Живи в свое удовольствие!

Глава 16 Пастушеский праздник очищения и плодородия

Когда мы вышли из дворца, нам никто не препятствовал. Не такая уж и большая толпа, честно говоря. Может быть, моя любимая мамочка даже посмотрела в окно, увидела, что я ухожу и довольно усмехнулась? Хотя, с другой стороны, она могла даже и побеспокоиться, ведь, по ее разумению, я мог уходить к своим мифическим остготам, чтобы привести всю ораву во дворец. Как бы то ни было, тем не менее, нам никто не помешал, а возможно, даже и не заметил нашего ухода.

Впрочем, нескольким придворным, глазевшим на нас, я помахал рукой. А еще, возможно, мне показалось, но в одном из окон я заметил Новию, внимательно следящую за мной. Ну что же дорогая, не жди меня к ужину!

— Эй, подглядывайте за сундуком, — сказал я. — Мунд, ты головой отвечаешь за его сохранность.

Мы спустились с небольшого холма, на котором возвышался дворец и углубились городские улицы. Поскольку дом императора располагался в одном из центральных мест в Равенне, неподалеку от Адриановых ворот, туда стекались толпы народа. Очень скоро мы оказались посреди многолюдной полноводной реки, состоящей из возбужденных горожан обоего пола.

— Окружите доминуса! — приказал Мунд и мои новоприобретенные солдаты сдвинулись вокруг меня, защищая от любых поползновений со стороны черни.

Я, между тем, никоим образом не отказался бы пообщаться с народом. Особенно вон с теми обворожительными девушками, одетыми в легкие туники, почти не скрывающими их наготы. Или вон с теми, или с теми. Великие боги, как же здесь много красивых женщин и девушек!

Мужчин, впрочем, тоже было немало. На моих разбойников, облаченных в доспехи палатинских схолов, многие горожане, идущие по улице, обращали внимание, но большинство просто не замечало их. Вся толпа была возбуждена сознанием предстоящего праздника. Многие люди несли с собой кувшины с вином, сыром и оливками, пили и закусывали на ходу. Мы шли в центре многотысячной толпы, устремившейся за город.

Рядом со мной размеренно ступали Марикк и Родерик. Они на голову возвышались над толпой, особенно Дикий Медведь. Рядом с Мундом шли мои слуги. Евсения мы оставили во дворце, потому что парню сейчас нельзя было двигаться. Я надеялся, что его не поразит гнев моей матери или Цинны, когда они узнают, что я освободил Родерика и ушел вместе с ним, все-таки Евсений слишком мелкая сошка. За Мундом вели Критона, со все еще связанными руками. Мой вчерашний несостоявшийся убийца шел спотыкаясь и щурился от яркого солнца, светившего в глаза.

Да, погода стояла замечательная, жаркая даже для этих мест. Солнце припекло своими лучами землю и казалось, что на дворе не зима, а поздняя весна или даже лето. Вот ведь какой здесь благоприятный климат, можно выращивать урожаи хоть круглый год. И это при том, что сейчас стояли зимние денечки и такая теплынь, когда знойно было даже в плащах, являлась, как говорят в двадцать первом веке, аномальным явлением. Впрочем, для целей сегодняшнего праздника погода была самая лучшая и толпа воспринимала жару, как поощрение со стороны божества, в честь которого проводились торжества.

Пока мы шли по центральному проспекту вдоль канала Ламиссы, было довольно привольно для всех жителей, стремящихся к выходу из города. Затем, уже недалеко от ворот, улица сузилась и места стало не хватать. Толпа уплотнилась, люди стали прижиматься друг к другу. Мои охранники пытались сдержать окружающих, но это было невозможно, слишком уж их было много. К тому же многие стали меня узнавать и кричать: «Император с нами! Да здравствует Ромул!». Некоторые пытались прорваться ко мне и поцеловать край плаща, но мои телохранители их оттеснили.

В какой-то миг они не успели уследить за всеми и один из поклонников пробрался ко мне сбоку, за огромными спинами Марикка и Родерика. Не знаю, насколько преступными были его намерения, но он пробирался тихонечко, так, что его никто не заметил, а потом вдруг бросился быстро с воплем ярости. В руке его я запоздало заметил небольшой нож.

Мои охранники в это время занимались другими чересчур ретивыми приверженцами и за ним никто не следил. Я уже тоже понял, что не успею уклониться и скоро останусь на дороге с острым клинком в боку, но в самый последний миг вперед рванулся Критон и толкнул нападающего в спину. Тот не удержал равновесие и повалился вперед, прямо на Родерика, ударив ножом в его гигантскую широкую кольчугу.

Раздался звон. Нападающий быстро выпрямился и хотел продолжить бросок ко мне, но мой охранник, мгновенно отреагировав, уже развернулся и одним ударом рукояти меча по голове окончательно повалил моего фаната на землю.

Людей было так много и все так быстро шли, что у нас уже не осталось времени, чтобы поднять нападавшего и допросить. Он быстро скрылся под ногами толпы, идущей вслед за нами. Ну и ладно, не очень-то хочется страдать. Я склонен был подозревать, что это не какой-то намеренный убийца, вроде Критона, а просто сумасшедший, которому жаркое солнце растопило голову и он просто спонтанно напал на меня.

Кстати, о Критоне.

— Эй, развяжите его! — крикнул я, стараясь перекрыть голосом гомон и шум толпы и указывая на нашего пленника. — Пусть идет с нами.

Затем я посмотрел на бывшего убийцу и кивнул ему:

— Надеюсь, ты больше не будешь шалить.

Критон покачал головой, устало растирая опухшие запястья.

— Нет, мой господин. Я очень благодарен тебе, за то, что ты сохранил мне жизнь.

— Когда убежишь? — спросил я, продолжая идти в толпе и глядя на него.

Горе-киллер продолжал качать головой, кожа которой была вся обезображена ссадинами и синяками.

— Зачем мне это теперь, мой господин? Позволь остаться рядом со мной. Если я уйду, Друз Фальк убьет меня. А под твоим могучим крылом я надежнее укроюсь от его гнева.

Я кивнул и окликнув Мунда, дал ему кое-какие поручения. Затем я спросил у него:

— Почему все идут за город? Что там будет?

Заместитель командира отряда удивленно глянул на меня. Затем вспомнил, видимо, что я чуток подзабыл обо всем в результате нападения варваров и проворчал:

— Потому что людям надо нажраться вина и потрахаться всласть, прикрываясь именем богов. Хотя это тот еще бог, тоже сладострастный козлина и пьяница.

— Ты имеешь ввиду Пана? — спросил я, кое-что припоминая из античной истории. — Который с козлиными ногами?

— Пан — это у греков, император, — сказал Мунд. — Ты что же, господин помнишь греческое, а римское — нет? У римлян он назывался Фавн, что впрочем, один хрен то же самое. А еще его зовут Луперк и он покровительствует плодородию, стадам и деторождению. Поэтому, еще с давних времен, в его честь проводятся праздник.

— Верно, а еще говорят, что давным-давно в Риме был мор и большие болезни среди младенцев, — добавил Парсаний с другой стороны от меня. — Тогда оракул возвестил, что это гневается бог плодородия Луперк, которому не приносят жертвы и срочно надо провести обряд телесного наказания женщин. Их выпороли жертвенной кожей козла, принесенного на алтарь Фавна. Рождаемость повысилась, мор сразу прошел и с тех пор праздник проводят каждый год.

Ага, я кажется понял, откуда берет корни праздник святого Валентина, отмечаемый каждый год 14 февраля. Вот куда уходят его истоки, оказывается.

— Это понятно, а зачем идти за город? — продолжал кричать я. — Неужели нельзя провести церемонию в городе?

Мы уже совсем приблизились к воротам и места стало совсем мало. Марикк и Родерик чуть не сдавили меня своими доспехами. Толпа подняла тучу пыли и меня зачесались глаза. Мунд пропал где-то позади, а рядом оказался только Парсаний.

— Традиция такая, доминус! — прокричал Парсаний в ответ. — Луперк — бог полей и гор, в городе ему не привольно. В Риме его храм находится на Палатинском холме, а в Равенне — на Палесовом. Поэтому все идут за стену. Луперкалии проводятся там. Вечером все возвращаются обратно в город и устраивают празднества.

Ага, вот теперь понятно. А то все вышли и направились куда-то, даже толком не объяснив, куда идут.

Тем временем толпа, в центре которой я находился, подошла к воротам и начала плавно вытекать из Равенны. Люди кричали различного рода возгласы, в том числе и непристойные, типа: «Во имя Юноны, богини плодородия!», «Побольше урожая для наших полей!», «Счастье и веселье! Радуйся, Фавн!» и даже «Луперк, дай силу моему члену!».

Когда мы вышли из города, сразу стало привольно. Толпа разошлась по окрестностям, заполнив дороги и каменистые поля вокруг Равенны. Тем не менее, все продолжали двигаться на запад, где вдалеке возвышались холмы.

Теперь можно было не тесниться, но мои люди все равно шли вокруг меня. Сзади тащились разбойники с сундучком, неся его на носилках и прикрыв старой тканью, чтобы не привлекала слишком много внимания. Внутри сундучка изредка позвякивали золотые монеты. Ключ от сундучка находился у меня на шее.

Мы шли вместе с огромными толпами народа по дороге. По моим подсчетам, здесь было около десяти тысяч человек. Оглянувшись, я увидел, что из города через ворота выходили все новые и новые массы людей.

А ведь, наверное, горожане, что живут ближе к южным воротам, Ауриевым, тоже выходили оттуда огромными толпами и направлялись сюда. Я догадался об этом, когда посмотрел на юг и увидел, что там окрестности города вплоть до горизонта, вдоль стены, тоже заполнены идущими людьми.

Впрочем, не все из паломников торопились. Некоторые расположились на поле, среди склонившихся от холода трав и кустов, постелили меховые покрывала и шкуры и сидели целыми компаниями, распивая вина, смеясь, веселясь и напевая песни. Девушки раскраснелись и постоянно смеялись, глядя на собеседников. Люди проходили мимо них и некоторые легонько ударяли девушек обрезками кожи.

— Эй, пойдем, я наполню тебя плодородием, — говорили прохожие девушкам.

Другие спрашивали у них, закинули ли они свои имена в большую урну. Девушки смеялись и отвечали, что у них уже есть любимые на будущий год.

— Чего это они, о каких урнах идет речь? — спросил я у Парсания.

— По традиции накануне праздника девушки, написав свое имя на куске пергамента, бросают его в большую урну. Затем тот, кто вытащит это имя, становится ее возлюбленным на весь целый год. Они должны провести этот праздничный день вместе, танцуя и веселясь. Иногда такие пары перетекали в брачный союз.

Мы продолжали идти вместе с толпой и вскоре подошли к холмам. У их подножий образовалось громадное скопище народу. Дальше в одном из холмов темнел вход в пещеру, уходящий глубоко внутрь и освещенный факелами. Все пространство перед входом было битком набито людьми, чтобы пробраться туда, понадобится применить силу.

Не успел я подумать о том, что мне, пожалуй, не стоило бы раскрывать свой титул, как один из людей, облепивших громадный валун перед холмом, вдруг закричал:

— Смотрите, это же император Ромул Момиллус!

Вот ведь поганец, только и успел подумать я, как толпа вокруг начала скандировать: «Ромул Момиллус!». Мне не оставалось делать ничего другого, кроме как состряпать на лице улыбку на миллион солидов, приветственно махать толпе, как будто все так и было задумано.

Впрочем, помимо того, что меня узнали, это принесло мне бонусы в том виде, что меня начали пропускать к пещере. Со всех сторон раздавались крики: «Дорогу императору!» и «Пусть тоже поклонится богу плодородия!». Толпа раздалась, образовался небольшой проем и я отправился вперед к подножию холма, стараясь сохранять величавый и радостный, подобающий празднику вид.

Возле пещеры собрались, по большей части, обнаженные молодые люди, у некоторых на головах были венки из полевых цветов и рогатые маски с изображением козлиной морды, многие пили вино из глиняных кувшинов. В глубине холма находился грот, где виднелось стадо коз, испуганно скачущих туда-сюда в небольшом загоне, огороженном плетеной изгородью. Ближе к выходу стоял алтарь, сложенный из камней, на верхушке которого покоилась голова козла с длинными изогнутыми рогами. На стенах, как я и говорил, горели факелы.

Один из юношей, в маске козла с рогами, приблизился к нам с поклоном:

— Сам император Рима почтил праздник Луперкалий. Мы, жрецы Луперка надеемся, что этот визит будет благосклонно воспринят богом и дарует нам изобилие и богатый урожай в этом году.

— Именно поэтому я и пришел сюда, чтобы принять участие в обряде, — сказал я и тут же заметил изумление в глазах жреца, блестевших в глубине козлиной маски, а в толпе пробежал приглушенный шепот.

Кажется, я опять сморозил глупость. Парсаний и Мунд тоже глядели на меня с удивлением. Позади закричали:

— Император выразил желание участвовать в церемонии! — и толпа разразилась неистовыми криками.

Вообще-то я имел ввиду, что я просто пришел сюда, чтобы постоять в сторонке и с любопытством посмотреть на церемонию, но, получается, неправильно выразился. Но давать задний теперь нельзя, народ уже приветствовал мое участие, а разочаровывать его не стоит, особенно в такой день, когда люди так возбуждены атмосферой праздника.

— Ну что же, желание императора закон для нас, — сказал жрец, поглядев на других юношей. — Участие Ромула Августа в обряде придаст ему еще большую значимость в глазах богов.

Я обернулся и поискал глазами Парсания. Пусть объяснит мне, что сейчас будет происходить. Надеюсь, меня не принесут в жертву?

Слуга осторожно приблизился ко мне и прошептал:

— Зачем вам это, доминус? Простому плебсу, конечно, понравится ваше участие в церемонии, но вот патриции воспримут это, как урон престижа императорского титула.

— Он уже и так упал ниже некуда, этот титул, — сердито сказал я. — Что это за церемония?

— Церемония несложная, — ответил слуга, улыбаясь. — Просто повторяйте за другим участником и все будет хорошо. Вы что же, никогда не видели Луперкалии?

Я покачал головой и тут жрец, вернувшись из грота, где тоже разговаривал со своими коллегами, закричал:

— Да начнутся Луперкалии!

Толпа ответила неистовым шумом, воплями, свистом и улюлюканьем. Да, пожалуй моя матушка, ратующая за то, чтобы император был одним из первых лиц в государстве, вряд ли одобрит мое участие в этих торжествах. Ладно, плевать, хоть развлекусь, сколько можно гнить во дворце, среди интриг и козней его обитателей.

— Снимите с него одежду! — закричал жрец, указывая на меня. — И приведите первое жертвенное животное!

Ко мне подбежали другие обнаженные парни и быстро сорвали всю одежду, оставив только ключ от сундука на шее. Все вокруг, как я заметил, тоже не блистали большим обилием одеяний, многие девушки и парни в толпе тоже были полностью обнаженными.

Из пещеры приволокли упирающуюся козочку с шерстью молочно-белого цвета. Жрец, стоя возле алтаря, схватил ее за голову, взял острый нож, преподнесенный ему другим жрецом и закричал:

— Да славится Луперк, бог плодородия и защитник наших стад! — и перерезал козочке горло.

Брызнула кровь, козочка забила ногами, ее уложили на алтарь, заливая камни кровью, а из пещеры уже тащили новых животных. Теперь и другие жрецы начали резать им глотки.

Меня замутило от подобного обращения с невинными животными, но это было больше от непривычки. Толпа вокруг кричала и неиствовала, повторяя имя бога Луперка. Никого не смущал тот факт, что босые ноги людей возле алтаря скользили по мокрой от крови земле.

Перерезав несколько коз, жрец шагнул ко мне с окровавленным клинком в руке. Рядом со мной стоял высокий юноша, тоже обнаженный. Первая моя мысль была, что нас сейчас тоже принесут в жертву, очень уж страшной была козлиная маска жреца, но мой сосед тут же начал громко смеяться. Я сначала поглядел на него с недоумением, а потом вспомнил напутствие Парсания и тоже принялся хохотать, уж этому искусству искусственного смеха я научился еще в прошлой жизни и умел радоваться так, что ложное чувство не отличишь от настоящего.

Размахивая ножом, жрец поднял его и прикоснулся к моему лбу, оставив на нем кровавую отметину. Лезвие ножа было холодное. Я почувствовал, как на мои брови стекла капелька крови. Жрец подошел к моему соседу, продолжающему смеяться, как умалишенный и тоже приложил нож к его лбу. Проделав все это, жрец снова закричал, подняв нож:

— Да славится Луперк и Юнона, богиня плодородия!

Затем стремительными шагами он вернулся к алтарю, где продолжил колоть коз. Ко мне тем временем подошел другой жрец, держа в одной руке кусок козлиной шерсти, еще пахнущей влажной плотью только что убитого животного, а в другой — плашку с молоком. Смочив шерсть в молоке, он вытер мне лоб, затем проделал то же самое с другим юношей. Я заметил, что тот смеется не переставая, и тоже принялся хохотать.

Вскоре со всеми козами было покончено. Впрочем, как я заметил, в жертву принесли не только козочек, но и нескольких больших козлов с крепкими рогами.

— А теперь трапезничать! — закричал все тот же жрец. — Бог Луперк любит полные желудки!

Народ вокруг радостно подхватил его клич, и я вздохнул с облегчением. Кажется, все уже закончилось. Но нет, когда ко мне приблизился Парсаний, я понял, что все только начинается.