивается на каблуках и направляется к двери.

Я не могу сдержать улыбку, когда она закрывается за ним.