Живая книга о Ельцине

Разумеется, политические противники Ельцина, не сидели сложа руки и уже в пятницу, 21 августа, Госдума приняла постановление «О рекомендации Президенту Российской Федерации Б.Н. Ельцину уйти в отставку и прекратить досрочно исполнение полномочий». За постановление проголосовали 245 депутатов, против — 32. Фактически это означало начало процедуры импичмента президента.

К этому моменту Ельцин был уже далеко не в той форме, в которой он мог себе позволить прямое противостояние с парламентом. Те времена давно уже прошли. Ни его состояние здоровья, ни его рейтинг не позволяли ему вступать в открытую конфронтацию с Госдумой.

Чтобы каким-то образом выпустить пар и снизить градус противостояния, Ельцин и его окружение приняли решение отправить в отставку правительство Кириенко. Что и было сделано 23 августа.

Вот что много лет спустя говорил об этом сам Кириенко: “Борис Николаевич сказал мне, что подготовлено решение об отставке правительства. Что вы сами об этом думаете? Я ответил: правильно. Мы, как правительство, подписались под крайне непопулярными решениями. И мы несем за них ответственность. Что тут еще обсуждать?”

При всей логичности таких рассуждений, само решение об отставке правительства, тем не менее, выглядит все же как очевидная попытка Ельцина уйти от личной ответственности за случившееся. Ведь это не секрет, что дефолт августа 1998 года был предопределен отставкой правительства Черномырдина в марте того же года. Не будь этого, последствия кризиса если бы и не удалось полностью избежать, то уж точно можно было бы сильно сгладить.

Молодой, неопытный премьер, априори не мог справится с теми вызовами, которые на него навалились в тот момент. Напомним, что помимо чисто экономического кризиса, это еще были волна шахтерских забастовок, перекрытие железных дорог и угроза военного путча. И все это на фоне бездействующего и, к тому же, непопулярного президента, который если чем и занимался, то лишь великодержавными утопиями и “сдерживанием НАТО”.

То, как Кириенко прошел этот свой блиц-путь премьера - говорит как раз о том, что он прошел его вполне достойно и сделал максимум того, что было вообще возможно сделать в тех обстоятельствах.

Кроме того: как можно отправить в отставку своего подчиненного, который всего лишь реализовал одобренный тобой план? Напомню, что в воскресенье, 16 августа, Кириенко и Чубайс согласовали с Ельциным все то, о чем они объявили утром 17 августа. Глупо, когда кто-то становится стрелочником лишь потому, что сам начальник перепутал “деноминацию” с “девальвацией”.

И как бы косвенно признавая свою ошибку, Ельцин назначил исполняющим обязанности председателя правительства Виктора Степановича Черномырдина и внес его кандидатуру в качестве премьера в Государственную Думу.

Часть 6

Кому принадлежит идея снова предложить Государственной Думе Черномырдина в качестве примера - доподлинно неизвестно. Наши разговоры со многими участниками тех событий свидетельствуют о том, единого мнения на этот счет нет. Чаще всего в качестве автора идеи и ее главного лоббиста называют Березовского. Также упоминаются Юмашев и Татьяна Ельцина. Чаще - в качестве помощников Березовского в реализации этой идеи и реже - как ее авторы.

Мы, несколько выше, уже обратили ваше внимание на то, что Чубайс, в рассказе о “проталкивании” Кириенко необходимых законов в Государственной Думе, говорит о противодействии этому Березовского.

Также мы уже писали, что к тому моменту отношения между Березовским с одной стороны и Юмашевым и т.н. “Семьей” с другой не были уже такими безоблачными как раньше. Семья устала от Березовского. От его разросшегося эго, от его безумных проектов, от его гротескно-примитивных представлений о том, как устроено общество и демократия, а самое главное - какими должны быть взаимоотношения бизнеса и власти. Постепенно Березовский с позиции безусловного авторитета и признанного лидера был отодвинут на место простого “члена команды.” Эта позиция, разумеется, не могла его устроить.

С конца весны он постепенно начал играть свою игру. Она выражалась и во фронде по отношению к правительству Кириенко (которого он в марте сам проталкивал в кресло премьера!), и в информационной поддержке бастующих шахтеров, и в заигрывании с левой оппозицией в Госдуме.

Но когда после августовского дефолта Березовский пришел в Кремль с идеей вернуть Черномырдина в кресло премьера, оказалось, что других приемлемых кандидатур там не было. Различными группами влияния “из внешнего мира” в качестве кандидатов на пост председателя правительства предлагались мэр Москвы Лужков, и председатель Совета Федерации (он же - орловский губернатор) Егор Строев. Но назначение этих людей и по сути было бы неправильным, но главное - все они совершенно не могли устроить Семью.

Нельзя сказать, что и Черномырдин полностью устраивал Кремль, но, видимо Березовский смог их убедить в том, что он провел с ним “разъяснительную работу” и теперь может за него ручаться. Однако, повторимся: все это не более, чем кулуарные разговоры. Все непосредственные участники этих событий (Юмашев и Ко) твердо стоят на том, что попытка вернуть Черномырдина в кресло премьера - от начала до конца идея Ельцина.

Как бы это ни было, но Ельцин предложил Государственной Думе кандидатуру Черномырдина, назначил его исполняющим обязанности председателя правительства и даже высказался в том смысле, что считает его своим преемником на президентских выборах 2000 года.

Забегая вперед скажем, что вся эта затея закончилась полным провалом. Черномырдин дважды не набрал в Государственной Думе достаточного количества голосов. При голосовании в первый раз, 31 августа, он получил только 94 голоса “за” (20%), а во второй раз 7 сентября - 138 голосов “за” (30%). Провал был оглушительным и никакое лоббирование Администрации Президента или “Газпрома” (если таковое вообще имело место) не помогло.

Рассказывают, что Березовский от имени крупных российских бизнесменов обещал Черномырдину поддержку в Думе, в обмен на право сформировать новое правительство, но тот отверг его предложение и (будто бы) поэтому его кандидатура не набрала необходимого количества голосов. Но правда это или нет - теперь установить уже невозможно (ведь если такие договоренности действительно имели место, то только Березовский и Черномырдин до конца знали их детали, а они оба давно мертвы).

Ближе всего, на наш взгляд, в оценке произошедшего был Михаил Ходорковский, который в частном разговоре сказал, что депутаты (прежде всего, конечно, коммунисты) провалили Черномырдина не потому, что считали его плохим премьером (тут у них были разные мнения), а скорее потому, что не хотели видеть его преемником Ельцина на выборах 2000 года, поскольку тогда, в сентябре 1998 года, так они оценивали кто является реальным фаворитом на будущих президентских выборах в паре Черномырдин - Зюганов.

Поскольку мы пишем, прежде всего, книгу о Ельцине, то для нас в истории с неудачным возвращением Черномырдина в кресло премьера важно, прежде всего, то, что Ельцин не нашел в себе сил на новое противостояние с Думой и не выдвинул его кандидатуру в третий раз (как это было еще весной с Кириенко). Очевидно, что дефолт сильно подорвал его позиции и, напротив, усилил его оппонентов. И если весной он готов был идти ва-банк и угрожать Думе роспуском в случае провала его кандидатуры, то теперь он понимал, что его ультиматум может сработать против него. Предлагая Черномырдина, Ельцин даже пообещал рассмотреть возможность внесения изменений в конституцию, с целью перераспределения полномочий от себя в пользу Государственной Думы, но и это уже не могло сработать…

Вот что по этому поводу писал тогда “Коммерсантъ”: “...У Виктора Черномырдина был шанс выбраться из политического небытия, в которое его загнал в марте Борис Ельцин. У него был шанс стать с первого захода не только полноценным премьером, но и фактическим и. о. президента — с довольно хорошей перспективой избавиться от приставки и. о. Но две недели, прошедшие с момента его возвращения в Белый дом, показали, что этот шанс он практически упустил…

Первая ошибка была сделана еще 23 августа — в том, как было обставлено возвращение Черномырдина. У администрации Ельцина на роль "спасителя страны" были две кандидатуры: Черномырдин и Лужков. Едва узнав об этом, Черномырдин бросился в Думу: общепризнанное умение договариваться с депутатами было его главным козырем.

Переговоры с коммунистами вроде бы завершились триумфом Черномырдина — их итог, как казалось, демонстрировал полное взаимопонимание экс-премьера и Думы. Лидеры думской оппозиции сами заявили: "Мы сошлись во мнении, что ситуация катастрофическая и надо принимать экстренные меры для спасения страны". Когда, спустя четыре дня, Ельцин подписал указ о назначении Черномырдина и. о. премьера, все выглядело так, будто коммунисты заранее на это согласились.

На самом деле все было не так. Или не совсем так. Черномырдин не просил поддержки у думцев, он просто обсуждал с ними ситуацию в стране. Обсуждал достаточно жестко по отношению к Кремлю. Коммунисты с радостью приняли экс-премьера в стан оппозиции. Никто не думал, что смена кабинета произойдет через три дня. А когда это случилось, Зюганов и компания поняли, что их просто грубо использовали в рекламной кампании.

Возможно, они бы и поддержали Черномырдина, если бы он согласился стать их кандидатом, "продавленным" в Белый дом по их требованию. Зюганов, как утверждают источники "Ъ", ждал не просто консультаций, а прямого обращения Кремля за помощью в Думу и Совет федерации. Ждал как минимум созыва "круглого стола".

Ничего этого не произошло. Черномырдин просто был назначен, и все. Для Думы он 23 августа снова стал ельцинистом. Никакие анонимные сообщения информагентств о жестких условиях, которые якобы Черномырдин поставил перед Ельциным, уже не могли его спасти: коммунисты решили мстить.

Черномырдин потерял главное преимущество перед другими кандидатами, которое, как считалось, у него было,— "проходимость" Думы с первого захода. Ельцин или его администрация слишком поторопились с указом…

Уже одна эта поспешность подтвердила депутатам слухи о панике, охватившей Кремль в последние августовские дни. Почти каждое из действий Кремля, предпринимавшееся в последние две недели, только усиливало это впечатление.

Администрация президента продемонстрировала откровенную слабость, когда стала форсировать принятие политического соглашения. Появление в Думе заместителя главы администрации, пресс-секретаря президента Сергея Ястржембского, который никогда раньше не выступал в роли переговорщика во внутренних делах, стало для оппозиции свидетельством не просто того, что Кремль готов идти на уступки, а того, что он фактически сломлен. Приезды Валентина Юмашева подтвердили это ощущение.

Вместе с тем откровенно слабый Кремль продолжал хорохориться. Ястржембский и Юмашев по-прежнему пытались изобразить президента имеющим возможность принимать "судьбоносные" решения. Депутатов это раздражало страшно, они хотели перехватить инициативу.

Сам же Черномырдин, получив звание и. о., стал в общении с депутатами вести себя так же, как пять месяцев назад: покровительственно обращаясь к ним на "ты". Это не только раздражало, но и пугало. В этом тоже виноват Кремль. И лично Ельцин, поспешивший выдать Черномырдину карт-бланш на страну.

Кризисный премьер Черномырдин на время — это нормально. Будущий кандидат в президенты Черномырдин коммунистов не устраивал. Ведь одно дело бороться против стремительно стареющего Ельцина, но совсем другое — против крепкого Черномырдина, в руках которого к моменту выборов… была бы вся государственная машина. Против такой перспективы восстали не только коммунисты…

В Белом доме убеждены, что львиная доля заслуги в провале Черномырдина на первом голосовании принадлежит Юрию Лужкову. Московский мэр гораздо раньше коммунистов осознал, сколько выгод сулит премьерский пост умному человеку незадолго до президентских выборов.

Когда Кремль выбирал между Лужковым и Черномырдиным, кроме прочих, одной из причин "отказа в доверии" Юрию Михайловичу было неверие в его возможности расположить оппозицию в свою пользу. Как оказалось, Кремль жестоко ошибся. Конечно, у депутатов, как выразился в прошлый четверг Геннадий Селезнев, "есть вопросы" к Лужкову. Однако их, как выясняется, гораздо меньше, чем "вопросов" к Черномырдину. И Лужков будет продолжать борьбу.

Строев тоже может считать себя обиженным Кремлем. В частности, потому, что, как утверждают высокопоставленные источники Ъ, Строев лелеял тайную надежду на то, что в случае, если Ельцин добровольно отойдет от власти, он сможет его заменить. Оттереть от кремлевского кабинета "зеленого" Кириенко труда бы не составило, а следующим по Конституции, кто может заменить президента, как раз и является спикер Совета федерации. Был даже слух, что Строев договорился с Анатолием Чубайсом, который обещал ему свою поддержку в обмен на пост премьера...

Ельцин, попросивший на встрече 28 августа Юрия Лужкова и Егора Строева "не мешать", не смог предложить ни Лужкову, ни Строеву ничего взамен. И потому заявленная ими, по словам Ельцина, готовность отказаться от личных амбиций была не более чем словами.

Если бы Ельцин фактически не назначил Черномырдина преемником, все было бы гораздо проще и легче. Но произнесенные на всю страну слова он уже не мог отозвать.

Не удалось Кремлю склонить на свою сторону и остальных представителей региональной элиты. Это раньше региональные лидеры приходили к Виктору Черномырдину на поклон, смиренно прося выделить деньги для местных бюджетов. Сейчас ситуация резко изменилась. Губернаторы прекрасно понимают, что денег нет, а потому относятся к Черномырдину без всякого пиетета: все равно ничем помочь он им не сможет. Сам Черномырдин, кстати, эту разницу еще не уловил…

Элиту напугала и бурная активность Бориса Березовского, которого считают "крестным папой премьера Черномырдина". Губернатор Титов, которого рассматривали как одного из возможных кандидатов на пост вице-премьера в правительстве Черномырдина, в интервью Ъ отразил мнение многих губернаторов: "Какой уважающий себя человек пойдет в правительство, где нет никаких социальных гарантий?! Где по причудам Бориса Абрамыча решаются судьбы людей и судьбы страны, растаптываются закон и демократия?!"

Слишком откровенная активность Березовского при утверждении Черномырдина раздражала не только губернаторов, но и олигархов. Они за последние две недели противостояния Кремля и Думы вообще никак не проявили свои позиции. Даже верный Рем Вяхирев ни разу не заявил публично о своей поддержке Черномырдина. С одной стороны, можно предположить, что им сейчас просто не до этого: они спасают самих себя. Но с другой стороны, ясно, что с помощью Черномырдина это удалось бы им гораздо лучше.

По одной из версий, излагаемой представителями самих олигархов, они намеренно устранились при первом голосовании по премьеру. Потому что "Березовский замкнул Черномырдина на себя". В первую неделю после назначения Черномырдина и. о. отдельные представители финансово-промышленной элиты жаловались в кулуарных беседах, что они не могут достать Черномырдина даже по его личному мобильному телефону: мол, "Борис Абрамович все отрубил".

Березовского же олигархи никогда не держали за равного. И последние полгода-год при каждом удобном случае это подчеркивали: "Березовского можно и нужно использовать как политического лоббиста. Не более того". Олигархов переворачивает, когда они слышат утверждения, что Березовский — главный вдохновитель и организатор их некоего совокупного мнения. И поэтому можно предположить, что ситуацию с первым голосованием Думы по Черномырдину они использовали для того, чтобы показать Березовскому его место.

Конечно, здесь говорила и обида: Черномырдин не посоветовался с ними. И, судя по поведению в первую неделю, даже не собирался этого делать: ни одной встречи с финансово-промышленной элитой у Черномырдина не было.

Олигархи решили преподать урок. Никто из них и пальцем не пошевелил, чтобы депутаты, высказавшие желание проголосовать за Черномырдина, могли рассчитывать на какую-либо премию. Урок более чем удался. Как говорят, некоторые олигархи после голосования с удовлетворением рассказывали, что, по их сведениям, Виктор Степанович пребывал в шоке от результатов. И первым, кому за это досталось, был Борис Березовский.

После чего, как рассказывают, олигархи решили сменить гнев на милость. Они рассчитывали ни много ни мало на восстановление весенней схемы: премьер-консультативный совет, но уже не в бумажно-игрушечном варианте, а в натуральную величину. Ради этого были предприняты некоторые усилия по убеждению депутатов. Но "переубедить" удалось лишь Жириновского. А этого явно недостаточно.

И поскольку шансы Черномырдина к концу прошлой недели становились все более призрачными, олигархи решили не вмешиваться и дальше. Им-то нужно выживать при любом премьере. Тем более что Черномырдин за две недели пребывания в роли и. о. так и не сумел предложить ничего кардинального ни для спасения банковской системы, ни для наведения порядка на валютном рынке…

"Черномырдин должен был с первого дня своего назначения проявлять максимальную активность. Поскольку эмиссия все равно неизбежна, надо было пустить деньги на выплату зарплат, пенсий, чтобы люди почувствовали, что ситуация меняется",— сокрушался в беседе с корреспондентом Ъ высокопоставленный кремлевский чиновник. Вместо этого каждый день страна слушала заклинания о том, что "промедление смерти подобно" и "ждать больше нельзя".

В итоге недовольство Черномырдиным вновь обернулось против Ельцина. А ведь ему и без того решение о возвращении лидера НДР (“Наш Дом Россия” - АК) в Белый дом далось нелегко. Фактически ему пришлось себя ломать: ведь мало того, что сам уволил, так еще и за Кириенко обещал стоять до последнего.

Более того, президенту пришлось согласиться практически со всеми условиями, которые выдвинул Черномырдин под свое возвращение. И вдруг стало понятно, что все эти усилия были зря. Что вместо всеобщего восхищения — "президент сделал сильный ход!" — недоумение, перерастающее в открытое издевательство.

Госдума уже не хочет перераспределения полномочий и изменений в Конституцию, а жаждет только одного — наконец добить Ельцина, которого все чаще представляют марионеткой, за веревочки которой дергает Березовский.

Но если первоначальное раздражение Ельцина и было обращено на Думу, то спустя неделю нервотрепки оно неизбежно должно было перейти на тех, кто его так "подставил". На Юмашева, Березовского и на самого Черномырдина — ведь при своем назначении он обещал исправить ситуацию чуть ли не за несколько дней.

По сведениям "Ъ", в конце прошлой недели это раздражение достигло наивысшей точки. А всем известно, что в таких ситуациях может произойти с Борисом Ельциным. Он может захотеть произвести очередную "сильную рокировочку"...

Возвращение Черномырдина разозлило всю политическую элиту страны. Думе нужен был премьер Черномырдин на время — для того, чтобы справиться с экономическим кризисом. Будущий же кандидат в президенты Черномырдин оппозицию не устраивал…”

Вот что год спустя, в интервью “Общей Газете” сам Черномырдин говорил о своих взаимоотношениях с Ельциным (начиная с мартовской отставки): “...по-поводу того, почему Борис Николаевич принял решение о моей отставке, вы меня не пытайте. Для меня абсолютно не принципиально, кто тогда что президенту подсказал и нашептал. Сейчас все говорят, что президента окружает «Семья». Я не знаю, что это такое.

У меня были непростые отношения с президентом, но достаточно прямые. И он никогда не позволял себе со мной такого, что позволяет с нынешними премьерами. Мы с ним об этом договорились еще «на берегу».

Ну, может быть, мне проще было: мы с президентом ближе по возрасту, по опыту. Потом, мы ведь друг друга еще раньше знали, когда я работал в Западной Сибири. Свердловская область была в моем Главке, и мы часто с ним встречались в бытность его первым секретарем обкома. И у нас с тех пор были деловые отношения.

Я знал, что могу с ним спорить, убеждать. Конечно, его и раньше пытались дергать, на что-то спровоцировать. Но тогда он был в силе, был здоров, и его практически невозможно было спровоцировать. И мне он доверял и ценил то, что я делаю. А я, когда сложный вопрос, всегда ему докладывал. Понимал, что президент должен быть в курсе. У нас была отработана система взаимоотношений.

А то, что произошло с моей отставкой, ну так, наверное, просто поднадоели друг другу за пять лет. Смотрите, ведь весной 98-го года, у нас все шло, как по накатанной: соглашение с МВФ заключили, транши пошли, впервые с советских времен рост производства в первом квартале составил целых 4%. Только бы и заниматься делом, творческой работой, двигаться вперед.

Тут-то меня вызвал президент и сказал: «Что-то у нас стало тихо». И отправил в отставку. Потом ведь он передо мной за это извинился. Было это после событий 17 августа, правительство в это время возглавлял Сергей Кириенко.

Он меня вызвал к себе: «Вот, Виктор Степанович, я сегодня отправил в отставку Кириенко. Хочу, чтоб ты снова согласился стать премьером. А я выступлю перед всем народом по телевизору, извинюсь перед тобой и скажу, что твоя отставка — это моя ошибка».

Но я был против того, чтобы президент публично извинялся и унижался. И сказал Борису Николаевичу, что мне это не нужно и стране это не нужно. Ну извинились вы передо мной, и достаточно. Теперь важно исправлять ситуацию. Ведь то, что мы пять лет создавали, тогда за пять месяцев было разрушено. Могу сказать, что при мне дефолта не было бы и рубль не упал бы ни при каких обстоятельствах…”

Это довольно ценное свидетельство одного из главных участников событий. В нем, среди прочего, нам показалось важным, что Черномырдин оценивается положение Ельцина в 1998 году как слабое. То есть раньше, когда Ельцин “был в силе, был здоров, его практически невозможно было спровоцировать”.

Нам кажется, что дело был вовсе не в какой-то злонамеренной провокации. Все было проще и трагичнее. К августу 1998 года у Ельцина опять начался период, мягко выражаясь, “ограниченной работоспособности”. И это все еще на фоне объективного ухудшения состояния его здоровья. Черномырдин наверняка все это понимал, но в интервью предпочел облечь все это в более деликатную и щадящую президента форму “провокации” неведомых ему сил.

К тому времени Ельцин уже не мог (как он любил раньше) сыграть на обострение и поставить Государственную Думу перед выбором: либо вы утверждаете предложенную мною кандидатуру премьера, либо я вас распускаю! В сентябре 1998 года “крутые горки” уже “укатали” нашего “сивку” и он вынужден был отступить, снять кандидатуру Черномырдина и не предлагать его Госдуме в третий раз.

На очередном заседании Государственной Думы, 7 сентября, лидер фракции "Яблоко" Явлинский, в очередной раз заявил, что его фракция не будет голосовать за кандидатуру Виктора Черномырдина на пост премьера.

Вместо этого, Явлинский предложил компромиссный, на его взгляд, план. Он заявил, что "следует утвердить такого премьера, которого не надо было бы снимать в связи с ухудшением ситуации". По его словам, речь идет о "политическом премьере", то есть это должен быть человек, который не принадлежит ни к одной партии, и при этом имеет достаточный политический авторитет перед силовыми структурами.

Кроме того, это должен быть человек, "известный во всем мире, не собирающийся баллотироваться в президенты и способный с первого раза пройти утверждение в Государственной Думе. И такой человек есть. Это Евгений Максимович Примаков " - заявил Явлинский.

Кандидатура Примакова позитивно воспринималась всеми оппозиционными Ельцину силами. И при этом даже внутри ельцинского лагеря она пользовалась определенной поддержкой. Примаков был с Ельциным с самого начала, с декабря 1991 года, когда он с должности начальника ПГУ КГБ СССР перешел на должность директора Службы Внешней Разведки России (СВР РФ).

Потом, возглавив в январе 1996 года МИД, Примаков всегда держался в стороне от обсуждения текущих проблем правительства и взаимодействовал с Ельциным напрямую, благо конституция 1993 года этому благоприятствовала.

Мы уже писали, что под воздействием Примакова Ельцин постепенно начал превращаться из прозападного и даже проамериканского политика в традиционного российского империалиста, рассуждающего в терминах “сфер влияния” и “стратегического сдерживания”. Влияние Примакова стало более заметным после 1997 года, когда Ельцин постепенно начал отходить от внутренней повестки и в большей степени интересоваться тем, в каком положении он, после своего ухода, оставит Россию на международной арене.

Разумеется, мировоззрение Примакова идеологически было ближе Ельцину, чем взгляд на Россию, как на обычную страну “догоняющего” развития из Восточной Европы, стремящуюся интегрироваться в западные институты типа Евросоюза и НАТО. Ельцин никогда не ставил Россию в один ряд с такими странами как, например, Польша.

Добавим еще, что огромный ядерный потенциал России и собственные амбиции Ельцина не оставляли шанса на то, что он посмотрит на ситуацию прагматически и примет возглавляемую им Россию такой, какой она в действительности была в тот момент: экономически и политически слабой страной, в которой народ хронически не доверяет властям, а власти никак не могут научиться это доверие завоевывать. К тому же вся Россия от мала до велика так и не смогла адаптироваться к фактической утрате ею статуса великой державы и это тоже сказывалось не только на внешне-, но и на внутриполитических процессах.

Свойственная Ельцину авторитарность соединялась в нем с имперскими рефлексами, и если первая привела к расстрелу парламента в 1993 году, то вторые вылились в Первую Чеченскую войну 1994 - 96 годов. После победы на выборах 1996 года, все эти ельцинские черты привели к постепенному охлаждению отношений с США и к стремлению вернуть новой, демократической России ту роль, которую долгие десятилетия после Второй Мировой Войны играл СССР.

Как так могло случиться, что Семья, практически полностью контролируя внутреннюю российскую повестку, оказалась отодвинутой от формирований внешнеполитического курса - отсается загадкой. Но правда состоит в том, что во второй каденции Ельцина влияние военных, силовиков и старой мидовской бюрократии на внешнюю политику России оказалось значительно сильнее, чем это было в первый срок его президентства. А между тем если Семья и могла привнести что-то действительно полезное в деятельность позднего Ельцина, то это скорее было бы во внешней, а не во внутренней политике России.

Так или иначе, но назначение на пост премьера России Примакова объективно выглядело логично и даже закономерно. Не будет преувеличением сказать, что даже возврат Черномырдина в это кресло в сентябре 1998 года выглядел бы менее органично. Примаков был статусным еще советским бюрократом, олицетворяющим собой роль России как антагониста США, а переход его из кресла министра иностранных дел в премьерское был наглядным доказательством смещения центра интересов Ельцина с внутренней повестки на внешнеполитическую.

Государственная Дума была в восторге от такого исхода. В этом она видела усиление своего политического влияния и уже готовилась в перераспределению властных полномочий от Ельцина в свою пользу. Региональные элиты, исподволь руководимые Лужковым и Строевым тоже были вполне удовлетворены этим решением. О силовиках и говорить нечего: они всегда считали Примакова важным членом своего коммьюнити.

Вот что обо всем этом писала все та же газета “Коммерсантъ” 12 сентября 1998: “Евгений Примаков был утвержден на должность премьера подавляющим большинством голосов. В стране появился новый премьер и новая политическая реальность — Россия из президентской республики стала парламентской. Фактически в стране произошел конституционный переворот.

То, чего добивалась оппозиция последние несколько лет, свершилось. Борис Ельцин отодвинут на обочину политической жизни. Главными действующими лицами новой политической реальности становятся Дума и правительство, фактически формируемое ею.

В последние три недели Кремль делал все, чтобы вывести президента из-под удара. Увольнение Кириенко, согласие на перераспределение полномочий между президентом, Думой и правительством, попытка реинкарнации Черномырдина, отказ от этой попытки, согласие представить новую кандидатуру на пост премьера — все это должно было снять с Бориса Ельцина большую часть ответственности за крах экономических реформ. Эту ответственность должны были взять на себя Дума и новое правительство. Президент же, по замыслу Кремля, должен был вновь "подняться над схваткой"...

Ельцин оказался кругом в проигрыше. Он впервые пошел на колоссальные уступки оппозиции, согласившись на изменение Конституции в обмен на утверждение Черномырдина. Коммунисты отказались от подачки. Они знали, что очень скоро смогут сами устанавливать новые правила, без оглядки на президента.

Отыграть назад Кремлю уже не удастся — перекройка Конституции начнется очень скоро. Геннадий Зюганов после внесения в Думу кандидатуры Примакова заявил, что хотел бы вернуться к политическому соглашению, ограничивающему президентскую власть. Он будет поддержан большинством политического истеблишмента страны.

Более того, одним только выпихиванием Бориса Ельцина на обочину политической жизни дело не ограничится. Если умение Ельцина "разруливать" ситуацию поставлено под сомнение, то его способность "взбрыкивать" до сих пор вызывает опасения у очень многих. И эти многие не намерены ждать очередных "взбрыков" — они сделают все, чтобы Ельцин ушел со своего поста гораздо раньше 2000 года.

Надежды Кремля на то, что Дума, получив свое, успокоится, совершенно неоправданны. Тот же Зюганов — опять же после внесения кандидатуры Примакова — заявил, что подготовка процедуры импичмента будет продолжена. Правительство у Ельцина уже отобрано. Осталось отобрать Кремль. Что и будет сделано. Ничто теперь не отвлекает оппозицию от ее главного дела — досрочной отставки президента.

Опасна не отставка сама по себе — Ельцин действительно исчерпал свой запас прочности. Опасна спайка финансово-экономической элиты и коммунистов. Олигархи, не скрываясь, уже признают, что коммунисты для них более приемлемы, чем Борис Ельцин. И чтобы избавиться от него, они готовы объединиться.

В этом не было бы ничего страшного, если бы существовала уверенность, что после победы над Ельциным коммунистов удастся вернуть в их прежнюю нишу. Но в это верится мало. Гораздо более вероятно, что итог такого единения будет плачевным не только для олигархов, но и для всей страны. Так однажды уже было. Февральскую революцию поддержали многие представители тогдашней элиты России. А через несколько месяцев случилась октябрьская.”

Мы намеренно так много цитируем тогдашние СМИ, поскольку именно это лучше всего передает атмосферу, которая царила тогда в России. Разумеется, их оценки оказались чересчур негативными по отношению к Ельцину. Будущее показало, что он хоть и утратил былую динамику и мощь, однако по-прежнему оставался серьезным фактором политической жизни. И списывать его со счетов (как это делали тогдашние газеты) было еще очень рано.

Как бы то ни было, но правительство Примакова приступило к работе и это событие как бы подвело черту под тем, что вошло в российскую историю как “ельцинские реформы”.

Часть 7

Правительство Примакова приступило к работе в условиях, которые смело можно было назвать катастрофическими. Ослабевшая власть Ельцина соединилась в тот момент с мощнейшим финансовым и, как следствие, бюджетным кризисами. Достаточно сказать, что с лета цены на нефть марки Brent редко поднимались выше 10 долларов на баррель, а в начале декабре опустились до “рекордных” 9 долларов.

Кроме этого, Россия находилась в тисках долгового кризиса: вынужденная реструктуризация валютных долгов и дефолт по рублёвым вызвал серьёзный дефицит доверия к российским властям у всех инвесторов: как российских, так и иностранных.

Однако свободный курс рубля быстро привёл к его коррекции. Прекращение валютных интервенций ЦБ заметно его ослабило, и рубль стал стоить столько, сколько он реально стоил. Искусственная эффективность импорта исчезла, и это дало толчок к развитию внутреннего производства. Кроме этого, Минфин (в лице заместителя министра Михаила Касьянова) достаточно успешно провёл переговоры о реструктуризации валютной части госдолга, и тиски долгового кризиса чуть-чуть отпустили…

Очень быстро стало заметно, что несмотря на негативные внешние факторы, только за счёт освобождения бюджета от необходимости обслуживать ГКО и прекращения политики ЦБ по поддержке искусственно “сильного” рубля, можно было добиться хоть робкого, но экономического роста.

К концу 1998 года российская экономика вернулась к росту, который уже было начался год назад, но прекратился из-за правительственного кризиса, устроенного администрацией президента под диктовку Березовского и Гусинского.

Многие наблюдатели с тех пор говорят об успешной работе правительства Примакова. Но, как гласит латинская пословица, “post hoc, non est propter hoc” – “после этого, не значит вследствие этого”. Экономический рост, начавшийся в конце 1998 года, был предопределён всеми предыдущими реформами Гайдара-Черномырдина, а августовский дефолт дал этому росту тот старт, которого хватило на всё последующее десятилетие. Рыночные механизмы и институты, наконец, заработали, и это стало главной причиной “успеха” правительства Примакова.

С другой стороны, нужно признать, что Примакову хватило мудрости не мешать этим процессам и не влезать в экономику с бездумным “волевым” администрированием. Благо желающих этим заняться в тот момент было более чем достаточно.

Левая (а по сути – прокоммунистическая) оппозиция не знала никаких других методов управления, кроме советских, и их она считала образцом для подражания. Потребовался весь авторитет Примакова, чтобы оградить экономику от попыток возрождения старых советских практик. Можно только представить себе, чего это ему стоило, если учесть, что левая оппозиция в Госдуме искренне считала его своим ставленником (что, отчасти, так и было).

Кстати, именно потому, что Примаков считался естественным проводником левых идей, в его правительство отказались войти Немцов и Сысуев. Примаков даже предлагал Черномырдину стать его первым замом, но и тот отказался от этого поста. По тем же основаниям отказался и Шохин. Зато в его правительстве остался назначенный ещё Кириенко министром промышленности и торговли бывший член Политбюро ЦК КПСС, последний председатель Госплана СССР, Юрий Маслюков. Он даже был повышен до первого вице-премьера.

Так или иначе, но по мере стабилизации экономического положения начался и вполне закономерный рост популярности самого Примакова (которая, вообще-то, должна была достаться Черномырдину). А с ростом рейтинга у Примакова и его окружения (в том числе у Лужкова) появились политические амбиции, выходившие за рамки должности премьер-министра.

Тут нужно заметить, что после того, как Явлинский предложил Примакова на должность председателя правительства, но прежде, чем Ельцин внес его кандидатуру в Государственную Думу, у Примакова состоялся разговор с Юмашевым. (О том, что такой разговор состоялся, мы знаем лишь со слов самого Юмашева. Примаков никогда его не подтверждал, но и не опровергал).

В этом разговоре Юмашев выдвинул Примакову условие: Ельцин внесёт его кандидатуру в Государственную Думу, но при условии, что Примаков даст ему, Юмашеву, обещание не выдвигать свою кандидатуру на пост президента на выборах 2000 года. И будто бы (опять же со слов Юмашева) Примаков ему такое согласие дал.

Скорее всего, Юмашев резонно предполагал, что посткризисный экономический рост неизбежен, а вместе с ним вполне вероятен и рост рейтинга того, с чьим именем будет в народе этот рост ассоциироваться. И Юмашев не хотел, чтобы Примаков воспользовался этим подарком судьбы. Теперь-то мы уже хорошо знаем, что у главы ельцинской администрации была стойкая уверенность в том, что именно он должен подобрать преемника президента. В этом, помимо прочего, он видел свой долг перед Ельциным.

У нас нет оснований ставить под сомнение достоверность этого свидетельства Юмашева. Однако кулуарный, непубличный и, что особенно важно, устный характер этой договорённости позволял обеим сторонам трактовать её так, как им в тот или иной момент было удобно. Мы же просто зафиксируем этот эпизод без всяких комментариев.

И вот на фоне относительной экономической стабилизации в полную силу развернулся начавшийся ещё весной скандал, который вошёл в историю под названием “Дело Mabetex”.

Дело было в том, что управляющий делами президента Бородин (ещё недавно, в 1996-1997 годах, начальник Путина) с 1993 года вёл одновременно реконструкцию и/или строительство сгоревшего Белого дома, Госдумы, Совета Федерации, Счётной палаты, налоговой инспекции и, наконец, первого корпуса Кремля и президентской резиденции "Шуйская Чупа".

Для этих целей Бородин, безо всяких тендеров (к чему все эти глупости?) выбрал подрядчика – швейцарскую компанию “Mabetex”, принадлежавшую его давнему приятелю (ещё со времен его работы мэром Якутска), швейцарцу албанского (косовского) происхождения. Этого человека тогда называли – Беджет Паколли (правильно – Бехджет Пацолли: Behgjet Pacolli). Сегодня он – миллиардер, самый богатый албанец в мире.

Это довольно колоритный персонаж. Помимо бурной и блестящей бизнес-карьеры, которую сначала его отец, а потом и он сам сделали на контрактах со странами советского блока, а потом, после его развала, с Россией и другими постсоветскими республиками, он ещё является и видным косовским политиком, короткое время он был даже президентом Республики Косово и долгое время – её министром иностранных дел. (К тому же он полиглот, помимо албанского и сербско-хорватского, он свободно владеет немецким, английским и итальянским. Кроме этого, он неплохо говорит по-русски и даже давал на нём интервью российским СМИ).

Итак, в благодарность за выгодные подряды (по данным прокуратуры стоимость контрактов была завышена на 30-60%) Пацолли оказывал Бородину множественные услуги, в том числе – и финансового характера. Но нас не интересует чистоплотность господина Бородина, пусть ею занимаются его биографы.

Однако для нашей книги о Ельцине важно то, что господин Пацолли выдал швейцарскому банку Banca del Gottardo финансовые гарантии, под которые то ли сам этот банк, то ли приближённый к Бородину российский Межпромбанк (принадлежавший бизнесмену Сергею Пугачёву) открыл счета и выпустил кредитные карты членам семьи Ельцина: двум его дочерям, Елене и Татьяне, и его жене Наине.

Весной 1998 года советник Banca del Gottardo, бывший советский гражданин, а в тот момент – израильтянин Филипп Туровер дал швейцарской прокуратуре показания о том, что между компанией Mabetex и возглавляемым Бородиным Управлением делами президента РФ имелась очевидная коррупционная связь. С учётом важности дела Туровера даже приняла генеральный прокурор Швейцарии Карла дель Понте. Практически сразу Карла дель Понте связалась с генеральным прокурором России Юрием Скуратовым и сообщила ему о наличии такого рода материала.

Основные события начали разворачиваться уже в сентябре. По приглашению Скуратова Туровер приехал в Москву, дал соответствующие показания и передал в Генпрокуратуру подтверждающие их документы. Практически сразу было возбуждено уголовное дело. А в ноябре Генпрокуратура России направила своим коллегам в Швейцарию запрос о правовой помощи.

К тому моменту Семья начала уже в общих чертах понимать, куда дул ветер и против кого было направлено это дело. Они понимали, чем было чревато для Ельцина и всей Семьи обнародование этих данных. Достаточно лишь показать распечатки трат с кредитной карты, например, Татьяны, чтобы понять, что она только в один день пребывания в Италии потратила 20 миллионов итальянских лир (около 12 тысяч долларов). В это время Ельцин имел уже настолько слабую поддержку в народе, что случись такое – это был бы прямой путь к импичменту, и тогда ничто уже не могло бы его (их?) спасти. Разумеется, Семья кинулась к Путину, как единственному человеку, обладавшему хоть какими-то возможностями ей помочь. Важно также и то, что Семья верила в его лояльность и в то, что ей он был обязан своим возвышением.

Путин в тот момент уже вовсю занимался кадровой “революцией” в ФСБ. Он активно заменял старых “московских” – неизвестных и нелояльных ему – генералов на своих, лично преданных ему друзей, с которыми он работал в ФСБ ещё в Ленинграде. Своими заместителями он сделал Виктора Черкесова, Николая Патрушева, Сергея Иванова, а Виктора Иванова назначил начальником управления собственной безопасности ФСБ.

Очевидно, что он создавал орган, который был бы лоялен лично ему, Путину, и никому другому. Причём это была организация, имевшая давние и “славные” традиции слежки, манипулирования общественным мнением, преследования за инакомыслие и репрессий. ФСБ была наделена всеми атрибутами силовой структуры: правом носить и применять оружие, возбуждать уголовные дела, вести оперативную разработку и следственные действия, задерживать подозреваемых, выходить в прокуратуру с ходатайствами на их арест и так далее.

Впрочем, мы думаем, что нашим читателям нет необходимости рассказывать, что такое ФСБ – наследница КГБ-НКВД-ОГПУ-ВЧК. Единственное, что нужно добавить: ФСБ в путинском варианте ещё и становилась организацией, которая подчинялась только ему и никому больше. Что происходило внутри этой закрытой, как её часто называют, “конторы”, никому не положено было знать. Всякий раз, когда кто-то изнутри ФСБ пытался донести до общественности информацию о том, какие нравы там царят, он подвергался жестоким преследованиям.

В этой связи характерна судьба подполковника Александра Литвиненко, который в 1998-1999 годах выступал с публичной критикой деятельности ФСБ, в частности, рассказывая о существовании в ФСБ отдела, который должен был совершать убийства неугодных “конторе” людей. Литвиненко сначала посадили в тюрьму, после освобождения из которой ему удалось бежать за границу. Но его бывшие коллеги нашли его и в 2006 году отравили полонием в Лондоне.

Разумеется, Путин имел от Юмашева полный карт-бланш на строительство именно такого ФСБ: эффективного, жестокого, дисциплинированного и полностью лояльного репрессивного орудия, не очень озабоченного соблюдением любых писаных и неписаных норм.

ФСБ постепенно становилась тем кистенём, который должен был раскроить череп любому противнику, на которого укажет директор службы. С той только оговоркой, что Юмашев в тот период воспринимал личную лояльность ему Путина как лояльность всего ФСБ президенту Ельцину и, следовательно, отчасти и ему – Юмашеву.

Первым смекнул что к чему старый служака Примаков. Его давнишние друзья, матёрые московские генералы госбезопасности (уволенные Путиным в ходе описанной выше чистки ФСБ) быстро до него добежали и в красках рассказали ему, что происходило и куда всё это могло привести. Примаков начал ходить то к Ельцину, то в Юмашеву с предложением уволить Путина с должности директора ФСБ.

Путин, разумеется, начал свою контригру. Она была проста, если не сказать – примитивна. Но именно поэтому она и сработала. Суть её состояла в том, что он приходил, допустим, к Юмашеву, и говорил: “Меня вызывал Примаков и требовал, чтобы я установил слежку за Березовским!”. Юмашев, естественно, его спрашивал: “А ты что?”.

“Как что? Сказал ему, что это неконституционно! Разве я мог поступить иначе? Всё должно быть в рамках действующего законодательства!” – отвечал ему Путин, преданно пожирая его глазами. В этот момент его обычно невыразительное лицо приобретало благородные черты честного и мужественного русского офицера…

Трюк действовал безотказно: Юмашев таял от умиления и восторга. “Вот, наконец-то, у нас появились офицеры-силовики новой формации. Воспитанные в духе демократии и уважения к закону. Молодец, Володя! Хорошо, что я в тебе не ошибся!”.

Юмашеву даже в голову не приходило, что Примаков, который много лет проработал агентом советских спецслужб на Ближнем Востоке и вел тайные переговоры с Израилем, Сирией, Ираком и т.д., а потом еще шесть лет возглавлял российскую внешнюю разведку, прекрасно знал все методы оперативной игры и был в этом деле довольно искушенным человеком.

К тому же к осени 1998 года наверное только дети в яслях не знали о том, что Путин - ставленник Семьи и дружит с Юмашевым и Березовским. Не было никаких сомнений, что получив такой приказ от премьера (к слову сказать не имеющего полномочий давать директору ФСБ какие-то приказы), Путин первым делом расскажет об этом Юмашеву и Березовскому.

Примакова можно было считать каким угодно ретроградом и обскурантом, но он точно не был идиотом и легко мог бы просчитать последствия такого своего приказа. Таким образом, похоже, что все это было довольно топорной выдумкой самого Путина, которая хорошо характеризует то, как он тогда оценивал интеллектуальный уровень своих “благодетелей”.

Сколько раз Путин разыгрывал подобный спектакль – одному Богу известно. Но и Явлинский рассказывает что-то подобное. И Березовский вспоминал, что с ним Путин тоже повторял этот же прием…

Такого рода “общение” вкупе с “делом Mabetex” всё сильнее сближало Семью и Путина. Постепенно он стал её частью и вошёл в число самого узкого круга людей, которые в тот момент фактически и были коллективным президентом, реально управлявшим страной. Ельцин же всё больше и больше уходил в свою болезнь, и это становилось всё заметнее и заметнее…

Характерен в этой связи эпизод, который вошёл в историю под ироничным названием “Ельцинская загогулина”. Это случилось 8 октября, во время торжественной встречи Ельцина с генералами всех силовых структур, получивших новые назначения. На видеоролике с этой церемонии мы видим практически всех путинских назначенцев: Сергея Иванова, Николая Патрушева и Виктора Черкесова. В том числе и их Ельцин поздравил с назначением в руководство ФСБ.

Ельцин медленно вошёл в Екатерининский зал Сенатского дворца в Кремле, в котором выстроились в ряд все приглашённые им генералы. Подойдя к сверкающей золотыми погонами шеренге, он отчетливо сказал: “Здравствуйте!” и продолжил неуверенно продвигаться вперед. Молчание было ему ответом. Повисла неловкая пауза.

Ельцин растерянно произнёс: “Ну, как-то бы… ответили бы…”. Генералы продолжали молчать. Через несколько секунд кто-то один неуверенно пробормотал: “Здравия желаю товарищ…”. Слова “Верховный Главнокомандующий” застряли у него в горле. Так было и непонятно кого же поприветствовал этот одинокий смельчак. Остальные продолжали упорно молчать и с Ельциным так и не поздоровались.

Снова повисла тягостная пауза. Чтобы как-то сгладить неловкость, Ельцин задумчиво пробормотал: “Это испуг… Я не собираюсь каждого увольнять…”, и продолжил мелкими шажками приближаться к генералам. После того, как он подошёл к ним достаточно близко, они стали по очереди представляться ему. С некоторыми (кого узнавал) он подолгу разговаривал, а остальным просто пожимал руки.

Наконец, он произнес речь. Неизвестно, насколько сильное впечатление произвело на него демонстративно прохладное отношение к нему новоиспеченных руководителей силовых структур, но он сразу взял быка за рога: “Силовые структуры традиционно подчинялись и всегда будут подчиняться непосредственно президенту”. После этого он исподлобья многозначительно посмотрел на выстроившихся перед ним генералов. “По крайней мере, пока я здесь. То есть – до 2000 года будет так, как я сказал”.

После этого он дал понять, что для него не являются секретом причины этой очевидной генеральской фронды: “Недоплачивать людям в погонах нельзя. Экономить на безопасности России – недопустимо”. Делая паузу после каждого слова, Ельцин отчетливо произнес: “Поддержка. Вас. Тоже. Приоритетная. Но и с вас мой спрос – тоже в приоритете. Вот такая загогулина получается”.

На последних кадрах видно, как Ельцин дружелюбно разговаривает с одетым в штатский костюм Сергеем Степашиным (в тот момент – министром внутренних дел). Видимо, это был единственный на этой церемонии человек, которого Ельцин давно знал и которому мог хотя бы отчасти доверять. Что-то подсказывает нам, что тем единственным генералом, который всё же поприветствовал Ельцина, как раз и был Сергей Степашин.

Даже несведущий человек, посмотрев на эти кадры, всё прекрасно бы понял. Силовики не видели в Ельцине своего начальника. У каждого из них был свой начальник, которому он служил в меру понимания им своего служебного долга. Так на практике постепенно начал реализовываться в России старый, ещё средневековый принцип “вассал моего вассала – не мой вассал”. И, взамен верности присяге российскому государству каждого, например, офицера и генерала госбезопасности, Кремль (Ельцин?) получил лишь личную лояльность директора этой службы.

Через несколько дней после этого Ельцин отправился в первую за много месяцев заграничную поездку – в Казахстан и Узбекистан. И опять мы обратимся к газете “Коммерсантъ”. Нет смысла пересказывать то, что можно прочитать в первоисточнике (тем более что автор этого материала – будущий многолетний пресс-секретарь Путина и Медведева, а тогда специальный корреспондент “Коммерсанта”, Наталья Тимакова). Характерно само название репортажа: "С папой всё в порядке". Вот его полный текст:

“13.10.98. Первый после долгого перерыва зарубежный визит Бориса Ельцина окончился плачевно. Программа его пребывания и в Узбекистане, и в Казахстане была резко сокращена. Официальная версия — трахеобронхит, неофициальная — "все хуже, чем в Швеции".

То, что состояние президента оставляет желать лучшего, стало ясно ещё в воскресенье, уже буквально с первых минут его пребывания в Узбекистане. Тяжело спустившись с трапа самолета, Ельцин попал в объятия Ислама Каримова, который был вынужден поддерживать российского президента, пока он преодолевал 50 метров, отделявших самолет от здания аэропорта.

Ельцин буквально вцепился в руку Каримова и, явно с трудом переставляя ноги, прошёл мимо журналистов. Шеф президентского протокола Владимир Шевченко отсёк корреспондентов, не обращая внимания на попытки самого Ельцина остановиться, чтобы с ними пообщаться.

Запланированная церемония возложения венков к памятнику Алишера Навои — можно сказать, обязательная для всех государственных деятелей, прибывающих в страну, — была отменена. Неудивительно: для того, чтобы почтить память поэта, Ельцину пришлось бы преодолеть более 20 ступеней.

А торжественную встречу двух президентов в резиденции "Дурмень" пришлось сократить. От восхождения на подиум, с которого в Узбекистане обычно высшие лица приветствуют почетный караул, отказались. Оба президента прошлись просто по ковру. Тем не менее без опасных моментов не обошлось.

Когда командир почётного караула отдал салют саблей Борису Ельцину и двинулся к нему навстречу, президент тоже решил поприветствовать его и хотел было сделать шаг навстречу. Но, запнувшись ногой за ковер, начал буквально валиться вперед. Опытный теннисист Ислам Каримов боковым зрением увидел падающего российского президента и подхватил его под руку. Едва начальник почётного караула отрапортовал, Каримов, взяв Ельцина за руку, сразу увёл его в помещение государственной резиденции. Выстроившиеся рядом на роскошном ковре дипломаты так и остались без рукопожатия российского президента.

Опытные узбекские и российские телеоператоры сразу же повытаскивали из камер кассеты и отдали их в толпу своим помощникам, после чего продолжили съемки новыми кассетами: "А то служба безопасности отберёт". Впрочем, на узбекском телевидении кадры с падающим Ельциным всё равно были вырезаны.

Вечером на обеде в честь президента России, как рассказывают очевидцы, Ельцин выглядел ещё хуже. В ответ на по-восточному долгий тост Каримова он не смог сказать заготовленный заранее тост, несколько раз сбивался, несмотря на подсказки жены, и в итоге почему-то заявил, что "остался доволен осмотром объектов и магазинов".

Вечером в воскресенье появилась первая официальная версия случившегося: простуда. Пресс-секретарь президента Дмитрий Якушкин заявил, что на самочувствии Ельцина сказался "тяжелый перелёт и конец рабочей недели". После чего принялся заверять, что "ничего экстраординарного не произошло". Но уже утром следующего дня стало ясно, что это не так. Причём первыми, кто это понял, были люди из ближайшего окружения Ельцина. По рассказу источника Ъ, проснувшись в резиденции "Дурмень" в семь утра, Ельцин устроил окружающим разнос: почему никто не готов, он уже опаздывает на работу! Президент явно не осознавал, что находится не в Москве.

Те немногие фразы, которые тихо и неуверенно произносил президент во время российско-узбекских переговоров в расширенном составе, большей частью представляли собой бессвязные замечания по разным проблемам двусторонних отношений. Несколько раз они прерывались тяжелым сухим кашлем. Но когда шеф протокола Шевченко подошёл к Ельцину, чтобы сказать, что время переговоров подходит к концу, президент вдруг грубо оборвал его: "Это моё дело, а не ваше".

С официальным заявлением для прессы Ельцин справился не отрываясь от бумажки. Естественно, ни о каких вопросах журналистов не могло идти и речи. Более того, когда после подписания документов официанты внесли шампанское для протокольного тоста, Владимир Шевченко буквально силой развернул их назад. Тем не менее официальные лица продолжали утверждать, что никаких изменений в дальнейшей программе не предвидится.

И только когда президент прилетел в Алма-Ату и сразу после аэропорта отправился в официальную резиденцию Назарбаева, стало ясно, что программа не просто сильно сокращена, а сведена к минимуму.

Вместо суток Ельцин пробыл в Казахстане 6 часов. Он провёл сорокаминутные переговоры с Нурсултаном Назарбаевым, после чего поучаствовал в церемонии подписания договора о дружбе и сотрудничестве. Наградив президента Казахстана орденом Андрея Первозванного, Ельцин сказал: "Желаю вам долгой жизни, большого счастья, счастья казахстанскому народу..." Обычное протокольное приветствие было, однако, произнесено столь грустным тоном, что кто-то из присутствовавших даже прошептал: "Как будто прощается..."

Первоначальный диагноз — простуда — был уточнён руководителем медицинского центра управления делами президента Сергеем Мироновым (который, кстати, после почти полугодового отсутствия вновь стал сопровождать президента в его поездках): "У президента трахеобронхит, температура 37,2-37,4". Пресс-секретарь президента Дмитрий Якушкин был вынужден признать, что причины спешного возвращения Ельцина в Москву связаны исключительно с состоянием здоровья. Он заявил, что сокращение визита вызвано "медицинской необходимостью". По словам Якушкина, именно врачи во время перелёта Ташкент—Алма-Ата убедили президента сократить время пребывания в Казахстане.

Пожалуй, единственным человеком в окружении президента, который сохранял бодрость духа и продолжал улыбаться, была Татьяна Дьяченко. На замечания сочувствующих, что президент плохо выглядит и что не стоит в таком состоянии его показывать, она отвечала: "Не надо паники, с папой всё в порядке". Но один из сотрудников в администрации президента в беседе с корреспондентом Ъ констатировал: "Это гораздо хуже Швеции. Просто, слава Богу, журналисты ничего не слышали".

Напомним: в декабре прошлого года в Швеции Борис Ельцин, например, прилюдно причислил к ядерным державам Японию и Германию. Тогдашнему пресс-секретарю президента Сергею Ястржембскому пришлось смущённо просить журналистов "заменить" Японию на Великобританию, а Германию вообще "опустить". Так что можно сказать, новому пресс-секретарю Якушкину ещё повезло.”

Не мудрено, что на фоне экономической стабилизации и такого, мягко выражаясь, “вялого” Ельцина, рейтинг Примакова начал быстро расти и к декабрю достиг небывалого уровня в 54%. В тогдашней России, пропитанной нигилизмом и разочарованием во всех без исключения политиках, это был настоящий рекорд. Разумеется, что все в окружении Примакова начали подталкивать его к тому, чтобы заявить о самостоятельных политических амбициях и претензиях на президентское кресло на выборах 2000 года.

Дальнейший ход событий мы знаем только в изложении Юмашева. Он рассказывает, что в какой-то момент, в декабре, Примаков позвонил ему и попросил приехать к нему в Белый дом. Когда Юмашев приехал к Примакову, тот сообщил ему, что, несмотря на прежние договорённости, он всё же решил принять участие в президентских выборах. Примаков мотивировал это тем, что никаких других проходных кандидатов нет, а отдавать власть случайному человеку, тем более если это будет какой-то левый популист, было бы очень опасно.

Вот как в книге “Ход царём” (написанной, в том числе, по итогам бесед с Юмашевым) журналист Илья Жигулёв изложил ответ Юмашева: «Евгений Максимович, я хотел бы, чтобы вы твёрдо знали, Борис Николаевич никогда этого не поддержит. Я очень хорошо знаю его позицию, он много со мной по этому поводу разговаривал. Он пригласил вас ровно потому, что вы ему сказали, что в президенты не пойдёте. Вы помните, вы собирались вместе с ним кандидатуру будущего президента найти? У вас конфликт с Ельциным начнётся, зачем вам это надо?

Вы нормально работаете, мы вам помогаем, администрация президента делает всё возможное, чтобы вас поддерживать… Администрация работает в связке с правительством и всячески ему помогает. Если вдруг вы будете настаивать на том, чтобы пойти на выборы, администрация президента будет работать против вас, мы просто страну разрушим».

Однако Юмашеву не удалось переубедить Примакова, и тот остался при своем мнении. Тогда Юмашев сам подал в отставку, поскольку считал себя виноватым в том, что случилось. Нам это объяснение не кажется убедительным, но именно так сам Юмашев объясняет этот свой поступок.

Юмашев по какой-то неведомой причине считал, что Ельцин должен сам, лично, найти себе преемника, который и стал бы следующим президентом России. То, что Примаков таким преемником не являлся, было очевидно хотя бы потому, что Примакову было в тот момент уже 69 лет (он был старше Ельцина на полтора года).

В рассуждениях Юмашева всё было очень логично и убедительно, за исключением того, что в соответствии с конституцией России должность президента не передаётся по наследству, а выбирает его народ на всеобщих, прямых, равных и тайных выборах.

Кроме этого, конструкция с преемником имела бы право на существование, если это был бы человек, предложенный народу безусловным моральным лидером нации, руководителем, авторитет которого не подлежал бы сомнению, а популярность зашкаливала.

Но если своего преемника народу предлагал президент, рейтинг которого в тот момент был равен нулю (в пределах статистической погрешности), и который превратился в персонажа для не самых остроумных анекдотов, то почему нужно было так упорно настаивать на его праве назначить себе преемника? Как это могло помочь такому кандидату на предстоявших президентских выборах? Не стала бы такая поддержка Ельцина, наоборот, вредить ему?

Все эти парадоксы в своих многочисленных комментариях о договорённостях с Примаковым Юмашев никак не объясняет, а больше мы ни от кого (включая самого Примакова) никаких рассказов об этих договорённостях не слышали. Все же так называемые “независимые” журналистские расследования, так или иначе, имеют своим источником всё те же воспоминания Юмашева и больше – никого.

Возможно, правы те, близкие в то время к Семье чиновники и бизнесмены, которые утверждают, что в тот момент, в конце 1998 года, тема преемника ещё не стояла на повестке дня, а главной проблемой, которая занимала тогда всё окружение Ельцина, являлось “дело Mabetex” и те угрозы, которое оно в себе несло.

Путин в этот момент стал для Юмашева фактически единственным источником конфиденциальной информации о том, как шло расследование этого дела, и насколько близко генеральный прокурор Скуратов уже подобрался к членам семьи Ельцина. Разумеется, Путин быстро увидел все преимущества такого своего положения и не преминул этим воспользоваться.

Во-первых, он нарисовал картину масштабного заговора против Ельцина, во главе которого стояли Примаков и Лужков. Он убедил Юмашева в том, что они манипулировали не только Генеральной прокуратурой, но и всей левой оппозицией в Думе и большинством глав регионов (а значит – и Советом Федерации).

Он предоставил Юмашеву доказательства того, что Скуратов регулярно встречался с Примаковым и Лужковым и имел от них твёрдые заверения в поддержке (иначе он не стал бы так активно вести расследование против Семьи). Кроме этого, Путин объяснил Юмашеву, что все медиаресурсы Гусинского работали теперь против Семьи, причём в тесной координации с Примаковым, Лужковым и Скуратовым.

Возможно, что так оно и было в действительности. А может быть и не вполне так. Но, как говорится, нет дыма без огня. Тут важны акценты. Не секрет, что руководители Генпрокуратуры (включая и её главу) во все времена были частыми гостями в правительстве России и мэрии Москвы. У Генпрокуратуры, как у любого другого ведомства, всегда были вопросы относительно своего финансирования, обеспечения помещениями и тому подобного. Кроме этого, Генпрокуратуру нередко приглашали на заседания правительства для обсуждения вопросов борьбы с преступностью, с коррупцией, по поводу международной правовой деятельности и так далее.

Поэтому сам факт встреч, допустим, Скуратова с Примаковым, ещё вовсе не означал, что они плели заговор против Ельцина и его Семьи. Но тут Путин, видимо, ссылаясь на “оперативную информацию”, уже направлял Юмашева в то русло, в которое ему было нужно. Не прошло и пары месяцев, как Юмашев уже был абсолютно уверен в том, что Примаков нелоялен, метит в президенты и готов пересажать ради этого всё окружение Ельцина. Кроме того, теперь он был уверен, что единственный, кто мог всех их спасти – это Путин. И именно по этой причине Примаков, резонно опасаясь Путина, настаивал на его увольнении.

К декабрю Юмашев уже совсем созрел и, когда Примаков сообщил ему о своём решение баллотироваться на пост президента на предстоявших в 2000 году выборах, решил, что пора уходить в тень, и 7 декабря подал в отставку. С этого момента юридической ответственности за все последующие решения он уже нести не будет, но своё реальное влияние на Ельцина сохранит и будет продолжать оставаться серым кардиналом при Ельцине в формальном статусе всего лишь его советника.

На своё место Юмашев предложил Ельцину назначить генерал-полковника Николая Бордюжу, который в тот момент был секретарём Совета Безопасности РФ, а до этого командовал Федеральной пограничной службой. Ельцин безо всяких колебаний с этим предложением согласился.

Бордюжа производил впечатления решительного лишённого интеллигентской рефлексии военного человека, который не станет разводить церемонии и быстро приведет “заговорщиков” в чувство. Его первостепенной задачей было сделать так, чтобы у Примакова пропало всякое желание баллотироваться в президенты, а у Скуратова – вести какие-либо расследования в отношении Семьи. Судя по тому, что Бордюжа согласился на эту должность, он считал себя в силах справиться с этим делом.

Начинался новый, 1999 год…

Глава 15. Преемник-1999

Часть 1

Как мы уже писали, после дефолта, с начала осени в России начался промышленный рост, который с начала 1999 года стал практически повсеместным. Этот рост был вызван тем, что во-первых, подешевевшая в результате девальвации рубля отечественная продукция начала вытеснять импорт, а во-вторых, начался пусть вялый, но ростом мировых цен на нефть.

Созданный результате тяжелых реформ рынок, наконец, заработал и решил проблему загрузки свободных производственных мощностей – без указов и правительственных решений. В первой половине 1999 года быстрее всего пошли в гору импортозамещающие отрасли – пищевая и автомобильная, а также обслуживающие автопром предприятия шинной, химической и электротехнической промышленности.

Рост промышленного производства увеличил налогооблагаемую базу, что, естественным образом, привело к повышению доходов бюджетов всех уровней. В результате этого правительство смогло погасить свои долги перед пенсионерами и бюджетниками. Это прямо сказалось на платежеспособном спросе населения, который опять же толкал вверх рост производства. Компании, способные расти и развиваться, росли и развивались. Россия преодолела последствия летнего кризиса практически за полгода. Разумеется, все эти успехи в сознании населения связывались с приходом в правительство Примакова.

В январе 1999 года политическая жизнь в стране медленно выходила из новогодних праздников. Тем неожиданнее был первый зловещий звоночек, свидетельствующий о том, что в России далеко не все хорошо и есть масса проблем, которые до поры до времени власти пытались не замечать.

В 11 часов утра, 17 января, в воскресенье, в Москве около посольства США взорвался автомобиль ВАЗ-2106. Автомобиль принадлежал отделу наружного наблюдения ФСБ. Под его днищем было прикреплено взрывное устройство, которое и сработало. В момент взрыва в нем находились офицеры ФСБ Калинин и Богатырев. По данным экспертизы, самодельное взрывное устройство было по мощности эквивалентно 100-150 граммам тротила. Контрразведчики (что удивительно!) успели выскочить из машины.

Как впоследствии сообщил американский посол в России Джеймс Коллинз, незадолго до этого в посольство США несколько раз кто-то звонил и на арабском языке предупреждал о готовящемся взрыве как акте мщения за американские бомбардировки Ирака 16 - 17 декабря (т.н. операция “Лис пустыни”).

Руководство ФСБ тут же засекретило всю информацию об этом происшествии. Первоначально, близкие к следствию анонимные источники высказали версию, что некие злоумышленники подбросили взрывное устройство под днище припаркованной рядом с посольством машины, даже не подозревая, что этот автомобиль принадлежит ФСБ. Но эта версия никакого развития не получила, а больше никаких других версий выдвинуто не было и следствие довольно скоро зашло в тупик. Кроме того, руководство ФСБ официально так и не признало, что этот автомобиль принадлежал их службе.

Нужно заметить, что Россия (вместе с Китаем) выступали резко против бомбардировок Ирана. Особую активность в этом проявил Примаков, который кроме того, что сам считался крупным специалистом по ближневосточной проблематике, к тому же еще был личным другом иракского диктатора Саддама Хуссейна.

Сам по себе теракт породил много вопросов. Во-первых, это был, пожалуй, единственный известный нам теракт такого типа, когда пассажиры автомобиля, в который была заложена бомба, в момент взрыва, без всякого для себя ущерба, успели из него выскочить (!). Во-вторых, непонятно как “злоумышленники” (если таковые вообще имели место) смогли подбросить взрывчатку под автомобиль, который в тот единственный момент, когда они могли это сделать, находился под постоянным присмотром стоящего рядом с ним милиционера и самих сотрудников ФСБ.

Так или иначе, но никаких внятных ответов на эти вопросы власти так и не дали, а единственным результатом этого странного происшествия стало лишь увеличение втрое полицейского оцепления вокруг американского посольства в Москве. Теперь уже практически официально российские спецслужбы контролировали всех, кто входит и выходит из посольства США в России.

Применительно же к тому, о чем мы писали в предыдущей главе, само собой напрашивается предположение, что, возможно, противоречия между директором ФСБ Путиным и председателем правительства Примаковым были не такими непримиримыми как это хотел бы представить Юмашеву сам Путин.

Через шесть дней, 23 января, на Курском вокзале Москвы опять произошел террористический акт. На этот раз была взорвана граната. В результате этого преступления погиб один человек. Как и в случае со взрывом у американского посольства, расследование, начатое силовыми органами, ни к чему не привело…

Тем временем Генеральная прокуратура продолжала расследование “дела Mabetex”. Еще в ноябре 1998 года Скуратов направил швейцарской прокуратуре письмо с просьбой о правовой помощи, а уже 22 января, по поручению российской прокуратуры, в офисе компании Mabetex в Лугано был проведен обыск, в ходе которого были изъято множество документов.

Все информированные источники (включая сотрудников прокуратуры) однозначно свидетельствовали, что полученных документов более, чем достаточно, чтобы (как минимум) предъявить обвинение Бородину и некоторым его коллегам. Делались также прозрачные намеки и в адрес членов семьи Ельцина.

Но 2 февраля, Генеральный прокурор России Скуратов внезапно написал Ельцину прошение об отставке “по состоянию здоровья”. Вот как это событие прокомментировал контролируемый тогда Березовским телеканал “ОРТ” в вечерней программе “Время”:

“Как сообщила пресс-служба президента, Скуратов направил обращение к Борису Ельцину с просьбой освободить его от занимаемой должности "по состоянию здоровья". Президент, который неожиданно (обратите внимание: неожиданно! - АК) прибыл в Кремль, вопрос об отставке Скуратова рассмотрел в первую очередь.

Сегодня же Борис Ельцин направил обращение в Совет Федерации, в котором уведомил депутатов в том, что он принял отставку генпрокурора. Теперь слово за верхней палатой парламента. В настоящее время Юрий Скуратов находится в Центральной клинической больнице, куда он был госпитализирован сегодня утром. Первый заместитель генерального прокурора Юрий Чайка подтвердил факт госпитализации Скуратова. По его словам, в понедельник вечером Скуратов вызвал его и попросил провести вместо него намеченную на 3 февраля расширенную коллегию Генпрокуратуры. "Юрий Ильич сообщил, что плохо себя чувствует, разболелось сердце и он хочет лечь в больницу", - рассказал Юрий Чайка.

Когда в октябре 95-го Юрий Скуратов был утвержден генеральным прокурором, всем казалось, что его кандидатура - это очень удачная находка президента. Даже извечный оппонент Ельцина коммунист Илюхин соглашался, что Скуратов - оптимальная фигура.

На фоне оскандалившегося Алексея Илюшенко интеллигентный руководитель НИИ проблем законности и правопорядка смотрелся респектабельно. Но ровно через два года после назначения Скуратова президент дал понять ему, что не вполне доволен его работой.

Убийство Влада Листьева стало первым в веренице громких дел, не раскрытых Генпрокуратурой. Впрочем это не мешало Скуратову рапортовать о проделанной работе. С тех пор Скуратов все чаще говорит не о том, что сделано для поимки убийц, а о том, что этому мешает, и как с этим борется Генпрокуратура. Последний пример - убийство Галины Старовойтовой.

Старовойтова, Листьев, Мень, Холодов - список можно продолжать. Череда нераскрытых дел, последние вспышки политического экстремизма, провал попыток вернуть Собчака и Станкевича в Россию, - все это создало фон для отставки Скуратова. Очевидно, в определенный момент президент решил, что фатальная нераскрываемость громких убийств уже не компенсируется репутацией высококлассного юриста. Впрочем, скорее всего Скуратов будет отставлен с формулировкой, о которой он сам просит: по состоянию здоровья.”

Тут сразу видно, что Кремль хочет, чтобы публика четко понимала: никакого “ухудшения состояния здоровья” у Скуратова нет и его отставка происходит по инициативе Ельцина. Причины этого просты: президент недоволен тем, как идет расследование резонансных убийств и поэтому решил отправить генерального прокурора в отставку.

Справедливости ради, нужно сказать, что расследование резонансных убийств действительно шло очень медленно и малорезультативно. Даже если исполнители были найдены и наказаны, то заказчиков обнаружить, как правило, не удавалось. В защиту Скуратова необходимо отметить, что многие из этих убийств (Холодова, Листьева, Кивелиди и т.д.) были совершены еще до его назначения генеральным прокурором и уже тогда велись тоже ни шатко, ни валко. Последнее же убийство известного политика, депутата Госдумы Галины Старовойтовой было совершено лишь 20 ноября 1998 года. И было бы несправедливо обвинять Скуратова в начале февраля (то есть чуть больше, чем через два месяца) в отсутствии прогресса по этому делу.

Старовойтова была застрелена в Санкт Петербурге, в подъезде дома, в котором жила, среди бела дня, на глазах ее помощника. Она была известным еще с конца 80-х годов деятелем демократического движения, в начале 90-х активно сотрудничала с Ельциным и даже была в тот период его штатным советником. В последнее время она занималась продвижением в Госдуме закона о люстрации и в рамках этой деятельности накопила очень много материала по поводу участия в политике и бизнесе бывших коммунистических аппаратчиков и выходцев из спецслужб.

В конечном итоге, после всех перипетий, в 2019 году, следователь ФСБ (!) предъявил обвинение в заказе на ее убийство известному питерскому мафиозо Владимиру Барсукову (Кумарину), который с 2009 года уже отбывал срок по другим преступлениям.

Характерна формулировка этого обвинения: «Барсуков, будучи осведомленным о желании неустановленного лица прекратить государственную и политическую деятельность депутата Государственной думы, видного политического деятеля, лидера партии «Демократическая Россия» Старовойтовой, активная политическая и государственная деятельность которой вызвала острое неприятие у ее оппонентов, вплоть до ненависти у отдельных из них, совместно с ним принял решение прекратить ее государственную и политическую деятельность путем ее убийства».

Что же это было за “неустановленное лицо” у которого призывы Старовойтовой к люстрации вызывали ненависть - остается только догадываться. Многие наблюдатели, в связи с этим, указывают на Путина. Однако каких-то серьезных доказательств в пользу этой версии предъявлено так никогда и не было. Отметим лишь, что тесное общение окружения Путина с людьми Барсукова (и с ним самим) в 90-е годы года (особенно до переезда Путина из Санкт-Петербурга в Москву) является для более-менее осведомленных петербуржцев секретом Полишинеля.

Но озвученная ОРТ в программе “Время” версия о причинах появления скуратовского заявления была далеко не единственной. В Госдуме и Совете Федерации было общим мнением, что главная причина недовольства Ельцина Скуратовым в том, что тот слишком сблизился с Лужковым и другими критически настроенными к Кремлю губернаторами. И будто бы чрезмерная активность Генпрокуратуры в расследовании дела “Mabetex” связана именно с этим.

Вдобавок, в Генеральной прокуратуре слишком большое влияние приобрел бывший коллега генерала Рохлина по “Движению в поддержку армии, оборонной промышленности и военной науки” (ДПА) депутат Госдумы от КПРФ Виктор Илюхин (о котором мы уже писали выше). Илюхин и сам в прошлом работал заместителем начальника главного следственного управления Генеральной прокуратуры СССР и поэтому был там своим человеком, причем человеком авторитетным и влиятельным.

Но самое главное, информация о деле “Mabetex” и связи этого дела с семьей Ельцина уже вовсю циркулировала в народе и открыто обсуждалась как в зарубежной, так и в российской прессе. Поэтому практически сразу столичная публика объяснила себе заявление об отставке Скуратова этим делом. Затем, раз и навсегда уже определив истинные причины этой отставки, публика тут же перешла к обсуждению методов, с помощью которых Кремль вынудил Скуратова его написать.

Довольно скоро стало известно о существовании видеопленки, на которой запечатлен секс Скуратова с двумя протитутками. Впоследствии это подтвердил и сам Ельцин (или Юмашев?) в своей книге “Президентский марафон”.

В версии Ельцина-Юмашева это выглядит так: “Первым о порнографической пленке с участием генпрокурора узнал Николай Бордюжа. Военный человек, настоящий пограничник, нетерпимый к любого рода распущенности, он был буквально в шоке. Мне про этот кошмар глава администрации решил пока ничего не говорить. При встрече со Скуратовым Бордюжа сухо сказал ему: в такой ситуации долго думать не стоит. Скуратов покорно написал прошение об отставке…”

Так и осталось невыясненным каким образом эта пленка попала в руки Бордюжи. (Интересно, что и Ельцина этот вопрос тоже не заинтересовал. Возможно, впрочем, что он с самого начала знал откуда она. Тогда отсутствие у него любопытства на этот счет вполне объяснимо).

Искреннее же возмущение Ельцина (“кошмар!”) самим фактом разухабистого прокурорского адюльтера, безусловно, вызывает восхищение (если, правда, при этом не вспоминать его собственное десятилетней давности падение с моста”, которое публика небезосновательно связала с некими его амурными похождениями).

Но не будем слишком придирчивы: нравы политической борьбы всегда были таковы, что попадись такая пленка (про, например, Ельцина) в руки того же Ильюхина, он не преминул бы раздуть из этого максимально громкий скандал. И уж поскольку Ельцин воспринимал Скуратова как явного своего врага, то чего ж удивляться тому, что он использовал выпавший ему шанс на все 100%.

Напомним также, что буквально накануне, в январе, отгремел мега-скандал “Билл Клинтон - Моника Левински” и поэтому история с незадачливым сластолюбцем Скуратовым воспринималась в тот момент публикой почти как “дежа-вю” и комментировалась в том духе, что “все они одним миром мазаны”.

Характерно, что Совет Федерации не стал сразу же рассматривать обращение Ельцина по поводу отставки Скуратова, а отложил его на вторую половину марта (!). Эта пауза позволила Скуратову собраться с силами и продолжить свою деятельность в качестве Генпрокурора России, поскольку формально, без решения Совета Федерации, он им и оставался. Таким образом, на этом этапе расследование дела “ Mabetex” продолжалось полным ходом.

Что касается того, откуда взялась видеозапись со Скуратовым в обществе двух протитуток, то известно лишь, что сделана она была в Москве, на бывшей конспиративной квартире КГБ СССР в доме № 3/9 по улице Большая Полянка, которая в тот момент принадлежала Сурену Егиазаряну, брату известного банкира, совладельца “Уникомбанка” Ашота Егиазаряна. Но не будем забегать вперед и торопить события. Расследование всех деталей сексуальных похождений Скуратова начнется немного позже. И когда мы дойдем до него в нашем повествовании, тогда мы все подробно расскажем.

А в начале февраля с новой силой разгорелись страсти вокруг конфликта в Югославии. Конкретно: в населенном преимущественно албанцами сербском автономном крае Косово, где сепаратистская Армия Освобождения Косово (АОК) уже больше года вела вооруженную борьбу с сербской армией и полицией за отделение Косово от Сербии.

Нужно заметить, что к тому времени Совет Безопасности (СБ) ООН принял уже две резолюции (1160 от 31.03.98 и 1199 от 23.09.98) с требованием к обеим сторонам немедленно прекратить применение оружия и сесть за стол переговоров. Разумеется, что Россия, как постоянный член СБ ООН с правом вето, обе эти резолюции поддержала (иначе они бы не были приняты).

Наконец в городке Рамбуйе недалеко от Парижа, 6 февраля 1999 года началась конференция по урегулированию кризиса в Косово с участием делегаций от обеих конфликтующих сторон (косовских сепаратистов и Сербии). Инициаторами конференции выступили страны-члены т.н. “Контактной группы” (США, Великобритания, Франция, Германия, Италия и Россия).

Переговоры закончились провалом: 18 марта косовская делегация подписала соглашение с делегацией США и Великобритании, которое позже получило название “Соглашения Рамбуйе”, а сербская и российская стороны документ не приняли. Это было, пожалуй, впервые, когда Россия так открыто и недвусмысленно выступила против политики США и НАТО.

“Соглашение Рамбуйе” предусматривало, что Косово будет находиться под управлением НАТО как автономный район в составе Югославии (т.е. де-факто в Сербии). Для этого там будет размещено 30 тыс. военнослужащих НАТО для поддержания порядка. Сербская сторона (при поддержке России) выступила резко против размещения войск НАТО на своей (как они считали) территории, согласившись вместо этого лишь на присутствие невооруженных наблюдателей ООН.

Особое возмущение сербов вызвало требование предоставить военнослужащим и сотрудникам НАТО, которые будут размещены в Косово, иммунитет к югославскому (т.е. сербскому) законодательству. Впоследствии известный историк, профессор Кембриджа Кристофер Кларк сказал, что “ условия австро-венгерского ультиматума Сербии 1914 года кажутся мягкими по сравнению с этими требованиями НАТО”.

Ясно, что США и НАТО взяли курс на военное разрешение конфликта. Их можно было понять. К тому времени уже восемь лет на территории бывшей Югославии одна за другой шли войны, которых так или иначе начинала Сербия во главе с ее фактическим диктатором Слободаном Милошевичем.

Раз за разом Милошевич совершал военные преступления. Этнические чистки, разрушительные обстрелы мирных городов, убийства политических противников, коррупция и нарушения элементарных прав человека стали нормой за время его правления. К тому времени весь мир уже знал о расстреле мирных мусульман-боснийцев в Сребренице и варварской осаде хорватского Дубровника. И это далеко не полный перечень всех преступлений режима Милошевича.

То же самое Милошевич собирался повторить и в Косово. Более того: он уже начал это делать. В таких условиях мировое сообщество не могло молча смотреть на то, как в центре Европы будет уничтожена целая этническая группа - косовские албанцы.

Однако и у Москвы, которая поддерживала Белград, тоже были свои аргументы. С точки зрения Кремля АОК - это типичные сепаратисты, которые с оружием в руках ведут борьбу с законной и международно признанной властью и поэтому ни у России, ни у кого-либо другого, кто признает суверенитет и территориальную Сербии, нет другого выхода, как поддерживать позицию Милошевича.

Все это было так похоже на борьбу Ельцина с чеченским сепаратизмом, что у Кремля действительно не было другого выхода, кроме как на этот раз поддержать борьбу Белграда за территориальную целостность Сербии, в которой Косово было лишь “автономным краем” в ее составе, в то время как предыдущие войны Сербия развязывала против таких же как она союзных республик (Словения, Босния и Герцеговина и Хорватия), которые на равных с ней правах образовывали некогда единую Союзную Федеративную Республику Югославия (СФРЮ).

Кремль также не мог игнорировать и пресловутое “славянское братство”, которое, конечно, хоть и является, мягко выражаясь, спорной и спекулятивной идеологией, тем не менее владеет умами огромного количества россиян. И когда Сербия воевала, например, с Боснией, Хорватией или Словенией, то тема “славянского братства” не стояла так остро (скорее это было противостояние православных славян со славянами-католиками и славянами- мусульманами), в то время как в случае с Косово налицо был полный набор русского “патриота”: православные славяне вступили в бой с албанцами-мусульманами.

Справедливости ради нужно сказать, что лидеры косовских албанцев не вызывали (и не могли вызвать) никакой симпатии. Это были полукриминальные (а иногда и откровенно криминальные) персонажи, за которыми тянулся длинный шлейф обвинений в торговле оружием, человеческими органами, живыми людьми и наркотиками.

Достаточно сказать, что их лидер, Хашим Тачи, в настоящее время находится на скамье подсудимых в международном суде в Гааге по обвинению во всех этих преступлениях. Напомним, в этой связи, что обвинения в подобных уголовных преступлениях (напр. похищение людей, заказные убийства и т.д.) выдвигались и в адрес ряда чеченских полевых командиров.

Нельзя также сбрасывать со счетов и то, что в центре скандального дела “Mabetex”(которое в тот момент было в самом разгаре) стояла фигура албанца Бехджета Пацолли, который позже, в союзе с Хашимом Тачи, стал президентом Республики Косово, а потом долгое время возглавлял ее МИД.

Ведь, в конечном итоге, суть обвинений против Ельцина в рамках этого дела, состояла в том, что Пацолли платил членам его семьи взятки. Поэтому, если бы Ельцин в вопросе косовского урегулирования занял проалбанскую, антисербскую позицию (как этого хотели от него США и НАТО), то нельзя исключить того, что “патриотическая” оппозиция в Госдуме немедленно связала бы это с делом “Mabetex” и отмыться от обвинений в подкупе Ельцину было бы совсем непросто.

В жизни все переплетено и взаимосвязано. И есть какая-то невидимая связь между тем, что генеральный прокурор Швейцарии Карла дель Понте, которая весной 1998 года начала расследование, легшее в основу дела “Mabetex”, уже в августе 1999 года была назначена главным обвинителем Международного трибунала ООН по бывшей Югославии (МТБЮ). И в результате, благодаря, в том числе, и ее усилиям, Слободан Милошевич, Хашим Тачи и многие другие югославские деятели той поры оказался на скамье подсудимых. Но раскрыть тайну этой почти мистической связи, нам, увы, уже не под силу…

Безусловно, в администрации Клинтона не хотели никакой конфронтации с Россией по этому поводу. Но и менять свою позицию под давлением Кремля тоже не собирались. Характерно, что именно к весне 1999 года были приурочено подписание некоторых довольно крупных контрактов и договоров между США и Россией на миллиарды долларов. Не исключено, что по замыслу американцев перспектива получения этих миллиардов должна была остановить Ельцина от открытого выступления против намерений НАТО военной силой принудить Милошевича оставить косовских албанцев в покое.

Можно еще долго перечислять все нюансы тогдашней ситуации вокруг проблемы Косово, но и перечисленного достаточно, чтобы сказать, что Кремль оказался на распутье и выбор правильной позиции в данной ситуации был непростой задачей.

Вскоре стало очевидно, что НАТО под руководством США собираются начать военную операцию против Сербии, суть которой будет состоять в ракетных и авиационных ударах по военной, транспортной, промышленной и энергетической инфраструктуре страны. И, поскольку Милошевич отказался прекратить военную операцию и вывести свои войска из Косово, то самое позднее в конце марта такой удар по Сербии был уже практически неизбежен.

В этой ситуации днем, 24 марта, состоялся телефонный разговор Ельцина с Клинтоном, в котором Ельцин еще раз настоятельно предлагал американскому президенту отказаться от военной операции в пользу продолжения дипломатического давления на Милошевича.

В ходе этого разговора Клинтон сказал Ельцину: “Я знаю, что вы не поддерживаете нас, но я хочу подчеркнуть: я сделаю все, что только возможно, чтобы не допустить, чтобы из-за наших разногласий пропало все то, чего мы добились и чего нам еще предстоит добиться вместе.”

Ельцин ответил так: “Боюсь, что это не получится… Нам необходимо попытаться спасти хоть что-то из того, чего нам удалось добиться. Но наш народ теперь будет значительно хуже относиться к США и НАТО. Я помню, как трудно было заставить людей и политиков в России по-другому относиться к Западу, к США. Мне это удалось, но теперь все это будет потеряно.”

Ельцин еще раз попросил Клинтона отказаться от бомбардировок «во имя нас с вами, во имя будущего наших стран, во имя безопасности Европы», предлагая встретиться и вместе разработать альтернативный план действий против Слободана Милошевича.

Но в тот же день, 24 марта, около восьми вечера по белградскому времени, НАТО нанесло удары по сербской системе ПВО, пунктам управления и связи югославских вооруженных сил и находящимся на черногорском побережье Адриатического моря радиолокационным станциям. Одновременно ракетным атакам подверглись военный аэродром в нескольких километрах от Белграда и крупные промышленные объекты в городе Панчево, находящемся менее чем в двадцати километрах от столицы.

Позже, вечером того же дня, авиация НАТО подвергла бомбардировкам Белград, Приштину, Ужице, Нови-Сад, Крагуевац, Подгорицу и другие города. Всего было поражено пятьдесят три цели. В большинстве крупных городов Сербии и Черногории впервые после Второй мировой войны было объявлено военное положение.

В это же время премьер России Примаков летел в США на переговоры с американской администрацией и МВФ по поводу тех самых многомиллиардных договоров, о которых мы писали чуть выше. Уже в полете, ему прямо в самолет позвонил вице-президент США Эл Гор и сообщил, что НАТО начало бомбардировки Сербии. Тогда Примаков принял решение развернуть самолет и отменить свою поездку. Вот как газета “Коммерсантъ” прокомментировала этот его маневр:

“15 000 000 000 долларов потеряла Россия благодаря Примакову.

Евгений Примаков уже в самолете, летящем в Вашингтон, отменил свой визит в США. Тем самым премьер-министр России сделал свой выбор — выбор настоящего коммуниста. Большевика, готового полностью пренебречь интересами своей Родины и народа в угоду интернационализму, понятному только ему и бывшим членам КПСС.

Евгений Примаков в Америке должен был договориться о выделении России кредита МВФ почти в $5 млрд. Он должен был добиться от США согласия на реструктуризацию долгов, которые наделали коммунистические правительства СССР. Он должен был подписать с США договоры, принципиально важные для национальной экономики,— разблокировать урановую сделку (это могло принести $4 млрд), увеличить квоты на запуск американских спутников российскими ракетами ($2 млрд), подписать соглашение о кредите для лизинга сельскохозяйственной техники ($1 млрд), подписать соглашение о поставках российской стали на американский рынок. Точную сумму назвать сложно, но после разворота премьерского самолета в небе над северной Атлантикой Россия потеряла никак не меньше $15 млрд.

Вывод один: поддержка близкого Примакову по духу режима Милошевича оказалась для него нужнее и понятнее, чем нужды собственной страны. Все так просто. Только, вернувшись в Москву, премьер-министр потеряет всякое право смотреть в глаза тем старикам, которым он еще осенью обещал полностью выплатить пенсии. Их деньги он отдал сербским полицейским и албанским сепаратистам-террористам, воюющим друг с другом. Здесь, в Москве, ни он, ни его некомпетентные коммунисты-заместители больше не имеют права что-либо говорить о поддержке национальной промышленности. Те деньги, которые российский бизнес мог заработать сам (а не получить с печатного станка правительства и ЦБ), Примаков отдал Милошевичу. Зато Примаков получил огромный политический авторитет — среди пары сотен депутатов-коммунистов. Милошевич, который сдастся через пару дней натовских бомбардировок (как это уже было в Боснии), забудет своего российского брата через несколько часов после возобновления переговоров с Западом — такое уже случалось неоднократно. Зато коммунисты могут теперь вручить главе правительства пожизненный партбилет КПРФ: только истинный коммунист мог продать свой 146 миллионный народ ради братьев по вере, неважно — партийной или духовной.

Для полноты картины Евгению Примакову нужно было не отменять визит в воздухе между Шенноном и Вашингтоном. Ему нужно было завернуть на Кубу и встретиться, к примеру, с Фиделем Кастро. Друзьям всегда найдется о чем поговорить. Другой вопрос, что Примаков больше не может называть себя премьер-министром России, страны, интересы которой он продал.”

Мы в очередной раз вынуждены прибегнуть к обширному цитированию газеты “Коммерсантъ” и для этого у нас опять есть веские причины. Дело в том, что “Коммерсантъ” в то время без сомнения являлся главной газетой страны, своеобразным символом новой, свободной России. Сотрудники этой газеты всегда гордились тем, что они работают в свободном СМИ, без цензуры и указаний сверху.

И каково же было удивление и сотрудников газеты и ее читателей, когда после публикации статьи «15 000 000 000 долларов потеряла Россия благодаря Примакову» шеф-редактор Издательского Дома «Коммерсантъ» Раф Шакиров публично извинился за нее перед премьером.

За эти извинения он был уволен гендиректором «Ъ» Леонидом Милославским, который, в свою очередь, буквально через неделю был уволен тогдашним владельцем «Ъ» Владимиром Яковлевым.

А 9 августа 1999 года, после официального объявления о покупке ИД «Коммерсантъ» Борисом Березовским, Шакиров был уволен окончательно, а Милославский вернулся на должность гендиректора. И лишь потом выяснилось, что Березовский, через подставных лиц купил эту газету еще в начале лета.

Очевидно, что после вызванного этой публикацией скандала Березовский сделал Яковлеву “предложение, от которого тот не смог отказаться”. Эта довольно скандальная история хорошо иллюстрирует особенности “свободы слова” характерные для эпохи “позднего Ельцина” и т.н. “Семьи”.

В демократических кругах сразу после “разворота на Атлантикой” появилось было мнение, что это решение Примаков принял самостоятельно, без консультаций с Ельциным и даже вопреки его воле. Но 30 марта, в выступая с ежегодным “Посланием к Федеральному собранию”, Ельцин развеял все сомнения на этот счет, четко заявив:

“Югославский кризис еще раз показал обоснованность нашего последовательного неприятия расширения НАТО на Восток. Неприемлемы и попытки НАТО подменить собой ООН, ОБСЕ и навязывать силовые решения в Европе и за ее пределами. От того, как скоро НАТО осознает пагубность силового выбора, сделанного в отношении независимой, никому не угрожающей Югославии, зависит "размораживание" наших отношений с альянсом. С НАТО - агрессором нам не по дороге.

Значительное внимание придаем нормализации российско - американских отношений, возвращению к конструктивному взаимодействию. Оно должно стать важнейшим фактором мировой политики в XXI веке. Мы переживаем сегодня непростой этап отношений, кое-кто прямо провоцирует нас на новую конфронтацию. Трагическая ошибка американского руководства в косовском вопросе не должна обернуться затяжным кризисом в российско - американском партнерстве. Наш общий долг - сохранить все то позитивное, что было накоплено за последние годы. Для сотрудничества создан эффективный механизм, есть солидный опыт совместного урегулирования международных конфликтов и снятия возникающих двусторонних проблем.”

С прежней прозападной политикой было покончено. Россия ясно противопоставила себя и США и НАТО. Все тот же “Коммерсантъ” в тот же день, 30 марта, комментируя позицию Ельцина относительно пресловутого “разворота” констатировал: ”... у премьера появилась возможность пойти навстречу коммунистам. Он был полностью уверен в том, что демонстративный отказ встретиться с американским президентом коммунистам понравится.

И коммунистам действительно понравилось. Они полностью поддержали решение Примакова. Мало того, оказалось, что Примаков оказал услугу и Ельцину лично. Поворот самолета впервые за многие годы позволил главе государства выступить заодно с нижней палатой парламента. А для Кремля сейчас это очень важно, ведь скандал с генеральным прокурором Скуратовым, в котором, судя по всему, замешано ближайшее окружение Ельцина и даже его дочь, сделал импичмент как никогда реальным.”

Часть 2

За неделю до начала натовских бомбардировок Сербии, 17 марта, Совет Федерации приступил, наконец, к рассмотрению вопроса об отставке Генерального прокурора России Юрия Скуратова.

Еще утром Скуратов приехал в верхнюю палату парламента и выступил там. Он ничего не сказал о деле “Mabetex” и, по его словам, силами, которые побудили его написать заявление об отставке, были люди, действовавшие на рынке ГКО. Он говорил о “нескольких депутатах Госдумы, двух бывших вице-премьерах, некоторых действующих министрах и известных олигархах”. Скуратов, правда, при этом не назвал никаких имен, но уверенно заявил, что именно они "вбили клин между ним и президентом". Заодно он подтвердил слухи о существовании видеокассеты с компроматом на себя.

Выступление Скуратова можно было считать в какой-то мере и отчетом о работе, проделанной им за три с половиной годы пребывания на посту генпрокурора. На упреки в отсутствии результатов по наиболее громким т.н. “резонансным” убийствам, он никак не отреагировал, но при этом пообещал, что все эти дела обязательно будут раскрыты, в том числе убийство журналиста Дмитрия Холодова (убит в 1994 году) и… даже убийство протоиерея Александра Меня (убит в 1990 году).

После этого Скуратов снова заговорил о причинах отставки. Он признался, что своим заявлением он хотел привлечь внимание Президента к тому, что творится в стране. Своей цели он добился: президентское внимание было привлечено. Казалось бы теперь можно это заявление отозвать, но как быть с тем, что Ельцин его отставку уже принял?

То есть Скуратова следовало понимать так, что его демарш с заявлением предполагал, что Ельцин кинется уговаривать его остаться. Но все пошло не по плану и возникло вот такое недоразумение… Или, как сказал бы Ельцин “загогулина”... Поэтому Скуратов стал искать поддержки у губернаторов: "…Я не откажусь от работы, если вы окажете мне доверие…"

Начались прения. Члена Совета Федерации (все сплошь - губернаторы, президенты и главы законодательных собраний субъектов федерации или, как их тогда стали называть - “сенаторы”) в основном поддержали Скуратова, особо отметив его откровенность. Многие прямо называли его жертвой интриг. Отвечая на вопросы, Скуратов заявил, что он подчинится любому решению верхней палаты. Этот ответ всем сенаторам почему-то очень понравился, хотя, с другой стороны, куда ему было деваться? Разве у него был вариант не подчиниться?

В результате Совет Федерации проголосовал против отставки Скуратова с поста Генпрокурора России. Голосование было тайным. "За" отставку высказались только шесть сенаторов. Трое воздержались. Остальные были "против".

После голосования Скуратов сказал, что намерен теперь добиваться новой встречи с президентом. Об этом он сообщил журналистам, покидая верхнюю палату парламента. Так же он заявил, что после того, как представление Ельцина об его отставке не нашло поддержки в Совете Федерации, он не видит необходимости отзыва своего прежнего заявления об отставке, написанного еще в начале февраля.

В кулуарах, выступая перед журналистами, спикер верхней палаты парламента Егор Строев (орловский губернатор) высказал мнение, что на решение Генпрокурора Скуратова остаться в своей должности повлияла та волна угроз и компромата, которая вылилась накануне на телеэкранах. По мнению Строева, этот компромат вызвал у Скуратова обратную реакцию. Говоря же о своем отношение к этому делу, Строев сказал, что со Скуратовым “случилась беда” и поэтому Совет Федерации оказал ему поддержку “в трудную минуту”.

Строев также сообщил, что он еще не говорил с Президентом на эту тему, и особо подчеркнул, что "отставка Скуратова - это вопрос Президента. У него есть право, как и в прошлый раз по Алексею Казаннику, предлагать отставку еще и еще раз.

Такой поворот событий ясно показал, что во-первых, прошедшие полтора месяца не прошли для Скуратова даром: он, собравшись с силами, все-таки решил еще побороться за место генпрокурора. Но при этом, он не хотел идти на прямую конфронтацию с президентом и его окружением. Поэтому-то и предложил устраивающую всех (как ему казалось) версию про интриги неких анонимных чиновников и олигархов.

Во-вторых, стало ясно, что Совет Федерации решил использовать случай со Скуратовым для того, чтобы перераспределить (хотя бы отчасти) властные полномочия в свою пользу и показать президенту что сенаторы являются реальной силой, с которой теперь Ельцин вынужден будет считаться.

Для сенаторов не было тайной наличие скандальной видеозаписи с амурными похождениями Скуратова. О ней в своем выступлении говорил и сам Скуратов. Более того, во избежании недоговоренностей, еще до заседания администрацией президента каждому сенатору в частном порядке была передана кассета с этой записью. Но это никак не повлияло на итоговое решение верхней палаты. “С человеком случилась беда” - вот был их вердикт, озвученный Строевым.

Ответ Кремля был молниеносным: поздним вечером того же дня (17 марта) по каналу “Россия” показали видеозапись со сценами секса “человека, похожего на генерального прокурора” с двумя проститутками. Все, о чем вот уже почти два месяца шепталась вся Москва, стало достоянием гласности.

В 2019 году, Валентин Юмашев дал журналистке Наталье Ростовой интервью. Вот выдержка из него, касающегося данного вопроса:

“НР: … А администрация принимала участие в этом решении – показать пленку?

ВЮ: Конечно. Принимала. Конечно, решение показать эту пленку было принято в Кремле, потому что это, вообще-то, – генеральный прокурор.

НР: Чем руководствовалась администрация?

ВЮ: Администрация руководствовалась тем, что генеральный прокурор был связан с криминальными структурами, которые поставляли генеральному прокурору проституток. Такой генеральный прокурор не может руководить генеральной прокуратурой. На мой взгляд, это настолько очевидно, что даже смешно обсуждать.

НР: Я правильно помню, что именно в этот момент говорили о том, что генеральный прокурор завел какие-то дела в отношении «Семьи»?

ВЮ: Да, это в тот момент говорилось. Но понятно, что генеральный прокурор как-то должен был оправдываться, ему нужно было как-то защищаться, поэтому он пытался перевести дело с проституток на дело Mabetex.

НР: То есть пленка не была местью за Mabetex?

ВЮ: Ну конечно, нет! Если бы он не спал с проститутками, то прекрасно бы и дальше оставался генеральным прокурором, продолжал расследовать свои уголовные дела, в том числе и дело Mabetex. Почему я говорю, что дело Mabetex – полная туфта? Все подробности этого дела ему известны до деталей. И после того, как он ушел, он издал книжку, в которой нет ни одного факта, ни одной детали, что там «Семья» или не «Семья» украла.”

Если судить по этому интервью, позиция Юмашева проста и понятна: прокурор связан с криминальными структурами, он спит с проститутками, такой человек не может возглавлять прокуратуру. Дело “Mabetex” - “полная туфта” потому, что за все это время не было предъявлено никаких доказательств.

В другом интервью (в документальном сериале Яна Визинберга “Непрошедшее время”) Юмашев более подробно рассказывает о своем отношении к делу “Mabetex”: “.... вот эта нелепая, я бы даже сказал - дурацкая история с карточками семьи Ельциных, она случилась по вине управляющего делами администрации президента Павла Павловича Бородина. При этом он искренне хотел сделать что-то там хорошее-доброе-полезное. Но подставил и Бориса Николаевича, и Наину Иосифовну, и Лену с Таней по полной.

Он приехал в резиденцию к Борису Николаевичу с карточками и вручил Наине Иосифовне, Лене, Тане карточки, со словами, что там находится деньги за гонорары Бориса Николаевича. Ну, и они честно стали (кто-то больше, кто-то меньше) тратить эти деньги, которые лежали на карточках, покупать что-то в магазинах, снимать что-то с этих карточек.

Ну и, конечно, когда… в тот момент, когда они узнали, что… когда этот скандал начал разворачиваться, они узнали, что это деньги, которые не за книгу, а от компании “Mabetex”... через какие-то там проводки… мгновенно они прекратили пользоваться этими карточками, мгновенно они (уже на самом деле из денег Бориса Николаевича за гонорар) погасили все свои траты, которые они сделали за все эти месяцы…”

Любой непредвзятый человек скажет, что даже того, что сказал Юмашев, уже достаточно, чтобы не считать дело “Mabetex” туфтой. К тому же само его объяснение порождает больше вопросов, чем дает ответов.

Всякий, кто имеет банковскую карту, знает, что ее невозможно получить не открыв счет в банке. А счет в банке на чье-то имя совершенно немыслимо открыть без участия самого человека. Он должен заполнить анкету, поставить свою подпись под заявлением на открытие счета и т.д. Даже если предположить, что тогда, в 1998 году, банковский комплаенс был не такой строгий как сегодня, все равно представить себе сцену, когда Бородин приходит и вручает ничего не подозревающим членам семьи Ельцина банковские карты - невозможно. К тому же непонятно: каким образом Юмашев узнал о таких деталях дела “Mabetex”, если (как он утверждает) никогда никаких фактов о коррупции в семье Ельцина в рамках этого дела публике предъявлено не было?

Также удивительно, что Юмашев считает достаточным основанием для снятия с человека всех обвинений в коррупции простой возврат взятки уже после того, как его в ней уличили. Это выглядит несколько наивно для такого серьезного и опытного человека, каким мы его знаем.

К тому же замещение взятки деньгами из гонорара Ельцина поднимает вопрос об этих гонорарах. И тут опять оказывается, что вопросов больше, чем ответов. За годы, в которые он получал гонорары за свои книги, он не публиковал деклараций о доходах. Вообще, за все годы своего президентства, Ельцин лишь дважды опубликовал декларацию о доходах: в 1996 году (доход составил 243 тысячи рублей) и в 1997 году (доход составил 1 млн. 950 тыс. рублей). По странному стечению обстоятельств, именно в эти годы не вышло ни одной его книжки.

К моменту возбуждения дела “Mabetex” у Ельцина были опубликованы две книги: “Исповедь на заданную тему” (1990) и “Записки президента” (1994). Про гонорар за первую книгу вообще ничего неизвестно. Есть лишь сказанная в личном разговоре фраза Юмашева про то, что это были миллионы долларов. А что касается второй книги, то здесь он был более конкретен. Вот соответствующий отрывок из того же интервью Ростовой:

“ НР: Вторую книгу помогал издавать Березовский, правильно?

ВЮ: Со второй книгой я сделал что-то типа тендера. Я предложил ее нескольким российским издателям, в том числе Артему Боровику, мы с ним вместе работали в «Огоньке», у него было крупное издательство «Совершенно секретно». Наибольшую сумму предложил Березовский, и русскую версию книги издавал он.”

В сети циркулирует несколько версий относительно гонорара, который Березовский заплатил Ельцину за вторую книгу. Оценки колеблются от 3 до 9 млн. долларов. Но вот что сказал по этому поводу сам Березовский в интервью Юрию Фельштинскому: « Петр Авен познакомил меня с Юмашевым на предмет поддержки Ельцина, которого я тогда лично не знал, на предмет написания книги. Меня эта идея заинтересовала. С президентом я познакомился. Выпуск книги Ельцина был профинансирован «ЛогоВАЗом» и «АвтоВАЗом» – несколько сотен тысяч долларов. Мы создавали не преференцию президенту, а коммерческий проект. Книга вышла. Мы вложили деньги и полностью их вернули».

И уж тем более неизвестно сколько получил Ельцин за зарубежные издания своих трудов. Это вообще тайна за семью печатями. Что было бы нормально для частного лица. Но в случае с действующим президентом отсутствие публичной информации о его доходах - это (как минимум) хороший повод для парламентского расследования…

Вообще ситуация с освещением этого вопроса выглядит парадоксально: сам выпуск ельцинских мемуаров широко рекламировался в прессе, а вот к гонорарам за них она ни разу не проявила никакого интереса. Это тем более удивительно, на фоне истерии, поднятой “свободными журналистами” в ходе т.н. “дела писателей” в 1997 году.

По странному стечению обстоятельств, в конце именно этого, 1994 года, Ельцин передал в управление Березовского первый телевизионный канал страны и, вдобавок, дал ему возможность без всякого тендера получить 50% - 1 акция этого канала в собственность. А на следующий год, вопреки позиции премьера Черномырдина, он выделил из состава “Роснефти” компанию “Сибнефть”. Что с не произошло дальше - всем хорошо известно.

Разумеется, мы ни в коей мере не утверждаем, что выплата гонорара Ельцину и эти события как-то взаимосвязаны. Для этого нужны весомые доказательства, которых у нас нет. Но и говорить о том, что все обвинения Ельцина в коррупции - это “туфта” и одни лишь интриги политических противников - тоже не станем. В любом случае, мы считаем, что Скуратову было что расследовать и даже перечисленных выше фактов достаточно, чтобы не считать все это дело высосанным из пальца (как это делает Юмашев).

И самое, на наш взгляд, важное: Юмашев говорит, что Скуратов вынужден был оправдываться и поэтому стремился сместить внимание общественности с “дела Скуратова и протитуток” на “дело Mabetex”. Это хронологически неверно, поскольку в момент возбуждения “дела Mabetex”, 8 октября 1998 года, Скуратов, благодаря показаниям Туровера, уже располагал всеми материалами про истинное происхождение полученных семьей Ельцина от Бородина денег, но при этом даже еще не подозревал о существовании компрометирующих его (Скуратова) видеозаписей. О том, что такие записи существуют, он узнал 1 февраля, в кабинете Бордюжи, после чего и написал свое первое заявление об отставке.

Кроме того, Скуратов, ни до выступления в Совете Федерации 17 марта, ни в ходе этого выступления ни разу не упомянул о наличии коррупционных подозрений в отношении семьи Ельцина. Хотя к тому времени Москву уже будоражили слухи и про видеозапись и про банковские карты. Напротив, он ссылался на каких-то анонимных олигархов и чиновников, но не сделал даже намека в адрес президента и его семьи. Таким образом ничьего внимания он никуда не хотел “смещать”.

Ситуация резко изменилась после показа скандальных видеозаписей в ночь с 17 на 18 марта. Уже на следующий день утром, 18 марта, Скуратова пригласили к президенту. К тому времени администрация президента уже даже не пыталась скрывать (в том числе и от своих противников), что состояние здоровья Ельцина оставляет желать лучшего. Поэтому Скуратова вызвали прямо в Центральную Клиническую Больницу (ЦКБ), где располагался в тот момент “кабинет” Ельцина.